«Это как рассказ о том, что меня мажет Без наркоты, в суете многоэтажек Только с тобой я научился ловить кайф без плана Меня поправило, только останься рядом Это как рассказ о том, что на районе есть слушок Что есть кайфа, от которых нету кашля Не надо держать дым, один — и минус башня Как мы с тобой, как наше все»
У него другая причёска, другая одежда и... лицо тоже другое. Что и близко не про сечки. При виде Влада у него оскал на половину лица натягивается, не как обычно, а как-то... А глаза токсичные, хоть и с опозданием, но отворачиваются вместе с бритой головой. Свалить бы всё на то, что просто Влад внешне не очень: заёбанный и высыпанием от недосыпа. Вид напрягшихся пацанов, соответственно. Славка, как казахская борзая сучка, всё вьётся у ног и прекращать не в планах. Есть же люди с принципами по жизни пацанскими, есть же которые про «братву на тёлку», так вот, тема — его. Если лучший друг попробует ткнуть ему «вот эта девка бесячая», Бакшеев бросит её уже на первом слоге. Знаете, чисто пацанская тема. Лёха тоже поджимает губы, будто лично Влад у него сотку занял и свалил. А Влад точно помнит, что у него ничего не брал. Как засрать настроение доброй половине школы? Попробуй просто заскочить на занятия. Определённо, есть и те, кто его отсутствия даже не заметил, но члены Семьи Мэнсона его появлению не рады явно. Дети цветов смотрят по-волчьи и с желанием загрызть стаей. Подойти мешает не это. Владу стыдно безумно. Навскидку даёт пять дней на оттаивание. И начинает считать. Первый. Где сам Альтеев не то что не действует, а вообще никаких знаков не посылает. По нему мажет как по составляющей толпы. А хуже игнора только чувство, что тебя не существует. В тот же Влад застаёт его в толкане, закапывающего капли в глаз у зеркала. Караулящая блоха выпячивает челюсть со смелым «хули пялишься?», ещё и собой неэффективно прикрывает. Тогда это просто не вовремя. Второй. Где Влад силы находит, чтобы доказывать обратное. Мол, вот он я. Я, который чаще оказывается в том же крыле. Я, который про всю хуйню не так-то просто забудет, не надейся. Иногда случайно выходит, десятый и одиннадцатый объединяют на физ-ре. В конце концов, у них в школе около восьмисот человек, должно было подобное случиться. Влад, как мальчишка, думает «если, если, если». Как «если я унесу сразу три стула, она меня заметит?». И показывает отличные результаты во всём, до чего добирается. Осталось только мониторить страничку краша, посматривать на расписание и наёбывать с фейков. Не настолько же он отбитый... Но всё же после уроков поджидает на крыльце, подобно самому настоящему сталкеру. Только выходит Альтеев с сопровождением. Они, наверное, ещё дерутся за то, кто же проводит Альтеева до дома. Интересно, каким тогда способом слабачок Бакшеев отвоевал себе вип-место у его подошвы? А как это ты, Влад, сделал? По крайней мере, не прилагая таких усилий. Отсчёт идёт по пизде, потому что на третий и четвёртый предмет воздыхания просто не появляется. Счётчик уже подгоревший и запоротый. Со сложными схемами у Исаева, вообще, слабовато, но он старается. — Эй, Влад, ты пялишься, — Вася пытается привлечь внимание. Это бесполезно, и он медленно утягивает со стола чужую маковую булку... И всё же Исаев перехватывает руку и сильно сжимает. — И чё, блять? — И то, что они начинают замечать, а выглядит это странно. — Выглядит странно то, что он не сидит там. А глаза-лазеры — уже обычно, — вздыхает Андрей, мечтающий поскорее отсюда свалить. Здесь дохера народу и душно. А ещё Исаев подвисает и непонятно для чего тут торчит каждую перемену. — Если ты пытаешься наслать на них проклятье, то останавливать тебя не будем. Влад громко цыкает и отпихивает тарелку. Жрать не хочется. Ничего не хочется. — Шифт-дабл ю, шифт-дабл ю, кажись, он сейчас взорвётся нафиг. — Владос, да ты чё? — Хули его сегодня нет? — спрашивает Влад обиженно немного и тоскливо. А перед глазами только его и видит постоянно. Вот Артём, вроде как, улыбается, но выглядит так, сука, странно. Отталкивающе. У него половина ебла будто и не моргает даже. — А тебе-то чего? — подтягивая тарелку к себе, спрашивает Андрей. — Хочу узнать, что с его еблом, — Влад задумчиво опирается подбородком на присвоенную бутылку и прикидывает варианты. — Ты же про Харви Дента? Ну, после того раза теперь всегда так ходит. Говорят, лицевой нерв зашиб. — Паралич. — Парез. — Какой ещё порез? — Андрей, ты головой подумай, я сказал пА-рЭз, а не то, что он лицом с пильным диском поцеловался. Курить-курить-курить, блять! По-настоящему и с затяжкой. Влад свой ПОД разъебал об плиточку больничную недели три назад. Всё это херня и неудачная замена. — Что же с ним... И вообще друзей нихрена не слышит. — Как в прошлый раз, — вздыхает, переключаясь на друга, Вася. — Точно, всё как тогда, — кивает Андрей. И вот сейчас миссия с булкой прокатывает. Его друг, поправляя очки, показывает перед лицом большой палец. — Водички глотни, что ли. — Нет. Всё по-другому, — шипит на них Влад, отпихивая от себя теперь бутылку, и прячется лицом в локтях. — Влад, ну реально, не майся ты так. Хочешь, сходим в игровуху, потусим? Не кисни только. Тем более, тебе в этой убойной компании вообще ловить нечего. Они только и делают, что бухают, колятся и иногда приходят поучиться в перерывах между выходными. А там уж собираются то у Светки, то у Лёхи. А по сети потом фотки гуляют, как кто-то обблевался или переспал. — О, кстати... — Каждые? И в эти тоже? — Влад поднимает на них такие глаза, будто в них зародилось что-то типа самой хуёвой идеи на свете. — Да я-то откуда знаю? Иди у них спроси. Мы на такие мероприятия... Сам знаешь. — А хотите? Сам он — жесть. Заявляется, еле у отца отпросившись. Да ещё и в занятном комплекте... Никому не сдавшееся трио задротов на вечеринке у крутых парней — завязка дерьмовой истории. Типа "Американского пирога", но Влад его не смотрел. Артему такое не нравится. Однако такие заканчиваются сугубо положительно и с обретением друзьяшек, э, классной девушки и радугой из задницы. Ещё раз, абсолютно никто не ждёт их здесь, но Солянка всё же впускает. Не, совсем не гостеприимно раскрывает дверь, а, вернее, не препятствует. С лыбой смотрит на его спутников, и они все пересекают черту порога, наверное, только из-за взыгравшего в нём интереса. Кровяк на ковре как бы обозначает уровень общего опьянения. А прилёгшие на диване туши — вообще песня. Он надеется, что Альтеев сейчас тоже пьяный и в режиме «не держу себя в руках». Но желательно не до степени «пялю кого-то прямо в туалете», а что-то вроде «открыт к обсуждениям душой и телом», а ещё лучше «готов уйти отсюда с тобой». Но в этой квартире есть сотня осуждающих взглядов, направленных на него. Закрытая комната родителей, куда предусмотрительный Лёша отнёс всякие дорогие прибамбасы, чтобы такие агрессоры, как Влад, нихрена тут не разбили. Или потому что там кто-то ебётся? И эти хреновы лампочки, которые в скором времени спровоцируют у него приступ эпилепсии. А Альтеева нет. Влад и рад бы оказаться дома. Там батя кинет за комп со своим: «Влад, давай садись. Не могу я тут одного победить». А Влад сядет, как и всегда. «Уровень мне тут поставил и сам пройти не может...» «Ты давай светани этой музыкой!» «Давай-давай, наверх, бери ты, блять... А-а, ты так...» «Ёб твою мать, гаси вот этого, хули он своими шарами?!» Но любимое у него, конечно же: «Вот, вот так давай, ага, во-о-от…» Он не уёбывает в ту же секунду только потому, что сам привёл сюда парней. Которые вполне себе вливаются в разморенную компанию на диване и даже заводят разговоры. Разговоры. С кем-то, помимо друг друга. Так быстро сворачивать всё — кончем быть последним. Так что теперь он просто ждёт их, растягивая одну несчастную бутылочку и держа себя в руках крайне старательно. Ему казалось, что месяц был сложный. Но эта неделя высосала всё. По трубке Влад обещает отцу вернуться домой в течение часа, хотя подтекстом больше отчитывается о своём состоянии. Батя не верит, что не пьёт. Влад выходит с балкона, почти разламывая мобилу пополам, но видит то, что и хотел. Этот. Со своими, как полагается. Боже, да опять будто впервые. Если представить, что они действительно не знают друг друга, как Альтеев пытается продемонстрировать, то примерно в этот момент Влада бы въебало поновой. Выглядит — да. Но ещё у него есть вот эта своя харизма во всех жестах до единого и холодная уверенность. Спокойствие всего мира и приятный глубокий смех, который наизусть знаешь. Но, разумеется, не только у Влада есть глаза и уши. Каким бы человек не был, тень, переступающая социальные догмы, не может не нравиться ему. Он к себе притягивает. А ещё он внимательный, или просто Влада не заметить сложно. Альтеев даже что-то на ухо говорит про него Лёхе. И Артём на Влада изучающе глядит и, наверное, такая оплошность из-за того, что укурен. Статус: убойные и нелегальные. Слава богам, что не дошли в своих экспериментах до качелей. Есть ведь шанс? Артём его видит как экстрасенс — Влад снова существует. А кроме них тут никого и нету, и музыки тоже, и ора пьяного — ритуал рабочий. Спиритический сеанс, где Влад облизывает горлышко бутылки и празднует победу. Здесь чистая, потому что Альтеев даже, по ходу, не дышит. Ну, так кажется, очень уж выразительно он замирает. Влад гипнотически губами об ободок пивной потирается и дует, как под объективом кинокамеры, а под его пристальным взором всё равно комфортно. На остальных реально поебать уже, без преувеличений. Не может он думать достоин/не достоин, правильно/неправильно. Вот такой он. Расскажет, кому надо, если Артём его ещё раз попросит. В чём проблема? Подошёл за руку сказал взял подошёл сказал за руку отошёл уверенно подошёл сказал уверенно за руку отошёл- Блять, вот когда Артём поступал именно так, как надо? Он снова в своей равнодушной личине, отвлекается на тех же остальных. На своих друзей, на своих девочек, на девочек друзей и друзей девочек. На каких-нибудь мальчиков, может, тоже, если они не из их школы. Так а хуй его знает! И Влад пытается его подловить снова, поймать взгляд. А замечает только, что Артём к банке в руках не прикладывается и не говорит. Коротко отвечает на какие-то вопросы, но сам больше не задаёт тему. Артём изменился после того, очень. Но то, что произошло после их прощания, повлияло не меньше. Артём, может, не тот, но всё ещё он самый, от которого Влад тащится до трясучки и готов об стенки ебашиться. И вот так будешь ожидать продолжения, которого не случится? Как неделю до этого, славно. Всем здесь плевать на тебя, а уж тем более Альтееву Артёму. Долой синдром главного героя. Так что, в общем, из горла быстро принимает для храбрости, «Артём», обращающее внимание, и врезается в него губами при свидетелях. Оттаскивают его в ту же миллисекунду, но он замечает всё, что надо. Плаценту вскрыл, вот эта его ебучая решимость ломается, и если прижать ещё сильнее... Слава никогда не позволит. Лёха просто прогоняет. Без крови. С Владом по-другому связываться никто не будет. Вон Альтеев, как пример, связался и до сих пор последствия огребает. Да Влад и был бы рад, чтобы ему хоть уебали для профилактики. Он не считает себя мазохистом, просто это лучше, чем шарахаться как от больного. Прихуевшие школьные дружки по задротству бы поправили «как от заражённого "чёрным крылом"» или ещё какой зомби-вирус по типу, но они даже за Владом не идут. Провожает его Слава. Конечно же. У них со Славой особая любовь. О, боги, да Влада ещё никто так не касался: с таким омерзением на лице, будто он из цистерны с отходами выполз, вот. Бакшеев деловито и предупреждающе: «ты себя топишь, понимаю, но он-то тут причём?». Правда, держись подальше. Тебе же лучше. Вот не лучше, приколись. Да, Влад себя слегка опозорил и за это выслушал в школе немного херни, но, что ещё хуже, Влад запятнал и его. Он бы сожалел, но схема-то рабочая: в понедельник же в коридоре его тормозит Альтеев. — Надо поговорить. Не здесь. Зайду к тебе, — будто металла объевшись. Владу даже хуёво от того, как Артём это говорит. Отрывисто и кратко. У Альтеева никогда не было проблем с дикцией и красноречием, а сейчас некоторые звуки даются с трудом. — Может, я к тебе? — Нет. Влад слышит, чувствует. Понимает почти сразу и соглашается. — Сейчас я... Живу, короче, в другом месте. Ты найдёшь? И Артём будто специально глазеет на его губы, а руки держит крепко сцепленными сзади. — Понятно. Можем на улице. Главное, чтобы не в школе, — он говорит, уходя спиной вперёд, не отрывая взгляда. — Сам понимаешь. — Нет, всё нормально. Кину смс-кой адрес. Сегодня? — Вечером. — Можно я задам вопрос? — Без вопросов. И ждёт весь на нервах. Потому что и хочется, и колется, и вопрос никуда не исчезает. Знать надо, что с Артёмом случилось. Как прошла операция? Всё ли у них будет заебись? Влад мельтешит по квартире и беспокойно хлопает холодильником, щёлкает каналы и сносит косяки. Отец не сдерживается и орёт, чтобы съебал, наконец, на тренировку. Тогда Влад сторожит у подъезда. Но мёрзнет и к нервному отцу решает не возвращаться. А по закону подлости, всё случается так, как он бы не хотел. — Влад дома? — Альтеев уверенно смотрит на открывшего дверь сверху и выпускает из карманов руки, чтобы протолкнуть её дальше. — Тренируется. Одноклассник? — Нет. Репетитор, типа. Я зайду? Мужчина отъезжает, пропуская его внутрь и машет рукой в сторону, предполагаемо, кухни. Артём для приличия мог бы чутка разжалобиться, но ему откровенно поебать. Павел тоже это видит. Выглядит мужчина примерно так, как Артём и представлял: чёртов вояка из тех американских антивоенных кинчей. С морщинами не по возрасту и пристальным суровым взглядом. Много спрашивает про то, чем Артём занимается, кем хочет стать. Подозрительно смотрит на побитое и плохо функционирующее лицо, но никак это не комментирует — сам не идеальный. Артёму, честно говоря, похуй, что о нём этот человек подумает, поэтому отвечает на всё по факту. Говорит триггерные для взрослых фразы: «свои планы», «в армию не собираюсь», «семью не хочу». И не думал, что комплекс его отличительных качеств мужчина воспримет с неким уважением. Всё глупо, всё по-детски, но парень этот серьёзный. Стоит на своём и не жмётся. Неплохо, что у сына есть такие друзья. Может, научится чему. И Владу, конечно же, никто не позвонил. Он врывается, ожидая увидеть труп. Или даже два! Но оба живые, в целом, просто тихо переговариваются на кухне под шум ящика. Он уводит Артёма в комнату под подозрительный взгляд на родителя и просит не отвлекать. И не потому, что Влад хочет с ним обниматься. Очень. За долгое время вот так — впервые. Один на один. И он садится с ним очень близко. Артём только поднимает раскрытую книжку с кровати и хмыкает. Прикол. Влад Глуховского отбирает и уже не знает, как ещё можно обозначить своё желание. Руки почесать только и остаётся. — У тебя отец на кухне. — Это... Ничего страшного. Он не станет заходить. — Да, заходить не станет. И Влад одаривает его подзатыльником. Не сдержался. Это привычно для них. Было. Сейчас Артём смеряет его презрительным взглядом и отодвигается. У Исаева жизнь замерла на том же моменте, где они остановились. Артём же пошёл дальше. — Не смей больше. — Ты тоже не неси хуйню. Тревога его облепляет с каждым словом. И все из них неверные. Действия уж тем более. Хотелось подраться. Но Артём сомневается, что в этом доме есть что-то, чем отец Влада не мог бы его прикончить. Что-то там про убийства шариковой ручкой или морковью... Влад удивляет: быстро берёт себя в руки. И его в руки тоже: кладёт свою, горячую, на его и осторожно ждёт реакции. — Ну... Спасибо. Что пришёл. Артём получает свою порцию опасного для жизни электрического напряжения. Любит. Уже готов сдаться. Любит, блять. И, честно говоря, он даже не уверен, что хочет на самом деле: проучить его или бросить все свои глупости к херам. Как легко поносить Исаева, когда его нет рядом. Легко представлять, как просто ты его отшиваешь, когда он не сидит напротив и не смотрит так доверительно, что даже в мозгу пульсировать начинает от желания. Откровенно, Артём спит хуёво. Холодные маленькие руки слишком легко с себя убрать и ничто не сжимает его до хруста и с сопротивлением. Никто не утыкается в него лицом и не сопит громко, но усыпляюще. Сука, как же он его любит. Ночь уходит на попытки не думать и не представлять. Сон — это для мёртвых. Лиза спит как мышонок. От Лизы всегда пахнет чистотой крайне опрятной женщины и всякими гелями, вкусными кисло-сладкими духами. А разрывается он между чувством и его отсутствием. Артёму нихуя никогда не снится. А этот, бывает, снится. И это полный провал. Но Влад не имел права так с ним поступать. На прикосновение, всё-таки, не отвечает, хоть выспаться хочется ну очень. Влад тут же яростно отпихивает его руку, сложив свои на груди. — Ты бесишь меня. Что это за нахуй? — Выходит из себя этот человек слишком привычно. Артёму даже вставляет от того, что он один знает, как его успокоить. Но, блять, и нихуя-се раздражает. Хотелось бы, чтобы любовь походила на романтическую хрень, которая Лизе нравится. Те же «Сумерки» или «Три метра над уровнем неба». Но Гаспар Ноэ ей тоже нравится, что многое о ней, плетущей в парке ему венок, говорит. А с Владом оно у них сюрреалистичное и мерзкое. Ну, хуй знает, как «Куда покойники уходят умирать», что ли... Куча бессмысленной крови, дешёвые 3D-модельки и непринятие Богом. Всё же постельные сцены у старины Ноэ куда лучше. Там хотя бы Лабби не трахают над трупами родителей. Но где вернее отражён суровый реализм, это нужно ещё подумать... — Нахуй ты тогда припёрся? И как же, мать вашу, он его... — О, вот это в тему. Если ты не понял, то я расстался с тобой. Теперь так, официально. Хорошо было? Было. Ну и хватит, наверное. — Чего, блять? Всё ок вот тут? — Исаев искусственно усмехается, показывая зубы, и по виску себя стучит. — Дожили. Не, так не будет. — А ты всё продолжаешь преследовать меня... Ты в курсе, что очень некрасиво поступил у Лёхи? Ты меня подставил немного, малыш. — Мне похуй. Я слишком много говна с тобой схавал, чтобы так всё закончить. — Окей, — Артём закатывает глаза, хотя и ликует внутри. Влад — его умница, чаще всего он отыгрывает именно так, как нужно. — А ты знаешь, что я сплю с другими тоже? Не только за этот месяц. Я всегда так делал. Вот к этому готов? Сглотнуть тяжело и глаза в пол уткнуть. Ну не может он больше, ну слишком уж ему больно на лицо Альтеева смотреть. — Знаю я. — Он трёт затылок, опираясь локтями о колени. Вот же дерьмо. — Думаешь, Славка твой не рад мне всё посливать? Да я и сам понимал: у тебя от одежды иногда ими несёт и презики быстро заканчиваются. Подозрительно быстро, знаешь. — Я не особо прятался. И как тебе? — Угараешь? Да я же в восторге, сука. Топит пиздец. Потому что даже тут слышно сраное это всепрощение. Потому что настолько вот он ему нужен. Им обоим. — Иди сюда. Артём проверяет напоследок. А всё равно идёт в руки. И Артём в награду ласково целует, находя пальцами родной рубец на затылке. Губами шевелить ему не так легко, но Исаев всё охотно компенсирует, почти задыхаясь. Влад вцепляется в него руками, губами, своим существом, боясь, что свалит с концами. И не отпускает. Они так долго целуются, что Исаев вообще забывает, о чём был диалог. Альтеев переступает свои же границы, когда начинает похабно его мять через футболку. Артём ведёт по шее носом. И Влад резко пахнет потом, пахнет охуенно. Он везде такой: даже в самых интимных местах он терпкий и сладкий, он живой и естественный. Артём ненавидит на нём запах одеколона. И даже дезодоранта, которым несёт сейчас. Артём так скучал по этой близости, что она нужна ему да хоть прям здесь. Но Влад будто что-то вспоминает и в штаны забраться не даёт. Соглашаясь, Артём чмокает его и, мазнув пальцем по подбородку, отстраняется. — Ты знаешь, что не должно так быть? — Артём его по груди гладит, а Влад отшатывается. — То, как ты к этому относишься. — А-а, так ты это ещё и для меня стараешься?.. Ну, Влад готов унижаться. Он делает это перед отцом весь последний месяц, так почему бы не сделать с человеком, которого он любит по-настоящему? — Как должно? Я же не смогу... — О, Влад, тебе реально придётся постараться, — Артём лыбится, и вот теперь лыбится реально страшно. Влад на этом провисает, и его замечают. — Об этом не думай, доктора всё исправят. Хотя как не думать, когда это твоя вина, правда? Влад ни за что не поверит, что это из-за какой-то там внешней травмы. Такое могло быть только воплощением его уродства внутреннего. — О чём ты? — Не знаю, Влад. А как сам думаешь? Влад-Влад-Влад... Артём наговориться не может, так приятно это на языке. Так хорошо. А надеялся, что будет куда легче. Наивно думать, что радикальная операция на сердце способна вырезать вот такое. Ему, кажется, вообще там нихрена не вырезали, а что-то лишнее впихнули. — Я не ебу, что ты там хочешь услышать. «Прости, что мой отец подыхал в госпитале, а я не остался с тобой»? — Мне не похуй? — Артём поднимается тяжело и проходится по комнате. Ему этот пиздец нравится, как и вся созависимость. То, что их вместе связало, просто невозможно порвать такими глупыми разговорами. — Абсолютно похуй. — Именно. Но помимо этого Владу необходимо понять ещё слишком много. — В этом, блять, и проблема, — бросает Влад, больше не поднимая на него глаз. Он пытается быть тихим. Но у него вообще нихрена не выходит. — Но ты не знаешь, в чём настоящая проблема. Да я даже ебал объяснять тебе, настолько вот ты у меня глупенький. Артём его снова разглядывает. У меня. Всё ещё у меня. Но я покажу тебе. И научу тебя. — Что должно произойти, чтобы ты признал, что кусок дерьма здесь ты? Мне было важно находиться с отцом. А ты уж точно не был здесь один. У его мальчика привычные шрамы: на скуле, небольшой на челюсти и пара новеньких, оставленных им же. И чисто-серые пустые глаза, смотрящие как на чужого. Дальше так: впавшие глазницы, уже не идеально треугольный нос, ломанный им, обветренные и обкусанные губы. И без ебучего отбитого прикида. С отцом ему некогда что-то избирать, одевается тот как попало и в то, что найдёт утром из чистого. У Исаева знакомо дрожат пальцы, но незнакомо сгорбленная спина и поникшие плечи. И Артём усмехается. Всё это он уже видел во многих других и правда, но Влад... Это лучшая комбинация из всех. — Я реально подумал, что в тебе есть что-то особенное, — с сожалением, склоняя бритую голову со светлыми шипами. Артёму его в этот момент жаль, правда. — Съебись. Реально, проваливай. — Давай, чистим зубки и ложимся спать. А я пойду. Будто сам так решил. Ну раз сам решил, то сам себя и проводит. Влад на том же месте остаётся прибитым. Он животом к ногам прижимается и трёт глаза пальцами, будто пытаясь заткнуть слёзные мешки. Уф, устал. Он пытается не откинуться от болевого шока, а тут отец ещё. Потрогал бы шкаф, покатался из стороны в сторону, паля на стены, с кружкой в руках и съебался, нахуя вот ещё вопросы какие-то? — О чём был диалог? Мне показалось... Показалось? О нет. Если вдруг ты подумал, что я в нём всего себя оставил, нахуй. Ну да, пацан такой же. Ну да, как тот грёбаный пидор Бруно с латексным костюмом. Или, помнишь, в «Пятом элементе» Руби Род? Который тебя раздражал до бешенства. Или, ну, не знаю... Больше примеров и не находится. Получается, гей. Вот так, да. Хочется выкрикнуть ему в лицо. Чтобы отец ощущал этот позор на себе всё отведённое ему время. До самого конца, как это будет делать и сам Влад. Но что Влад там думал про унижения на протяжении месяца? Перечёркиваем уверенно, летсгоу. Вся жизнь с ним — унижения ебучие и через себя перешагивания. Поэтому он и не кричит. — Это мой друг из школы. — А он сказал, что репетитор. Хотя эта грызня не показалась мне репетиторской. — Не поделили логарифмы, — Влад хмыкает, хотя нападает такая тоска дикая. — Всё нормально, просто мы больше не сможем заниматься вместе. — Сын. Говори. Владу правда хочется всё ему рассказать. Отец — человек, по сути, самый родной, который от тебя, в идеале, никогда не откажется. Но Владу ведь ещё столько с ним жить... — Нам нравится одна девчонка. — Так. — И она с ним. А отец молчит с осуждением. Случайно Влад попал во что-то, знакомое ему. И отцу больно. – Понятно, – говорит. — В наши дни надо быть куда жёстче, а ты как ёбаная сопля, Влад. – Говорит. – Тренироваться ты ходишь, чтобы трястись перед этими дохляками? Хочешь сказать, ты оказался недостаточно хорош? Ты недостаточно мужик. — Отец останавливается перед ним, и Владу приходится поднять на него глаза, но не лицо. — Мужиков, думаешь, я не видел? Я на всяких насмотрелся. Наглых, жадных, дерзких, умных, глупых, всяких. Даже страшно, каких всяких. И всех смог заставить подчиняться. Самый действенный способ, думаешь, какой? Насилие. На другие способы у сержантов, думаешь, есть время? — Нет времени. — Не уверен? Как баба лепечешь. Это мать в тебе воспитала. Когда я уезжал, ты таким не был. А хныкать нельзя, как бы не хотелось. После такого точно ждёт «упор лёжа принять», но Хартман со своими охуительными речами просто его оставляет. Влад думает, что только из фильмов знает про дробь пулемёта и тонкий посвист снаряда семьдесят пятого калибра. Про шум лопастей вертолёта и шёпот людей, молящих больше не о помощи, а о смерти. Он, вообще-то, про многое знает исключительно из фильмов, а в реальности всё обычно по-другому. В реальности он понятия не имеет, видел ли отец это. Думает ли он об этом постоянно? Или думает о том, как мать раньше играла ему на пианино, задействуя педали и дюжину чёрно-белых рычагов давления? Влад не способен забраться к нему в голову, но он всё понимает. Когда мать приходит их проведать, перед этим отец каждый раз приводит себя в порядок досконально. Ублюдок шипит: «чёртова потаскуха снова решила прийти... чёртова потаскуха...» и начисто выбривает челюсть и надевает самые приличные рубашки. Тогда мать стоит за их плитой целый вечер и готовит им своей полезной хуйни до забитого холодильника, слушая с телефона какие-то мозгоебательные гадания на кофейной гуще. В позитиве у нас мужики идут нахуй. И из двоих здесь всё ещё никто не может готовить: отец — потому что, Влад — просто кретин. И Павел надзирает, как над заключённой, пока она вежливо ему улыбается, передёргивая плечами в дискомфорте. И Влад понимает, насколько они нелепые и двинутые. Утопающие ещё всплывают трижды. Именно поэтому он снова к нему пошёл. Ему не хотелось бы иметь в жизни похожую дурную драму, только Ване такое не объяснишь — ему плевать. Хоть и проскакивает в нём доля сочувствия, которая Владу крышу срывает. В другой вечер Вани нет, да и Артёма тоже. Зато есть Илья. Сидит там со своим этим и, в целом, выглядит куда лучше. Илья выходит с ним покурить у подъезда. Домой не зовёт. На улице вечером холодно, да ещё и майские жуки, бывает, врезаются. Влад лучше бы там посидел, в их с Артёмом комнате. Ещё же есть их с Артёмом дом! Что этот долбоёб там без него делать собрался? — Влад, прекращай. Давай, соберись и завязывай с этим. Тебе точно не понравится, когда ему это надоест. — Не переживай об этом. И вообще, я за своей толстовкой пришёл. — Здесь твоих вещей не осталось, я их сам собирал. Я знал, что так всё и будет. И советую тебе это не потому, что хочу быть с тобой. Я правда волнуюсь. — Илья пытается на него не смотреть. Как Влад опирается на стену, перекрестив ноги, и небрежно держит сигарету, перехватив себя за торс одной рукой, будто пытаясь так сдержать своё беспокойство. Илья пытается. — П-понимаешь? Влад, ну не надо тебе это. Я знаю это чувство и понимаю, как оно бывает, когда это пропадает. Главное, ты себя не потеряй. Тебе нужно думать сейчас об экзаменах. Дай себе шанс. Илья давно будто погребён заживо, но он не будет вечно так лежать и задыхаться, и чувствовать это стеснение в груди, и свои сплющенные внутренности, и жалкий, тошнотворный страх. Ведь даже из рыхлой земли есть шанс выбраться наружу. Особенно, когда кто-то помогает тебе сверху. — Я скоро съеду отсюда. Мы с ним теперь будем жить вместе. Двигаться вместе, а не пытаться друг друга лечить, понимаешь, о чём я? – Спрашивает Илья. — Всё-таки никакого автостопа после школы? Илья смотрит с непониманием. Владу странно от того, что он пытался им кого-то заменить. Ему жаль, что он так с Ильёй поступил. — Что? — Да я так... Вспомнил кое-что. А чё это ты? — Лиза почти живёт у нас. Это становится неудобно. Лиза, которая ещё торчит ему сигарету. Нельзя же так просто, за здорово живёшь, про это забыть. — Ну да, она девчонка. У них там это... — Он делает многозначительное движение рукой и потирает лоб. — А со мной? Со мной было нормально? — Нет. С тобой ещё хуже. И правда хватит, наверное.***
— Получается, сварил ему печь из десятки, а трубу из двенашки. Трубу, конечно, под сорок пять, а он её короткую купил. По земле повалять пришлось... Влад, да, сам доебался и сам попросил Дениса что-то рассказать, но этот байопик о куске говна не заказывал. Стасу, кажется, это веселье осточертело уже давно. — Владик, дуй сюда. На тряпку, хватай хайгир и чисть давай, в тебе-то дури дохуя. Я заманался здесь с вами уже целый вечер. — Он мне помогает с движком, — неожиданно открывает рот Стас. — Артурович, ты сам не разберёшь? — С этой гайкой... Тут надо подпереть, — говорит Влад, наваливаясь на ключ, пока Стас держит. Так вышло, что у них образовалась хорошая команда. Почти как из неразлучных Дениса и Ромы! Ладно, до «почти» не дотянуло, но достаточно неплохо. У этих там по рождению разница четыре дня и один роддом. Чтобы их переплюнуть, надо постараться. — Ну давайте-давайте, — он осмотрел их фронт работ, свой фронт работ и обречённо погладил высунувшего язык пса по голове. — Хотя хватит на сегодня уже. Давайте закругляться. Вы же не собираетесь за сегодня полностью его прикончить? Если да, то я пошёл. Жена моя ждёт. Стас безразлично пожимает плечами и идёт провожать. Владу иногда кажется, что тому вообще плевать, находится кто-то рядом или же нет. Пёс с ним остаётся, под ногами вертится без перерывов и пытается облизать грязные руки. Влад не отвлекается, но херни нажраться не даёт. Влад ногой отпихивает, чтобы не мешался. Откручивает вал, снимает зубчатый сектор, не отвлекается... А кикстартер всё равно стреляет, руку теплом обдаёт и на пол приземляется. Влад его поднимает, у ног кладёт и лезет дальше снимать. Пёс старый его обнюхивает и носом тычется, поскуливая. — Влад, раскладывай в той последовательности, в которой снимаешь. «А то забудешь как в прошлый раз» — должен добавить вернувшийся Стас. Но Стас говорит: «стоило мне уйти...». — А? Да нормально всё. Пройдёт. — Пройдёт? — Да не больно даже, — шипит он и об куртку руку вытирает. И правда, что-то накапало... — Тебя что, ещё и уговаривать надо? Стас присаживается рядом, руку его притягивает и придирчиво осматривает. Он берёт у верстака бутылку с водой и поливает порез на пол-ладони. Глубоко. — Путём всё, — Влад одёргивает руку от воды — больно, но его крепко держат. — У тебя один хер нет здесь перекиси. Я дома починюсь. Мне бы, не знаю, просто тряпку какую, чтобы инфекция не попала... Стас молча прикладывается к ране ртом, в себя втягивает и после выплёвывает его кровь вместе с прочей заразой. Он делает так ещё раз, а Влад чувствует, как щиплет, чувствует горячий язык. И тепло. — Не смертельно, — говорит Стас, будто бы и только что не... — Но ничего не трогай. Я закончу. А Влад на него смотрит. Его брезгливая принцесса ни за что не смогла бы так сделать. В голову въёбывает отчего-то, и Влад на него налетает губами, зажмурившись. Чувство усилить хочется. Он с привкусом моторной жидкости, и голова кружится, будто впридачу антифриза глотнул. Пёс ещё к лицам лезет. Мужик Влада отодвигает, но не так, будто сейчас уебёт, а немного даже с отеческой улыбкой. Или насмешкой. Стас за предплечье его дёрнувшегося перехватывает. Совсем не сильно, а только тормознуть откат. Стас куртку пачкает машинным маслом. Она один хрен рабочая, да и ему же и принадлежит, но Владу всё равно жалко. Влад губы нервно облизывает и хмуро смотрит. Стас и спрашивает: — Боишься? Это всё тяжело и ебано, а ему на голову прямо сейчас будто опускается масляное и жирное. — Нет. Скажу прямо: ты мне немного нравишься. — Влад от него взгляда не отводит. Ещё его вот эта, блять, щербинка между зубами и нос мужественный. У него меж бровей морщина и чёрные волосы рано седеть начали, а всё равно... Ну, нравится. Мужик толковый. — М-м... — Но чё-т я не могу. Хоть с ним мы и всё... Стас пожимает плечами. Влад знает и чувствует, что тот тоже хочет, но будто бы всё равно. Он спокойно оставляет это решение за ним. — Хорошо. — Хорошо? – Влад переспрашивает. — Что-то ещё? — Ну не знаю. Можно просто сказать больше одного слова, например, — Влад пожимает плечами, потому что срать, в целом. Хотя хотелось бы где-то остаться на ночь — домой не очень сейчас. — Пара предложений, мать твою. — Поосторожнее с мамой, Влад. И я уже слишком вырос, чтобы участвовать в детских треугольниках. Дело-то не в этом... Ты не обижайся. Я бы даже что-то попробовал с тобой, будь ты постарше лет на пятнадцать. А так — извини. — Он поднимается на ноги, отставляя бутылку на полку и продолжая работать. — Мне ты очень привлекательный. Так что можем переспать, если хочешь. Мне с тобой нормально, так что можем и продолжать вот это... — Он обводит подбородком гараж. — Но всякая подростковая чушь мне как-то... Не хочу. Понял? — Понял. Ещё вопросы? — жёстко спрашивает он, не выслушав ничего приятного. — А понимаешь, что мы можем всё испоганить? — Да. — Как любишь? Противно слегка. Артём чувствовал себя так же? Хоть в половину? А с кем: с ними или с ним? — Сверху. Разумеется. — Слушай, ты пригласил, ты и угощаешь. — Не то чтобы я приглашал прямо, но ок. А зачем спрашивал тогда? — Интересно, что ответишь. Влад улыбается, ну, пытается, и пихает его в плечо. Если сейчас слабину дать, то он точно не сможет. Чёртов педик, гнилое мясо. Раз уж над тобой смеются в школе, то нужно, хотя бы, соответствовать, что ли. — Только с этим не сегодня. И, надеюсь, ты не любитель... всякого. А то мне завтра в школу. — Например, чего? — Ебу, что ли? Блять. Следы какие или там... Да ебу я, что ли?! — Влад. — Да извини! И я не буду тебя осуждать. Просто сразу предупреждай, если собираешься делать что-то. Стас на него поднимает брови. И Влад реально чувствует себя дефектным. — Чёрт, парень, да что вообще у тебя в голове? — Я просто спросил. Бей, еби, ломай, беги. Стас не выкупает никогда и не делает вид, что понимает его. Что разницу между ними только подчёркивает. Да и сам к этому дерьму не готов. — Тогда сейчас я доделаю твою работу, покончу с герметиком. — Стас вытирает грязной тряпкой руки и швыряет её на шины. Он достаёт из кармана ключи и кидает ему. — Иди промой руку и отведи его домой. А там посмотрим. Секс дурацкий по местам всё расставляет. Исаев может всё это разграничивать — Стаса он хочет. Немного даже до сих пор, несмотря на не особо удачную попытку. Стас сильный, проницательный, Стас взрослый и опытный и реально пытается делать так, как ему понравится. Просто стандарты у него слегка завышены. После Артёма, наверняка, всем кажется, что человечество ебаться не умеет. Да и не привык Влад, что кто-то не хочет его всё время вылизать. А ублюдка Альтеева он всё-таки любит. Любит настолько, что сделать хочется куда больнее, чем сделали ему. Влад, сдуру, как-то ляпнул Славе, что слияние с Альтеевым делает его хуже, чем сраной копией. А теперь очередь Влада не находить в себе ничего своего, хоть чего-то, не связанного с Альтеевым. Эта преумноженная жестокость в нём оттуда же. Да хоть и гонялся столько, всё равно бы простить не смог... К тому же они никогда не смогли бы его поделить. С семьёй, с Лизой. Со всем этим множеством людей. Со Славой. Слава сидит рядом за партой. Слава отвлекает читающего в телефоне Артёма, когда к нему обращаются учителя, Слава везде за ним пойдёт и тесты на профпригодность решает почти идентично. В конце концов, с каплями в глаз помогает и таскает с собой трубочки, чтобы Артём беспрепятственно пил. Давай, радость, от зубов: Зига влип в Артёма губами, а тот въебал ему со всей души и почти отпиздил так, что пацаны еле оттащили. Да этот Исаев вообще! Они, вон, видали, как его мужики по городу катают. Да он вообще пидором был с самого начала. Чё? Мы не дружили, вообще-то, а подловить его хотели. Да, да я тебе говорю, как в Артёма вцепился, прикинь? Ну, такого мы точно не планировали... Их «тотальная война», где Геббельс использует свои принципы: полуправды, великой лжи, повторения и далее по списку… Удобно топить Исаева, когда и так все против него. Исаева не станет — всё нормализуется. Природа очистится, и антихрист подохнет. Уничтожить Влада — миссия целой планеты. Если тот не додумается утянуть с собой ещё и Артёма. Который никак не может успокоиться. Который приказывает друзьям не подходить к Исаеву ближе, чем на пять метров, и вообще говорить о нём и том, что произошло. Потому что Лёха всего лишь называет его грязным глиномесом и в экспериментальных целях всего лишь планирует, как можно было бы над ним приколоться. Ну а Артём ему наебашивает. И запрещает вообще распространяться на эту тему. Но все уже и так знают. Это факт. Все видели, а тем, кто не видел, рассказал Слава. И в школе Владу становится невыносимо. Не только от вида холодной куклы, внутри которой запрятана такая искренняя и жаждущая тварь, что сложно поверить, что это вообще один человек. Как известно, геймеры не только сексисты, но и гомофобы. От Исаева последние дружки отрекаются, но, почему-то, желают дружить девочки. Унизительно. Не потому что девочки, а потому что не по-правде. Но тот ничего не показывает и ни с кем не спорит. В одиннадцатом «А» есть пара ребят, у которых язык как помело. Один так вообще заладил «пидор-пидор-пидор», он и до этого не ровно к нему дышал, а после вписки как прорвало. Ну Влад и учит его на школьном дворе выёбываться поменьше. Как изгнанный Зевсом Атлант, подпирающий небосвод, со всей тяжестью дерьма, взвалившегося на него. Кронос, странствующий, коротающий вечность подсчитыванием каждого дня, часа и минуты. А в целом, если без пафоса, Влад так же учится, так же курит перед школой и совсем с другим ощущением добирается до школы на пригнанной из Саратова отцовской тойоте. Он вписан в страховку, он её практически владелец. И, знаешь, его это нисколько не радует. Потому что в повороты он вписывается не всегда идеально и паркуется через жопу. Потому что приходится постоянно заправляться и торчать в пробках. В такие моменты он думает, что лучше бы пошёл пешком. Но музыку и правда, бывает, кайфово. Любимый Бакшеев так вообще комментирует как «насосал», но Влад не делает ему ничего. Да похер. Но блоха мечется в попытках заставить его почесаться. Влад ему даже поддаётся. А Альтеев только усмехается довольно, когда Влад специально перед Славой тормозит у ворот и спрашивает, приспустив окошко: «может, подкинуть тебя, Слав? Ничего такого: заедем к моему бойфренду и втроём развлечёмся, м?». У него «итс май пати» из динамиков играет и очки солнечные приспускаются. Слава показывает ему фак. — Ради рофла бы хоть и согласился, а, — говорит после Артём. — Ты сам и соглашайся, раз так надо. — А может и соглашусь. Если позовут. А Исаев с таким усердием мозолит Славе, а оттого и Альтееву, глаза, что и такой вариант исключать нельзя. Слава знает, что одноклассники отказываются переодеваться с Исаевым в одной раздевалке, и тогда он переодевается в туалете. Владу похуй абсолютно, кто бы ни вошёл, но делает он это вне кабинки. И Слава тормозит и смотрит с отвращением. Нашёл место. — Нравлюсь? — Слышь, Зига, если тебя и отсюда выпихнут, то шортики натягивать будешь прям в коридоре? Ебать, а стрёмно это так... Ну просто пиздец. Слава про него всё знает и видеть его без одежды отвратительно. — Ну это же будешь не ты... Правда, Слав? Влад грудную мышцу разминает пальцами, а потом потягивается. Влад как-то спросил, сколько у него сантиметров член, и когда Слава ничего не ответил, хмыкнул «понятно» и отстал. Смотрел с гадливой такой улыбочкой, и теперь Слава старается оставлять последнее слово за собой. — Не старайся, пидор, ты не в моём вкусе. — А я знаю, Слав... Даже понимаю, какие в твоём. Нет. Нихуя не знает. Он просто мозги старательно ему ебёт. У Славы мать — психичка, она ебёт без повода. Девчонки ебут мозги просто, все до одной, так что виды на новую женщину у Славы на ближайшее время похоронены. Как можно, когда тут такое?! — Сын мусоропровода. — Мы оба заебись делаем вид, что ничего не понимаем. Так что пиздак захлопни и дай мне переодеться. Я больше не собираюсь с тобой соревноваться. Пошёл Зига нахуй со своей провокацией. Не собирается? Да щ-щас. Славе-то чё, он имел доступ ко всему в жизни Альтеева. До определённого времени. До того, как тот неожиданно всё запаролил и перестал доверять телефон ему в руки. Но всё случилось ещё тогда. Когда Слава застукал их в толчке и держать себя в руках больше не мог. — Исаев, блять, уже прям в туалете переодевается... — бросает Слава, приземляясь за парту со звонком. — Знает себе цену, — хмыкает Артём и губу прикусывает, будто сам себя за этот комментарий наказывает. — Он что-то сказал тебе? — Ага, щас. Ты же знаешь, как у нас. Афк хуесос, блять. — Значит, сказал. Мне очень интересно, — Артём поддаётся к нему и правда жаждет. Как когда Влад подъезжает, он облизывает губы и ждёт, что Влад скажет что-то ему. Артёму от него нужно всё. У Артёма в паху тяжелеет каждый раз, когда он о нём думает. Но Влад очень умный мальчик. Влада воспитывают все, кому не лень, но именно Артём может собой гордиться. Бесит он очень старательно. Шедеврально. Богоподобно. — Да ничего такого! — настаивает Слава. — Чтоб я ещё хоть раз старшеклассников взяла, — вздыхает их учительница по литературе. — Ох, как я вас не хотела... Полина со своим докладом замирает у доски и закатывает глаза, опуская листы. Оценки – это не только про знания, но и отношения с учителями. — Мы тоже вас не жесть как хотели, не волнуйтесь, — подаёт голос Артём, откидываясь на стуле, и Полина спокойно выдыхает — её трогать и заставлять «не читать» больше не будут. Слава тоже. Обсуждать что-то про Исаева — только нагонять на себя подозрения. — Ох, Альте-ев! Ты ведь главная моя головная боль... Жду, когда же ты уже, наконец, выпустишься. — Польщён, но мне и до вас это уже говорили. — Значит, не только по моему предмету тебя ждут неудовлетворительные оценки. — Вы, Ольга Алексеевна, удивитесь, насколько хорошие оценки будут у меня в дипломе. Их перепалка развивается и крепнет, не думает прерываться, а Слава вспоминает слова Артёма. Может и соглашусь. А в избранных телеги у Артёма были только фотки Исаева. Исаев сидит, Исаев стоит. Исаев, блять, умывается. Исаев фоткается в ванной без трусов. Исаев курит, стоит у плиты. Тошно. Там было ещё кое-что. Слава сначала даже не понял и почти попался с этим протяжным «бля-я-а...», когда включил впервые. Сейчас он знает, что заранее нужно доставать наушники. — Очень горячо, малыш. Такой хороший, — томно говорит Артём, а член на животе Исаева даже напрягается. Уязвимое место. Извращенец, блять. Артём снимает, как его член ладно скользит в дырке, и Слава кривится. Блять, он не хотел на это смотреть. Блять, он правда! — Давай сам. И Влад делает сам. Уперевшись пятками в кровать и подняв таз, так похабно двигает жопой, насаживаясь. Совсем как девчонка. Если не учитывать член и волосатые ноги. Если не учитывать, что не девчонка. Да Славе вообще нихуя учитывать не надо! Это отвратительно! Сначала Слава чувствовал стыд. Ему стрёмно, что он видел это, потому что, ну, типа, это просто пиздец. Пиздец невероятных масштабов. Видит, как член его лучшего друга входит в какую-то блядь, и слышит все эти пошлые разговорчики. Слышит игривое артёмовское: «ты уже готов покорять порнхаб?», и как Исаев выдыхает «пошёл нахуй». Стань же достоянием общественности. Артём переводит камеру на лицо, где, сука, реально же Исаев Влад, ака Зига, почти яростно кривит ебло и пытается не стонать, кусая губы. И жмурится от вспышки. Видеть это было охуеть как странно. Это виделось фантасмагорией, но вот всё прямо перед его глазами. — Блять, да ты нахуя лицо-то снимаешь, долбоёба кусок? — недовольно спрашивает он. — Чтобы использовать как аргумент, что ты ну очень любишь мой член. И вот это твоё выражение. Я буду дрочить во время долгой разлуки. Пока ты будешь, не знаю, прохлаждаться в своём универе, а я буду ждать здесь выходных. — Перестань. — Нет. И тебе нравится. — Альтеев упирается рукой рядом с головой, склоняясь. — Ты должен быть благодарен. Давай. Поблагодари меня. Влад недовольно пыхтит и ломается. И вот что удивительнее всего: — Спасибо. — Умница моя. Двигаться с упором на одну руку Альтееву становится всё труднее, и очень скоро на экране появляется темнота — он откидывает телефон. — Спасибо, Артём. А изобилие звуков, как из Кольской сверхглубокой скважины, подобно воплям грешников, не прекращаются. Бакшеев ненавидит его всем своим сердцем. За то, что он сотворил с его другом. За то, что они все потратили так много времени на это дерьмо, хотя надо было прервать всё изначально. Слава же видел, что что-то происходит. Он всё понимал. Видео длится полторы минуты. Слава переслал его себе тогда за одну секунду. Как и многое другое — Артёма пришлось долго ждать. Бог видит, насколько долго он сомневается. Постоянно хотелось удалить это из телефона, жгущего карман. Но вот Артём блочит от него телефон, чего не случалось никогда. Спустя месяц появляется и сам Влад. Опять начинается эта канитель между ними, и Артём еле держится. Может и соглашусь. Слава ему объясняет: «Исаев такое чмо, что в жизни нихера не добьётся. У него нет никаких планов и талантов. Он обычный. Хватит уже, Артём». Артём отвечает на этот раз серьёзно: «Слав, ты не поверишь, но я реально не могу». А его телефон всё ещё недоступен, значит, всё это там. Правда, получается, сам не может. На то лучшие друзья и нужны, верно? И дома Слава выкладывает всё. Слава знает вкус безоговорочной победы, а чем можете похвастаться вы?***
Утром Ваня прижимается к его лбу тылом ладони и спрашивает: «ты не подыхаешь?». Дерьмово выглядишь. Ну что ж, привыкай, выгляжу я так теперь постоянно. Он поначалу часто смотрел в зеркало и становилось смешно, что выглядит как инсультник. Теперь Артём держится от него подальше, хоть и срать хочет на все эти предстоящие операции. Температуру Артём проверяет на всякий: в ином случае старший не отъебётся. Он, «окончательно» расставшийся с Настей, теперь активно ищет кого заебать своей заботой? Ну или же после случившегося кукуха слетела... Своей гиперопекой он только Влада ему напоминает, а это немного неприятно. Нет, ему не тяжело всё это переносить, он ведь сам так решил. Влад постоянно был перед глазами в школе, рядом и поблизости. Влад жаждал его, и можно было не беспокоиться. Так к ним подкрадывается конец учебного, случается выпускной, на который Исаев приходит в белой рубашке, с лентой и в своих убийственных ботинках. Где он танцует чёртов вальс, придерживая свою партнёршу и даже никого не убивая. Пытаясь сделать это видом, взглядом, но держась вполне себе неплохо. Где он такой нарядный и скалящийся, где он отворачивается от Артёма и больше не смотрит. А там и подступают экзамены. Нехватку Артём ощущает в первый же день своих каникул. То есть, он не понимает, что это такое, пока, наконец, не находит его глазами. Они с парнями развлекаются на площадке, убивая время, когда его машина оказывается в поле зрения. Влад паркуется у обочины, выходит и поворачивается именно в их сторону. Первый экзамен по литературе, там не могло быть лучше. Но Исаев далеко не счастливо улыбается и не довольно щурится, пока подпирает машину. Он курит глубоко, в три затяжки, а взгляда не видно. Ладный, высокий и в чёрных очках с диоптриями. Для дороги, наверное. Хотя вряд ли Исаев гайцов боится, а просто за безопасность — хороший мальчик. И с выражением лица, будто... Этот мудак проверяет Артёма? Что он делает? Сдаётся? — Ну привет. Артём не надеется, что он услышит. Просто замирает, больше не играет, а смотрит на него. Артём ему самоуверенно улыбается. Удовлетворённо. И рыщет глазами по телу безостановочно. — Хули он там тормознул? — спрашивает Лёха, лениво скидывая в кольцо мяч. — Кто его позвал? Я с этим жидким играть не буду. — Вот он, этот уёбок. Вы гляньте. Как он додумался в таком виде на экзамен прийти-то? — А ещё Слава нервный. То, что он выложил неделю назад, всё ещё не разлетелось. Было ли это бессмысленным? Неважно. Он попробует ещё. — А? Или же... — Нихуя себе! Он с пылесосом трахнулся? — ржёт Лёха, пихая Славу локтем. Слава тоже начинает ржать. Артёму не смешно. Они с Владом как-то всю перемену процеловались под лестницей на втором. Артём шею ему обсосал в целях экспериментальных и получил по щам, а оставшийся день Исаев проходил в застегнутой под подбородок олимпийке. А Артём с ноющей челюстью — нормально. Сейчас тепло. Жарко. В олимпийке не походишь. А он снимает очки и глядит на них так, будто это они тут пеплу лететь мешают. Пацаны ржут, накидывая шутки. И вот тогда на Артёма. Влад сигарету пяткой давит и точно хочет подойти. Влад сжимает кулаки и делает два уверенных шага и один дёрганый в их сторону. А потом ругается себе под нос обречённо, садится в машину и газует. Артёма сметает, и вот он уже у дороги, где сраный паркующийся седанчик дедка его чуть по асфальту не раскатывает. Что это было? Он думал, что это он тут стратег, всё под контролем. Он думал, что не настолько тупой, чтобы так просчитаться. Но вот тут он понимает — всё серьёзно. Влад выпустился. Сдаёт экзамены. И приходит на них с засосами на шее. Да, он хорошо покрасовался ими здесь, но не мог же он реально кататься по городу, разыскивая его... Или мог? А может, просто с ними пришёл, будто это нормально. Это выжигает всё. Артём знает даже, откуда всё это. Он ещё тогда знал. От ярости у него перед глазами краснеет. Потому что так нельзя. Это уже куда хуже предательства. Он не имеет права быть с кем-то ещё. Но Артём берёт себя в руки. Травка часто делает его двинутым, а точнее, её отсутствие. Артём не может нормально пить, моргать и дышать носом. Эстетическая составляющая вопроса: опущенный угол рта и прищур века на фоне как-то меркнут. Врачи обещают Ване, что всё поправимо. И это тоже решится. Да это похуй, лекарство есть от всего. Только от Влада Исаева, сука, нету. Им суждено так бегать друг за другом. В следующий раз Артём приходит во время третьего экзамена. Уже июнь, но он сидит у школы. Хотелось спросить, как он справился. Хотелось стать первым, кто об этом узнает. И остаться единственным. В принципе. И он больше не посмеет... — Эй, Артём. Ты чего тут сидишь? Тепло так на улице, хорошо. Гуляю, блять, иди дальше. Неудивительно, что первым с экзамена по матеше вылезает именно староста. Саня же ответственный до одури. Придурковатый Саня к этим экзаменам готовился с первого класса, так что для него там не было ничего нового. — Да так, жду кое-кого. — Кого? Если не секрет. Артём щурится довольно, в предвкушении. — Секрет. Саня щурится в ответ подозрительно. — Исаева, что ли? — С хуя ли? — Правда же, его сегодня и нету. И на прошлом тоже. Впрочем, неудивительно. Так кого? — Неудивительно... А почему? Саня тут же сдувается и ищет глазами пути отхода. — О, ты не знаешь ещё... Блин, да ты извини, я тороплюсь. — Лжец. — Совсем нет, просто не хочу портить тебе настроение. И быть тем, от кого ты всё узнаешь. Артём не останавливает его. Он не уходит сразу, а дожидается следующего. Человек тоже предсказуемый — Данил. — Пиздец, Артёмик, ну там и муть была! Я поставил какую-то хуйню, но вообще ни в чём не уверен. Да похуй на самом деле, я всё равно в уник не собираюсь. Блять, меня там обыскивали с этим детектором... Я думал, щас... — Слышь чё. Исаев реально не пришёл? — Ага, прикинь, внатуре. Ну я б тоже так сделал. Но у меня такой ситуации бы не было, но если бы был на его месте... Но я бы не был. Да ты понял, короче. — Даник, полегче. О чём вы, блять, все? — Гонишь? — Данил лыбится как человек, знающий охуительную новость. — Видос, где его в жопу шпилят, по всей-всей школе разлетелся, а ты не в курсе. С неделю как по беседам раскидывают. А он и на русский не пришёл. Первое, о чём он думает, ему совсем не нравится. «С кем?» — Я клянусь, друг. Пиздец, на хуе он как профи потаскуха. Это полный угар. — Заткнись. — Ну я просто... — Захлопни рабочее отверстие на секунду, окей? Окей. — Артёму нужно это увидеть. Сейчас. Видео, впрочем, показывают очень скоро. На неотложных пацанских дворовых сборах. Вдобавок пацаны подозрительно спрашивают «а это ты, что ль, там? Вы были же пиздец друзьями...», «а ты не знал, что ли? О сфере деятельности. Вы же дружбанами были». Это их видео, реально. Это оно. Артём готов получать свою долю облегчения, но... Слава за него на всех огрызается. Слава напоминает, что у Альтеева с прошлого года девчонка. Слава уговаривает Артёма показать всем свою татуху на животе. То, что ей недели две, не знает никто, да и не ебало бы их особо. Все просто успокаиваются и хлопают его по плечу. На видео кожа чистая. А вот так Артём ходит уже давно! У него и на спине есть, и на плечах. Пацаны удивлённо на всё смотрят, но претензий больше нет ни у кого. — Да я и не верил, что это хуй Артёма! — Точняк! Я сам видал его крохотного червячка. — Это где ты рассмотреть успел? заглядываешься? Не ты с Зигой, случаем, там? — Как насчёт гомосексуализма, Тони? — хлопает по плечу Лёху Валера. — Любишь мужчин? Любишь одеваться в женскую одежду? — Пошёл нахуй, Чечен. Чечен, единственный из всех, говорит, что никого из них это ебать не должно, и разбираться с Исаевым он не пойдёт. Вероятно потому, что с Исаевым у него было неплохое общение. С Исаевым они обсуждали всякий трэш и обменивались сигаретами из пачки. И пачками, бывало, потому что Валере импотенция не в кайф, а Исаеву, вроде как, поебать было. Они не дружили и не болтали о личном, но пацан Влад неплохой. А ещё Валера тупым себя не считает. Он кое о чём догадывается, но о таком лучше не болтать. Писать Артёму не переставали. Да он этих сообщений сам бы и не заметил среди спама от девочек. «Это твой друг?», «дааа чувак... ты должен это видеть...». Нет, Артём не копит сообщения, просто время тратить не хочет. На этот раз он открывает всё. Кто-то предполагал его. Оснований почти не было, ведь всё без звука. Почти две тысячи лайков и около тридцати комментариев. Первое же «да я его знаю, он живёт в моём городе» — отправная точка. Тот, кто нашёл это и распространил... Чел, ты... От других, сальных и мерзких, становится гадко. И ссылки. Ещё два видео с других аккаунтов. Одно совсем короткое, где Артём только начинал, только пробовал и приноровиться пытался. Он имел Влада раком и оттягивал булку, пока тот не повернулся и не выбил из его рук телефон, что в видео не попало. Как и звук. Как охуительно он рычал вначале и орал на него в конце. Но Артём умеет быть убедительным. Следующее было последним с момента его отъезда. На нём Влад сосал ему в туалете после показа нового Бэтмена. Артём сам пригласил его на эту хуйню, хотя в жизни не стал бы смотреть подобное. Но Влад был рад. И очень, очень благодарен. Ублюдки, посмотревшие это, тоже заметили. И хотят ещё. Вставайте в очередь, тогда удобнее будет по порядку сворачивать шеи. Нет, это его. Артём близок к тому, чтобы научить его кончать без рук. С ним Влад действительно является собой, открытым и порочным. И только с ним Владу может быть хорошо. Это нормально: желание позлить его. Доёбываться до лучшего друга, мозоля глаза. Делать всё то, чего от него не ожидают. Переспать с кем-то и красоваться уродливыми красными пятнами. И тут Артём понимает, что произошло на поле. Редко бывает, что Альтеев не знает, что делать. Он знал, когда банда уёбков снова заявилась к нему на порог. Знал, что нужно им отвечать, чтобы не собирать зубы и не оттирать кровь. Да и почему бы не согласиться, они, типа, ради него из Москвы едут... Так они берут его под своё крыло, знакомят со своими людьми и раскручивают. Так у Артёма появляются реально неплохие предложения, какие-то возможности. Реальные пацаны со слабым местом в виде шуток про мамку оказываются не настолько хуёвыми, как он представлял. Да и он знает, знает, что делает. Но это... Тут он теряется по-настоящему. Артём перепроверяет всё. Он меняет пароли на всех соцсетях. Он ведь часто смотрит это. Когда сильно накуренный и не встаёт вообще, он всегда здесь. У Исаева ведь тоже есть своя хоум-коллекция. Где Артём ему сосёт и отлизывает. Где Артём лежит на кровати и дрочит себе, пытаясь соблазнить его, делающего уроки. И фотки у него есть. Но этого в сети нет. Ни через день после появления в инете, ни через неделю. Те самые плёнки из Поукипси, которые он забрал с собой. Но это далеко не всё в их коллекции. Где они ставили телефон на тумбочку и сосали друг другу в шестьдесят девятой. Есть такое, крупным планом, где Артём его по анусу игриво хлопает, а у самого с конца аж сочится. Артём оттягивает свои яйца, а его тело постоянно мнёт. Так много всего и это... Блять. В общем, в кадре так и мелькают его руки с перстнями. Артём понимает: в таких, истинно домашних, видео есть что-то, указывающее на него. И именно эти видео так и остаются нетронутыми. Его не взломали. А это был точно не сам Влад. Даже не Илья. Если и были сомнения, то теперь их не остаётся совсем. Ему бы рвануть прямиком к лучшему другу и под угрозой смерти заставлять подчищать всё, но это теперь не имело смысла. Артём срывается к Владу, диалог с которым давно уже не доступен. Он барабанил в дверь, но ничего. А номера вообще не существует. Артём помнит, как Влад потом просил его удалить. Влад всегда чувствовал стыд после оргазма за свою распущенность. И знал, что это небезопасно. И был прав. Артёма окатило жаром. Как плюс сорок в тени, только никакой тени нет и в помине. Но варианта сдаться не существует. Альтеев направился к его матери, где ситуация была не лучше. Он сидел на лестничной площадке ещё пару часов, пока она не вернулась с работы. Та не смотрела на него, как на цинготного, лишь дверь терзала стрёмным взглядом. Артём хотел верить, что это не то, о чём он подумал. Ну пожалуйста. — Где Влад? Я был там, никто не открыл. — Его здесь тоже нет. Не приходите больше, — она бесцветно ответила, открывая дверь и пропуская сначала надутого Роберта. В своих словах она его обезличивает. Будто не знает его. Будто не она принимала его у себя в гостях и жёстко отмазывала по доброте душевной. Но, конечно же, она всё знает про них. На видео просмотров было столько, что знает про них точно уже весь город. Про Влада. С ним происходило что-то забавное: сердце набухало, а лёгкие и вообще будто ссохлись. Они никогда не палились при ней. Буквально все в доме Артёма знали, в какое время они сношаются, но такого никто не допускал здесь. Никто не знал, не догадывался. Но, разумеется, сейчас она всё поняла. Поняла, почему они перестали брать ещё один матрас. Поняла, почему сын не приходил домой. Да много всего. Артём знакомо тормозит дверь и хмурится одной стороной лица. Она ещё не дала ему ответы на все вопросы. — Влада нет. — Мне нужно. Это не я. — Это не ты? — она прыскает от нервного смеха. Она на него смотреть не может, но приходится. С отвращением. — Разослал не я. Я бы не стал. Я умоляю, мне нужно знать, где он. — Артём отчаянно пытается остановить её. Да как она, блять, не поймёт? Почему она ему не верит? — Позвоните ему, скажите всё, как есть. — Артём, вспомни, как я помогла тебе в тот раз. Ты же помнишь? Умей быть благодарным и не приходи сюда больше. — Пожалуйста. Это сделал не я, — просит он ещё, умоляет. Пусть даст ему телефон или вообще адрес, тогда Альтеев сам всё ему объяснит. Приедет и объяснит. Всё сделает. — Я же люблю, блять! Как его жалеть можно? Не жалко. — Убери руку! Артём, хватит, ты сделал достаточно. Он, наконец, дома.