One, two, three, one, two, three, drink.

У Серёжи полные карманы вкладышей от жвачки «Love is» и губы со вкусом фруктового алкоголя. Он смеётся на каждую реплику Тихона, трясёт волосами, тыкается лицом в его крепкое плечо и чувствует себя абсолютно счастливым. Ну почти. Если бы не камера, не все эти люди вокруг, если бы рядом только Тиша… Он столько раз представлял их с Тихоном первую совместную пьянку — разные локации, разные коктейли, разные исходы. Звал его «пивка выпить» чуть ли не с первого дня знакомства, но Тихон, храня верность своим принципам — не употреблять во время съёмок — каждый раз вежливо отказывался. Иногда Серёже чудилось, что в хриплом тёплом голосе проскальзывает сожаление. Это слегка умаляло грусть от очередного «В другой раз, Серый. Вот как закончим всё, тогда уж… Посидим!». Серёжу съёмки особо не останавливают. Он пьёт почти каждый день, выбирая по настроению сухое красное, терпкое белое или шипучий яблочный сидр, иногда забывая про свою норму, почти срывается — берёт в руки телефон и долго смотрит на короткое имя в мессенджере. «Был в сети три часа назад». Ещё бы, в такое время все нормальные люди давно спят — чтобы утром встать свежими и отдохнувшими, и только Серёжа уныло торчит на балконе с тлеющей сигаретой и каким-то неясным колющим чувством в груди. Вроде бы и нет ничего, а вроде… На утро он старается не встречаться взглядом с Тихоном, потому что тот по его покрасневшим глазам, по слишком бледному лицу с тёмными веками сразу поймёт — опять пил почти до утра. Вслух ругать не будет, он не такой, но Серёжа боится его молчаливого, отеческого осуждения — хочется в Тишиных глазах быть лучше и тем более не подводить его на съёмках, когда похмельные мозги с трудом вытаскивают на свет какие-то обрывки плохо выученного текста. — Серый, — Тиша выходит с ним покурить, кладёт на плечо тяжёлую тёплую ладонь, несильно сжимает, — ты это, если поговорить надо или ещё что, не стесняйся. Я же сначала поругаю, потом поддержу. Идёт? Серёжа кивает, вымученно улыбаясь. Он был бы счастлив поговорить с Тихоном, но не так — на бегу в курилке, давясь горьким дымом сигареты и собственными невысказанными желаниями. Поэтому остаётся только отшучиваться, завешиваясь волосами, и отводить взгляд, когда ему кажется, что Тиша слишком долго и пристально на него смотрит. Они так и не выпили вместе после завершения съёмок. Серёжа будто перегорел — надоело постоянно первым лезть, проявлять инициативу и натыкаться на вежливый отказ. Это была не упрямая гордость, а просто попытки сохранить то тёплое чувство, что зарождалось где-то в районе солнечного сплетения, каждый раз, когда Тихон оказывался рядом. Или когда Серёжа произносил про себя его имя. «Тиша». Будто большую пушистую собаку гладишь, зарываясь пальцами в нагретый на солнце мех. Или закидываешь в рот горсть первой июньской земляники, напоследок тыкаясь носом в ладонь, испачканную красным одуряюще пахнущим соком ягод. «Тиша». Сейчас Тиша был рядом, смотрел на него с добродушной хитринкой, заметно повеселевший, какой-то непривычно близкий. Серёжа под барной стойкой прижимался к его бедру, Тихон размахивал в разговоре руками, время от времени задевая то его колено, то локоть, то плечо. И Серёжа совсем растаял, опутанный этими случайными касаниями. Алкоголь плескался в крови, мысли растекались, оставляя только лёгкую пустоту в голове и вновь вспыхивающее ощущение близкого счастья. Наверное, он ведёт себя уже совсем неприлично. Слишком откровенно любуется Тихоном, слишком близко тянется, слишком опасно шутит, почти на грани фола. Наверное, он никогда не станет пересматривать получившееся видео на трезвую голову. Но это потом, потом. В настоящей реальности красивый, кудрявый, весёлый Тихон всё ещё сидит рядом, и Серёжа не может скрыть оглушившую его радость, когда тот на ушко предлагает ему продолжить уже без посторонних. — К тебе или ко мне, Серый? Серёжа готов хоть на Луну, но выбирает к Тише. Так ему кажется, что он будет ещё ближе, совсем уничтожит оставшиеся между ними, призрачные границы.

***

Тихон очень рад, что его первое впечатление о Серёже оказалось обманчивым, и теперь можно было со смешком вспоминать эти «ферзь» и «брат Дикаприо». Скучающий красивый юноша с утомлённым равнодушным выражением лица — таким он увидел Горошко, когда впервые пришёл на пробы — на деле оказался неугомонной бесякой, переменчивым как ртуть, обаятельным и очень дружелюбным. Тихон уже вдоволь насмотрелся на молодых мальчиков-актёров, которые свою симпатичную мордашку считали высшим даром, и играли особо не напрягаясь, проговаривая выученные реплики, даже не пытаясь вникнуть в суть персонажа, поэтому Серёжа, который постоянно носился с новыми идеями о прошлом и будущем своего героя, Тихону очень импонировал. Ему нравилось курить с ним, недолго отдыхая от съёмочной суеты, выслушивая многочисленные предположения Серёжи о детстве и нынешней жизни Разумовского, или просто молчать, время от времени встречаясь глазами и подбадривающе перемигиваясь. В силу своей эмпатии и опыта, Тихон давно уловил, что Серёжа никак не может определиться со своим отношением к нему. Отсюда эти его странные долгие взгляды, неловкий флирт, скатывающийся в шутки, и желание каждую свободную минуту оказаться рядом. Он был очень светлым, искренним, абсолютно не умеющим прятать свои эмоции вне камеры, и Тихон каждый раз ругал себя последними словами, натыкаясь на угасающую радость в зелёных глазах, стоило ему отвергнуть очередное предложение «сходить куда-нибудь выпить». Собственно, он мог бы разово поступиться своими принципами, но и сам не знал, куда приведёт их совместная пьянка без посторонних глаз. В себя-то он, предположим, верил. Но что ждать от взбалмошного несдержанного Серёжи? Под алкоголем все барьеры слетают, так легко перейти какую-то почти незримую грань, которая мгновенно обернётся точкой невозврата. А ведь им ещё столько работать вместе. С возрастом Тихон научился правильно расставлять приоритеты и отделять сиюминутные порывы от действительно важных моментов. На данный момент, фильм был весомым поводом держать Серёжу на расстоянии, пересиливая взаимный интерес и желание узнать друг друга получше за бокалом чего-то горячительного. Каждый раз после отказа, утром на похмельного убитого Серёжу было больно смотреть, особенно из-за того, что Тихон всё замечал: то, как тот стыдливо прячет глаза, и упрямо поджимает губы, встречаясь с ним взглядом. Но на деле, Тихон его не осуждал. Он знал, почему Горошко иногда срывается. Это всё невыраженные эмоции, сумбурные безымянные чувства, которые иногда накапливаются у горла до душащей тошноты, и тогда единственный выход — сбежать, хотя бы на несколько часов выпасть из реальности. У Тихона для этого было так называемое «место силы», где он мог в тишине посидеть с удочкой, медитируя на качающийся поплавок и восстанавливая потраченную энергию. У Серёжи — сладкий алкоголь в тёмной бутылке и бесконечные сигареты. Способ, наверное, не так важен, если правда помогает. Ему хотелось так думать. А потом, Тихон верил, что после съёмок ему удастся вытащить Серёжу в какой-нибудь хороший бар, а лучше вообще в глушь, на природу, в уютный деревенский дом, подальше от надоевшей городской суеты и бездушных разноцветных коктейлей с химозным вкусом. Чистый алкоголь и чистый воздух. И чистые эмоции, лишённые уродующих их страхов, вопросов и недомолвок. Но его надежды не оправдались. Премьера принесла с собой новую волну популярности, приглашения на интервью и пресс-конференции, жизнь полетела с ещё большей скоростью, уже не так часто сталкивая их вместе. И хотя Серёжа всё-так же сиял глазами, стоило им оказаться на одном мероприятии, теперь он уже сам сохранял дистанцию, с предложениями выпить больше не подходил, и Тихон справедливо решил, что ему тоже лучше не лезть. Прошло. Проехало. И ладно. И вот теперь зачем-то согласился на эту съёмку. Пьяное интервью. Думалось, что потом жалеть будет, но как-то надоело постоянно оглядываться и строить из себя серьёзного трезвенника. К тому же Серёжа, впервые за много недель, снова оказался близко, ещё более родной и смешливый чем раньше, вечные его вопли и перемены настроения переросли в ласковую, доверительную нежность, которая очаровывала соскучившегося подвыпившего Тихона до того, что он уже перестал себя контролировать, поддавался внезапным желаниям коснуться худого плеча или подрагивающих прохладных пальцев в солнечных пятнышках. А камера? Они же актёры, им не привыкать. Но под конец вечера от камеры и посторонних глаз отчаянно захотелось скрыться. Подогретые алкоголем, они тянулись друг к другу, уже совсем не таясь, а это способно вызвать ненужные вопросы и пересуды. Можно, конечно, было закончить сейчас, чтобы такой странный совместный вечер остался блестящей монеткой в копилке тёплых воспоминаний, но Тихона захватило Серёжино пьяное безрассудство и горящие хмельным восторгом глаза. На этот раз не стоило быть тем, кто снова заставит их погаснуть. Тихон не даёт себе времени, чтобы обдумать готовое сорваться с губ предложение. Наклоняется близко, избегая всеобщего внимания, шепчет почти касаясь маленькой мочки. — К тебе! — вскидывает на него глаза Серёжа. И они едут к Тише.