Охота на ведьму

      Снейп открыл дверь в кабинет французского языка, испытывая тот же трепет, какой испытывает магглорожденная первокурсница, впервые входя в класс зельеварения. Он пытался переубедить себя от того, чтобы не приходить на свой последний урок. Но, если бы Северус осмелился быть до конца откровенным с самим собой, ему пришлось бы признать, что он не очень-то и старался. Разговор в пабе «Три метлы» и стаканчик для храбрости стали тем самым последним толчком, в котором он так нуждался. Мадам Розмерта навела на него страху, заставив признаться в своем глупом намерении, и чуть ли не собственноручно сопроводила его на урок французского. Как Снейп и предполагал, ему не потребовалось долгих уговоров, чтобы принять решение раз и навсегда. Он назвал это последним прощанием. Но, по правде сказать, Снейп хотел убедиться самолично, будет ли у Рейчел хоть какой-то проблеск узнавания помимо того факта, что он был ее учеником. Заклинание Обливиэйт, что наложил на нее целитель в больнице Святого Мунго, должно было уничтожить каждую крупицу информации в ее сознании, относящуюся к магии, в том числе и Северуса Снейпа.       Все, кто находился в аудитории, обернулись на звук открывшейся двери, но, узнав в нем своего странного однокурсника, тут же потеряли к нему всякий интерес.       Волосы Рейчел были заплетены в косу на затылке, такую же, как в тот день, когда Северус впервые увидел ее на вокзале. На ней было зеленое платье из хлопковой ткани, отделанное кремовым кружевом. Его длинные рукава Рейчел закатала до локтей, что всегда по привычке делала во время урока. С тех пор, как он видел ее в последний раз, прошло меньше недели, но он уже безумно соскучился по ее улыбке.       — А, мистер Снейп, — сказала она, обратив на него свое внимание. — Хорошо, что вы все-таки решили к нам присоединиться.       — Bonsoir (1), мадам, — мягко ответил Северус, прошествовав в переднюю часть класса и заняв свое обычное место. — Прошу меня извинить за опоздание.       Он слышал, как тихо стало в кабинете, и знал, что она внимательно наблюдала за ним, пока он не сел.       — Ну, теперь вы здесь. Вы выполнили домашнее задание, что я вам задала? Мы как раз его обсуждали.       — Jel`ailaisse` dansletrain (2), — ответил волшебник на безупречном французском.       Мадам Сондерс приподняла бровь, выражая свое удивление.       — Ton Françaiss’ame`lioremais pas ton attitude (3). Вам нужно будет остаться после урока, мистер Снейп, чтобы мы могли разобрать основные моменты тех тем, что вы пропустили.       Когда Северус вошел в аудиторию, ее яркая и приветливая улыбка была единственным знаком того, что она его узнала. Это было единственным, что он заметил. По мере того, как урок шел своим чередом, Снейп гнал от себя эту мысль. Он пытался не задумываться о значении этой улыбки, убеждая себя, что это не что иное, как обман собственного разума, который так отчаянно нуждался в том, чтобы ему подарили хоть какую-то надежду, что превратил безобидный жест в нечто более значимое. В конце концов, это была всего лишь улыбка. Всю остальную часть урока мисс Сондерс больше ни о чем не спрашивала его и не говорила с ним кроме как по необходимости, ничем не выделяя и не игнорируя.       Он не жалел о своем решении увидеть ее еще раз. Ему было приятно осознавать, что она вернулась в мир магглов целой и невредимой и продолжает жить так же, как и раньше. Без сомнения, она вернется к своим старым друзьям, прежним занятиям и встретит какого-нибудь подходящего маггла, за которого в последствии выйдет замуж. Возможно, их дети окажутся волшебниками. Возможно, когда-нибудь он будет учить зельеварению отпрысков Гермионы Грейнджер. Вспомнит ли она тогда о своей магии?       Урок закончился, ученики медленно покидали аудиторию, и Снейп начал испытывать сожаление, что не может последовать за ними. Он понимал, что эта встреча наедине будет более изнурительной, чем его молчаливое присутствие на занятии. Когда момент икс, наконец, наступил, он осознал, что не сможет смириться с близостью Рейчел, стоящей рядом и объясняющей ему пропущенные уроки. А что, если она наклонится слишком близко, и он почувствует прикосновение ее волос к своему лицу? Будет лучше исключить возможность любого, даже случайного тактильного контакта. Северус не хотел думать о том, на что будет похожа ее ласка; осознание ее сладости было бы слишком болезненным. Было бы проще сказать ей, что он больше не сможет посещать ее занятия. Вероятно, она испытает облегчение, услышав новость о том, что наименее любимый ею ученик уходит навсегда.       Выражение лица, с которым Рейчел наблюдала за Северусом со своего места, сбивало с толку. Он оставался там же, где стоял, не двигаясь, не желая сокращать расстояние между ними, пока, наконец, она не сделала первый шаг. Рейчел обошла свой стол и прислонилась к нему, обеими руками сжимая учебник французского языка, как будто боялась его уронить. Снейп ждал, что она заговорит. Рейчел, казалось, делала то же самое. Они оба словно сцепились в безмолвной битве отстраненности. Северус попытался проанализировать выражение ее лица; оно казалось… рассерженным — не совсем подходящее слово. Она была более взволнованной, чем, по его мнению, должна быть учительница по отношению к ученику, всего лишь пропустившему несколько уроков.       Она уступила первой.       — Я думала, вы не придете, — на выдохе проговорила Рейчел.       В этот момент Снейп словно вышел из оцепенения и стал осознавать каждое свое движение и каждый вздох. Он старался не встречаться с ней взглядом, когда отвечал.       — Как я уже объяснял, я заплатил за полный курс. Однако, боюсь, это будет мое последнее занятие. Обстоятельства сложились так… то есть… я не смогу продолжить обучение.       — Но вы заплатили, — ответила мисс Сондерс.       — Я не буду просить возврата денег.       Рейчел смотрела на него в упор до тех пор, пока он не почувствовал, что не в силах отвести от нее свой взгляд.       — Мы ведь так хорошо продвинулись вперед.       — И я благодарен вам за все, чему вы меня научили. Но, боюсь, с этим уже ничего не поделать, — ответил он.       Внезапно она повернулась к нему спиной и с размаху опустила тяжелую книгу на стол, да так, что эхо от громкого стука разнеслось по комнате.       Рейчел повернулась к Снейпу лицом, на котором отчетливо отражались признаки ярости и раздражения.       — Мерлин! Иногда я очень хочу дать Гарри чертову Поттеру оплеуху! — воскликнула она. — Я знаю, что он хотел, как лучше, но почему он не может просто оставить все как есть? У нас ведь все было так хорошо!       Северус неверяще уставился на нее. Он пристально всматривался в ее силуэт; это определенно ее лицо, ее волосы, ее голос. Вот только слова, которые она произносила, эмоции и их смысл, исходящие из ее уст, до него никак не доходили. Это была не та Рейчел, женщина, которая только что открыла для себя мир магии, и не та Рейчел, неокрепшая ведьма, которую доставили в больницу Святого Мунго и чей случай сочли безнадежным.       Это была Гермиона Грейнджер.       Снейпу, казалось, потребовалось целых несколько минут, чтобы вникнуть в суть ее слов: она знает о волшебном мире, она знает Поттера — и, что еще более важно, все это в данный момент ее крайне раздражает.       — Это невероятно. Они наложили Обливиэйт! — сказал он, когда, наконец, обрел дар речи.       — Они пытались, — усмехнулась Гермиона. — Но тот целитель был таким жалким. И честно говоря, я думаю, что он не очень-то этого и хотел.       — Поттер сказал, что Малфой не смог отменить заклинание Забвения, — осторожно проговорил Снейп.       Гермиона вздохнула.       — О, Люциус Малфой был в ужасном состоянии. Мне почти стало его жаль. Но даже если бы он сделал все, как следует, это не имело бы никакого значения.       Северусу казалось, что его мозг готов вот-вот взорваться оттого, как он силился осмыслить этот новый поворот событий. Он ожидал увидеть ее потерянной, слабой и беспомощной в своем неведении. Однако, как выяснилось, из них двоих она была единственной, у кого все еще оставались свои секреты.       — Объяснитесь, пожалуйста, — требовательно сказал Снейп.       Гермионе хватило такта взглянуть на него с некоторой долей дискомфорта.       — Ну, начнем с того, что Люциус Малфой не стирал мне память.       — Это невозможно. Драко сам во всем признался. Он дал показания Визенгамоту.       Гермиона улыбнулась.       — Значит, он сдержал свое слово.       — Свое слово?       Она кивнула.       — Люциус не стирал мне память. Это сделал Драко.       Северус на протяжении вот уже нескольких минут мысленно спрашивал себя, не было ли все происходящее каким-то фантастическим сном? В последнее время он принимал гораздо больше Снотворного зелья, чем это было необходимо. Но ему не могло присниться выражение ее глаз — эта неотразимая смесь неуверенности, предвкушения и решимости. Снейп мало что понимал. Если Люциус не смог отменить заклинание, то почему сейчас перед ним стояла Гермиона Грейнджер так, словно последних десяти лет не было и вовсе?       Он попытался найти в ее словах хоть какое-то подобие логики.       — Драко? — спросил он.       Гермиона промолчала, словно решая, как ей поступить дальше.       — Я сказала ему, что он теперь у меня в долгу… ну, у всех нас: у Гарри и Рона тоже. Мы спасли его от Адского пламени в Выручай комнате. Если бы не мы, то он был бы мертв. Долг жизни и все такое.       Внезапно понимание ударило его в грудь, словно Парализатором.       — То есть, это вы хотели, чтобы вам изменили память?       Гермиона подошла к окну и посмотрела на улицу сквозь полуприкрытые жалюзи.       — С меня хватит, — тихо сказала она. — Кровавая бойня! Массовые убийства после битвы. Я ходила по замку и видела только смерть. Друзья, учителя, ученики… так много мертвых. Я хотела забыть все это. — Она вздохнула и сосредоточила свой взгляд на мире, что жил своей жизнью за окном ее кабинета, собираясь с мыслями, как будто готовила признание только для себя. — Я вышла, просто чтобы подумать и немного передохнуть. Мне хотелось хоть где-нибудь вновь почувствовать себя в безопасности и счастливо, поэтому я спустилась в хижину Хагрида. Вот тогда-то я и увидела семейство Малфоев. Возможно, я в тот момент не слишком ясно соображала. Но мне показалось, что они хотят ее уничтожить. И как будто что-то щелкнуло у меня в голове. Я подумала: больше никаких разрушений. Мне уже нечего было терять, поэтому я побежала за ними.       — И когда вы их догнали, то обнаружили, что они собираются воспользоваться порт-ключом!       Гермиона повернулась и посмотрела на Снейпа.       — Так вы все знаете?       — Да, нам об этом известно. Как только Люциус предстал перед судом, Драко рассказал нам о событиях того вечера.       — Так вот как вы нашли меня?       Северус кивнул.       — До тех пор считалось, что вы погибли при взрыве вместе с семьей Малфоев. Никто в этом не сомневался. Был найден обломок вашей палочки, и это было воспринято как неоспоримое доказательство.       Гермиона вернулась к своему столу и достала из сумки волшебную палочку — ту самую, которую ей подарил зельевар.       — Я не хотела, чтобы меня когда-нибудь нашли. Драко аппарировал меня в какой-то маггловский город во Франции, и я подумала, почему бы просто не остаться здесь? По сравнению со всеми ужасами волшебного мира, там все было таким спокойным и мирным. Внезапно, я поняла, чего хочу: перестать быть ведьмой. Я сказала Драко, что не хочу, чтобы меня приняло магическое сообщество Франции, а затем переправило обратно в Хогвартс, как они изначально планировали. Я попросила его изменить мои воспоминания и оставить меня в мире магглов. Драко всегда хорошо удавались чары.       Он поднялся со своего места и прошелся по комнате, пытаясь привести в порядок свои мысли и осмыслить, наконец, все, что она рассказала.       — Тогда почему Драко сказал нам, что это сделал Люциус?       Гермиона крепче сжала в руке палочку, как будто это ее успокаивало. Она пожала плечами.       — Он обещал, — сказала Гермиона, — не выдавать меня. Но все это было до того, как Люциус сделал глупость, в ходе которой его схватили. Возможно, со стороны Драко это была попытка сдержать данное мне обещание и помочь своему отцу: я думаю, что на суде Люциус бы вызвал больше сочувствия, если бы открылось, что он наложил на меня Обливиэйт и оставил в безопасном месте. А если бы все поверили, что именно он изменил мне память, не было бы и речи о том, чтобы искать меня и восстанавливать воспоминания: Люциус, будучи в Азкабане не мог этого сделать, по крайней мере, я так думала. Это дало мне больше времени. Я собиралась остаться во Франции — в детстве я отдыхала там с родителями. Если бы я осталась там, возможно, меня бы не нашли. Но Драко, верно, забыл, какими настойчивыми могут быть Гарри и Рон.       — Значит, вы больше никогда не хотели возвращаться в волшебный мир?       — Я была достаточно счастлива.       — Пока в вашей жизни не появился я!       Впервые за все время своего рассказа Гермиона посмотрела прямо в глаза Северусу.       — Какое-то время, да. Но… у меня все время было ощущение, что в моей жизни чего-то не хватает. Как только вы стали посещать мои уроки, мне показалось, что не хватало именно вас. Не то чтобы я тогда могла выразить это словами. — Ведьма снова посмотрела на свою палочку. Несколько мягких волнистых прядей обрамляли ее лицо. — Вы разбудили мою магию. Это кажется непостижимым. Поначалу я даже испугалась этого. Но вы были рядом, вы направляли меня.       Снейп наблюдал за ней и пытался представить себе, как это возможно, что Гермиона Грейнджер предпочла отказаться от своей магии и жить как маггла, вместо того, чтобы оставаться со своими друзьями. Казалось, она угадала его мысли и мягко ему улыбнулась.       — Я была в отчаянии, — сказала Грейнджер. — Я не могла больше всего этого выносить. Я знала, что будет происходить дальше — суматоха и страдания, связанные с восстановлением и смирением со всем; последуют взаимные обвинения, потому что со смертью Волдеморта еще ничего не закончилось. Гарри рассказал о том, что увидел в ваших воспоминаниях, раскрыл вашу истинную преданность. И осознание того, чем вы пожертвовали… — она отвела взгляд, не в силах закончить вслух свою мысль. — И после всего этого, после всего, что вы сделали, вы были мертвы… — казалось, что собственные слова ее неимоверно расстроили, потому что Гермиона снова вздрогнула и повторила:       — Вы были мертвы!       — Как и вы, — сказал Снейп, с облегчением осознавая, что ему не придется еще раз объяснять ей причины убийства Дамблдора и предательства их всех.       — Туше, — ответила Гермиона. — Но как вы… выжили?       — Это другая история. А сейчас мы говорим о вас. Есть много моментов, которые мне все еще не понятны. Почему вы обманули целителя в больнице Святого Мунго и своих друзей?       Лицо Гермионы залилось краской. Казалось, она вновь думала над тем, что ответить и как много правды раскрыть. В итоге она решила не отвечать на его вопрос, а сменить тему.       — Когда вы не пришли на два последних урока французского, я подумала…       — Поттер сказал мне, что вы снова забыли о своей магии. Я понял, что это означает конец всему. Я поверил в то, что у вас нет никаких шансов снова обрести свои силы.       — Вы собирались меня оставить? — спросила Грейнджер. Ее голос был полон тревоги.       В груди Северуса бешено заколотилось сердце.       — Мне нужно было о многом подумать и решить, что делать дальше. Возможно, мое появление было бы вам неприятно или же расстроило вас.       Она сделала шаг навстречу мужчине, но затем передумала и остановилась.       — Меня скорее расстроило ваше отсутствие.       Все, что мог сделать в этот момент Снейп — это уставиться на нее с явным недоумением во взгляде. Гермиона выглядела такой взволнованной — смущенной — ее пальцы ни на минуту не прекращали теребить палочку, которую она по-прежнему держала в руках. Она, казалось, не знала, на чем остановить свой взгляд: направить его на Северуса, разглядывать свои руки или же пол? Снейп полагал, что должен дать ей какой-то подходящий ответ, что-то, что отразило бы то его внутреннее ликование, которое вызвали ее слова. Но ничего подходящего на ум в этот момент не приходило.       Откуда-то набравшись храбрости, Гермиона сделала еще шаг навстречу и продолжила:       — Я думала, что все испортила. Вы не пришли, и я подумала: а что, если он никогда больше не придет, что я буду делать?       Неожиданно в холле за дверью ее кабинета послышалось чье-то насвистывание, сопровождающееся тяжелыми шагами, явно мужскими. Не раздумывая ни секунды, Грейнджер указала палочкой на дверь и быстро наложила череду магглоотталкивающих чар, чтобы обеспечить их уединение.       Снейп поднял бровь.       — Ты и правда быстро учишься, Гермиона.       — Как только память ко мне полностью вернулась, все мои навыки восстановились очень быстро. Мы часто пользовались этими заклинаниями, когда были в бегах.       Тут вдруг до него дошло, что память к ней вернулась задолго до того, как она об этом заговорила. Снейп спросил ее о том, когда именно она все вспомнила.       — У озера. Когда ты показывал мне заклинание Геминио на опавших листьях. Кстати, получилось очень красиво, — ответила Гермиона, нежно улыбнувшись воспоминанию.       В этот момент Северус понял, что все их последующие встречи были не более, чем фарсом. Их рандеву после занятий, его терпеливые объяснения природы магии, его демонстрации, его мягкая поддержка — даже тот момент, когда он сказал ей, что она ведьма — все это было притворством. Она уже это знала. Это внезапное озарение вызвало бурю самых разных эмоций, хотя он никак не проявил свое смятение, а продолжал наблюдать за ней с возрастающей неуверенностью. Из-за этого обмана Снейп почувствовал, что его в некотором роде предали. Он был разочарован ее отговорками, что, естественно, привело к недоверию в отношении ее намерений. Но какими были ее истинные намерения? Что могло побудить Гермиону придумать весь этот спектакль, притвориться ничего не понимающей и не знающей и охотно проводить с ним время под предлогом обучения магией? Возможно, он должен испытывать надежду, а не разочарование.       — А тебе никогда не приходило в голову упомянуть об этом? — спросил Северус размеренным тоном, каким говорил всегда, когда чувствовал, что эмоции его слишком переполняют.       Гермиона опустилась на ближайший стул, опершись локтями о стол.       — Ты бы забрал меня к ним, — пробормотала она. — Ведь именно поэтому ты здесь оказался. Я поняла это на следующее утро, после прогулки к озеру, когда ко мне вернулись все воспоминания. Это тебя послали за мной. Я все не могла понять, почему это был именно ты, а не Гарри или Рон. А еще я не могла понять, почему меня сразу не отправили в Мунго. Теперь я, конечно, знаю, — добавила Гермиона, внимательно глядя на Снейпа, как свидетель в зале суда. — Мягкий подход сведет к минимуму опасность того, что все пойдет не так, и я превращусь в какого-нибудь сумасшедшего.       Северус подошел ближе к Грейнджер и стал с интересом рассматривать ее локоны, которые выбились из заколки и теперь свободно спадали на шею и плечи волнистым медным саваном. Ему очень хотелось протянуть руку и убрать несколько непослушных завитков от ее лица. Но он ограничился лишь наблюдением, стоически сложив руки на груди.       — Неужели, возвращение для тебя было бы таким ужасным? Ты ведь наверняка скучала по своим друзьям?       Гермиона посмотрела на него и печально улыбнулась.       — Но для тебя я была не более, чем Гермионой Грейнджер, раздражающей гриффиндоркой и невыносимой всезнайкой.       Снейпа снова одолело чувство сомнения, что все это происходит в каком-то фантастическом сне. Сейчас она говорила так, как будто все свои действия — ее обман и манипуляции — она совершала с единственной целью остаться в его компании и получить его одобрение. Это оказалось слишком большим скачком для осознания того, что теперь было таким очевидным: все это время они оба хотели одного и того же.       Тем временем Гермиона продолжила:       — Я люблю Гарри и Рона и всех Уизли. Мы очень много значили друг для друга. Но та жизнь закончилась. Нам всем нужно двигаться дальше. Гарри теперь женат. Было время, когда я думала, что и мы с Роном тоже будем вместе. Но это была лишь подростковая влюбленность — не более того. Я думаю, что и он стал жить дальше. Мне нравилось быть Рейчел Сондерс, ведьмой-ученицей. Я не хочу возвращаться в волшебный мир. Я хочу остаться здесь, — она вздохнула, как будто собиралась сказать что-то важное, невзирая на последствия, — с тобой.       Снова Снейп увидел в ее глазах это выражение. Она смотрела прямо ему в лицо тем взглядом, в котором читалось сомнение, надежда и решимость. Гермиона произнесла те слова, на которые он никогда не смел надеяться и все, что он мог сейчас сделать — это опустить голову и удержаться от того, чтобы не поцеловать ее. Тем не менее, он все еще не был уверен в том, что правильно понял ее намерения. Возможно, она жаждала только лишь магии и его способности развивать ее навыки.       — Тебе не нужен учитель, Гермиона.       Грейнджер поднялась со стула. Теперь их разделяли всего несколько футов. Слишком близко. Он снова почувствовал ее запах, и это было опьяняюще.       — Я знаю, — прошептала она. — Но значит ли это, что теперь мы не можем быть друзьями? Я лучше снова откажусь от магии, чем потеряю тебя.       Его разум, наконец, позволил всем сомнениям отойти на второй план. Неужели Гермиона только что сказала ему, что ее больше волнует не ее жизнь, ее друзья или ее магия, а его дружба? Раньше он никогда бы не подумал, что Гермиона Грейнджер может воспринимать его иначе, кроме как преподавателя зельеварения, безжалостного Упивающегося смертью или двойного агента. С тех пор, казалось, прошло не так много времени. И все же, находясь здесь и сейчас, он почувствовал разочарование от того, что ему предложили только лишь дружбу. Как же быстро восприимчивый разум может дать полет самым необыкновенным фантазиям. За последние месяцы Снейп стал замечать ее улыбку, ее аромат, то, как она ходила, поправляла волосы, смеялась и хмурилась. Он замечал, как быстро она начинала моргать, пытаясь справиться с эмоциями, как поворачивала запястье при взмахе волшебной палочкой, ее слегка кривоватую улыбку, когда ему удавалось ее рассмешить, и то, как ее волосы обрамляли ее лицо, когда она увлеченно читала очередную книгу. Он постоянно думал об этих моментах, когда был далеко от нее, и получал от них удовольствие, находясь рядом с ней. И если Гермиона хотела его дружбы, то это была бы только ее дружба.       Лови момент, Северус. Слова Розмерты внезапно всплыли у него в голове так, будто она стояла рядом с ним и шептала их ему на ухо.       Снейп никогда не отличался красноречием, когда дело доходило до признаний в любви. Он бы никогда не смог выразить словами то, как много она стала значить для него за такой короткий промежуток времени, что они провели вместе. Если он не может произнести эти слова вслух, значит он должен выразить свои чувства каким-то другим способом. Северус с трудом отдавал себе отчет в своих действиях, когда шагнул вперед и сократил расстояние между ними всего до нескольких дюймов. Где-то на краю его сознания внезапно мелькнула мысль, что Гермиона отступит — испугается его близости. Но она оставалась совершенно неподвижной и, подняв голову, смотрела на него. В ее глазах цвета спелых каштанов читалось ожидание.       — Почему тебе пришло в голову отказаться от своей магии ради меня? — его пальцы, наконец, нашли путь к ее волосам. Он откинул непослушные пряди от ее лица и глубоко вздохнул, когда ожидаемой реакции не последовало. Вместо этого Гермиона прикрыла глаза и потянулась навстречу его прикосновению.       — Однажды я уже жила без нее; я могла бы сделать это снова. Но без тебя быть не хочу.       Он почувствовал прикосновение ее ладони к своей, ее теплое дыхание на своем подбородке. Этого оказалось достаточно, чтобы пробудить так долго подавляемую жажду физического контакта с другим человеком — приятное ощущение прикосновения женщины, пьянящее ощущение тепла ее кожи на своей. Каким-то образом они оказались еще ближе друг к другу; казалось, единственное, что оставалось теперь — это опустить голову и коснуться ее губ своими. Вытесненные натиском желания, грани разума начали стираться. В эту минуту Северус не смог бы с полной уверенностью сказать, было ли это мимолетным помутнением рассудка или же наоборот моментом ясности, который заставил его действовать. Одно он знал точно: ни один из них не понял, как это произошло. Только что Снейп стоял перед ней, смотрел на ее приоткрытые губы, прикасался к ее щеке, а в следующий момент почувствовал ее губы на своих. На вкус она была как надежда, вера, судьба и исполнение всех желаний, и никогда в жизни он не пробовал ничего более сладкого.       — Если бы во мне была хоть капля благородства, я посоветовал бы тебе бежать, — сказал Северус, когда их губы, наконец, разомкнулись.       — И зачем мне это делать?       — Понятия не имею. Я, кажется, забыл о своих угрызениях совести. — Он снова поцеловал ее. — Что-то насчет огромной разницы в возрасте и моего несносного характера, — пробормотал Снейп, целуя тыльную сторону ладони Гермионы, в то время как она пальцами другой руки зарылась в его волосы.       Гермиона снова потянулась к Северусу и поцеловала его — сначала нежно, а затем игриво прикусила его нижнюю губу.       — Ты несносен, — согласилась она. — Но поскольку ты на удивление хорошо целуешься, я готова закрыть на это глаза. — Она рассмеялась, увидев, как маг нахмурился. — И само собой разумеется, что ты смелый и умный и делаешь меня очень счастливой.       Северус зарылся своим крючковатым носом в ее волосы так, как мечтал сделать бесчисленное количество раз.       — Полагаю, теперь мне придется называть тебя Гермионой, — сказал он.       Северус Снейп довольно охотно смирился с тем фактом, что Гермиона Грейнджер — женщина, с которой он проводил большую часть своих дней, а с недавнего времени и ночей — больше не хотела иметь ничего общего с волшебным миром. По началу она и слышать ничего не хотела о своем возвращении. Однако он в свое время оказался прав: любопытство и страстное желание увидеть своих старых друзей в конце концов взяли верх над Грейнджер. Спустя два месяца она впервые отправилась в магическую часть Лондона — слезливое воссоединение со старыми друзьями Гарри и Роном, семейством Уизли, профессором МакГонагалл. Если они и удивились тому, что их потерянная и вновь обретенная подруга принимает ухаживания волшебника, который был послан к ней за тем, чтобы вернуть ее обратно в магический мир, то они держали это при себе ради сохранения мира и гармонии. Однако владелица паба «Три метлы» всегда приберегала свое лучшее вино для самых любимых посетителей и первой поднимала тост по их возвращении:       — За Северуса и Гермиону и за их вечное счастье.