Кафе для души

Глава Х. Перемены.

— Эй! Осторожно! Холодный ветер бил в лицо. Дыхание сперло. Грузовик с бревнами мчался по шоссе, вовсе не замечая рыжеволосую фигуру. Я споткнулся у самой обочины, ввалился на дорогу, ухватил ледяную руку. Фары светили прямо в глаза. Я зажмурился. В уши били сигналы машин. Заскрежетали об асфальт колеса грузовика. Я ничего не видел, но картинка ярким отпечатком осталась в голове: фура резко повернула в столб, и чурбаки попадали с грохотом на землю. Резкая боль в пояснице отдалась в ноги. Вскрикнув от боли, распахнул глаза: девушка лежала без сознания, рядом с ней лежало бревно, испачканное в крови; понадобилось не так много времени, чтобы увидеть алое пятно у виска и тягучую лужицу на асфальте. Ужас сковал всё тело. Я не мог двинуться, лишь терпеть острые боли по всему телу. Я умру? Я умру здесь? Далее я почувствовал удар по голове. И отключился. … Странный холод распространялся в теле, которого я не ощущал. Словно у меня была дыра в груди, пустота, но в то же время я мог потрогать, дотронуться до своего «нечто», что зовется душой. Я был наполнен и опустошен одновременно. Я не чувствовал ничего, и эмоции сменялись во мне так же быстро, как крутится колесо на велосипеде, спускаясь по склону. Это было что-то странное и непонятное. Матрица? Или именно так ощущается смерть? именно так люди уходят на тот свет? Я пробыл здесь минуту от силы, но кажется, что я находился здесь вечность. Неожиданно в голове начали всплывать воспоминания из детства… … Ранним воскресным утром, когда мне было лет восемь, мы с отцом отправились в ювелирный магазин за подарком на юбилей матери. По своей природе я был довольно озорным ребенком, поэтому частенько выхватывал от отца замечания. Тот день не был исключением. Я носился по помещению с роботом в руках, едва задевая покупателей, обходил все препятствия в виде стендов, полностью погрузившись в фантазии, но, к сожалению, уткнулся прямо в отцовскую фигуру. — Сын, мы нашей матери подарок выбираем, а не в игры играем. Будь серьезнее. Мы должны подарить ей то, что способно показать нашу к ней любовь, верно? — он потрепал маленького меня по голове, — Давай, посмотри, что из этих украшений понравится маме, — отцовская улыбка засияла ярче белых ламп ювелирного магазина, — а я пока спрошу, делают ли они их на заказ. — Сова! — тоненьким голоском воскликнул я. — В школе учитель говорил, что сова — мудрая птица. — Адам, — отец повернулся ко мне. Брови поднялись в восторге, разгладив мрачные морщины, — превосходная идея! Довольно символично, учитывая её должность… — Мамочка мудрая. — Верно, верно. Какие идеи насчёт совы? — он наклонился поближе, с любопытством глядя на меня. В душе загорелось пламенем воображение. Миллионы идей приходили в голову, отчего я растерялся и начал чесать затылок. — Я, я… — руки закрыли красное лицо. Потоптавшись на месте, я вскоре выдал, — я знаю! — радостно подпрыгнул на месте. — Золотой памятник в честь мамочки! Она в своём костюме, и на плечах сова! — Отец рассмеялся. Я любил слушать его добрый смех, такой, отчего в душе сотни искр взрывались, и становилось так радостно и тепло. В эти моменты все переживания исчезали, и на их место приходило искреннее счастье. — Мечтатель! С такой фантазией далеко пойдешь. — Он вновь потрепал волосы, посмотрев на меня самыми любящими глазами. — Давай остановимся на броши? Для золотого памятника мне ещё работать и работать. Через неделю я подарил ей маленькую белую коробочку, перевязанную фиолетовой ленточкой. Голубые глаза матери блестели под светом узорной люстры в гостиной. Её чёрное строгое платье тогда случайно испачкалось кремом от торта. И это платье с тех пор украшала золотая сова, которую я забрал с окровавленных рук после её смерти. … Стало паршиво. Настолько, что хотелось исчезнуть. В темноте, что окружала меня, я пытался развидеть это. Но зажмуриться не получалось, лишь суетливо оглядываться по сторонам в пустой надежде увидеть что-то, отвлечься. В спину подул леденящий ветер. Я оглянулся и увидел дверь. Белая, она стояла открытой посреди черной пустоты, в ней — свет, теплый и нежный, ясный, живой. Он притягивал меня, манил. Это конец? Я умер? Ноги привели меня к дверному проему. Я протянул руку к свету. Понежил пальцы в теплых лучах, оглянулся назад и сделал шаг. Дверь захлопнулась. … — Адам, вставай, — Я очнулся на кровати. На меня смотрел Фёдор, недовольно постукивая ногой об пол, — ты первый день в университете хочешь пропустить? — Какой университет? — неохотно привстал, потирая глаза от яркого света. — Напился своих энергетиков, и вот он результат. Слёг как убитый вчера. — А что было вчера? — в попытках откашляться, чтобы прорезать голос, я только, казалось, разодрал горло сильнее. — Ей богу, ты как алкашня дворовая. Давай-давай, подъем. Тебе на сборы пятнадцать минут. И не секунды больше! — дверь захлопнулась. Голова не болела, тело тоже, но состояние, с которым я очнулся, настолько изматывало, что хотелось уснуть ещё на пару часов. Лёжа в раздумьях, я пытался сопоставить происходящее в цельную картину, но ничего, кроме слова «мистика», не приходило на ум. В ушах жутко зазвенело, будто барабанные перепонки вот-вот лопнут. Я схватился за голову, упав на колени. »…. Состояние пациента нормализуется. Внимательно следите за показателями, у него много повреждений в спине. Задет затылок…….» Из ниоткуда раздались эхом слова. Что это? Я схожу с ума? Все из-за недосыпа? Или это как-то связано с той аварией, в которую попал? — Адам, ты там скоро? — закричал Фёдор, на кухне загремела посуда. — Завтракать и вперед! Когда писк прекратился, я встал, одел первое, что попалось под руку, и вышел из комнаты. — Ты больно долго, что ты там делал? Неужто прихорашивался? — он сидел за столом, подогнув под себя ногу, — еда на столе. — и уткнулся в телефон. — В ушах звенело, оттого и долго. — усевшись напротив, я пробежался глазами по столу: омлет, салат и маленькие кексы стояли на белой скатерти, — Ты это сам все успел? Когда? — удивленно посмотрел на Федора. Он, как ни в чем не бывало, взглянул на меня с недоумением на глазах, остановил вилку у рта и убрал ногу со стула. — Ну, да… — протянул он, отведя взгляд, — пока ты спал, я проводил родителей и начал готовить. — Федор поправил очки, в смущении уткнулся в тарелку и водил вилку, ковыряя омлет. — Как здорово. Ты большой молодец. — вытянул слова нехотя, тоже принимаясь ковыряться в тарелке. — А как ещё. Я не какой-нибудь Адам Григорьевич, кто только и знает, что по улицам шастать весь день и по ночам не спать. — проворчал он, вновь поправив очки. Я усмехнулся. Раньше мне было неприятно слышать его язвительные высказывания в мою сторону, пока не убедился, что таким странным способом он уходит от похвалы. Поковырявшись в тарелке, Фёдор, как и я, принялись за завтрак. В который раз убеждаюсь, что мой брат готовит не хуже ресторанного шефа. Но не успев погрузиться в утреннее наслаждение, как в голову вновь ударила тупая боль. Бросив вилку, я схватился за волосы. Прижимал ладони к вискам сильнее, чтобы унять звон в голове. Казалось, будто церковные колокола били с двух сторон. Я слышал голоса. Их было много, они путались, один за другим сменяя друг друга. Чувство реальности покидало, и казалось, что это всё сон. Я вот-вот проснусь. — Эй, ты в порядке? — я открыл глаза, в пелене разглядев Фёдора. — Вставай. Я оглянулся по сторонам: я был на полу, возле меня лежала вилка и перевернутая тарелка. — Что с тобой случилось? — его руки дрожали. Заметив, что я смотрел на них, Фёдор вытянул рукава. — Сам ничего не понимаю. — спустя недолгую паузу, всё же решил задать вопрос. — Вчера была авария? — Какая авария? — Фёдор глядел на меня с недоумением, изогнув одну бровь. Всё внутри меня рухнуло. Я смотрел на него, пытаясь в глазах увидеть ложь, неудачную шутку. Но он был искренен. И вновь это чувство нереальности дрожью прошлось по телу. — Забудь, мне ехать нужно, опаздываю уже. — встал, оттряхнув брюки, — Спасибо за завтрак. — Постой, ты правда в состоянии идти сейчас? — он покусывал губы в нервном треморе. Казалось, он испугался за меня больше, чем я. — Может, в больницу? — Всё хорошо, это просто недосып. — я натянуто улыбнулся, — Такое у меня было после похорон, помнишь? — А, да. Прекрасно помню. Тогда, — он вскинул брови, повысив голос, — иди. Удачи тебе. А мне снова за тобой убирать. Да меня нянечкой звать надо! — Фёдор собирал тарелки, ворча больше в пустоту, чем на меня. Я вышел из дома. В глаза бросилась злополучная соседская дверь. Чуть нахмурился и побежал по лестнице вниз. … В итоге я опоздал на торжественную часть. Расплывшись в улыбке, довольным шагом шел по коридору университета. Если бы в наушниках играли Twice, то можно было и танцуя дойти до аудитории. Я зашел в кабинет: студенты только занимали свои места. Значит, формальная часть прошла совсем недавно. Поднимаясь наверх, в глаза бросилась рыжеволосая девушка. Кажется, я её видел. И видел не абы где, а во время аварии. Почему она здесь? Сел за последнюю парту, начав бесстыдно рассматривать её сзади. Я не мог ошибиться, это она. Почти убедившись в своей правоте, я встретился с девушкой, что сидела рядом с ней. Она мне приветливо улыбнулась, помахав рукой. На миг показалось, что я её знаю. Словно мы с ней дружили раньше. Седьмой класс? Это было в седьмом классе? Перешла к нам из другой школы… Нет, это ложь. Такого не было. Всё своё школьное детство я был старостой, а потому знал всех одноклассников, а её вижу впервые, думал я. Но навязчивые воспоминания влезали в мою голову силой, отчего закрылся руками, уткнувшись в парту. Что это такое? Где я нахожусь вообще? Что это за место? От него лишь тревога пробиралась под кожу. Чувство дезориентации вновь пришло вместе с тупой болью. Казалось, мои душа и тело играли со мной в качели: как только погружаюсь в наслаждение и счастье, тут же приходит боль и тревога. Совсем скоро сойду с ума от этого, недоумевал я.