Девочка с севера

В тот вечер Катя совершенно потеряла счёт времени. И не знала, хорошо это или плохо. С одной стороны, она, наконец, смогла хоть немного отвлечься от грустных мыслей и тяжёлых переживаний за папу, а с другой – не считалось ли это предательством? Вдруг весь смысл данной ситуации – переживать за родителя, а не пытаться сохранить себя? А что – при этой мысли девушка содрагалась крупной дрожью, - а что, если он умер бы прямо тогда? Катя бы ни за что себя не простила, если бы во время смерти папы она была не рядом с ним, а в сауне с Арсением-твою-мать-Поповым! Но всё обошлось хорошо, слава богу, и отец был жив, когда Катя добралась до мамы и Пашки. Рита настойчиво звала её переночевать к себе, но девушка лишь покачала головой: - Нет, я должна быть с семьёй, - по её жалостливому лицу Рита поняла, что подруга корит себя за тот вечер. - Хорошо, - она обняла Катю так крепко, как только могла, стараясь передать ей всё своё тепло, поддержку и любовь, хотя и знала, что подруга не очень любила обнимашки. – Но имей ввиду, что ты всегда можешь завалиться ко мне, и тебя будут ждать ванна, горячий чай и душевные разговоры. Катя неловко отстранилась, благодарно улыбаясь: - Спасибо. Хотя лучше бы я зашла к вам с Шастом, - подчеркнула она последние слова, чуть устало улыбаясь, стараясь играть в их давнюю игру — будь счастлив и весел, несмотря ни на что. Рита фыркнула: - Как-нибудь я тебе обязательно расскажу всё, что ты пропустила, подруга. С того поцелуя прошло много времени… - Какого поцелуя? – нахмурилась Катя. – Когда тебя за хвост оттаскала фанатка? - Ты настолько не в курсе моих дел? – рассмеялась Рита, на миг забывая о всех тяжёлых чувствах. – Да уж, нам понадобится неделя… - Так и мы не спешим, - чуть грустно хмыкнула подруга, берясь за ручку двери. Рита кивнула. - Напиши, как пойдёте к дяде Боре. Я хочу пойти с вами, - серьёзно сказала она. Катя снова благодарно кивнула и вышла на лестничную площадку. Рита вздохнула и села на диванчик в коридоре. Конечно, она тоже очень переживала за Катиного папу. Вчера вечером она настойчиво спровадила подругу в баню и впервые была настолько благодарна Матвиенко. Ей казалось, что Катя должна хоть немного отвлечься, уйти в отрыв, сделать что-то, выходящее за рамки привычной грусти. И её расчёты оказались верны – подруга чуть ожила. Вместо того подавленного замученного человека, которого она увидела вчера, сегодня Рита видела более эмоционального, всё ещё переживающего, да, но всё же ожившего индивида. И это не могло не радовать. Но сама Новикова как-то…сдулась. Вчера весь вечер она старалась об этом не думать, отвлечься на фильм, который Шаст предложил посмотреть. В попытке спасти совместный выходной и свою разбитую страшной новостью девушку, он укутал их обоих в плед и заказал пиццу. Рита, страшно благодарна ему за это, честно попыталась отвлечься на документалку про китов, однако сегодня, переспав ночь с этими чувствами, девушка уже не могла от них бежать. Когда Катя только произнесла новость, Риту тут же охватил страх. По началу она думала, что это страх за подругу, страх за человека, которого она и сама любила, установочный страх перед болезнью любого близкого… Но потом девушка поняла, что не это. Точнее, не только это. Сейчас, укутавшись в плед так, чтобы реального мира и вовсе не было видно, девушка погрузилась в себя, прислушиваясь. Ей казалось, что ответ уже созрел. Надо было только его услышать. Для точности связи с самой собой Рита закрыла глаза и настроилась смотреть внутрь себя. Помолчала, приглядываясь к тревоге, нарастающей в груди удушливым комком. И вдруг поняла. Старый мир. Она боялась, что весь её старый мир, что вся её прежняя жизнь рухнет. Если дядя Боря умрёт, из её жизни исчезнет что-то настолько ценное, что весь её ход должен будет перевернуться. Если дяди Бори не станет, не станет какой-то части Риты. Той части, что можно было бы назвать «тыл». Конечно, за помощью к Катиному отцу девушка бы обратилась лишь в самом крайнем случае, однако осознание того, что кто-то держит её внутренне, всё равно было приятно. Будто бы в ней горели эти несколько свечек тех самых людей – Кати, её родителей, Шаста, Арса, Окси. И если хоть одна из этих свечек потухнет, всё будет уже не так. Жизнь изменится. Рита почувствовала, что повзрослеет. Встанет с колен, будто бы всё это время она жила на корточках – зная, что ей не нужно подниматься. Внешне она выглядела как вполне себе взрослый человек, но чёткое ощущение, что она может на кого-то опереться, не давало ей свалиться, но так же не давало и расти. С этими людьми она будто бы была невидимо связана, сцеплена прозрачными, но крепкими ленточками, которые вросли в кожу, во внутренности, в душу, ленточками, которые будет слишком больно разрывать, потому что придётся вырывать с мясом – с воспоминаниями, которыми она так дорожила, с любовью, которая была её единственным богатством… Интересно, будет ли она чувствовать то же самое, когда узнает о смерти её родителей? Девушка задумалась, прислушиваясь к себе. Наверное, нет. А может быть, и да. Она не знала точно. Когда-то она их любила. Она помнила это, хоть смутно и с болью. А потом?.. потом они раз за разом делали ей больно, называя это правильными словами, и, наверное, Рита перестала чувствовать к ним любовь. Привязанность? Да. Привычка? Пожалуй. Но чтобы…любовь? Наверное, нет. Не для них это чувство. В целом, Рита была готова любить целый свет, но никогда бы не смогла полюбить своих родителей снова. Ни за что. Из тяжёлых раздумий её вырвал телефонный звонок. Внутренне ругаясь на весь мир и бормоча «кого черти дёрнули…» она смахнула звоночек в сторону зелёной трубочки, отметив, что номер был незнакомый, и сказала так вежливо, как только могла: - Рита Новикова, я слушаю вас. - Здравствуйте, я предоставляю компанию... Дослушивать Рита не стала – просто сбросила звонок, посчитав, что это опять какие-то идиоты из связного. Бросила телефон в угол дивана и, накинув плед на плечи, пошла по коридору в сторону комнаты, будто грустная моль. Ей надо было заняться работой. Срочно. К тому же, за последние месяцы накопилось просто куча всего – необработанные фотографии клиентов висели уже вторую неделю, домашка ребят, проходивших курс, до сих пор не проверена, новый проект застрял где-то на самом начале! Сев за стол и перебирая бумаги, девушка вдруг наткнулась на старенькую папочку, и так и замерла с ней в руках – потрепанная, жёлтая, пластмассовая, - с первого взгляда ничего необычного. Но для Риты это была особая папка. Осторожно отстегнув заклёпку, девушка извлекла на свет изрядно потасканную тетрадь формата а4 и, задержав дыхание, не стала открывать. Не смогла. Убрала тетрадь обратно в папку, заклёпнула застёжку и убрала подальше в стол, придвигая к себе ноутбук. Ра-бо-та. Только это сейчас её спасёт. Никаких сопливых воспоминаний, окей? Не сегодня. Сегодня не тот день. По своему опыту девушка знала – как только в жизни начинается пиздец, надо загрузить себя работой. Удивительно, почему в подростковом возрасте она не додумывалась до этого? вместо того, чтобы поступать, как все гении, она пиздострадала под сопливые песни, надеясь однажды выпилиться. Риту передёрнуло от стыдных воспоминаний, от чего она только с двойным, крайне остервенелым, рвением, ушла в работу. И день полетел. Она уже и забыла, как это приятно – браться за проекты. Ведь очень много времени у неё занимали гастроли и съёмки программы. Периодически Шаст просил её подмонтрировать выпуск «Контактов», потому что его монтажёр не смог ему угодить. Так получилось, что девушка уже четыре месяца не садилась за свою основную, по идее, деятельность. В какой-то момент, путаясь между сразу тремя иконками, пестревшими на экране ноутбука, девушка подумала, что ей, пожалуй, однажды придётся сделать выбор между всеми этими делами, или её разорвёт, блин, но не сегодня, Рит, не сегодня. Вот выйдешь на пенсию – определишься. Девушка вдруг застыла, занеся палец над панелью управления. А ведь ей скоро тридцать…кошмар, блин. Старая ужасно. Не стала задумываться, сколько будет Антону, а тем более, Арсу, и снова ушла в работу. Потом, потом, всё потом – если останутся силы и желание попереживать. Нужно было дождаться момента, чтобы выразить всё это структурировано и цивилизованно. Если повезёт – выговориться Кате, если как обычно – записать свои проблемы в толстый блокнот, носивший звание дневника и в последнее время так и пестревший записями. Порой, садясь перед сном чиркануть пару строчек, Рита залипала на десятки страниц! Мысли, чувства, догадки, размышления лились из её ручки, как из рога изобилия, красуясь изысканными словесными оборотами и литературным стилем. Честно говоря, если бы девушка решилась однажды перечитать эти записи, она бы без зазрения совести назвала их мемуарами. Блин, вот только кому сдалась её автобиография, конечно, это большой вопрос. Хмыкнув этой мысли, девушка в который раз углубилась в работу, обрабатывая фотографию. Октябрь близился к своему завершению, всё больше приближая одну знаменательную дату – Ритин день рождения. И, возможно, со всеми этими событиями она бы и не вспомнила о нём, если бы не мама Кати, тётя Марина. Через пару дней, когда они, отдохнув, собрались в больницу навестить дядю Борю, Рита собралась с ними. Женщина была очень рада её видеть. Она накинулась на девушку с обнимашками, чуть не задушив её в любви. Странно, как у столь тактильной женщины родилась такая нетактильная дочь. - Риточка! Какое же чудо, что встретились! Как же ты выросла! А как похорошела! И очки тебе очень идут! Просто красотка! А жених-то есть? – вокровала она, любуясь на девушку. Рита буквально кожей чувствовала гордость тёти Марины за неё, Риту, и это растрогало девушку до слёз. Улыбнувшись, она пошутила что-то не очень точное про жениха, стараясь размазать координаты. Наверное, она не хотела бы пока что обозначать каким-то словом то, что происходило между ней и Шастом, боясь бирок – после Димы и Жени она вообще старалась не торопиться со статусами, словами и действиями. Вот с действиями было сложнее всего, но опустим это до разговора Кати и Риты. Пока что девушка не будет ставить себе этого в вину. - Тётя Марина! Я тоже с ума сойти как рада вас видеть, - улыбнулась девушка, отпуская женщину и разжимая объятия. – Вы стали только красивее, честно-честно! – улыбнулась она, видя, как та смутилась и собралась возражать. – И не спорьте! Возраст вам к лицу. А живу я просто отлично – занимаюсь съёмками всяких интересных проектов, иногда делаю фотосессии, продаю свой курс. В общем, дела идут, - Рита сунула руки в карманы. - С ума сойти! Ну, молодчинка ты! Я всегда в тебя верила. Ты всегда была способной девочкой, тебе только нужна была правильная мотивация. Просто ты не верила в себя, да и немудрено – такая обстановка вокруг… А теперь вот какая красивая, уверенная в себе женщина! Да, кстати! У тебя же скоро день рождения! Я очень за тебя рада, хоть у нас и такое горе – но, будем надеяться, Борис Ильич выберется… он всегда был крепким, всегда… А ты отпразднуй свой день рождения, Риточка, отпразднуй: молодые должны радоваться жизни, а не переживать за стариков. Девушка слабо улыбнулась, заметив, как Катя засуетилась вокруг мамы, стараясь отвести её от разговора, спрашивая, как она себя чувствет. - Пашка! – стараясь избежать неловкости, Рита переключилась на ещё одного товарища из компании. Она не могла не обрадоваться, увидев мелкого брата Кати, который был уже давно не мелким. На вид пацану было где-то тринадцать или четырнадцать лет, он вытянулся, его светлые волосы потемнели, превратившись в тёмно-пшеничные, а голубые, как и у подруги, глаза, делали его настоящим сердцеедом. – Как ты вырос, капец! Ну что, девочки пристают к тебе, небось? - Нет, - ответил тот недовольно и увёл голову из-под руки девушки. Катя за спиной брата закатила глаза. Рита с серьёзным видом отзеркалила её движение. В коридоре больницы было тихо, светло и свежо. Усевшись на железный стул, Рита, несмотря на всю тяжесть ситуации, вдруг почувствовала себя классно – было чувство, будто она в каком-то фанфике. Она уже давно не спасалась так от настоящего, но тут вдруг, прикрыв глаза и скрестив руки на груди, слушая одним наушником какие-то сопливые драматичные песенки, начала представлять. Её фантазия рисовала аварию, о которой она узнала только на утро, и Шаста, который лежит там, за дверью приёмного покоя… Тьфу ты. Рита зло открыла глаза и села прямее. Дура она что ли, такое представлять?! Девушка потрясла головой – когда-нибудь романтичность её натуры её же и погубит. Правда она думала, что эта фигня давно закончилась… видимо, нет. Девушка мысленно отругала себя пару раз, потому что прекрасно знала, что мысли имеют свойство сбываться. Чтобы отвлечься, Рита повернула голову влево, к окну, окидывая взглядом своих спутников – тётя Марина, Катя, Паша. Женщина, обычно очень эмоциональная и чуточку деревенская, сейчас никак не выражала своих чувств – просто сидела и смотрела в стену, сжав руки между коленями. От её вида у Риты всё внутри скрутило. Подруга пыталась читать книгу, а подросток, по обыкновению всех своих сверстников, залип в телефон. В коридоре было тихо – утром ещё не успело набежать посетителей и навещающих. Вздохнув, Рита поняла, что даже музыка не помогает ей успокоиться. В наушниках играла «relax, take it easy», за окном светило тёплое октябрьское солнышко, заливая белый коридор лучами жёлтого света, и всё это так странно не сочеталось с тем, что где-то за этой стенкой лежал в тяжёлом состоянии дядя Боря… Вдруг жизнь показалась Рите приторно-настоящей. Со всей её прелестью горьких оттенков вкуса, со всей её подлинностью раскусываемой таблетки от кашля. Девушка, казалось, совсем забыла, что могут существовать болезни, комы, больницы. Что может существовать смерть и боль за близких людей. Первые годы после переезда в Москву у неё попросту не было этих людей, но тем легче было жить – за себя Рита никогда не переживала настолько. Потом она нашла команду Импровизации, и они стали её воплотившейся мечтой. Жизнь вместе с ними заблестела радужными красками, и Рите казалось, что она попала в сказку. Ребята будто бы нацепили ей розовые очки. Вместе с ними Рита вообще забыла о проблемах – они решались обычным разговором с Арсом, - забыла о родителях – зачем они нужны, когда есть Ляся и Паша? – забыла о страшных болезнях – у ребят было достаточно денег на любые лекарства… она так привыкла к всемогуществу Шаста, Арса, Стаса-руки-ножницы, что ей даже в голову не приходили мысли о том, что однажды её жизнь вот так вот просто может надломиться. И теперь ей не помогут ни Шаст, ни Арс, никто. Из розовой и сладкой сказки её вдруг выдернуло в реальную, чуть сероватую с пепельным привкусом, жизнь. И ей это не понравилось. Здесь было неуютно. Неуютно было осознавать, что за пределами твоего маленького мирка, где всё у тебя идеально, если другой мир, большой и страшный, которому, в сущности, плевать на жизни маленьких людей, который просто живёт по своим законам, под которые люди никогда не могли подстроиться. Рите остро не нравилось в этом мире. Он представлялся ей огромным кибер-панк существом, таким ходячим замком Хаула, который прёт вперёд сам по себе, никого и ничего вокруг не замечая. Мимо людей и их времени, их законов физики и их логики. И вдруг Рита почувствовала себя одиноко и бессильно. Прямо как тогда, как в начале пути, когда она ещё жила в Воркуте и тонула в пучине тоскливой России. Девушка задумалась – а все ли люди чувствуют это, или просто жители её родной страны по жизни такие…ммм…депрессивные? Ведь все мы, по сути, рождаемся среди серых многоэтажек, там же, в каких-то дворах, проходит наше полное игр на выживание детство, потом – обязательно побитая всеми ветрами школа с завтраком в виде каменного коржика в лучшем случае и молоком с плёнкой в обязательном порядке. Буллинг не только со стороны одноклассников, но и со стороны учителей. Потерянность. Страх. Бессилие. Бессилие, которое растят в нас с самого детства, приучая нас к нему. Выученное, блять, бессилие. Девушка горько улыбнулась - выдрессированное. Вот и её, Риткины, родители такими выросли – неспособны были даже ремонт на кухне сделать, что уж говорить про всё остальное… Да и она сама ведь почти что приучила себя к этой мысли о беспомощности и самовольном поведении вселенной. Но вот только было одно очень важное «но», которое, возможно, и спасло её - Рита умела мечтать. - Кто пришёл к Коновалову? – в коридор вошла высокая изящная женщина на каблуках, её золотистые волнистые волосы были собраны в большой красивый пучок на затылке. Она совсем не выглядела, как те затраханные работой тётки из районных городских поликлиник… Она улыбалась здоровой белой улыбкой и держала в хорошо наманикюренных пальчиках большую папку документов. Рита вскочила первая. За ней поднялась и семья дяди Бори. - Его нельзя беспокоить долго, - предупредила женщина. Все как по команде одновременно закивали, уже толпясь у двери палаты. Рита хотела зайти, и боялась. Она боялась, что может увидеть что-то такое, из-за чего её сахарный мирок окончательно рухнет. Хотела – потому, что любила Катиного отца. Но вот дверь со скрипом распахнулась, и уже нельзя было уйти, потому что она увидела дядю Борю в лучах осеннего солнца. Он лежал на койке бледный, весь обвешанный какими-то трубками, и дышал еле заметно. С последнего раза, когда Рита его видела, он очень постарел, но девушка не смогла удержать слёз умиления, заметив, что даже в бессознательном состоянии уголки его губ всё равно были приподняты в небольшой почтительной улыбке – поклон уважения жизни, которую он так любил и всегда и девочек учил любить её. Им дали на встречу с дядей Борей не больше получаса. Рита, постояв немного у его койки и держась за его руку, поспешно вышла в коридор, чтобы не смущать семью. В конце концов, Кате, Паше и тёте Марине надо было побыть с отцом и мужем наедине, и даже если Рита и была в каком-то смысле частью их семьи, ей было бы неловко. В коридоре девушка долго ходила по рядам железных стульев, чуть поскальзывая кроссовками по кафельному полу и думая о чем-то своём. Ни о чем и обо всем одновременно. В конце коридора, у туалета, Рита вдруг наткнулась на зеркало, и будто бы впервые увидела своё отражение. Она с интересом и отчуждением разглядывала ту девушку, что предстала перед ней – большое объёмистое худи, светлые широкие джинсы, очки в прозрачной оправе, цепи на шее, кольца на пальцах, большие белые кроссовки… Копия Шастуна пополам с Оксаной. Уловила в своём лице и мимике черты Димозавра, а ироничная ухмылка, которой Рита одарила своё отражение, оказалась в точности как у Матвиенко. Фотоаппарат, напечатанный принтом на толстовке, чёрным пятном перекрывал всю её верхнюю часть тела – так, по крайней мере, показалось Рите. Эти образы разлетелись вдруг в разные стороны, будто бы в фильме, а потом вновь слетелись и собрались в Риту. Девушка пару раз моргнула, но не могла избавиться от видения – Дима, Серёжа, Шастун, Оксана, фотоаппарат – а где она сама? Или же это и была она сама? Эти ребята, казалось, захватили её, оставив на девушке каждый свой след, полностью закрасив её холст, про который, помнится, однажды очень умно сказал господин Поперечный. А где же она сама? Или, это и есть она сама?.. Девушка подошла поближе к зеркалу и даже очки сняла, вглядываясь в свои зелёные глаза. нравится ли ей всё это? Но на поставленный самой себе вопрос ответить она не успела — дверь с небольшим стуком распахнулась, и семья дяди Бори вышла в коридор.