Мне нужен доктор

Доминик Следующие несколько дней сливаются для меня в один серый и нудный. Я не хожу в зал. Зачем? Моё тело не успеет потерять форму за эти десять месяцев. А даже если и потеряет, мне уже наплевать. Я не хожу гулять. Только короткие пробежки в магазин, чтобы опустошить очередную бутылку и пополнить батарею пустой тары под окном. Раньше я не пил. Сейчас, не останавливаясь, делаю это который день подряд. Сижу, туплю в компьютер, проверяю оповещения на телефоне и думаю. Первые дни после услышанного у меня вообще было много мыслей. И первая из них — не я ненормальный, меня таким сделала болезнь. Это было бы удобно, все мы хотим быть оправданными. Даже в самых неадекватных поступках. Но я прочитал о своем диагнозе всё. Гугл услужливо выдает «глиобластома», стоит лишь набрать букву «г» в строчке поисковика, а контекстная реклама пестрит чудо-средствами, которые обещают вылечить от всего. Я бы не прожил с ней так долго. Что если моё состояние не последствие болезни, а её причина? Если вскормленный мною демон пустил уже материальные корни в меня? Это имеет смысл, потому что все эти годы просто не могли пройти даром. И взращенный мною демон жив теперь не только метафорически и ментально, но и материально поселяется в мире. «Кормите своих демонов…» — звучало название статьи в интернете. Она воодушевила меня, стала призывом к действию... «Хватит!!! Всё!!! Я понял!!! Не надо!!!» Я бил его, и мне нравилось слышать гулкие удары по телу человека. Как по куску мяса. Его крики раздавались будто издалека, а мой демон с наслаждением стоял за моей спиной и насыщался его страхом, его болью. Демон впервые вышел не для защиты. Он смаковал этот момент, как олимпийское золото. Он торжествовал, расправив крылья и утоляя свою жажду. Я останавливаюсь с трудом, ведь мне так нравится… Демон смотрит с некоторым разочарованием, но кивает, давая понять, что сойдет для первого раза. Потом пара недель затишья, когда сидишь, дергаешься на каждый звонок и думаешь, что люди в серой форме пришли за тобой. Но они не пришли. А я подумал, что если бы я не остановился, тогда я бы не нервничал эти две недели, потому что рассказывать было бы некому. «У меня неконтролируемые вспышки агрессии.» «Вам нужно просто расслабиться. Возможно, съездить куда-нибудь…» Просто расслабиться! Охуительно! Будто у меня есть какая-то кнопка, которую я могу нажать и сразу стану расслабленным. Однако второй совет на тему «съездить» был дельным. Я съездил по этой сытой и довольной роже, и мне действительно стало легче. Впрочем, ненадолго, потому как потом пришлось съездить в уже другое место на целых пятнадцать суток. И брать кредит на удаление дела из моей биографии. У меня десять месяцев. Может - больше. Может - меньше. Что такое моя болезнь? Кара за всё, что я совершил, или плеть, которая подгоняет, призывая действовать быстрее? Аспирин вприкуску с мятной жвачкой вызывает тошноту, но я терплю. Иду на работу. Зачем?.. Пробегаюсь по расписанию… Анабель!!! Неужели, она?! Но, что я скажу ей… Опять эти глупые беседы с заученными словами… Анабель… Я устал от этих бесед, от этих игр. Я хочу быть настоящим. Выбросил ненавистные часы, предварительно разбив стекло, что так раздражало. Меня осенило. Ну конечно! Вселенная намекает мне, что я больше не должен медлить с Анабель! Я должен как можно скорее ввести её в свой мир! Анабель Я стою в туалете на первом этаже и смотрю на себя в зеркало. Мне сложно понять, что нужно делать. Кажется, я зашла, чтобы накрасить губы. Да. У меня есть помада. Красная. Блондинкам идет красный. Так писали в журналах, которые я тщательно изучала в свои семнадцать лет. Я думала они меня подготовят к жизни. Научат, что делать и как себя вести. Почему там не писали о том, что делать, если тот, кого ты полюбила, оказался монстром? У меня день рождения. Мы договорились встретиться в метро вечером, а потом посидеть в ресторанчике. Ох…как же я намарафетилась. Надела все самое лучшее и сразу. Я хотела произвести на него впечатление. Смотри, какая я красивая! Тогда я тоже накрасила губы красной помадой, как советовали журналы. Я ждала его сорок минут. Он опаздывал. Ничего, бывает. И вот идет мой Виктор с букетом цветов. Я улыбаюсь. Он протягивает мне цветы, но молчит. Его взгляд усталый. Ни поцелуя, ни банального «С днем рождения». «Ты чего так долго?» «Ничего. Устал. Идем» Мое настроение тут же портится, но я не решаюсь возмутиться, ведь он устал. Не хочу его еще больше напрягать. Мы идем по улице. Зима…холодно, но он холоднее. Я пытаюсь узнать, что не так. «Ты можешь помолчать? Я же сказал, что устал! И вообще, что ты как шлюха с этими губами?» Да, я знаю, что у него сложный характер, и надо просто потерпеть, когда пройдет. Успокоится - и все будет хорошо. Но меня задело. Я так старалась быть красивой для него. Начинаю нервно бубнить: «Я не шлюха. Я красивая» Виктор склоняется ко мне, смотрит своими великолепными глазами и говорит: «Ты когда нибудь была в кунсткамере?» «Да» «Уродцев ходила посмотреть, верно?» Я киваю. «Анабель…зачем куда-то ехать. У тебя же дома зеркало есть» Разворачивается. Уходит. И на меня в зеркале смотрит уродец. Нет…я знаю, что я симпатичная. Мужчинам я всегда нравилась. Я урод в душе. Это исковерканное чудовище, которое не способно к существованию. Помните, как в фильме «Чужой. Воскрешение.»? «Убей…меня» Вот это мое нутро. Его нужно просто убить, чтобы не мучилось. Стук в дверь: «У вас все в порядке?» Вот черт? Какого тебе, блять, хера от меня надо? В порядке? Да все зашибись, если не считать того, что несколько недель назад я выстрелила себе в голову. А сейчас я бы хотела выстрелить в тебя, что б ты там нахрен заткнулась со своим «тук-тук-тук»! Я беру помаду и быстро крашу губы. Выхожу из туалета. Медсестричка обеспокоенно смотрит на меня. Какого черта пялишься? Иди лучше, пиши Доминику, чтобы он отвлекся и не доставал меня своими заученными из интернет-тестов вопросами. Я почти влетела в кабинет, чтобы убежать от очередной порции наваждения. И вот он. Ну здравствуй, мой загадочный друг. Что сегодня будем делать? Стоп?! А где мои часы? Ты и этого меня лишил? Я смотрю на его лицо и вижу…что-то не так. Его как будто трясет, а в глазах нечто новое. То, что я еще никогда не видела. «Доминик? Что с тобой?» Доминик Знаешь, в интернете часто встречаются опросы: «А что бы вы сделали, если бы узнали, что вам осталось жить месяц?». Под такими постами всегда сотни комментариев о том, куда надо съездить, с кем встретиться, что сказать, что сделать. Но это фантазии. Когда ты узнаешь, что скоро кончишься, то первые дни просто сидишь и тихо охуеваешь. Ты не ломишься посещать неизвестные города и страны, не мчишься прыгать с парашютом. Ты просто сидишь и думаешь: «Вот и всё». Пытаешься понять, что с тобой будет, когда лимит сопротивления твоего тела дойдет до крайней точки. Десятки теорий о том, что происходит с душой после смерти. Ни одной подтвержденной. Ничего, скоро узнаю… Несколько десятков раз я прокручивал в голове момент, когда Анабель переступит порог кабинета, и всё же оказался не готов. Она опаздывала. По крайней мере я надеялся на то, что она именно опаздывала. Когда, наконец, дверь открылась и вошла Анабель, я вскочил, подошел, но не знал, что сказать, поэтому просто смотрел на неё. Анабель бросает взгляд на оставшийся от часов потемневший круг на стене. Кажется, она расстроена, что этих часов больше нет. Прости, Анабель, я не могу позволить существовать тому, что заставляет разделять твоё внимание. Я не готов им делиться. У меня осталось так мало времени, что я просто не могу позволить себе делить тебя с чем-то или кем-то! Красная помада… Тебе идет. Как спелая клубника на солнце, как свежая капиллярная кровь, если в тени. Яркий цвет кричит, отвлекает от твоих глаз. Наверное, если провести по губам пальцами, чтобы стереть её, останется след, как от свежей ссадины, когда помада размажется по коже. А может и нет. Сейчас ведь есть чудо-помады, которые обещают не стираться, что бы с ними ни вытворяли. По крайней мере, реклама обещает, что именно так всё и будет. Мне нравится эта яркая краска на твоем лице. Но я бы сделал иначе… «Доминик? Что с тобой?» Анабель смотрит с некоторым удивлением. Будто впервые меня заметила. Неужели ты не помнишь, как мы были близки в ту ночь? Я тоже теперь многого не помню… Мне приходится вспоминать и осознавать каждое действие, что раньше делалось без малейшего напряжения. Но я еще побарахтаюсь на этом свете. Ради тебя. Мне больно. Мне постоянно больно. Я ненавижу этот чертов кабинет, этот стол, на котором уже лежит заявление об увольнении. Эти часы… Нет. Их уже нет. Хоть что-то… Эти стены давят на меня, на тебя. Прошу, давай уедем отсюда. Туда, где нам ничего не будет мешать. Туда, где мы сможем разговаривать друг с другом. Молча или вслух? Какая разница… «Анабель, я ненавижу этот кабинет и костюм. Прошу тебя, давай уедем отсюда и будем настоящими?» Моя мольба прерывает неловкую тишину, повисшую после вопроса Анабель. Анабель смотрит с удивлением и, похоже, что с жалостью… Анабель Меня словно окатили ледяной водой. Его слова были столь неожиданны, что я сначала решила, что это лишь плод моей фантазии. Может, я уже совсем слетела с катушек? Может, у меня развилась шизофрения? Интересно, это возможно? Но нет… я вижу круглое пятно от часов на стене и его встревоженное лицо. Это настоящий Доминик, который приехал посреди ночи на богом забытую заправку, чтобы вытащить меня со дна моей обреченности. И, кажется, его тоже тошнит от этих бледных стен. «Я хочу проехаться. За рулем.» Доминик кивает, перед выходом бросает странный взгляд на свой кабинет. Думаю, будь он драконом, то испепелил бы напоследок всё, что терзало так долго. Возможно даже задержался бы немного, наслаждаясь видом сжимающейся обшивки стен и потолка, плавящихся ноутбука и органайзера, тлеющих ненавистных тетрадей и книг с тупейшими вопросами и тестами. Такси привезло нас к моему дому, но я не планировала приглашать его к себе. Мы спустились на парковку. Да, я могла бы повезти нас на ауди, которую купила полтора года назад. Сколько было восторга по этому поводу… мне казалось, что я королева мира в этой изумительно ярко-синей машине. Но сейчас мне хотелось ощутить себя немного иначе. Без стерильности идеально чистого салона, где нет ничего от меня. Я указала на старенькую мазду. Она ярко-красная и в ней очень много моей жизни. Наверное, я хотела поделиться этим с Домиником. Вот пятно от мороженого, которое я могла вывести, но не стала. Это память. Мы ехали с Марией из театра, после жуткой постановки. Нам было так весело, что мы заехали в забегаловку, взяли мороженое и под «Хоп мусорок» с воплями поехали по шоссе. А вот царапина на кожаном руле. Это от кольца. Я так спешила на защиту диплома, что неаккуратно дернула рукой и оставила отметину. В тот день я была очень счастливой. Моих губ коснулась улыбка, когда я провела пальцем по разодранной коже. Глупая висюлька на зеркале, изображающая чертенка. Мне ее подарил одногруппник в благодарность за помощь в курсаче по котлам. Я опять отвлеклась. Бедный Доминик… сколько еще раз ему придется ждать, когда я очнусь от своих провалов в небытие. Или наоборот… в бытие. Он молчит, давая мне возможность прийти в себя и собраться с мыслями. Я завожу мотор и вдыхаю этот благодарный, рычащий звук моей любимицы. Прости, родная. Я не забыла про тебя. Мы мчимся за город. Играет музыка, на улице удивительно тепло. Мягкое солнце касается верхушек деревьев, свет рассеивается, рассыпается и становится ощутимым. Люблю это ощущение. Оно греет. Доминик все также молчит, но его лицо поменялось. Он как будто-то думает о чем-то, что мне сложно даже представить. Я бы хотела узнать, что с ним. Странно… мне отчего-то стало не все равно на этого человека. Может, мы сблизились? Я привожу нас к карьеру. Дальше дороги нет, приходится идти пешком. Да, Анабель…ты молодец! Приехать на природу в туфлях на каблуке. Пять баллов! Но сегодня тепло. Плевать… я снимаю туфли и встаю на землю в своих чулках. Они порвутся, однако это самое последнее, что меня беспокоит. Земля прохладная, но сухая. Мне нравится чувствовать это свежее ощущение. Как будто я свободна. Нас окружают сосны. Они величавые. Как огромные стражи, оберегающие это тихое, красивое место. В них чувствуется мощная энергия. Удивительно, какая сила таится за этой жаждой жить. Жаждой, глотнуть хоть каплю солнечного света. Мы вышли к воде. Вот теперь можно и поговорить. Я поворачиваюсь к своему, уже кажется немножко близкому человеку. По крайней мере это именно то, что я сейчас ощущаю.