смотри в меня

«Мясом сочным своим оно не будет брезговать На кусочки по-тихой себя будет резать С жаром, с треском, зубами обнажая бездну Жадно трескать подноготной своей всю мерзость И в живых остаться шанс крошечен Да и в живых оставаться-то ноль причин А он из-за пазухи вынет ножичек Снять урожай хрящей и сахарных косточек И ты, ничтожество, будешь съеден Каким бы твой панцирь не был крепким И с хрустом, будто раковины мидий Так вкусно раскрываются грудные клетки»

      Сразу так не поймёшь, но старший брат пытается расшевелить. Наивный маленький тягач для ракетной системы, не предусмотревший её массу. Ваня неплохо убеждает руганью и пиздюлями, но совсем всё хреново, когда переходят к попыткам в ласковую поддержку.       — Бля, да чего ты? Поедем, может, на рыбалку вдвоём? Я уже смотреть на тебя такого не могу.       По головке ещё погладь. И нелепо выглядеть ему совсем не к образу. Ваня здоровый и с щедрой щетиной, за телеком он сидит, бывает, с шурупом в зубах, а сморкается со звуками настоящего батька. По классике, именно у него Артём и увидал, как мясо под ногтем выглядит, и именно он учил не разбирать мясо на составляющие.       Старший брат. Как отец. А любовь материнская, женская, не приобретается к тридцати неожиданно. Здесь рулила Вероника Георгиевна. У неё, там, стаж, курсы по педагогической психологии и безмерная жалость к трём светленьким уличным котятам. Жёсткостью и упрямством, но также и пряниками, она научила безынициативного Артёма читать. А-Бэ... Она отличный преподаватель, поэтому отношения с А и Бэ у него до сих пор. Ваня — отличный врач с приставкой недо-, так что на обретение сочувствия и милосердия у него не было и шанса.       Такая параграмма получается. С бюджетной версией бабушки в виде неловкого Влада, который «нравится твоё всё» и в объятиях стискивает почти до хруста. А перерастает в шизофазию.       Ведь навязчивый до жути. Жрать его постоянно заставляет. Как делала бы это душевно больная Вероника Георгиевна. Ух! Самоотдача. Завтракает Влад трижды: сначала «плотно» — с Ваней, чай пьёт «за компанию» — с Ильёй, а Артёма же отдельно мотивировать надо, встаёт он после гулянки позже всех. В рот ему ложку с кашей суёт и уже близок к тому, чтоб из кружки поить. Мило настолько... что даже, блять, раздражает. На бутылке энергоса написано «витамины», и этого ему вполне достаточно.       От ушедшего на дно трупа имени «когда это всё закончится» всплывает отделившаяся часть «останься сегодня у себя». Найти его уже отчаялись, но разложение своё дело знает.       Примитивно это означает разгрузочный день для желудка. И покой, совсем чуть-чуть.       А из дома Исаев о себе напоминает: «помоги решить», где «помощь» употребляется чисто для смягчения приказа. И если по логике, то это одиннадцатиклассник должен помогать решать сложные задачи. Альтеев, помнится, заставлял писать за него других. Минимум действий, а домашка всегда готова. Что стало с ним теперь?       «За отсос, разумеется» — спустя время добавляет Влад.       Разумеется. Довольно умно выбивать себе сразу два бонуса для человека, который не смог решить такую хуйню.       И отсос висит над Владом всю поездку. Как подарок, но именно на его день рождения. Альтеев же воодушевлён этим настолько, что закрадывается ощущение, будто Влад чем-то его обидел.       В таком случае он удивлён, что они вообще взяли его проветриться на природу. Не хочется думать, что это была идея старшего.       Дружка-то твоего, типа, возьмём? А младшенький ещё и задумался. Изрёк, наверное, «мне срать» и позволил решить за себя.       И раз Ваня позвал, то пусть и терпит его компанию. Исаеву похуй, какое они возьмут в магазе на заправке пиво, но спорит. С отдачей и аргументами. Выбора негусто, но и не он виноват, что они забыли заехать в супермаркет. Вернее, не вся вина только на нём.       В окно Влад видит, как Артём вставляет заправочный пистолет. Как подходит к соседней колонке перекинуться словами со стрёмным чуви в кепке. По ходу, внеочередное собрание маньяков-потрошителей. И язвительно лыбится ему Альтеев куда чаще, чем Владу.       На его офигительную историю в машине Альтеев протягивает «интересно...» и отворачивается к окну. Влад знает его достаточно, чтобы не найти там ни капли заинтересованности.       Настроение портится на весь день. Ни рыбалка, ни весёлый Ванин кореш, который из тех, что мухоморы настаивают и по три дня потом из жизни выпадают, его не расслабляют. Приходится чуть чаще массировать напрягшийся лоб.       Бесит. Поэтому Влад на своего рычит и выёбывается. Поэтому пару раз они чуть не пиздятся и не ломают удочки.       Лютый отходит в лесок отлить, и Влад за ним идёт.       — Пошёл ты нахуй отсюда, — говорит пристроившийся рядом Влад.       — Иди Ты нахуй, — отвечает пришедший первым Артём.       — Шкура драная, — изрекает, пихаясь плечом.       А Артём выше детских пререканий. Он молча поворачивается и, томно смотря в глаза, мочится ему на ботинки. И немного даже на штаны.       Влад в ахуе настолько, что на него успевают ещё и стряхнуть. Он развисает только когда Альтеев по щеке его хлопает, типа, «не зевай».       Влад возвращается обратно и топит его, нахуй, в озере.       Когда они вчетвером сидят вечером в парилке, всё равно Влад борется с тем, чтобы не пожирать его глазами. Потому что выглядит Артём потрясающе. Для него — слишком.       Влад посылает ему фак, а ночь проводит отдельно и как можно дальше.       Наплывы заёбывают: всё хорошо до момента. Сам он такие плохо чувствует, но у Артёма с радаром нормально. В этот период он чаще зависает не с ним и не в нём.       Это проходили. Срались сотни раз, столько же он вещи в свой рюкзак закидывал и уябывал. У Альтеева просто тактика-игнор, но и это ненадолго. Хочется верить.       А так и происходит. Он радуется как щенок, когда лёгкими и мягкими касаниями Артём трогает его ебло. Гладит большим пальцем подбородок. И трётся лицом, пытаясь избегать касаний к сломанному носу, в травмпункте.       А ласково так, будто эта боль — его забота.       Да, мол, переборщил. Но и я тебя прощаю.       Вот Влад ебанёт всего один раунд-кик, и он без башни, но...       Тупо течёт как девочка. Альтеев же просто такой. Это Ваня учил стоять за себя, вот в нём это копилось до крайности. Ваня хвалился, будто про себя: в младших классах группа пацанов над Артёмом приколоться захотела, но смеялась недолго. Его младшенький подошёл и дал в ебло. Самому Артёму похуй было, но «дело в уважении». Отложилось.       У Влада тоже эти устои, рефлексы и воспитание. Вос-пи-та-ни-е. Натура. Но чё это всё весит рядом с любовью?       Все бесы внутри дохнут. Или Альтеев вместе с его мясом их сожрал. И ударить его становится куда сложнее, чем «не».       Он с ним на бесформенную лужу похож больше, чем на самостоятельную личность. У него эти ебучие бабочки нутро грызут. Голова круги наворачивает и слёзы наворачиваются. Влад до этого не любил так никогда и не пытался. А если б знал всю побочку, то точно раньше бы подсел.       Летальная доза кокса — одна целая две десятых грамма. Даже зная это, люди не просто хотят больше — ради капли готовы отказаться от еды, воды и сна. И самого себя.       — Это к чему сейчас? — спрашивает Артём пресно, замирая в его руках.       А Влад его крепче обнимает, крепче некуда. Обхватывает за тело и, сгибаясь, голову на плече устраивает. Молчит. Его он так пиздец любит, это вообще что-то невозможное. Кроет, и эмоции сдерживать сложно. И плакать хочется. Ну, за все восемнадцать. И похуй, что мужик.       Перед ним не стыдно. С Артёмом всё круто: лениво валяться прикольно и обниматься. У него запах успокаивающий. И аура вокруг, как скалистый мыс, о который волны разъёбывает.       — Ебать меня от тебя прёт.       Да и, в конце концов, фотка члена? Ради бога, фапай. Но удали потом, лады?       Конечно, блять, снимай, ок. Да мне похуй, в принципе...       Ага, и ногами дрочить научусь. Угу, мне тоже нравится...       Такого себя он ненавидит куда сильнее, чем раньше.       Зато с ним круто и пауэр мувы на земле крутить и в лифтах тц-шных под тупейшее музло флексить. Распальцовки учить и кидать тоже и фонарём светить, пока Артём с Валерой свою хуйню на гараже раскрашивают. Это всё не его тема, не его. Но всё, что Альтеев делает, охуенно.       Сам Влад ужасы и трэш любит, а Артём соглашается смотреть только артхаус. Ну, в шутеры порубиться, но Альтеев согласен исключительно на стратегии и сюжетки.       Пересечения есть: на баскет ходят опять вечерами, когда поле в жёлтый окрашено. И ебаться нравится обоим.       Ещё Влад как-то брал Артёма с собой на тренировку и чуть не поимелся с ним потным и красивым в раздевалке.       Артём при всём своём выглядит увереннее мужиков, которые там последние лет десять проебали. Артём себя любит больше, чем вся эта качалка. И Влад опять хвостом по полу бьёт, потому что похвала от такого человека ценна реально. Артём на его труды довольно головой качает, по попке одобрительно хлопает. Ну и от занятия косит отменно, само собой.       В следующий раз идти не собирается. Наверное, потому что специализируется больше на прокачке мозгов. Не хочу, в общем, говорит. А если, Влад, так хочется на весу потрахаться, так это тебе скидывать надо. Порядочно так скидывать, Влад — не милашка в пятьдесят килограммов.       Что иногда, всё же, проскакивает с сожалением. Нельзя ведь наслаждаться только сладким, когда вокруг такое изобилие вкусов. Все парни будут с ним солидарны.       А когда Артём накуренный, то легко вещает на девчачьем. А легко делит с ними койку и в обычном состоянии. Это не значит ничего. Но ему всё чаще кажется, что это похоже на самоистязание.       Артём говорит: «загадка: почему подгорает хлеб, женщина беременеет и всплывает труп?». И смотрит она на него примерно так же, как смотрел бы его парень, — с поднятой бровью и поджатыми губами. Вовремя не вытащили — заканчивает Артём, её реакцию впитывает. Влад в голове разулыбался и пизданул его ногой за дурацкий прикол. Девчонка нос трёт. Отводит взгляд, переводит тему.       Зато он их не обманывает. Правда, хочет. Девчонки разные и охуенные все. С красивыми прикольно, а те, что стрёмные, отдаются как порноактрисы. Бывает все они стрёмно пищат и стонут слишком, но пару минут во время ему даже хорошо. Да и всё, в целом.       Торкает, вообще, их с ним сопоставлять. Только так Артём вспоминает, насколько ценно всё это.       Только каждый загул с друзьями отматывает его на месяцы назад, и снова он оказывается тогда, где не хотелось ничего решать и делать. Где у него не было этих жрущих чувств и той самой всепоглощающей. А ностальгия, зараза, так и работает: самое хуёвое стирается, оставляя только воспоминания о свободе.       Чел на заправке, с которым чувствовалось примитивное и животное родство, со смешком спросил его: «садишься?». Может, они прирезали бы друг друга за ближайшим поворотом, но Артём думает об этом постоянно. Хотя в тот момент: «да как я его оставлю?».       Как бы оно было?       Сейчас так: Влад постоянно и будто ненавязчиво интересуется «где был?», хотя невооружённым видно, как его от злости ебашит. Влад заставляет приходить на Маркса и помогать Жене с её охуительными идеями по ремонту. Здесь въебите мне полку для цветов, а шкаф к другой стене. Нет, лучше вообще в другую комнату. Новые шторы они переподшивали, гладили и вешали часа четыре. С пиздюком его надо общаться, в игры, сука, развивающие играть.       Ещё Исаев просит встречать, провожать, сопровождать... Хочет брать с собой на тренировки и продолжает лезть в душе. У его любви отдых не вымолить вообще.       У Артёма любовь это про кровь и сперму. И Артём никогда ничего не удаляет.       Все это понимают. Так что пичкает его Исаев всем добровольно, даже в избытке: пот, кровь, слёзы, сперма. Иногда всё вместе, и вот тогда уже можно снимать. Ему хочется законсервировать эти моменты, потому что, кажется, без этого вакуумного королевства всё рассыплется. Влад будет не рядом, тогда Артём отмотает себя окончательно. Он всё забудет.       И Владу похуй на его уроки, когда он заталкивает Альтеева в кабинку. Влад только в конце перемены ему пишет «в туалет», а Артём чё, он приходит. Он отсиживает пятнадцать минут от урока, чисто побесить задержкой, но приходит. Он вешает шторы, встречает, провожает, сопровождает и ждёт, когда засвистит фляга.       Влад стягивает с него штаны.       Почти как в клишированных фильмах про плохих парней?       Как-то Исаев вталкивал его в соседнюю, чтобы отпиздить. Период, когда Артём активно привлекал его внимание. Артём получает то, что хочет, всегда, именно поэтому они сейчас здесь. А у Артёма так флэшбеками накатывает: сказал ведь, что в штаны забраться хочет. И ему, кажется, прилетело прямо в живот.       Точно, в живот. В который Исаев сейчас покорно утыкается, сидя на коленях на засранном, заплёванном и обблёванном полу. Мерзость такая...       А ещё Влад поднимает глаза со зрачками бездонными. И у Артёма даже в груди щемит, дышать тяжело, но не метафорично, а по натуре. Разве важно какой породы собака, когда она смотрит на тебя такими глазами?       — Вау, — Артём выдыхает это, не сдержавшись. Сука, а бесит это пиздец. Связь не прослеживается, но и у него мозги кислородом снабжаются хуёво — простить можно.       Они и правда играть тогда пошли. И, по ходу, немного заигрались.       У него контроша по хуевой алгебре, но он всё рано здесь и не сопротивляется, когда Исаев грубо сажает на толкан.       — Блять, ну Влад.       — У меня всё внутри переворачивается, это такой пиздец. Ты...       Влад хочет сказать, что не видел его целые выходные. Два дня — это сорок восемь часов, а это же...       — Я так люблю...       Влад жадно целует в шею, усаживаясь на коленях и оставляя додумывать продолжение. Ебаться он любит, вот что. Он пытается всосать кожу, но Альтеев такого никогда не позволяет. Что за позывы вдруг такие? Никому эти следы не нравятся. А ещё Артём даже думать не хочет, что этого могло так возбудить. Но он думает и крепче сжимает пальцами бока и задницу. Он на секунду представляет, кто мог бы Влада завести, и пальцы до синяков цепляются.       Хорошо, вспоминает, что прирученный. Иначе убил бы, наверное. Ну откуда у Исаева могут быть силы на ещё кого-то? На прошлой неделе Артём трахнул его трижды и надеялся, что хватит тому надолго.       А уже сегодня Влад невъебенно громко дышит и постанывает. Сам потом же ныть будет, что Артём это не пресёк. Ему оно не надо, поэтому и затыкает рот. А тот вылизывает руку и вообще забывает и про статус свой, а уж тем более про личину.       Всё ещё одетый, целомудренно избегающий касаний к члену, но натуры это не изменит.       — Раздевайся уже, — Артём ему даже помогает, не упуская возможности потрогать и огладить до чего достанет.       — А если кто зайдёт?       Как вовремя ты об этом подумал. Ну тормознутый, нет?       — То услышит, как мы трахаемся. И?       И снова Влад как монашка мнётся, типа не такая уж и бессовестная блядь.       — Решай скорее. Мне тут ссать противно, не то что трахаться. Здесь старшеклассниками каждый угол изъёбан. Ты не придумал ничего нового.       Артём знает, как его успокоить. Не только мы здесь такие ебанутые, не парься. Да Альтеев сам шпёхался здесь не раз, не пять, но об этом лучше вообще не заговаривать.       — Теперь я трахну тебя, — говорит Влад. Бессмысленно, но так хотя бы понятно, что наконец они поебутся, а не поборются.       Сейчас Исаев умеет принимать его в себя без особых проблем и даже на слюну. Он шипит и жмурится, закусывая губу, но Артём верит, что так ему даже больше нравится.       Это точно, в других случаях целоваться он не лезет. Это тело настолько уже его, что совсем не Влада.       — Ты пришёл поебаться или понежничать? — Артём шлёпает по щеке и кладёт руку на шею. Видит, как Влад тут же расслабляется и сводит брови, забывая, что там хотел. И это просто полный пиздец. Артём въебался в этого человека настолько сильно, что больно в груди. Больно.       А Влад всё двигается на члене так, будто по крайней мере года три этим занимался. С таким видом, будто мечтал об этом ещё пять.       — Ещё...       И Артём даёт. Бьёт по щеке и оттягивает её большим пальцем изнутри, раскрывая клыки.       — Быстрее...       — Хочешь быстрее — работай, — раздражается Артём. И Влад кусает его за палец.       — Сука, заебись. Может, мне проще найти рабочий?       — Моя сука. Кому ты, нахуй, нужен?       Что-то типа безумного припадка, но Артёму в кайф: и как Влад закатывает глаза, и как напряжённые руки со стенок соскальзывают. Выглядит он как сдающаяся жертва, которой только перегрызли зубами бьющуюся артерию.       Он пахнет так сладко. Лживо. Кожа его солёная. Но теперь вообще не пахнет сигаретами. Теперь он гоняет с ПОДиком, которые с душком сладким. И всё равно с горечью остаётся, как волчья ягода.       Это куда хуже, потому что чаще. Потому что даже на уроках. И оттого устаёт быстро. Ему двигаться неудобно, и Артём, фиксируя на месте, начинает двигаться сам. Вверх резко — он закидывает голову и опять глаза жмурит от боли, и ругается, стонет, вниз медленно, и...              — Слышь, брат, хули ты там засел? — спрашивают с другой стороны, постучавшись костяшками. — Отравился?       У Исаева содрогается всё тело, он резко и неосторожно насаживается, ослабившись в коленях, пытаясь прижаться и заныкаться.       Артём болезненно шипит, а Влад закрывает себе рот ладонью. Не только из-за неприятных ощущений, больше из-за того, что двигаться Артём начинает уже сам.       — Слава, блять. Блять. Хули тут забыл?       Влад на него смотрит испуганно, растерянно и умоляюще. Не надо сейчас, замри же ты, сука.       — Да я всё написал, и она отпустила. Сказала, что пересдавать тебя не пустит, кстати. Так хули сидишь?       За ручку нетерпеливо дёргают. И Исаев вздрагивает, сжимая внутри его член. И собственный дёргается, напрягшись. Артём лезет к дырке пальцами и обводит края. Он будто пытается протиснуться в него ещё. Конечно, Влад же не заполнен им до отказа. Тварь ёбанная вдобавок.       Артёма с ума сводит эта ситуация. То, что им мешают, а поэтому Влад, такой жалкий и уязвимый, крепко обхватывает его. Артёма прикалывает, когда он весь грозный и собранный командует им в постели, но когда вот так... Просто, блять, невыносимо.       — Может, схожу потом, — выдыхает Артём, убирая пальцами прилипшие ко лбу волосы. На Исаева взгляд хитрый, таз обеими в себя вжимает, двигает его взад и вперёд. — Ну, как дела у тебя вообще?       — Что за вопрос? Да нормально. Думаю, на трояк чё-т да написал. Не такая она сёдня злая, так что если ты её попросишь...       Как благородно, что ты переживаешь за друга. Влад ебашит по предплечьям, откидывая руки, и совсем бы встал, не затормози его Артём.       Ла-адно, бля...       — Мне похуй, Славян, съебись нахуй. Иди в пизду отсюда.       — Эм... Так на хуй или в пизду? Я забрал твой рюкзак и телефон, если чё.       И Слава выходит. Сделав вид, блять, будто ничего не заметил. Не понял. Не забыв чужие манатки и запихнув гордость глубоко, да, Слав?       Альтеев с блохой один раз обидно на него нафристайлили, ушат дерьма вылили, но даже тогда Влад его так не ненавидел.       Вот же блять... Какого чёрта они никогда не могут остаться одни? Никогда не в покое. Влад реально хотел бы заиметь с ним одно место, чтобы только их. Семью, типа, забахать. Собаку и всю эту хуйню. Построить веранду и баню. Беседку.       Мечтай в одну руку, сри в другую, потом проверь, какая быстрее заполнится.       Я бы хотел всегда быть с тобой.       А всегда будет Слава. У Славы к нему, кажется...       — Чё, переживаешь? Он ничего не понял. Продолжай. — Артём целует его в плечо, улыбается. — Влад, спокойно. Забей.       — Чё ты не сказал, что у вас контрольная?       — Тебе не похуй?       — Похуй, — врёт Влад.       — Тогда двигай жопой дальше.       У него Влад бывает послушный и покладистый. Сейчас он с него слезает...       — Давай местами поменяемся? Мне неудобно.       — Вставай.       ...И начинает качать какие-то свои права.       — А... Можно мне?       — Нет. Нельзя.       — А потом?       — Посмотрим.       Универсальное «посмотрим» человека, которому даже отговорку лень выдумать.       Влад его спрашивает «мы поедем на концерт в пятницу?». Билеты есть, бабки дали, а Артём отвечает «посмотрим». Хоть и знает, что уже в среду его положат в больничку.       Артём и ложится по полной, так сказать, оттянуться. Ваня кидает его туда со всей этой днищенской жрачкой, злыми медсёстрами и капельницами. Сердечные пороки, операция. Подохнет он, мож, в процессе. Приятного нихуя, а скучно как в жопе. Хотя нет, там куда веселее...       Но самое интересное, что Исаев уезжает на своего рода концерт уже во вторник. Так и выходит, что его толком не навещают. Ну, то есть, это делают остальные, даже Слава приходит пошмалить у дверей, поддержать. Влада нет.       Вместо этого он едет в Питерский госпиталь к своему папашке. Вместо того, чтобы хоть как-то поддержать своего парня на несерьёзной, мать вашу, процедурке, он едет к человеку, про которого постоянно ему ныл. Который вставлял пизды за каждый косяк. Который из него сотворил что-то, чему даже слёзку уронить стыдно. Поселивший в нём неуверенность. Зависимость от статуса, а самое главное — силы.       Влад долго к этому шёл, но, в конце концов, согласился со словами Альтеева. Если бы его забрала мать, Влад был бы куда счастливее. И себя бы он так не ненавидел.       Вот к нему, короче, едет. Так что вы ещё спрашиваете «чё ты, Тём, такой недовольный?». Спрашиваете, кто здесь кого ещё предал.       Так что они в разладе, и пока проходит реабилитация отца, и лечение Артёма. А заявляется к нему даже Лиза! Его милая девочка. Которую он кинул из-за этой пидорасни. Приходит и приносит ему сраные орехи и всю эту полезную муть. Приносит портач и всю свою любовь закопанную. Друг друга они понимают так, что можно фразы договаривать. «— Я лю...» «— доед»       С Исаевым кусались и грызлись, и при всём этом Альтеев не заставлял его обещать быть всегда рядом. Он за язык не тянул. А хотя давно понятно, что обещания Исаева нихера не стоят.       И рядом нет его ещё долго. И Артём успевает выжить. Выйти, оздоровиться и начать общаться с Лизой. Ничего же такого. Исаев так вообще общается с толпой мужиков.       У Артёма есть своя толпа мужиков, которая его на колени опускает, даёт пизды и весело смеётся, тыча пистолетами. Настоящими, сука, и со слабительным эффектом.       Артём привык делать что хочет, и всё по жизни сходит с рук. Но, видимо, на действия Влада это не распространяется. И получает пизды он именно за него.       — Я же сказал тебе, что мы приедем. Мы приехали. Ещё что я говорил?       — Что убьёшь его нахуй, — договаривают за обидчика.       У каждого злодея должны быть шестёрки, это логично. Но не у каждого они выглядят как сраные попугаи в гуччи трениках.       — Да-да, в голове сразу вспоминается... — Артём смеётся от собственного остроумия. Слава бы, вот, заценил.       — Выбирай: хочешь, чтобы мы нассали тебе в рот? Или хочешь, чтобы трахнули бутылкой?       Артём усмехается иронично, будто выбор у него есть. Конечно, ебать это стрёмно. Но кое-чему он от Влада всё же научился. Раз уж тебя собираются забить, то гнать нужно до последнего.       — Ну чё, волчонок?       — Раз уж даёте выбор, то хочу, чтобы мне предварительно отсосали.       Плохая это была идея. Лучше бы скотчем заткнули, что ли... В конце концов, они так долго ради него ехали. А тут сплошное разочарование, и никто не молит о пощаде.       — Лучше молчи. Рот откроешь у стоматолога.       Недорепер за лицо его хватает и осматривает. Цыкает и сам винирами светит.       — Реально ведь красавчик, слушай. Как на фотке. Прелесть. — Мужик по щеке его хлопает, как сам Артём бы сделал. Уровень это другой немного, но так хотя бы понятно, в каком направлении стремиться. — Страшно?       Да нихуя Артёму уже не страшно. Это мерзотно. И космогонию сюда не впишешь.       На памяти так не пиздили. Закон напоминают: если побежишь к ментам, то будет хуже. А трек... Да хуй с ним, удалят.       Не, ну ему, конечно, обидно, да и больно порядочно. Но Артём не ноет, даже когда в висок прилетает, и держится на пять с плюсом. И это не он сам дал себе такую оценку. Они так решают. Типа «да нормальный же ты пацан, я вижу».       Не обижаешься ведь? Это всё полная хуйня в сравнении с реальной жизнью, интернет-герой.       Если так прикинуть, то все те слова и не ему принадлежат вовсе. С хуя ли он должен расплачиваться за эту дичь своими зубами? А один из них у него уже крошится, пара шатается. Что там с костями... Мало? Ещё они ебашат его налысо, отвешивают лещей и почти вырывают серёжку. Почти. Жалеют. Огромная толстовка Влада, которую он носит, теперь вся в говне.       Тормозите, у него Влад, типа, волосы любит. Нюхать и хватать. И по лицу гладить. Влад мочку с серёжкой в рот берёт, прикусывает и хитро улыбается.       А переломанными пальцами хуй потрогаешь его раскалённую и шершавую кожу, чтобы чувствовать перекаты мышц. С такими зубами хуй эту мышцу прикусишь.       — Пиздец ты зверюга, — говорит Влад ему, сквозь делирий. — Боец Баки, блять. Ну давай, чё ещё умеешь?       Но вообще…       Артём его ненавидит нахуй.       Как-то так и срывается. Если бы нет, то вскрыли б его прям тут, а за такие органы и не получили много. Он без ножа бы ни на одну такую стрелку не пошёл. И Артём, наконец, применяет его по-серьёзке, пыряя ближайшего. Артём в теории знает, куда бить, чтобы он подох с максимумом мучения, но тот успевает прикрыться. Артём ему кисть пробивает, но это что? Смех, да и только. Брат бы доволен не был. Артём бьёт ещё раз, не так хорошо, как задумывал, но в брюхо — уже гораздо лучше.       Артёма с этого выносит. В него тычутся настолько дорогие ботинки москвичей, что он не сомневается, какие дела на этих пацанах завязаны. Только в ментовку он бы никогда не пошёл. И они не пойдут.       Мужики благородно оставляют его живым, торопясь в больничку. А Артём просто очень рад, что Ваня на смене.       Ваня не должен видеть. Альтеев выкидывает толстовку по дороге и хромает в одной футболке. Как минимум за это ему уже можно дать дополнительную порцию пизды.       В последний раз, когда Артём связывался с реально плохой компанией, Ваня договорился с участковым. Мужик в форме приходил к ним домой и запугивал сроком четырнадцатилетнего пацана.       Ваня добился увольнения училки, поднявшую на него руку из-за дерзостей.       И соседу ебальник тоже Ваня чистил, когда тот отловил их со Славой за разрисовыванием подъезда и навалил пиздяшек.       Ваня за него разъебёт. Поэтому знать ему необязательно. И приезжает к нему опять Лиза.       С ней просто и объясняться не надо. Всё видит, понимает и очень за него переживает. Лиза приводит ему голову в порядок не только машинкой, делая бритость более приемлемой, но и психологически. У неё не получается заставить его обратиться куда-либо, но приятно, что она так волнуется.       Все самые дорогие ему люди, оказывается, рядом были всё это время. Ну а Исаеву, получается, похуям, даже когда он болеет.       И Артём его ненавидит. На этот раз серьёзно и, хочется верить, что уже больше ни с чем не смешано. Илья собирает его вещи и относит обратно. Латыпова прекрасно перебивает всё пытающееся подняться своей компанией и тёплыми пухлыми губами.       Влад этого всего не знает. Первым же делом, пересекая черту города, он срывается и наивно пишет «я соскучился». Не мог раньше — факт, сейчас не может тоже — отец постоянно заглядывает в телефон, но это уже всё. Больше не вытерпеть. Общение свелось на нет и так: они оба не пытались друг с другом связаться.       Так долго... Его в школе не было примерно месяц. Женя договорилась, он присылал задания дистанционно. Экзамены уже вот-вот, так что приходилось трудиться даже в такой ситуации.       И наконец он возвращается обратно. Внутри дрожит всё, но совсем не от того, что они вдвоём приезжают к матери.       А отец он...       Отец ей в глаза тогда так и сказал «уйдёшь — я вас обоих убью», а теперь стоит смотрит на них враждебно. Всего-то.       Теперь он имеет коляску, но не имеет ноги, и мамин Андрей смотрит на него сверху.       Погано, от этого выкручивает, но бывшего мужа мать выпроваживает уже на следующий день. Терпеть даже пару недель его в своём доме, обиженного на жизнь инвалида, рядом со своим драгоценным ребёнком... Проще снять им хату.       Поэтому Влад с отцом живёт ещё дальше от его нынешней школы. Но ведь Влад с ним, как давно хотел.       Первое время отец психует постоянно и не хочет выходить из дома. Отец не хочет с ним разговаривать спокойно, совсем не желает, но сидит рядом и контролирует, когда Влад делает уроки. Отец много орёт и командует, как со своим подчинённым. Влад бы хотел, чтобы он забыл эту часть себя в траншее.       Он почти как раньше. Хотелось бы верить, что с ним всё в порядке. Но, когда не видят, отец часто смотрит на отсутствующую ногу. Трёт правой рукой недостающие на левой пальцы. При всём этом заявляя, что рад и с яйцами остаться. Тогда он впервые громко и страшно смеётся.       Хуёво переваривается. И он даже начинает понимать, почему мать оставила их у порога. И лучше бы батя остался капризным и жалким инвалидом, чем пытающимся в самостоятельность.       Он как-то не смог достать кружки с верхней полки и жёстко упал. Потом пытался уехать сам в магазин, не предусмотрев, что в их подъезде не то что пандуса нет, но и элементарного лифта. Повезло, что живут на втором, повезло, что не расшибся.       Он, слабый, пытается делать всё сам. Унизительно, когда сын пытается надеть на тебя кроссовок. Он кричит и отпихивается, указывая, что лучше бы Влад за собой следил. Почисть ботинки. Ходишь как чушка. И вообще, отцу за него стыдно.       Стыдно, говорит. За ботинки.       — Тебе смешно? — отец от злобы даже плюётся.       А вот узнал бы он про Артёма?       А Влад сейчас и сам-то ничего не знает про Артёма. Но он не особо наивный, чтобы надеяться на что-то хорошее.       Вот когда Исаев видит его в школе, то это всё: разруха, смерть и апокалипсис. И он реально близок к тому, чтобы разныться, как не делал даже перед отцовской больничной койкой. Эволюционировал до плаксивой сучки, поздравляю. Да хуй знает, как всё это время держался.