К.Э.П.

Грубые толчки, вбивающие в матрас. Раздражающие ухо стоны. В комнате жарко, и он не может сосредоточиться ни на чем, кроме капель пота, выступивших на лбу… кого? Партнера? Ебаря? Как же противно... Секс, скажем так, для Черри проблема. Вернее, стал проблемой — с тех пор, как… Нет, он не будет думать об этом сейчас. Нужно оставаться в моменте. Сфокусироваться на ощущениях. Сфокусироваться на том, что здоровенный чурбан на нем двигается медленнее, — это еще не приятно, но уже неплохо. Ну же, подумай о чем угодно! Все, о чем он думает, — это капля пота, которая катится с чужого лба на щеку. Черт. Ни на чем другом сосредоточиться не получается. Этот мужик — потный боров, в комнате нечем дышать, и он хотел бы чувствовать что-то получше, но он, черт побери, не может. — Стой, стой, — торопливо бормочет Черри. Его тошнит. То ли от жирного ужина, которым его накормил сегодняшний ухажер, то ли от того, что вина было слишком много — больше, чем обычно, то ли дело в сексе. — Меня сейчас вырвет. Оттолкнув мужчину, Черри спрыгивает с кровати. Спотыкаясь в темной комнате, он несется в направлении, как ему кажется, ванной. К счастью, это оказывается она. К несчастью — здесь так грязно, что чувство брезгливой ненависти к себе только нарастает. Пальцами с побелевшими костяшками он цепко держится за раковину, всю в плевках зубной пасты. С опущенной головой, волосами, разбросанными по плечам, он дрожит всем телом и пытается отдышаться. «Дыши. Ты в порядке. Дыши.» Зажмуриться. Медленно посчитать до десяти. Потом до двадцати. Он расслабляется, только когда его дыхание становится ровным. «Ты в порядке. Все хорошо. С тобой все хорошо.» Он умывается ледяной водой, это почти помогает ему успокоиться. Но когда он поднимает глаза на зеркало, его парализует страх. Отражение есть. Но его самого там нет. Из зеркала на него смотрит его младшая, 19-летняя копия. Тогда его розовые волосы были короче, до плеч. Красиво. «Было красиво.» Он чувствует руку в своих волосах, пальцы крепко сжимают их и больно дергают назад. Черри слышит клацанье ножниц совсем рядом с ухом и срывается в слезы. Что он тогда говорил? Что волосы для него много значат? А может, даже не спорил. В конце концов, он так устал спорить. Розовый кружится вокруг него: оседает на коленях, прилипает к мокрым от слез ладоням. «Так гораздо лучше. Видишь, какой ты теперь красивый? Мой прекрасный мальчик…». Громкий стук в дверь выводит Черри из ступора. Он вытирает лицо, перекидывает волосы через плечо. Затем кладет пальцы на дверную ручку и медленно выдыхает. Он не останется здесь ради жалкого секса. Он не обязан. Он выше этого. Он ничего никому не должен. Эти уверенные мысли громко звучат в его голове, пока он открывает дверь. Чуть менее громко — когда его берут за руку. И почти затихают, когда он слышит вежливую, подобострастную мольбу: «Пожалуйста, позволь мне закончить…». Он пытается отказаться. Но его уговаривают до тех пор, пока он не опускается на колени. «Он никогда не просил. Он просто брал. Я все контролирую.» И когда Черри убеждает себя, что одержал верх, — ведь его ухажер попросил, а не взял без спроса, — он наконец может проглотить густую желчь, поднимающуюся в горле. Он уходит наутро. С видом, что… ...держит все под контролем.

***

— Плохо выглядишь, чел. Джо ставит перед Черри тарелку. — Ешь. Ты бледный. Вернее, ты всегда бледный, но сегодня особенно. Одной рукой Черри тянется к палочкам для еды, другой показывает Джо средний палец. — То, что некоторые в свои лучшие годы предпочитают не выглядеть, как подошва старого ботинка, не должно становиться поводом для мелких оскорблений. Он кладет в рот кусочек жареной рыбы и позволяет себе тихий стон наслаждения — настолько это вкусно. Даже настроение пререкаться пропадает, хотя он слышит, как Джо усмехается. — Ты просто очарователен. — Джо ставит локти на стол и с приторной улыбкой укладывает подбородок на сложенные руки. За что немедленно больно получает веером: — С детства терпеть не могу, когда ты так делаешь. Прекрати. Черри убирает веер в рукав юкаты и возвращается к своему завтраку, игнорируя нытье Джо: — Я не виноват, что ты ми… Черри поднимает глаза над тарелкой, его левая рука угрожающе тянется к вееру. — Не понимаю, почему тебе нельзя делать комплименты, — ворчит Джо. — Потому что они стремно у тебя получаются, тупица. Чтобы окончательно добить, он добавляет: — Рыба пережарена. Черри отодвигает от себя тарелку, откидывается на стуле и скрещивает руки на груди. Так вышло, что его сегодняшняя «прогулка позора» пролегла через ресторан Джо, и он твердо планировал игнорировать все вопросы. Но Джо вдруг обиженно произносит то, что игнорировать не получается: — Это ж насколько отвратным было твое свидание, что ты готов несправедливо обругать свою любимую еду. Черри чувствует, как запылала кожа, — будто его потный ухажер все еще касается ее своими мозолистыми пальцами. Он вздрагивает, стряхивая призрак влажных ладоней, и смотрит на Джо. — Почему все мои свидания ты считаешь отвратными? — Потому что ты никогда не остаешься на ночь. Твои самые долгие отношения — со мной, и мы ненавидим друг друга. Черри не может удержаться от усмешки. — Я не ненавижу тебя. — Ооой! — с умилением тянет Джо. — Просто считаю, что ты противный. С удрученным видом Джо позволяет издевательски похлопать себя по щеке. Меняя тему, Черри откидывается на стуле и разочарованно стонет. — Это было ужасно, Джо. Дешевая еда, еще более дешевое бухло. Квартира — сущий ад, грязь и бардак. Сломанный кондер. И этот мужик был таким потным! Уложив голову на стойку бара, Черри бормочет под нос: — Руки как наждак. И он все время тянул меня за волосы! Почему! Почему боги меня ненавидят! — ...И ты все равно остался на ночь? Вопрос прилетает как удар под дых. Черри чувствует, как сжимается желудок и в уголках глаз собираются жгучие слезы стыда. — Он попросил. И тихо добавляет: — Меня никто никогда не просил остаться. Во вздохе Джо — сожаление и забота. — Зачем ты делаешь это с собой? Черри нужно несколько секунд, чтобы собраться. Когда он поднимает голову, его лицо не выражает ничего. Стоическое безразличие. Он его тренировал. — Это называется «корригирующее эмоциональное переживание». Ты не поймешь. В глазах Джо вспыхивают гнев и обида. — Я понимаю больше, чем ты думаешь, Черри. Я несколько раз возил тебя в больницу. Помогал тебе с переездом посреди ночи. — Тогда перестань задавать тупые вопросы! Джо отшатывается, с силой отталкиваясь от стойки. Черри медленно выдыхает через нос и заправляет волосы за ухо. — Прости. Становится лучше, честно. Теперь я могу закрыть глаза и не видеть его лицо. Это работает. Джо резко оборачивается: — Это опасно! Ты встречаешься с мутными типами. Идешь к ним домой. Заставляешь себя делать … всякое. А наутро ненавидишь себя. Днями не выходишь на связь. Не говоришь со мной. Не ходишь на работу. Почти ничего не ешь. Как это может работать?! «Я возвращаю себе украденное. Держу все под контролем. Я. Не он. Больше нет.» Черри горько усмехается и вопросительно склоняет голову набок. — Звучишь, как ревнивый любовник. — Он опирается на стойку, подпирая кулаком щеку. — Джо, ты что, ревнуешь? Безо всяких пауз Джо вдруг отвечает: — А если и да, то что? Брови Черри ползут вверх. — … В смысле? Джо вдруг находит что-то крайне интересное на полу, но продолжает. — Что, если я действительно ревную? Что это меняет? Повисает пауза. Кто угодно, достаточно знающий их обоих, сказал бы, что им давным-давно пора было определиться с чувствами друг к другу. Но, по мнению Черри, это полный бред. Потому что Джо заслуживает кого-то лучшего, чем он. Кого-то, кто может хотя бы потрахаться без последствий для психики. — Если ты правда ревнуешь, ты еще больший дурак, чем я думал, — шепчет Черри. В ответ Джо медленно качает головой и забирает тарелку со стойки. — Как скажешь. В свою следующую «прогулку позора» в ресторан не заходи. — Джо, погоди! Черри зовет его, и Джо останавливается, не поворачиваясь к нему лицом. Среди миллиона мыслей, которые несутся в голове Черри, – «Не уходи. Я не заслуживаю тебя. Останься. Я сломан, и меня не починить. Ты мне нужен. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем я» – он выбирает одну. Самую дурацкую. — Спасибо за завтрак.

***

— В каком смысле — “почти признался”? Ланга отрывается от учебников. Вступительные экзамены в университет все ближе, и кузен Черри старательно занимается (особенно старательно после очередной лекции Черри «о твоем будущем»). — Как кто-то может признаться “почти”? Черри пожимает плечами. — Допустил, что ревнует, и спросил, что бы это изменило. Ланга хмыкает и рассеянно произносит: — Ну да, а еще он всегда говорит, что ты милый. Уши у Черри вспыхивают, и он делает вид, что не услышал. — Мы друзья. Мы выросли вместе. Кроме того, он был рядом… все это время. Черри предпочитает думать, что делится с Лангой подробностями своей личной жизни исключительно в поучительных целях. — Он тебе нравится? — Нет. — Так ты любишь его? Ай! Ланга потирает щеку, Черри убирает веер обратно в рукав и повторяет: — Мы друзья. Ланга держит паузу. — Что, если он предложит помочь с твоей… проблемой? Черри буквально чувствует, как краска заливает его лицо. — Какой еще проблемой? Ланга виновато утыкается в учебник. — Я случайно подслушал, как ты говорил с кем-то о том… Что делаешь для того, чтобы пережить прошлое… И добавляет шепотом: — Прости. Черри теребит прядь волос и опускает глаза. — Ты ни в чем не виноват. Но он не сможет «помочь». Я не могу его попросить. Это вообще не то, о чем я могу с ним разговаривать. Ланга удивлен: — Почему нет? Я думал, вы все друг другу рассказываете. Черри закрывает свой ноутбук и какое-то время изучающе смотрит на кузена — его лицо, собранные в небрежный хвост волосы. Искренность в глубине глаз. — Ты волнуешься, — заключает Черри. Ланга кивает. — Ничего не могу с этим поделать. Знаю, я не должен лезть, но не думаю, что то, что ты делаешь, — безопасно. Сейчас у всех, кто знает о «терапии» Черри, есть мнение. Но когда он был с Адамом, его не было ни у кого. Никакого мнения о синяках на его руках и запястьях. Никакого мнения о его новой «стрижке». Тогда все сказали, что это выглядит «клево» и что они «годами не видели его лицо». Никакого мнения о том случае, когда он не мог выйти на работу целую неделю — настолько ему было больно. Ни у кого не было мнения. Ни у кого, кроме Джо. «Я убью его, если хочешь», небрежно произносит Джо. «Он частенько заходит в ресторан. Найдем, на что у него аллергия, и я сделаю это». Черри чувствует, что его решимость слабеет. Он хоронит в себе чувства к Джо уже много лет. Но он прекрасно в курсе его личной жизни. И эта «личная жизнь», как правило, включает в себя большие сиськи и пустую голову. Черри наконец поднимает глаза и смотрит на Лангу. — Джо по девочкам. Ланга сосредоточенно царапает ручкой бумагу и будто между делом спрашивает: — Он так сказал? Черри медлит. — ...Нет. — Но ты решил, что да. И решил так потому, что проще всего принять отказ до того, как тебе действительно отказали. Слова Ланги буквально обрушиваются на Черри. Дыхание срывается, пальцы сжимаются на бедре. — Неправда. — А что тогда правда? Ланга кладет ручку и смотрит на Черри поверх очков. — Потому что отсюда мне это видится так: ты боишься услышать о чувствах Джо, ведь тогда тебе придется признать собственные. Черри отвечает и ненавидит свой жалкий голос, такой слабый и уязвимый: — Я не могу. Он … слишком хорош для меня. — Но ты подумаешь об этом? О том, чтобы поговорить с ним и услышать, что он ответит? О, как же он хочет, чтобы этот чертов мальчишка не лез не в свое дело. Хочет напомнить ему, что это он здесь — взрослый, и сам решит, что ему делать с «проблемами». Но он чувствует тяжелое беспокойство, исходящее от Ланги. Ему остается только сдаться. — Хорошо. Я подумаю об этом.

***

Простыни пахнут весной. Легкий цветочный аромат. Черри улыбается в матрас и вдыхает этот чистый запах. Мысли плавают, и когда он понимает, что слишком долго лежит тихо, то стонет — громко и бесстыже-порнографично. В ответ его жестко хватают за бедра и сильнее насаживают на член. Когда сегодня Черри отправлялся на встречу с клиентом, он планировал просто поужинать и уйти домой. Но недавний разговор с Лангой гвоздем застрял в мыслях, и его нужно было срочно оттуда достать. Мужчина, сквозь ресторанную толпу пожирающий Черри глазами, показался наилучшим для этого способом. В конце концов, в его доме чисто. Чужие пальцы вдруг тянут его за волосы, и пульс моментально ускоряется. Сердце начинает колотиться в груди, во рту пересыхает. — Н-нет… — он поворачивает голову, и его голос твердеет. — Я не люблю, когда трогают мои волосы. — Чего ж ты их тогда отрастил? — С этими словами хватка становится еще жестче, и Черри чувствует ее всей кожей головы. — Хватит. Дыхание сбивается с ритма, становится прерывистым и частым. Подавляя панику, Черри тянется назад в попытке упереться в бедро партнера, остановить его. Но его руку отталкивают. — Почти кончил. Не то, чтобы тебя это волновало? Гребаная принцесса, — рычит его партнер. Он наращивает темп и безжалостно вбивается в Черри, снова тянет его за волосы, заставляя откинуть голову назад. — Просто лежи тихо. Это получается у тебя лучше всего. И тогда алая вспышка страха превращается в бушующее пламя ужаса. Черри чувствует, как реальность ускользает от него, и ничего не может с этим поделать. Это похоже на кошмар: разум мечется между сейчас и тогда, и простыни больше не пахнут весной. Они пахнут удушливо и сладко. А руки на его теле… Он знает, чьи они сейчас. Они нежные и мягкие, даже когда делают ужасные, жестокие вещи. Его уха касаются слова «Тебе же нравится, правда?», — и это голос Адама. С этим Черри справиться уже не может. Он змеей выскальзывает из-под тела над собой, скатывается с кровати, путаясь в простынях, и кое-как собирает с пола одежду. Бездумно засовывая ноги в джинсы, не заботясь о том, застегнул ли их, он без конца повторяет: — Я не могу. Нужно бежать. Здесь опасно. И Адам, и этот мужчина… Они оба делают ему больно. По пути к двери он натягивает рубашку через голову и обувается, игнорируя ругательства, летящие в спину. Быстрые шаги несут его прочь, и напряжение в груди потихоньку слабеет. Он почти не разбирает дороги — вокруг все плывет, зрение нечеткое. И виной тому не слезы, хотя он плачет, — Черри понимает, что забыл в том доме свои очки. Чертыхаясь на всю улицу, он достает из кармана телефон, и, не думая, набирает единственный номер, который помнит наизусть. — Сейчас три утра. Это мой первый выходной за месяц. Я надеюсь, ты звонишь, потому что смертельно заболел или даже умираешь. В противном случае, к концу этого разговора я убью тебя сам. Черри пытается собраться, но не может сдержать жалкий всхлип: — Заберешь меня? От беззаботного тона Джо не остается и следа. — Где ты? Женский голос на фоне спрашивает Джо, с кем он разговаривает. Черри шмыгает. — Ладно, неважно. Ты занят. Разбужу Лангу. Он слышит шорох и приглушенный голос Джо, которым он говорит женщине одеваться. — Я не занят. Сейчас приеду. Скажи, где ты? Черри щурится, оглядываясь по сторонам. Он не может прочитать ни одной чертовой вывески, но распознает пару достопримечательностей и описывает их Джо. — Буду через десять минут. Он приезжает через восемь. Спрыгивает с байка буквально на ходу. — Что случилось? Черри почти успокоился, пока ждал, и теперь чувствует себя по-дурацки — ему вдруг кажется, что он отреагировал слишком бурно. — Я был… на свидании и… Джо слышит достаточно. — Когда ты собираешься остановиться? Черри вскидывает голову, встречая его взгляд. — Я позвонил тебе не для того, чтобы ты меня отчитывал, папочка. В ответ Джо скрещивает руки на груди и выглядит неумолимо, это совсем на него не похоже. — Может быть, но тебе явно нужен кто-то типа родителя. Ты ведешь себя как чертов подросток, но даже мой глупый младший брат понимает, что трахаться с незнакомцами каждую чертову ночь – за рамками здравого смысла. Щеки Черри заливает горячая краска. — Если ты собрался читать мне лекции – просто уходи. Он разворачивается в сторону предполагаемой автобусной остановки. В конце концов, бумажник он не забыл – можно и такси поймать. Голос Джо неожиданно громкий в ночной тишине. — Зачем ты делаешь это со мной? Черри в ярости оборачивается. — О, так теперь это все — о тебе? — Каору, ты же не дурак… — Не называй меня так. — Ты обязан знать, что я чувствую! — Заткнись! — перебивает Черри. — Просто заткнись, пожалуйста! — Нет. Я знаю, как плохо тебе было. Как плохо тебе сейчас. Ты говоришь, будто делаешь это себе во благо. Чтобы излечиться, но… Джо шагает к Черри и сокрушенно морщится, когда тот вздрагивает. — … как еще больший вред может стать благом? Он берет Черри за запястья и поднимает их повыше, чтобы рассмотреть. На коже расцветают багровые синяки. Надо же, Черри совсем не обратил внимание. — Каждый раз ты звонишь мне. Каждый раз я бросаю свои дела, как последний идиот. И каждый раз смотрю, как ты пытаешься убедить себя в правильности того, что делаешь. Но это — неправильно. Это — не помогает. Он отпускает руки Черри и отступает на шаг. — Разреши мне помочь тебе. — Как?! — Корригирующие переживания, которые тебе нужны, невозможно получить, трахаясь с незнакомыми мужиками. Он выдерживает взгляд Черри и произносит: — Попробуй со мной. Если тебе хочется сделать это — сделай со мной. — Нет, — Черри качает головой. — Только не ты. От того, каким потухшим выглядит Джо, от того, как звучит его голос, у него болит сердце. — Что, недостаточно хорош для тебя? — Черт, да нет, я… — Черри встряхивает головой и смотрит на Джо. Какой же он красивый. Черри всегда так считал: задолго до его загара, татуировок, бицепсов и отросших волос, на которые он постоянно жаловался. Слова Ланги эхом отзываются в сердце. Конечно, он думал об этом. Думал без остановки. И сегодняшний мужчина был нужен ему только для того, чтобы перестать думать. О том, что остался бы только Джо. И больше никого. Он сдается. — Ладно. — Ладно?! — Да. Но! — Джо устремляется вперед, и Черри вытягивает руку, останавливая его. — Не говорим о твоих чувствах. О моих тем более не говорим. Ты никогда меня не целуешь. Мы не остаемся друг у друга на ночь. Не держимся за руки, и ты не говоришь, что я «милый». Да, и самое главное, — никогда не лезешь обниматься после секса. Обескураженное выражение лица Джо выглядит почти комично. — А … что тогда вообще можно делать? — Трахать меня и проваливать. О, и заедем за очками. Только тебе придется пойти со мной. Черри хлопает Джо по плечу и направляется к байку, снимая с руля запасной шлем. — Все еще хочешь, чтобы я с тобой попробовал, Кодзиро?