Кафе для души

— Софи, — впервые слышу его взволнованный голос, — сегодня я не смогу с тобой позаниматься, — мы сидели в холле, ожидая Марту, которая увязалась за толпой волейболисток. — Почему? — Неловко окинув голову, я встретилась с тревожным взглядом Адама, — Что-то случилось? — Мне… нужно к психологу, — он виновато сжал губы. — К психологу? — Стоит ли спрашивать зачем он к нему идет? Наверное, не стоит. — Хорошо! Твои алгоритмы хорошо мне помогают, я уже начала справляться с заданиями, — после ночного признания я в руки даже ручку не брала, валялась на кровати и визжала от смущения. Сегодня же попробую решить сама примеры ради Адама и его стараний. — Как давно ты к нему ходишь? — Год. — Понятно… — Любопытство вот-вот возьмет вверх. — Тебе интересна причина? — Он ухмыльнулся. — У тебя глаза блестят. — Что? — Я вскочила, покраснев, — Д-да… Но ты можешь не говорить, если не хочешь! — Посттравматическое расстройство, — констатировал он так резко, что я обомлела. — Ого… Вот почему ты тогда сказал про кошмары… — В тот раз я впервые увидел нечто новое во сне, — Адам улыбнулся, словно рассказал шутку. — Весь год тебе снится одно и то же? Как ты с таким живешь? — Я подсела ближе. — Играя в игры, я не слежу за временем, поэтому могу не спать сутки, — Адам выглядел так, словно ничего страшного в его словах нет, но гнетущая атмосфера сдавила грудь. — Обалдеть! У тебя даже кругов под глазами нет! Вот это способность! — Выкрикнула я. Нужно отвлечь его от всех этих мыслей и разрядить обстановку. Адам печально улыбнулся. — Прости, мне не стоило… — Его рука легла на мою так робко, что щеки залились краской от этого милого движения. — Всё в порядке. Благодаря тебе я начал видеть плюсы в этом, — Расплывшись в игривой улыбке, он засмеялся. Боже, этот парень играет с моим сердцем так же хорошо, как в Иншен. — АДАМ! — крик Марты раздался по всему холлу эхом. Адам мгновенно изменился в лице. — Адам, во имя всех прекрасных дам ты должен улыбнуться ещё раз! — Она оказалась рядом с ним, пристально глядела сначала на него, сократив расстояние между ними до длины спички, а потом на меня, сведя брови к переносице. — Со-се-душ-ка, милая моя, что ты сделала с этим камнем, чтобы он выдал на своем лице такую неприлично яркую эмоцию? — Чеширская улыбка засияла на пунцовом личике. — Или вы тут воркуете, голубки? София, милая, что краснеем? Твоё смущение подтверждает мои выводы! — Я сжалась. Зачем устраивать такую сцену? Она так смущает. Мне стало стыдно. Руки снова хотели потянуться друг к другу, чтобы расчесаться, но Адам удержал одну, грозно смотря на Марту. От этого взгляда всем стало холодно. Марта растерянно отошла от нас на шаг. — Ч-чего это ты смотришь? Вы правда встречаетесь? Могли бы просто сказать, — голос её дрожал, и руки скрестились на груди. — Мы не встречаемся… — Я виновато взглянула на Адама. Он должен понять, что я пока не готова. Он незаметно кивнул. Мне стало спокойно, — Я просто… купила ему диск с игрой, (взамен на том манги), но попросила ему улыбнуться, а он от счастья и посмеялся. Мило, правда? — Я невинно улыбнулась, нервно посмеявшись. История требовала больших исправлений, но Марта, скептически посмотрев на нас, кажется, поверила. — Во дела… Не думала, что Адам теперь продает эмоции. Нужно тоже попробовать… — Мы наконец вышли из здания. С каждым днем экзамены всё ближе. Я вложила все последние силы, чтобы не подвести Адама в первую очередь, и усердно готовилась к математике. По остальным предметам мне пришлось легко — поставили автоматы, хотя на первом курсе за такое частенько ругают преподавателей, а потому нас попросили принести рефераты, чтобы утвердить оценку. Адам по несчастию стал жертвой устаревших принципов, и его тихий ум никто не оценил по заслугам, сказав, что такие оболтусы-молчуны в первую очередь должны сдавать все экзамены. На это заявление Адам никак не отреагировал, может, мысленно пожал плечами, всем своим видом говоря, что ему не свойственно театрально крутиться перед преподавателями ради оценки. В этом я ему завидовала, ведь являюсь тем исполнительным планктоном, в душе которого бушует страсть и желание на всё махнуть рукой и стать таким же безмолвным и безучастным человеком как Адам, но некий страх следит за спиной, чтобы я ничего эдакого не натворила. Поэтому весь день и вечер перед математикой я сидела, зазубривая все формулы, алгоритмы и определения, чтобы получить хорошую оценку ради повышенной стипендии. Успокаивала себя тем, что это не из-за синдрома отличницы, а из-за денег. Кто не любит деньги? ведь всё, что сейчас нужно для счастливой жизни — это большая сумма на карте. Все слышали, что счастье не в деньгах, и многие уточняют, что деньги — средство для удовлетворения всех потребностей. Я же считаю, что ситуации бывают разные. Для кого-то деньги — счастье, для кого-то деньги — средство, но всё крутится вокруг них. Цель нашего существования — заработать и умереть в достатке, по крайней мере многие не хотят умереть в нищете в несчастных оборванках где-то на улице. Но что это я, отвлеклась. Нужно учить математику, а не философствовать, так я точно не сдам экзамен и со стипендией можно попрощаться до следующего года. Мне на телефон пришло сообщение от Марты: «Завтра в шесть. У меня дома.» Ей повезло, она отдыхает со своими автоматами в зачетках. Для меня завтра будет первый и последний экзамен, что не сказать про Адама. Гении часто бывают не признанными.

*

Наступил тот самый день, решающий моё финансовое благополучие. Проснулась я на тетрадках, такое обычно сопровождается опозданием. Мигом собралась и побежала на автобус. До экзамена пол часа, приеду за пять минут до начала. Какой кошмар, учитывая, что снег ещё не весь расчистили, а значит могу приехать прямо к экзамену. Страшно всё потерять, так и не получив. — Адам! Спасибо, что ты здесь! Побежали скорее! — Я добежала до университета, встретив у входа его. Зачем он стоял на улице? — Ещё пять минут до начала… — недовольно проворчал он, заходя в помещение. — Пять! Всего лишь! Пойдем скорее! — Я потащила его в аудиторию за руку. От его ленивого перебирания ногами я не на шутку разозлилась. — Адам, прошу, поторопись! Мы опаздываем ужасно, я ещё не повторила формулы и… — Ты справишься, — он проговорил это уверенно с легкой улыбкой. От этого, как бы мне не хотелось, легче не стало. Я отпустила руку, вся красная от смущения, холода, вся запыхавшаяся от утренней пробежки, пошла вперед, демонстративно хмыкнув. Уговаривать его займет больше времени. Сколько бы я не надеялась, что он меня догонит, такого не происходило до самого начала экзамена. Ладно, сейчас не время думать о таком, ведь экзаменационный лист оказался сложнее, чем я думала. Я опустошенно вышла из аудитории. Самая последняя. За минуту до окончания. На моих руках были исчирканные черновики с протекшей пастой, которая успела замарать любимую рубашку и тыльную сторону ладони. От осознания колоссального фиаско я не заметила, как Адам преспокойно шел за мной, сведя руки за спину. — Софи, — Адам подошел ближе, дотронувшись до плеча, — … — Это провал. Кажется, я написала плохо. — Давай проверю. Уверен, что всё не так, как ты думаешь, — он повернул меня к себе. Я посмотрела сначала на него, потом на свои каракули. — В этих записях черт ногу сломит, Адам, — он взял их, поведя меня в холл. Он долго и усердно сидел, читая бумаги и переписывая к себе в тетрадь задания. Периодически одобрительно кивал, отчего становилось хорошо на душе, но после резкие печальные вздохи разочаровывали меня в себе и своих знаниях окончательно. Спустя долгое время он начал: — Из десяти заданий в практической части шесть правильных, два из них нет, в последних допущены незначительные ошибки. В теории всё верно. Следовательно, ты получила зачет, оценка… предположительно четыре. Стипендию повысят, — он постучал бумагами о стол, как важная персона, и передал их мне. — Спасибо тебе большое, Адам, — облегченно прошептала я, свалившись на спинку дивана. — Четыре — это, конечно, не плохо, но и не хорошо, как я хотела. — Я бы сказал, чтобы ты не загонялась по поводу оценок, но для тебя это будет пустым звуком, — так же строго сказал он. Его прямая осанка и каменное лицо заставили вздрогнуть и напрячься. — Наверное… Ты как написал, кстати? Ты вышел первым, — я села подобно ему. Спина разболелась от непривычно прямого положения. — Нормально, — констатировал он. — Понятно… — атмосфера напомнила первые дни знакомства, отчего щеки залились краской. Я понемногу привыкаю к этим новым ощущениям спокойствия в присутствии парня. — Марта пригласила тебя в шесть к себе домой? — Да, — о чем он думает, что такой неестественно серьезный? — Меня тоже… Неожиданно из-за спины раздался звонкий хрипловатый голос. — Брате-ец! — К нему подбежал парнишка, на вид младше него. Его зеленые глаза сверкали, лёгкая, игривая улыбка сияла на бледном лице. В отличии от Адама, его одежда и энергетика была светлой. Он взглянул на меня, подправив очки, потом на более напряженного брата. — Это она? — Прошептал он ему, вновь взглянув на меня. Я напряглась. Неужели Адам рассказывал обо мне? Как неловко… Адам кивнул. — А, ну, привет, Марта. Я Фёдор Константиныч, — Он небрежно помахал рукой. Адам отдернул его за толстовку, — Ой, сорян, с именами я не лажу так же, как с этим придурковатым, — он косо указал на брата, который рассердился от этого представления, — Софья, верно? — Я робко кивнула. Фёдор почесал голову, взъерошив каштановые волосы, посмотрел на меня ещё раз, а после расплылся в самой ехидной улыбке в моей памяти, — Братец, родители ждут, потопали, — Адам сидел и не смел двигаться. Щёки его были пунцовыми то ли от смущения, то ли от стыда за оплошность брата, — а, или ты хотел подольше поболтать со своей дамой сердца? — последние слова он с превеликим удовольствием выделил, отчего я раскраснелась сильнее. — Ну, тогда прошу меня простить, молодые. Мы ждем тебя в машине, милый братец. До свиданья, Софья, — он поклонился, словно принц, и пошел ко входу. — Прости, — выпалил он, скрывая за ладонями лицо. — Н-ничего страшного! Довольно милый парень, — успокаивала я, сев рядом. Значит, Адам рассказал Фёдору про меня. — Я пошёл. Сегодня не получится прийти к Марте, — он виновато взглянул на меня. — Почему? — Сегодня годовщина… Потом объясню, хорошо? — Адам слегка улыбнулся и попрощался со мной. Марта будет в ярости, как всегда.

*

— Соф, Адам не придет сегодня? Точно? — Марта ходила по кухне, нервно кусая губы, — Этот черт снова слился! Это ужасно некрасиво! — Он сказал, что у него годовщина какая-то. Думаю, для него это важно, — Может, годовщина смерти родителей? Посттравматическое расстройство на пустом месте не возникает. Жутко думать об этом. — Все мои старания насмарку! — Возразила она. На кухне было полно еды и напитков. — Я вам даже торт испекла в честь окончания экзамена… — Марта топнула ногой. — Мы очень уважаем твои старания, правда! Давай наедимся сегодня до отвала, чтобы Адам в следующий раз точно пришел. Он нам ещё завидовать станет! — Я пыталась поддержать подругу, но та словно застряла в этой драме. — У меня мало времени… — Прошептала она с неким беспокойством, закрыв рот рукой. — Ладно, давай, — Марта утвердительно кивнула, принимаясь накрывать на стол. Мало времени на что? В последнее время она очень встревожена, нужно спросить об этом. — Марта, ты сама не своя в последнее время. Что тебя беспокоит? — Она нервно вскочила. Посмеялась громко, а после притихла. — Не могу сказать, что происходит. Не бери в голову, давай есть. Значит, ещё не время рассказывать. Хорошо.

*

Долгожданные каникулы. Марта и Адам, любители скрывать всю свою жизнь, так и не рассказали мне о том, что у них творится. Мне было любопытно и неспокойно, но заставить говорить я их не могла, а потому сдалась и не донимала их лишний раз. Марта постоянно звала нас то на каток, то глянуть новый фильм в кинотеатре, Адам, нехотя, соглашался. Я же с удовольствием выходила на улицу, наслаждаясь прекрасными зимними деньками, которые радовали меня носощепательным морозом. В один из таких дней мы пошли на площадь, где стояла огромная елка. Новый Год мы отпраздновали в кругу семьи, а потому наш Новый Год будет сегодня. Марта по обыкновению написала целую программу с посещением почти каждого места в городе, которое отличалось прекрасной новогодней атмосферой, включив, безусловно, наше родное кафе для души. Я немного переживала за Адама. Он определенно устанет от всего этого и захочет спать… — Ты будешь в порядке? — решительно обратилась я к Адаму. Мы сидели на скамейке под светом уличного фонаря, ожидая Марту, которая пошла за горячим какао в маленькое кафе, в котором толпились множество замерзших людей. — Да. Тебя что-то тревожит? — Он взглянул на меня невинными глазками. Не притворяйся, что всё нормально. — Просто… ты устанешь сегодня и захочешь спать… — Неуверенно начала я, подбирая слова, чтобы не смутить его. — Не беспокойся об этом. Брат не позволит мне уснуть сегодня, — он ухмыльнулся. — А он насколько тебя младше? — На два года. В этом году поступил в колледж, сегодня праздновать будет у нас дома с друзьями, — Адам тяжело вздохнул. — Замучил тебя Фёдор Константиныч? — Я посмеялась. Впервые вижу Адама таким измученным одним упоминанием имени. — Он… очень активный. — Зато у него есть талант, который дан, наверное, лишь одному ему, — он вопросительно посмотрел на меня. Я с улыбкой продолжила. — Не каждому человеку удается смутить тебя до такой степени, чтобы ты сидел и закрывался руками, — я передразнила его. Он медово посмеялся. — Мне тогда было… стыдно за него, — Адам откашлялся, принимая серьезный вид. — Да ну, неужели Адам умеет стыдиться за кого-то? Интересно… Думала, что тебя не интересуют люди и их поведение. — Не интересуют, — подтвердил он. — Почему вы не обращаетесь друг к другу по имени? — Этот вопрос неожиданно появился в голове. — Мы не знаем… — Адам задумался. — Наверное, всё потому, что моё имя для него слишком пафосное, а для меня его… непонятное. — Фёдор? Что может быть в этом непонятного? — Федя для меня звучит некрасиво, а Фёдором называть его не хочу… не до такой степени его уважаю, чтобы звать подобным образом, — последнее он недовольно пробубнил. — А меня Софи называешь… Ты тоже меня не уважаешь? — Я играючи обиделась, ожидая его следующие оправдания. — Софи звучит в твоём стиле… и оно милое, прямо как ты, — щёки залились краской. Мы встретились взглядами. Его глаза блестели, отражая желтый свет фонаря. Он, улыбнувшись, смотрел на меня с такой заботой, что мне стало ужасно неловко. — В первую встречу ты показалась мне забавной. Ты… — Адам залился смехом. Что это с ним? Почему я слушаю такие смущающие вещи сейчас? — Ты так мило мне помахала. Я хочу защищать тебя. Хочу держать за руку и быть рядом, когда ты в приступе страха сжимаешь кулаки. Хочу стать тебе другом, таким, с кем ты не постесняешься показать саму себя. Я постараюсь, чтобы ты чувствовала себя комфортно рядом со мной, поэтому… позволь мне быть рядом с тобой. Смотреть на него и ничего не говорить, пока дыхание то сбивается, то восстанавливается после каждого нежного слова — всё, что могла сделать сейчас. Его внимательный взгляд, голос, наполненный искренним чувством, так успокаивал и будоражил. Осознание его слов пришло ко мне не сразу. Прошла вечность, может, минута, и я взяла его за руку. Такая холодная, подумалось мне. В голове всё перемешалось; вновь взглянув на него, я увидела поникшего Адама. Мне хотелось рассказать о своих чувствах, но не понимала, что чувствую. — Прости, мне стоило… — Я поцеловала его в щёку. Не стоит портить такой момент своим извинением. — Не извиняйся, — смущенно проговорила, отвернувшись от него. Боже, вот-вот сгорю со стыда. — скажу прямо, мне непривычно то внимание, которое ты мне уделяешь, мне нужно время, чтобы привыкнуть. И я бы тоже хотела узнать тебя поближе, — Адам задумчиво кивнул. Как-то на неловкой ноте закончился разговор. Марта с отчаянным стоном подошла к нам с напитками и начала ругаться на толпу, что зажала её у дверей. Мы продолжили нашу прогулку, оставив смущение на скамейке, одиноко освещаемой желтым фонарём. После окончания мартовской программы, наш организатор поспешно ушёл домой, объяснив это тем, что маме нужна помощь. Дороги постепенно укрывались снегом, пока ветер не стал усиливаться, превращая снегопад в буран. Благо, мой дом был недалеко, и я пригласила Адама к себе. Смело, но в такой ситуации нужно позабыть обо всех эмоциях. Когда мы зашли в дом, вид из окна явно показывал, что погода не стихнет до самого утра. С трудом было решено оставить Адама на ночь. — У тебя мило, — Адам улыбнулся, сев на кровать. — С-спасибо… Я пойду поставлю чайник, а ты можешь пойти в… — София, успокойся, — душ, — Последнее слово я прошептала сквозь зубы, задыхаясь от смущения. — Только одежды для тебя не будет, но полотенце найдется, — суетливо начала перебирать полки, стараясь не смотреть на Адама. Я в ужасном положении. В последнее время мне так было лень стирать вещи, и вот результат — все полотенца в стирке, кроме того, что висит в ванне, — Прости, оказывается я всё в стирку бросила, — нервный смешок вылетел изо рта. Я виновато вынырнула из шкафа. В углу, на кровати я заметила что-то голубое. — А, о боже, нет! Вот одно, — я подбежала, схватив полотенце, — Оно чистое! (Сегодня вытирала им голову). Бери, — Адам с ухмылкой смотрел на меня. — Не нужно так стараться. — Ты мой гость! И в такую погоду лучше в горячем душе покупаться, — краска с лица не спадала. Я ужасно нервничаю сейчас. — Жаль, что спортивок нет, в брюках будет неудобно… У меня вроде была папина одежда, — я снова нырнула в шкаф. Слышать, как Адам смеется было приятно. Спустя долгое время поиска я нашла штаны с футболкой. — Откуда у тебя его одежда? — С улыбкой спросил Адам, забирая их. — Я люблю брать его вещи. Они большие и удобные. Но эти слишком большие, и штаны нужно вечно подворачивать. В общем, не бери в голову, — я помотала головой, выходя из комнаты. — Давай покажу где горячая вода и холодная. Сопроводив гостя, я принялась судорожно прибирать кухню. После переезда совсем позабыла о чистоте. Дома хотя бы мама ругалась, а тут — свобода. В холодильнике нашлось пару яиц. Ладно, это, конечно, не домашняя вкусная еда, но тоже сойдет. Завтра нужно пойти за покупками. Осознавать, как я запустила свой дом во время каникул, которые, между прочим, начались неделю назад, было печально и стыдно. С Мартой всё проходило легко, но тут другое совсем — Адам. Хозяюшка растет, называется. Адам зашел на кухню, вытирая волосы. Он такой домашний сейчас. Одежда подошла ему, на ногах были надеты пушистые белоснежные тапочки. Сонный взгляд и взъерошенные волосы заставляли сердце таять, а ещё эта капелька, что стекает по шее… О чём я думаю. — У тебя шампунь приятно пахнет, — хрипло сказал он, откашлявшись. — Ты не заболел? — Я выключила плиту, раскладывая по тарелкам яичницу и наливая какао. Сомнительное сочетание, но с печеньками будет вкусно. — Нет, после душа всегда голос хрипнет, — он сел за стол. Как мне показалось, смотрел он на еду с ноткой брезгливости. — Прости, это всё, что мне удалось приготовить. Завтра нужно в магазин сходить, — мои губы сжались. — Всё хорошо, ты не должна так суетиться из-за меня, — он улыбнулся. — Спасибо, что предложила остаться на ночь, — Адам принялся пить какао. — Ты не ешь яйца? — Прости, с детства их не переношу. — Как стыдно! — Воскликнула я и убрала тарелки, — Тогда я тоже не буду есть. Поедим печенье. — Если ты голодна, поешь. — Нет! Это некрасиво будет с моей стороны. Чем бы ты хотел заняться? Ты не устал? Можем посмотреть фильм или… или поиграть в Иншен. Повисло неловкое напряжение. — Можем ничего не делать, — добавила я, поставив чашку на стол. Пузырьки в какао так красиво переливаются… — Адам? — Он смотрел в пустоту, словно задумался о чем-то, и неподвижно сидел. — Да? — Адам взглянул на меня и расторопно поморгал, — А, чем займемся? На твоё усмотрение… Мне не важно, можем просто разговаривать, — он нахмурился и после улыбнулся. Очень устал, подумалось мне. — Хорошо. В этот вечер я узнала, что Адам любит лошадей, в школьные годы мечтал играть на виолончели, но научился на скрипке; что Фёдор постоянно достает его классической литературой, в особенности Толстым, восхваляя писателя и ругая Адама за его невежество и незнание произведений русских классиков; что его любимая еда — вся, кроме яиц и того, что приготовил Фёдор. Кстати, о нём: — Любовь к чистоте и порядку у него сильнее, чем любовь к гулянкам и тусовкам, — констатировал Адам, тяжело вздыхая. — Я же не понимаю, отчего он так бесится. Как я к ним переехал, мне пришлось слышать от него каждодневные ворчания по поводу и без. Мне не важно, как стоит обувь или кружка, но ему — нет. — Так странно, — подумала я. — Он из тех людей, которые закатывают шумную вечеринку ради уборки после неё? Он получает от этого удовольствие? — Меня сморщило. — Верно. Что самое подозрительное, он бесится только на меня, с остальными брат ведет себя по-человечески… — Адам постукивал пальцами по столу. — Кстати, когда ты к ним переехал? — Год назад. С тех пор делю комнату с ним, — Адам изобразил улыбку. Я умокла, когда поняла, что начинаю больную для него тему. — Надеюсь, что у вас ссор меньше стало за это время. Жить с чистюлей то ещё испытание, на своей шкуре это испытала. — Ты не одна в семье? — Одна; моя мама очень чистоплотна, поэтому мне всегда попадает от неё, — я посмеялась. Так приятно чувствовать, как смущение постепенно проходит. — Пойдем в спальню? — В голову ударило осознание сказанных слов. — В том смысле, что по телевизору едва ли покажут что-то интересное, а на компьютере можем что угодно включить, да и на матраце удобней сидеть, чем на стульях… — Я нервно посмеялась. Адам кивнул, и спустя минуту мы сидели по разным сторонам кровати, выпрямив измученные ноги. — Буран так и не утихает… — Печально промолвила я, смотря в окно. — Тебе комфортно со мной? — Неожиданный вопрос сбил меня с толку. — Что? — Тебе будет комфортно, если я приближусь? — Он подсел ко мне, закрыв проход по обе стороны руками. Я чувствовала тепло его тела так же хорошо, как и страх, окутавший меня с ног до головы. Слова с трудом подбирались, тело охватили спазмы. Взгляд приковался к рукам, которые несчастно расчесывали кожу. — Нет. Ты боишься, что парни будут расценивать тебя как сексуальный объект, поэтому носишь свободные вещи, верно? Избегаешь больших скоплений людей, страшишься мужских компаний и никогда ничего не спрашиваешь у одногруппников, только у одногруппниц, потому что боишься показаться парням глупой, странной и навязчивой? — Томный голос мурашками пробежался по мне. — Посмотри же на меня, Софи. Всё, что я сказал — правда? — Последний вопрос он прошептал мне на ухо. Я вздрогнула. Глаза не поднимались. На руках появились царапины, откуда тонкой струйкой текла кровь. Голова поникла в знак согласия. — Не находишь это странным? Боишься парней и в то же время пытаешься им понравится. Когда у тебя появился этот страх? В детстве или в подростковом возрасте? — Он поднял мой подбородок. Его глаза не блестели. Казалось, он смотрел на меня ласково, но что-то в нём было другое… нечто тёмное и то, что меня всегда пугало в мужчинах и парнях. Словно этот взгляд я где-то видела в прошлом. — Не помнишь? Может, мне стоит вернуть тебя в воспоминания? Расскажи мне о них. Его рука дотронулась до моей щеки, начала гладить волосы. Дрожащим голосом я начала:       — На дне рождения друг семьи гладил мою подругу с садика так же… и обнимал, пока она пыталась выбраться с его крепких объятий, — рука скользнула ниже. — Дяденька домогался до мамы на улице ранним утром и трогал её плечи с грудью, — Адам перешёл на талию. — Девочек всегда за неё трогают, хватают, не давая уйти. Одноклассница всегда пугливо сжималась, когда её парень так делал, — Рука перешла на бедра и медленно спускалась к ногам. — Мы с мамой ехали в автобусе в школу на первое сентября. Мне тогда исполнилось семь. Я сидела со странным дядей, который начал трогать мои ножки. Он смотрел на меня чёрными, наполненными желанием глазами, — Адам остановился. Слёзы безмерным потоком лились по щекам. Воспоминания, как незатянувшаяся рана, начали болеть, изливаться кровью. Я поджала ноги под себя, начиная с силой плакать. Все последующие действия смутно сохранились в голове. Адам резко отстранился, что-то пробормотал и вышел из комнаты. Тогда мне казалось, что он ушёл, но утром я увидела его на кухне, сидящего с пустым взглядом; под глазами тёмные круги очерняли его образ. Рядом с ним стояли пустые банки энергетиков. Адам не заметил меня. Я не смела подходить к нему: прошлая ночь откопала то, что так тщательно закапывалось всё детство. Буран прекратился, на улице светило солнце. Тишину в доме нарушали кухонные часы. Я стояла у дверного проема и смотрела на Адама. Мне было неловко с ним начинать разговор. Чувства стыда за вчерашнее, благодарности и обиды смешались. Мне хотелось задать ему вопросы. Почему ты это сделал? Почему не сделал это мягче? Зачем ты трогал меня? Что ты делал после? Откуда энергетики? Я не помню, чтобы покупала их. — Прости, — проговорил он, не меняя положение. — Вчера, когда ты мне всё рассказала, я долго думал, правильно ли поступил, что так нагло заставил тебя вспомнить причину твоего страха. Я виноват. Я должен был сделать это мягче. Наверное, тогда ты видела, — а может, и видишь, — во мне тех самых мужчин-извращенцев… — он поднял на меня красные глаза. — Я жалею о своём поступке, и у меня нет никаких оправданий на этот счет. Прости. Мне нечего было сказать ему. Кожа до сих пор чувствовала его робкие прикосновения, отчего мне становилось тошно и неприятно. Набравшись воздуха в легкие, я начала. — Ты прав. Тогда я и правда подумала, что ты… такой же, как и те… Мне плевать, будут ли твои слова выглядеть как оправдания, я хочу знать, почему ты сделал именно так? — Я сжала кулаки. — Почему трогал и почему создал для меня такие некомфортные условия? — Голос дёргался, и последние слова почти криком разлетелись по кухне. — Человек никогда не расскажет правду, если он долгое время скрывает эту правду от себя. В этом случае поможет лишь репрезентация. Тогда ты всё вспомнила, поэтому это сработало. Теперь можно работать над этими ситуациями, — Адам тяжело вздохнул. — Но мне стыдно за свои действия. Я хочу тебе помочь, поэтому решился на это. — Откуда ты знаешь, что я скрываю правду от себя? — Возмущение кипело во мне. — Может, я каждую ночь вспоминаю это! — Если бы вспоминала, нашла бы человека, который поможет тебе справиться с этим. Виден был бы прогресс, понимаешь? Прости, мои слова выглядят как претензии. Мне стоит уйти, наверное, — Адам встал. Его руки дрожали. Он выкинул мусор и перед уходом окинул меня виноватым взглядом. — В магазин можешь не ходить, я купил продукты. Он ушёл, оставив меня красную от возмущения. С чего это я разозлилась на него? Надавил на больное? Возможно. В чём он был не прав? В чём я была не права? Его слова даже никак не оскорбили меня. Оставил меня с кучей вопросов. Скорее к себе, чем к нему. А может и к нему тоже.