смотри в меня

«Расфасован по шкафам. Я сам скелет там среди блузок Кто надломлен, тот срастётся. Не срастётся, кто надкусан От меня осталось тело — покорми собачек мной Я свой дух никчёмный предал, отчего ещё живой»

      Есть Исаев Влад, а ещё есть несколько плохих привычек, которые имеет и он, и остальная шпана нашей необъятной: он курит (хотя как не закурить-то в одиннадцатом классе?) и матерится как завзятый представитель современной молодёжи. Он стреляет в лоб своим бесценным мнением, учит жить старших и любит стирать костяшки кулаков. Бабки в пазике разглядывают синеву на лице и покачивают головой, будто Владу не срать. Он так-то воспитанный, просто по-своему: знает, что после попойки лучше переспать под трубами, чем идти домой, что бить всегда надо первым. А твоя точка зрения важнее всего остального, ведь ты лучше их.       И не так важно, что там внутри забетонировано. Отцовская строгость отражается на его лице, придавая пару лишних лет.       За внешней серьёзностью и накатом бровей глупые факты — Исаев Влад всё ещё подросток. Он не верит в такой бред, что когда-то там умрёт от рака лёгких лишь потому, что привычка смолить перед школой переросла в зависимость. И он точно никогда не попадёт в аварию на шевроле отчима, где больший шанс остаться колясочником, чем выжить. Вечно жить тот, само собой, не собирается, но подохнуть на лестнице от стенокардии в шестьдесят — слишком тупо для него. Смерть сейчас поджидает кого-то другого, потому что у него есть сила в мышцах, разум остаётся гибким, а значит, он проживёт ещё много-много лет. Но Влад, пока ещё, подросток. Поэтому не верит, что лучший — про него.       И то, что многого добьётся. Отец так говорил. Говорил: все вокруг — материал. Что он, его сын, у-ни-ка-лен.       Хорошее будущее в правоохранительных органах тебе заказано, нужно просто доказать свою пользу остальным.       Влад тоже считал себя, в каком-то смысле, у-ни-ка-льным. Нет, он не взламывал госуслуги в четырнадцать, не умел охуенно лабать на фортепиано и вообще — отличие это было скорее негативным. «Негативная черта твоего характера» — так говорит ему Евгения. Не «ёбаная хуйня, мешающая жить», а неприятные последствия стресса, испытанного в детстве. Ты же понимаешь, да?       Проблема в том, что, как большинство недовзрослых с бушующими гормонами, он, бывает, взрывается… Ха. Если точнее, теряет над собой контроль нахуй. И его глушит-глушит-глушит где-то под этим режимом автопилота. Нахуй Влада.       Слабые транквилизаторы спасают. Создателей этого дерьма награждают на небесах каждый раз, когда суицидник, полезший к нему, остаётся жив.       Бывает — бац — толща воды вскрывается, выпуская его из очередного приступа ярости.       А вокруг пиздец: ты отпизженный, тот парень, что называл твою мать шлюхой, отпизженный, а рука сломана. Твоего ссаного мнения не существует и всё тому подобное, но за базар ответишь.       Быть может, это нормально, когда тебе семнадцать, а ты совсем не знаешь мер, да и краёв не видишь.       Окей, до совершеннолетия осталось совсем нихуя, он уже свободно сможет пойти забрать права, скоро будет иметь право становиться избирателем, а там, недалеко, армия. Но для несформировавшегося мозга такое будущее прописано азбукой Брайля. Он ничего не планирует.       Он не ждал, что отец свалит в служебную командировку на Северный, мать его, Кавказ перед пенсией. Не ждал, что его скинут на мать. Он прекрасно и сам оплатил бы квитанции в Сбере и отварил себе кастрюлю картошки. Потому когда Евгения Николаевна из кухни кричит: «Влад, милый, иди ужинай», он закатывает глаза. Исаев терпеть не может её «милый», «хороший» и «сладкий». Будто это исправит годы её отсутствия.       Его мать, слишком мягкая для крепкой хватки мужа, ушла от них давным-давно. Но вот она возвращается, задаривает подарками, шмотками. Она всё разговаривает с ним и гладит по голове своей хрупкой рукой, а он её почти прощает. Он не был готов к такому проявлению женской любви. Быстро сменяющиеся подруги отца свою любовь между двумя мужчинами поделить были не способны.       Так что проблем у него и без того до жопы, чтобы ещё и волноваться о переходе в новую школу. Но если не преуменьшать, то именно эта находилась где-то между другом, оставленным в другом городе, и ЕГЭ, где последнее — вершина бед в его понимании.       И он бы скрылся в этом потоке из агрессии, стресса, долбёжки в мозги, стресса, агрессии, если б всё это меланхоличное пребывание не испортил крайне надоедливый кадр.       Первый день Влад думал, что тот просто бесстрашный и тупой. С хитрющим еблищем и, вроде как, проблеском интеллекта на нём, но тупой. К этому добавилось ещё и сумасшедший. Потом он в этом убедился и перестал понимать, что же конкретно тому надо. Он вообще из всех персонажей в школе был самым нечитаемым. Часто улыбался, но глаза всё время показывали противоположные этому эмоции. Да и, к тому же, не поймёшь, какое у него фаталити. Такого персонажа со смутным описанием в смертельной битве Влад бы точно не выбрал.       А ещё этот Артём был смазливым до рези в глазах. Не то чтобы Влад был ценителем мужской красоты, он и ценителем женской не был, но Артём похож на чёртову игровую модельку: этот его чёткий контур пухлых губ, остро очерченная челюсть и колкий, надменный взгляд. А смотрит он всегда с поднятым подбородком. У него симметричное ебло, прямой нос и высокие скулы. Глаза ещё необычнее внешности — зелёные, выделяющиеся. Влад готов это признать — Артём не вписывается в эту среду обитания. Даже эти его жесты, по-педиковатому плавные, будто родился он в кругу интеллигенции, а не в жопе мира. Эмоции тоже переливаются осторожно, будто все по запланированному сценарию, где сцены с ударом в ебло не было совсем, но Артём оказался хорошим импровизатором.       И Исаев совсем не парился над разгадыванием этого шифра, только звук сообщения вконтакте заставил вздрогнуть. Диалоги не часто пополняются, потому даже с интересом заглянул в телефон.       Он.       Вот же ж срань. Стоило только подумать?       [А.: И чё скажешь?]       По сути, найти страницу Влада было просто. Он не придумывал какое-то ебанутое имя, уж точно не был "Мирным", не переводил его на другой язык и не выёбывался. А ещё он был подписан на закрытую группу новой школы, дабы смотреть изменения в расписании. Однако такая настойчивость и смелость всё равно удивляют.       Он воздержался от того, чтобы анализировать страницу доебавшегося. Не особо интересно.       Но он смотрит. И удивляется, что та абсолютно пустая. От таких людей ожидаешь продажности и клуба "подписчиков".       «Нет» — отвечает Влад.       [А.: И почему?]       «Хули тебн так нвдо?» — злится Влад, уже даже не попадая по клавиатуре. А в ответ, почти моментально ему приходит голосовое:       — Слушай. — Голос блондинчика был приглушённым, преисполненным таинства. "Принлашаем в клуб оккультистов" Влада к кровати прибивает спицами. Нахуй он это включил? Мог и расшифровку почитать. — В общем, я видел, как ты играешь, это, по сути, неплохо. Нормально. Поиграй за нас. Я помогу тебе с ЕГЭ. Слышал, ты усердно готовишься к матеше.       Вот сейчас тупо было. Никакие пиздюки ему ещё такого не предлагали, Исаев даже прихуел.       [В.: Что ты несешь?]       — Да блять… Типа взаимопомощь, догоняешь? Голландский штурвал. Ты поднимешь нам авторитет. В нашей команде есть слабые игроки, которых пора замотивировать.       Что за бред?       Сам Влад — строптивая дрянь, которая без уверенности в болото не полезет. А тут кто-то появляется и сам предлагает помощь. Предлагает компанию. И выдумывает бредовые отговорки для даунов.       Эйблизм.       Чёрт.       Ведь Владу вообще никогда не нужна была чья-то помощь — он сам этого не хочет.       И вообще-то он сам себе врёт и почти готов это осознать.       Исаев думает над ответом, лежит в своей комнате, которая до этого была кабинетом дяди Андрея, и слышит голос его жены. Он слышит, потому что та снова зовёт. Семейный ужин, где среди идеальной семьи Гордеевых он будет чувствовать себя лишней декорацией. Чёрт, кто-нибудь уберите этот стаканчик из Старбакса с кадра.       У них нет ни общих тем, ни интереса друг к другу. По крайней мере, ему точно похуй, чем там в своём суде занимается Евгения и во сколько маленького Роберта завтра надо забрать из сада. Роберта, которого ждёт охуенно великое будущее, в отличие от него.       А сегодня она спрашивает про оценки. Ответить нечего, с этим у Влада всегда были проблемы.       А лошадь-то подсёдлана, два родительских взгляда устремлены прямиком на его светлый лик. Один лишь мелкий увлечённо ковыряется в своей порции, гоняя туда-сюда кусочек мяса, не задаваясь и не интересуясь такими взрослыми вопросами. Он посещает детский сад, где никаких оценок не ставят.       — Что скажешь?       — Да отлично всё с учёбой.       — Знаешь, я звонила сегодня утром вашему классному руководителю…       Знает. Занавес. Он уходит, потому что полностью уверен, что тётя Женя уже давно обзвонила вообще всех учителей и поинтересовалась деятельностью сына. Он уходит, потому что знает, какие потом будут вопросы: снова про друзей, снова про внеклассную активность. «Почему ты, милый, не хочешь в театральный/художку/музыкалку/БДСМ-клуб?». Действительно, блять, почему?       Ёбанное притворство.       Влад юзает назначенные детским психиатром бензодиазепины (да, он уже выучил всю эту хуйню) всё то время, что живёт у них. И всё идёт почти нормально. Его чуть реже вызывают к директору, вообще не дают пиздюлей дома. И немного меньше он чувствует себя говном.       У Влада в диалогах мелькают ещё несколько одноклассниц, которым он, по доброте душевной, подсобил с внеклассными. А, ну и как забыть старого-доброго друга из своей малой родины, который теперь поддерживает связь только редкими мемами. Желаю, чтобы ваш вторник стал последним. Ещё пара мужиков из качалки, которые добавились к нему ещё летом. И теперь в красивый список добавляется этот хмырь.       «Завтра после школы?» — последнее сообщение от Альтеева Артёма, который был 15 минут назад.       Всё по пизде.