«Пламя, свирепствующее внутри меня, выжгло всё хорошее, что было во мне»
Веки свинцовые и их так тяжело открыть. Сквозь подрагивающие ресницы, Хизер слегка приоткрывает глаза. Перед глазами все окрашено черными точками, лампа, белый потолок. Дыхание ровное, но тишина давит на барабанные перепонки. «Я дома» думает девушка, закрывая глаза. Но буквально через мгновение, когда до слуха сквозь тонкую стену её сознания донесся первый противный писк аппарата, Курокава распахивает глаза, не решаясь посмотреть куда-либо в сторону. Сердце в этот момент начинается биться нитевидно, часто и больно в груди и, словно отражение в зеркале, кардиомонитор начинает рисовать с учащенным звуковым сигналом изломанные линии кардиограммы. «Нет! Нет! Нет!» — Хизер резко поднимает себя руками в кровати, осматриваясь по сторонам. Её взгляд безумный, словно у загнанной антилопы, которую окружили мерзкие и голодные гиены, что, скаля зубами, только и ждут, когда у неё сердце разорвется от того количества страха и адреналина. Взгляд мечется из стороны в сторону. Она начинает приглушенно повторять «Нет!», которое с каждым новым разом становится громче сквозь слезы, переходящие в самую настоящую истерику. — Нет! Нет! Нет! — девушка начинает выдирать из своих вен катетеры, отрывать электроды, а аппараты начинают непрерывно пищать, оповещая сбой либо в программе, либо остановку сердечной деятельности. Из-за неаккуратно вырванных катетеров, кровь проступает через маленькие проколы, а под кожей в этих местах набираются гематомы. Хизер ногами отпихивает одеяло, зажимаясь всем телом от приступа истерики, отползая по кровати к изголовью и прижимаясь к нему спиной, пытаясь сбежать из этих мест, но вот только комната начинает сужать свои стены, принимаясь давить на головной мозг. Это тот самый момент, когда голос обрывается. Когда кричишь, но при этом не произносишь ни звука. Горячие слезы обжигают кожу лица. Зажмурившись, Курокава закрыла уши ладонями, не вынося больше этого беспрерывного ора аппаратуры, от которого не сбежать. На полу, тем временем, постепенно разливается лужа крови, потому что один из проводников подавал внутривенно цельную кровь в целях переливания. — Надо сказать этим докторишкам, что тут что-то орет, — Ран, заходя в палату, был обращен к своему брату, но когда повернулся в сторону койки, то тут же сунул Риндо свой стакан с кофе. — Хизер, — его ладони опустились на плечи девушки, по которым бьёт паническая атака. Девушка продолжает с силой жмуриться и закрывать уши руками. — Не подходите ко мне! Не трогайте меня! — ей кажется, что она кричит, но она сдавленно шепчет, а слезы начинают душить из-за тягучего спазма в горле, который пережимает пищевод и трахею, сдавливая голосовые связки. — Ну не для этого я свою кровь жертвовал в донорство, — Риндо куда более спокойный. Он поставил кофе брата на тумбочку, а сам поднял инфузионный проводник с фильтром для гемотрансвузии, перекрывая порт, и повесив его на держатель так, чтобы более ни одна драгоценная капля не упала на пол. В вечер отбивания территории, как высказывал Риндо — у ублюдков, Хизер ушла в гиповолемический шок на фоне быстрой потери общего объема крови в сосудистом русле. И случилось это по причине того, что Курокава в один момент встала между ножом и Раном Хайтани. Она не отдавала отчёта в своих действиях. Она лишь видела, как главарь той банды подкрался с Хайтани-старшему со спины, готовый нанести удар. Тогда ноги Хизер сами её понесли к тому месту, принимая этот удар собой. Врачи скорой помощи хоть и болюсами кристаллоидных растворов смогли более и менее восстановить объем и онкотическое давление, чтобы увеличить преднагрузку сердца и не дать девушке скоропостижно покинуть этот мир, но о переливании крови вопрос стоял остро. Из-за редкой группы крови сестры Изаны, по которой даже он не подошёл в качестве донора, а ждать поставку из банка крови было долго, то было принято решение Поднебесьем искать среди друг-друга донора. Таким человеком оказался Риндо, который без лишних слов подставил свою руку. Где-то на подсознательном уровне он понимал, что Хизер спасла его брата. Что если бы не она, то на её месте был бы сейчас Ран, и тогда Хайтани-младший не представляет, что было бы с ним. Парень быстро растворился за дверью палаты в поисках кого-либо, кто сможет заставить аппараты заткнуться — это раз, и, второе, сделать что-то с Хизер. — Смотри на меня, — Хайтани-старшему пришлось приложить некоторые усилия, чтобы оторвать руки девушки от собственных ушей и чтобы она его услышала сквозь аппараты и кардиомониторы. — Блять, говорю, смотри на меня! Хизер с опаской открыла глаза, видя перед собой лишь лиловый омут, который подобен глади озера в самую тихую ночь. — Ран, — прошептала Курокава, обхватывая парня за шею и прижимаясь к нему. — Забери меня от сюда. Прошу! Не оставляй меня здесь! Она рыдает так, как Хайтани не слышал ни разу в своей жизни. Он даже не знал, что люди могут так проливать свои слезы. Её пальцы с длинными ногтями впиваются в его спину с такой силой, что он неосознанно выпрямился, морщась от боли в этих местах. Он не спешит обнимать её в ответ, лишь едко подметил: — Дорогуша, лучше так во время секса царапаться. Горячее дыхание, которое ложится испаринами на его шею, смешанными с солеными слезами, Хизер ещё сильней прижимается к нему. — Два влево, — голос прерывистый от того, что она захлебывается в слезах. — Один вправо. Верх. Верх. Один влево. Тут Ран широко распахнул глаза, потому что, если кому-то может показаться бредом, что сестра Главы только что произнесла, то он понял, что она имеет в виду. — Фак, — чертыхнулся Хайтани, мягко обвивая её тонкую поясницу руками. — Больше этого не повторится. Слышишь? Его правая рука легла на макушку Хизер, мягко зарываясь в её такие тяжелые, из-за длины, волосы. — Они никогда не давали умирать, — голос девушки снова начинает обрываться от новой волны истерики, что Рану приходится напрягать слух, чтобы разобрать её слова. — Они забивали до полусмерти, но никогда не давали мне умереть. Риндо вернулся с двумя медсестрами, которые тут же начали переводить аппаратуру в режим ожидания. — Надо, — коротко произнес Ран, посмотрев на одну девушку таким леденящим взглядом, что та без лишних слов все поняла. — Нет! Не надо! — кажется, чем сильней она жмётся в Хайтани, тем быстрее весь этот кошмар наяву обернется сном. Но Ран её не слушает. Он завел одну руку немного в сторону, перехватывая руку девушки за плечо, с силой выпрямляя её. Какой бы Курокава не была сильной, парень все равно превосходит её. Понимая, что дело дрянь и не получится остаться в стороне, Хайтани-младший тоже подошел к койке, заламывая девушку так, чтобы не переломать её, но захват довольно болезненный, в целях обуздать её истерику, смешанную с обезумевшей панической атакой. Медсестра, беря место ввода для иглы выше гематомы, вводит Реланиум, который усиливает действие гамма-аминобутировой кислоты, что являются одним из медиаторов пре- и постсинаптического торможения центральной нервной системы. И братьям Хайтани пришлось нехило так напрячься, чтобы удержать Хизер, которая, завидев иглу, была охвачена ещё большей паникой. Она была готова ценой целостности собственных костей выкручиваться из хватки Риндо, лишь бы избежать ввода препарата. — Изана ничего не знает, — покачал головой Риндо, помогая уложить Хизер обратно на койку, пока медсестры возобновили свою рутинную работу. «Два влево. Один вправо. Верх. Верх. Один влево» — из головы Рана не выходил голос Хизер, что он не сразу услышал голос брата за пеленой своих мыслей. — Уже понял, что знает только она, — он посмотрел на Хизер, которая теперь находится в глубоком сне, равномерно дыша, словно и не было всей этой вакханалии минуту назад, что теперь оседает головной болью. Братья Хайтани встали в тот момент, когда в палату зашёл Изана. Его белокурые пряди падают на глаза, но все равно можно почувствовать опустошение в них. Он словно не заметил братьев в помещении, аналогично и тому, как проигнорировал наличие медсестер, которые только закончили установку нового периферического венозного катетера и подключения электродов. Парень опустился на край кушетки. Его голова опущена. Он едва скользнул по телу сестры взглядом, проведя кончиками пальцев по её кисти, а затем аккуратно сжимая её ладонь. Наверно, ему бы сейчас больше всего на свете хотелось бы, чтобы она в ответ сжала его ладонь. Чтобы они переплели пальцы, как это было несколько дней назад. Медсестры покинули палату, оставляя присутствующих одних. — Праведная, — тихо произнес Изана. — Было проще жить со смирением, что ты все же умерла, чем видеть, как ты умираешь во второй раз. — Второй раз? — подал голос Ран, но Глава по-прежнему находится в каком-то своем мире. Курокава опустил голову на живот сестре, продолжая сжимать её ладонь, которая несмотря на действие препарата, теплая. — Ты всегда говорила мне, что тот, кто погас, будет ярче светить, — он тяжело прикрывает глаза, сжимая ладонь еще сильней. — Но ты давно погасла, — его голос ломается под давлением внутренней злости, что подобна тлеющему маку. Через некоторое время Изана открывает глаза и упирается взглядом в Королей Поднебесья. — Несмотря на весь свет души, она однажды повесилась на простыне под крышей. А теперь не могли бы вы дать мне возможность побыть с сестрой наедине? Риндо молча потянул за рукав толстовки брата, открывая дверь и вытягивая того за собой. Когда за ними закрылась дверь, Курокава слегка привстал, нависая над Хизер. Он целует её в лоб, как это любит делать она, и усмехается. — Ты обещала жить ради меня.***
Красивая ложь окрашивает серый мир искусственно в яркие краски, даря мнимое облегчения блаженства. Часы тихо тикают в прихожей. Ступая на цыпочках, голова все ещё сильно болит от количества препаратов, что приходится пить, а желудок отдает спазмами из-за нагрузок медикаментами. Обхватив дверную ручку рукой, Хизер её провернула, толкая от себя, стараясь в этот момент даже дышать реже, чтобы не нарушить покой помещения. Её тут же окутывает сон. Такой мягкий и приятный. Она забирается на кровать, садясь между спящими братьями. Легкая улыбка украшает губы. Девушка заправляет волосы за уши и, опираясь правой рукой о кровать, которая слегка проминается под её весом, проводит кончиками пальцев по щеке Риндо, который тут же слегка дергает бровями во сне, подминая подушку под щеку сильней. Курокава улыбнулась шире. А потом она переводит взгляд на Рана, чьи длинные волосы хаотично разбросаны по плечам и подушке. К нему она нагнулась, невесомо касаясь губами виска. — Спасибо, — одними губами шепчет Хизер. Она выпрямилась, стараясь не нарушить их безмятежный сон. За окном меланхолично барабанит дождь по железному выступу подоконника и ей хочется лечь между ними. Почувствовать себя в безопасности, но у неё другие планы на грядущую ночь. Поэтому девушка, пятясь назад, поднимается с кровати и так же тихо покидает комнату, уже одетая в черное платье с волнообразной юбкой свободного кроя ниже колен. Она уходит в коридор, как Ран чувствует этот едва уловимый запах весны и медленно открывает глаза. Он сначала думает, что это привиделось во сне, но запах продолжает оседать на слизистых оболочках носа, а в коридоре послышалось легкое шуршание плаща. Хайтани-старший, откинув одеяло, что брат теперь лежит под двумя одеялами, вышел в коридор, где в темноте уловил силуэт Хизер. — И куда ты это собралась? — немного сонно протянул Ран. — Тебя теперь вырубать надо, чтобы не сбегала? Девушка вздрогнула выпрямившись. — Мне надо посетить одно место, — спокойно произнесла она. — В два часа ночи? — Хайтани удивленно вскинул одну бровь, скрестив руки на груди. — Это важно. Ран с неприкрытым раздражением выдыхает, но потом все же произносит: — Подожди меня. Я с тобой схожу от греха подальше, чтобы потом дерьмо не разгребать. Курокава не стала возражать, поэтому опустилась на банкетку в коридоре, опираясь локтями о бедра. Через пару минут Ран натягивает куртку и берет с полки зонт. Улица встречает их прохладой, что любой выдох сопровождается образованием пара. Парень раскрыл зонт, и девушка двинулась рядом с ним. — Куда идем? — К моему дому. С каждым днем все больше и больше вопросов, на которые с каждым днем в геометральной прогрессии мало ответов на них. — Почему не вернулась к Изане? — Нам пока что тяжело находиться рядом друг с другом. Несмотря на то, что Хизер дает и показывает брату любовь через саму себя, то все равно он с периодичностью вымещает на ней всю свою ненависть, потом долго извиняясь. Прошлое, которое никогда не затянет свои раны и будет с упорством кровоточить, аналогично тому, как кровоточат их сердца и души. Девушка немного нахмурилась, неосознанно потянувшись рукой к своей шее, на которой словно еще теплится рука Изаны. Дождь оседает на поверхности зонта и каплями-жемчужинами скатывается вниз к их ногам, ударяясь о лужи и покрывая зеркало-отражение неба в них рябью. Они идут вперед. Спустя столько лет ноги сами помнят дорогу к этому месту. А в груди непроизвольно начинает закручиваться спираль тепла. То давно позабытое чувство, как тепло и трепет. Хизер берет Рана под руку. Он покосился на девушку. Её волосы едва колышутся на плечах, а на лице играет улыбка, которую он видит впервые. Искренняя, наполненная теплом, а не вымученная или скрашенная безумием её поехавшего разума. Порой он ни черта не понимает, что творится в её голове. Но там самая настоящая бездна, в которую даже ему, Рану Хайтани, страшно заглянуть. И дело не в том, что он боится не разобраться или не понять. Неосознанно он не хочет знать, что она чувствует. Они подошли к одному из самых бедных районов соседнего квартала, что чувство опустошения от этого гиблого места осело привкусом гари на языке Рана. Где-то в мутных окнах горят едва уловимые огоньки света, что создается впечатление, что там горят не электрические лампы, а огрызки свечей. Хотя неудивительно, учитывая, что такие районы для бедных, которые едва могут свести концы с концами в этой жизни, мечтая лишь в один прекрасный день просто не проснуться после ночи, чтобы безболезненно покинуть этот мир и не чувствовать вину перед близкими. Ведь все мы приходим в этот мир, чтобы умереть. Такова жизнь. Но девушка, по мере продвижения по грязным улицам среди убогих домов, едва прибавляет шаг, заставляя и Рана ступать более широко. Хизер улыбается шире, слегка опустив голову. Внутри нее проснулся спящий ребенок, что в сердце бережет маленькое чудо, смакуя этот приятный привкус счастья. Куровака и Хайтани завернули на одну из улиц и он, в отличие от девушки, которая упорно смотрит под ноги, увидел среди теснящихся домов, сгоревший фасад с рухнувшей крышей. Хизер резко делает два широких шага вперед, выныривая из-под зонта, поднимая голову. И тут же в этот момент улыбка медленно сходит с её губ, а боль и печаль заполняют сердце, вытесняя те недолговечные отблески тепла внутри. Она смотрит на некогда свой дом, что сейчас черной бездной смотрит на неё в ответ, окутанный стеной из ливня. Хизер медленно ступает на дорожку, продвигаясь к крыльцу. Из выбитых стекол колышутся остатки рваных занавесок, местами обгоревшие, которые вырываются наружу. Дверь нараспашку открыта, смехотворно приглашая её внутрь. Часть стены давно обвалилась вместе с крышей, оставляя изуродованные стены, что торчат, словно кости из разлагающегося тела. Место, что она называла своим домом, хранило тепло воспоминаний о нем все это время. Место, где среди стен застыл её смех и смех брата. Время, когда они были счастливы, невзирая на все сложности. Тогда они любили друг друга искренне. Они сидели одной ночью на крыльце, смотря за тем, как в звездном небе утопает мир, а потом начался дождь из тех самых звезд. Они сгорали, оставляя за собой тлеющий хвост, но девушка знала, что где умирает одна звезда, там рождается новая. Тогда Изана впервые поцеловал её в отблеске полной и такой большой Луны. Тогда она почувствовала любовь. Хизер медленно ступила внутрь, но больше крыша этого места не может защитить от дождя. Она, слегка пошатываясь от навалившейся боли, что давит на легкие и выламывает реберную дугу, ступает по обгорелому полу. Мысом сапога она поддела что-то мягкое. Опустив взгляд вниз, сквозь сумрак ливня, девушка различает силуэт плюшевого медведя, что ей подарил Курокава. Рухнув на колени, Хизер подняла мокрого обгоревшего медведя, прижимая его к своей груди. Время вычеркнуло из его мягкости все, оставляя плесень на плюшне. Единственное место, что даровало покой и облегчение. Его больше нет. Стиснув зубы, девушка прижимает игрушку сильней к сердцу, а ветер бьет по осколкам окон, что из-за этого создается ощущение гула внутри дома. Ран проследовал за девушкой, видя через дверь, что та опустилась на колени. В одно мгновение над Курокавой прекратился дождь. Пусть она уже и вымокла, но все же. — Мне жаль, — в голосе Хайтани нет сожаления и нет ноток, что он пытается хоть как-то поддержать Хизер. Он просто смотрит на окружающую его обстановку. Плечи девушки начали вздрагивать. Без слов было ясно, что она внутри себя повторяет лишь одну фразу: «Ничего не осталось». Присев на корточки рядом с ней, Ран опустил зонт около себя, уже не беспокоясь ни о чем. Сейчас в голове нет абсолютно никаких мыслей, только всепоглощающая пустота, что спровоцирована этим местом. Он левой рукой обнял девушку за плечи, а правую положил на подбородок, поднимая её голову и обращая взор на себя. Удивительно, но она изо всех сил держит слезы. Его пальцы заскользили по её щеке. Ран, склонив голову немного вбок, накрыл её губы своими. Хизер выронила из рук свою игрушку, неуверенно кладя свои ладони на плечи парня. Но неуверенность улетучилась, как предрассветный туман над полем, что растворяется с восходом солнца, потому что Хайтани, насколько было сейчас дозволено, прижал хрупкое тело к себе, углубляя поцелуй. Он напористый и грубый, но и даже в этом есть некий нежный жест. Дождь стекает по их коже, но это сейчас перестает иметь значение. Их языки переплетаются в танце, словно оба пытаются утолить жажду друг в друге, пока Ран не прикусил нижнюю губу Хизер, слегка оттягивая её вниз. Неаккуратный и тихий стон сорвался с её губ, заставляя его едва слышно усмехнуться. Он оставил пару коротких поцелуев на её щеке, а потом уперся губами ей в висок, продолжая обнимать. Хизер прикрыла глаза, прижимаясь к Хайтани. Ей хочется, чтобы этот момент никогда не заканчивался, почувствовав себя живой. Аналогично, как и ему.