Маг - рунист

Болезнь или ранение, как в моем случае – еще не повод для безделья. Это было бы не просто скучно, а крайне тяжело. Потому что я отдыхать могу, а мои мозги – не умеют. Особенно теперь, когда от них зависит не оценка на экзамене, не зарплата на работе, а собственная жизнь. К моменту встречи с дварфами личность тупой дубинушки дала серьезную трещину, чтобы потом свалиться по первому требованию. А это непорядок: мысли должны знать свое место. В оправдание мне можно сказать, что накоплено слишком много информации, которая во весь голос требует осмысления. Вынужденная остановка и бездействие пришлось весьма кстати. Главное: Питерский хмырь меня все-таки ущучил. Предположение, что неорган, изображающий веселого дядю со шрамом, работает на него – это почти стопроцентная уверенность, а тот, кто меня пырнул артефактно-ржавым копьем, уж очень смахивает на этого весельчака, как если бы можно было изменить черты лица, оставив ту же мимику. Элементарная двухходовка в стиле "добрый и злой полицейский", от которой не отвертишься: один калечит – другой лечит, параллельно меняя мою энергетику. Я же чувствую, что эфирное тело изменилось, и к нему опять привыкать придется, только теперь не количественные характеристики – резерв-то прежним остался – а качественные: с того момента, как пришла в себя после ранения, все время ощущаю эфирный "запах" этого блондина, тонкий, слабо ощутимый, но не исчезающий. Представляю, что будет при встрече с прежним нанимателем... Ара меня нахрен убьет. И не попадаться ему не смогу – в туман меня затягивает не по моей, а, такое впечатление, по его воле. Значит, единственный для меня выход – познать Туман не хуже, чем стихийную и ахроматическую звезду сил. Если это возможно. Потенциал в нем есть, ощутила, но он сведен в точку покоя. При соприкосновении с любой достаточно сильной энергией материя Тумана начинает отклоняться от этой точки, принимая соответствующую "окраску" и "форму". В то же время для деструкции источника меньше определенной силы ему не требуется дополнительных условий, во всяком случае, в тумане я чувствовала небольшую, но постоянную убыль энергии из резерва. То есть, состояние Тумана напоминает устойчивое равновесие, после критического отклонения перестающего быть равновесием вообще. Вопрос первый: какова критическая сила по количественному и качественному параметру? Вопрос второй: как бы мне ее достичь? Вопрос третий: в механике действуют условия равновесия не только для сил, но и для их моментов, то есть мы можем использовать рычаги; что является подобием рычага в мире тумана? И, пятой точкой чую, рычаг надо искать в той стороне, в которой местные были искусственно ограничены: Хагом Хагалаз не просто так заменяют. Хаос? Посмотреть-то не мешает, поставить, по возможности незаметно, пару экспериментов, а вот сразу делать выводы мне претит. Особенно, когда к ним старательно подводят. "Настоящий блондин" мне нравится ничуть не больше, чем Ара, и его методы – тоже, А.М., во всяком случае, не устраивал мне таких подлянок. Самый животрепещущий вопрос – неуловимый эфирный "запах", который оставил в моей ауре "блондин", и который, как пить дать, почувствует Ара. Я, в целом, не виновата в этой истории и в ее результате, но кто из начальников будет разбираться, почему напортачено? Всех по балде, и "шоб все исправили – когда? – еще вчера!". Отложила грязную от угля доску, на которой так ничего достойного и не изобразила – одни знаки вопроса и недочерченные графы. Что-то быстро я стала уставать, хотя что удивляюсь – организм старательно заживляет повреждения, а помогать ему энергетически Темина строго запретила. Дескать, она и так еле распутала все плетения, которые я на рану в качестве первой помощи навесила, и нечего мне, убивице и темнавке, в работу целителя вмешиваться. Ну и ладно, вот пускай теперь сама Глоди болевой синдром снимает, он и так полночи зубами скрежетал, пока она его не напоила какой-то наркотической дрянью. Достала ее из подпола, если я верно засекла ее перемещения, да еще из явно зачарованного тайника, поскольку характерные всплески стихийной магии были. Зато дварф сейчас дрыхнет без просыпу и храпит, как бульдозер на склоне. Нет, конечно, я и под Блэк Саббат засыпала, но не тогда, когда у самой то там, то тут боль прорывается. Да, плохая из меня темнавка, знаю. Ненавижу боль, что свою, что чужую, и это мое собственное отношение, еще с Земли. Вплоть до того, что, наслушавшись в детстве материных подружек, болтавших на кухне, как их без обезболивания чистили, решила, что ну его нафиг, этот секс. Потом, правда, лет в пятнадцать, когда соответствующее "просвещение" в школе ввели, умом поняла, что они дуры и Баковский завод не зря изделие номер один выпускает, но внутренний запрет остался. И еще кур не любила рубить, они даже с отрубленной головой дергаются, но приходилось. Отец строго следил, чтобы это делала я. Нет, убивать я как раз не боюсь, а вот мучить кого-то и наблюдать, как он страдает... не мое это. Не малефик, увы. Поэтому пусть уж лучше храпит, чем стонет. Если бы не эти рулады, так вообще тут сонное царство: в комнате прохладно, окна настежь, занавесочки под ветром колышутся, пахнет совсем не по-городскому: сеном и нагретым деревом. Горы близко – с камнем попроще, так что первый этаж из тесаных блоков, а второй, где гостевые комнаты, все-таки деревянный. Уличный гомон едва долетает, видимо, на окне не только фильтр от насекомых, но и слабая глушилка стоит. Хорошо, ти... Грохот падающего тела, невнятное ругательство. Оборачиваюсь. Опять со мной "что-то случилось"? Вот же... Орк. Настоящий, не то, что я – седьмая вода на киселе. В стеганом поддоспешнике или халате – хрен их там, степняков, разберешь, да и замурзано все до последней крайности, с рукавов грязь разве что слоями не сходит. Стоит на четвереньках, а на спине щит, и не шибко большой, скорее годный для всадника, чем для пехотинца. Стало быть – точно, степняк, только вот кожа темновата, у него, скорее, как у наших лесных. Не о том думаю... Кто его сюда портанул, да так ловко, что ни в стену, ни в пол не вляпал? Останавливаю уже готовое сорваться "обездвиживание", и строго спрашиваю: – С кем имею честь? А щит-то не лыком шит, артефакт либо первого, либо нулевого класса, так что вопрос с точной телепортацией снимается, с такой дурой простые люди, тьфу, орки не ходят. – Привет, коллега! – Сам ты калека, – привычно отругиваюсь, и только потом понимаю, что и он сказал, и я ответила по-русски. – Если только на голову, зато целый, а вот ты... Значит, не только сородич, но и соотечественник. Знакомьтесь, очень приятно, еще один попаданец. Держу рожу кирпичом, жду, пока он поднимется и отряхнется. – А я почти в поряде, – ну, конечно, не совсем, но надо ж марку держать! а выпрямляться гордо мне при этом не надо, с такой плотной обмоткой я уж, скорей, не согнусь. – Если это – порядок, то я – китайский летчик, – обезоруживающе улыбается орк. – А что, – подхватываю. – И летчик – прилетел ведь? И китайский – глазки узенькие. – Гы! – ржет, зараза. Смешной он. Такая интересная посадка фигуры, совершенно не человеческая, у Кутхи... нет, что я говорю – матери! – это не так было заметно, а он и двигается иначе. Ловчее как-то, ухватистей. Волосы светлые – не по-нашему, у нас тут орки все с черными космами, и не седеют долго, а у него уже серые пряди вперемешку... вот, не знаю, как такой цвет назвать – то ли пепельный, то ли грязно-русый. И глаза светлые – как у волка. Ну, и пахнет от него – по-походному, скажем так. Конечно, и от нас с этим вон, соседом-бульдозером, не диколоном разит, а портянкой, хотя сейчас не так уж и сильно. Смотрю – оглядывается, ищет, куда примоститься. – Да ты, – говорю. – На койку присядь, не стесняйся. Свой же. Аккуратно присаживается, будто потревожить боится. Да целы у меня ноги, это вон у того, на другой койке, в лубках. – Тут у нас, правда, одно тело из подгорных валяется, – успокаиваю его, чтоб не стеснялся. – Но оно еще долго спать будет. Орк встает, наклоняется над гномом. Спрашивает: – Под танк попал? – Под собственного голема, нас тут малость подбили. Это тело со своим подельником под гору какую-то дурь возит, так их разбойники решили раскулачить, а я под раздачу попала, заодно. – Ясно... – отходит к столу, заглядывает в кувшин. А чего в нем интересного, вода и есть вода, вон и кружки рядом стоят. Переводит взгляд на меня. – Ладно, местные дела, сама разберешься. Я вот чего... Тебя блондинчик перевербовать решил – на чувстве благодарности за лечение. Гон это. Он тебя еще пометил, как собственность. – Да, – говорю. – Знаю. Его запах постоянно чувствуется. А ты, вообще, кто и с кем? – Кто я – сложно, – смотрит на меня внимательно, голову к плечу наклонил. – Если скажу, что доктор, поверишь? – А что лечишь? Излишнюю самоуверенность? Отвечает: – И ее тоже... Но и дырки в теле могу. – Это уже интереснее, – прищурилась я, и сходу. – А блондинчика откуда знаешь? Орк качнул головой, и с сожалением, будто я его разочаровала: – Пересекались... и с ним, и с его слугами. Что-то мне не по себе стало, какое я имею право его допрашивать, тоньше действовать надо, нежнее... Говорю: – Ты уж извиняй – не я к тебе, а ты ко мне пришел, поэтому мне сложно доверять тебе просто так, сразу. Все равно фальшиво. А, плевать, ну, даже если он меня убьет, вот тут, вот сейчас, жалко? Да не очень! Не настолько жалко, чтобы лишить себя роскоши человеческого общения... единственного удовольствия, не оставляющего мерзкого послевкусия. Нет, это смешно, хоть и правда: я такое удовольствие получала здесь уже трижды: первый раз дома, когда отмечали мой приезд, второй раз – поминая с пьяным тхайен его друга, а третий – с вот этим странным и шибко неместным орком. А на Земле, среди сплошных людей – ни разу. Вот тебе и "человеческое"... Орк суетился, роясь в сумке и вытаскивая всякие банки-коробки, что-то отмеривая ложечкой и засыпая в кружку. Если травить – самое то, и, что вообще ни в какие рамки не укладывается, ведь я это выпью! Просто для того, чтобы он подольше не уходил, говорил со мной, как сейчас: спокойно, обстоятельно, ничего для себя не выгадывая... – По-старинке, значит, – возобновляю беседу. – Препаратами... я от них отвыкла уже. Тут больше магуйство в ходу, даже хирургические вмешательства часто им заменяют. Орк, похоже, понял не только то, что я сказала, но и то, что подумала : – Ладно, не доверяй. Хотя все просто. Я – тоже попаданец. Арагорн – это имя тебе должно быть известно – нанял лечить один мир. Мир почти в порядке, заодно выясняю, где причина. Причина – даже не блондинчик, его, кстати, Артас зовут, а в нарушении целостности данного конкретного веера миров. А ты... ну, случайностей не бывает, если доктору показывают почти труп, то это – намек. – Ясно. Попугать, значит, решил, – хотя, если вдуматься, не ясно ни хрена. Если хотят попугать – труп показывают, или садистское умерщвление, а напугать врача несмертельной и не приводящей к инвалидности раной – это даже не смешно. – А за мной – во всяком случае оба этих гребаных неоргана так утверждают – смерть ходит. Такая конкретная, разве что не с косой... намекает, что зажилась. И вот не знаю – верить-не верить? Ну, где там твоя мешанина, или вскипятить надо? Да, скорей бы уж ее выпить. Тогда, по крайней мере, или помру, или пойму, что орку доверять можно. – Не, кипятить не надо... – заливает жидкостью из фляги, помешивает. – Смерть – господин серьезный, но ходить по пятам... не, не в смерти дело. В безумии бессконтрольных случайностей. У тебя, видимо, со знаком минус, – вот это пассаж, я просто в ауте! Случайность – она и должна быть бесконтрольной, если она программируема – это закономерность. Третьего не дано. Но орк, видите ли, знает лучше, и, кивнув самому себе, заключает. – В итоге – да, помереть недолго. – Ну, я пока от нее бегаю, – успокаиваю его. – А что ты там о "веере" накопал? Орк не отвечает, протягивает мне свой декокт: – Пока для аппетиту. – Давай, что ли, – да хоть цианистый калий, надоела уже эта неопределенность. Орк внимательно смотрит в глаза, подает кружку. Делает еще порцию, в другой: – Это – бородачу. Накрываю рукой, причувствуюсь, вроде как, ничего лишнего-ядовитого, но чувствуется и энергетический компонент. Запускаю "анализатор". Ну, если темнавку светлым заклинанием не убьешь, то уж этим – тем более. Пью. Н-да, не яга, конечно, но на вкус тоже мерзость-мерзостью. – Ну и гадость, – говорю. – Чисто, абсент. Орк соглашается: – Гадость, да... Но печать хаоса – не страшно, хаоситы не мерли. Проверено. – Знаешь, я как-то этой "печати" не шибко боюсь, – ух, какая я смелая стала, когда решила, что ему доверять можно. – Проблема в другом – мне из-за этой метки и от Ары бегать придется. А как это сделать – вопрос. – Бегать? – удивленный взгляд. – Зачем? Он не дурак. Игра идет и за пешки. Понадобишься – выдернет к себе. А пока ты тут, видимо, приманкой... надо думать... Пешки? Да хоть сушки, мне от этого ни тепло, ни холодно, для живых ландшафтов мы тоже – двуногая мелочь, а надо же, договариваться стали, для местных богов – взбесившиеся кролики, которые сами их загнали в сарай, только вот сидят они сейчас в этом сарае под веником и не порываются выйти. Так что и тут возможны варианты. – Ладно, пешки тоже, бывает, мат делают, а то еще бывает – рраз! – и вместо шахмат шашки стоят, а там – все равны, все прыгают одинаково. А еще бывают Васюки, где нужнее кулаки. Орк головой качает: – Прыгать одинаково – и не мечтай. Пока – кишка тонка. Это я к лечению от лишней самоуверенности. Дело не в этом. Дело в том, что блондинчик этот – неправильный. И вообще все в этом веере неправильно. И виноват не блондинчик, а внешние обстоятельства. Так что... в общем, если даже ты станещь местным богом, никто особо не почешется. Богом? Значит, возможно, но надо ли? Я там, на Земле, и начальником отдела поработала, и финдиректором, и, скажу я вам, времени и сил организаторская работа отнимает немеряно, так заматываешься, что в текучке начисто забываешь, ради чего все затевалось. И, как мне кажется, "божественность" здесь, если подходить к ней добросовестно, чем-то сродни такой должности. – А я не этого хочу, – ага, я хочу вообще странного, и, возможно, невыполнимого. – Давай, кстати, сверимся – что ты называешь "веером", и как рассматривать Туман: это мир неорганов или что-то еще? Орк обрадовался: – А! Так ты ваще нулевая! Туман – это ось миров... Хумгат, как у Фрая. Место, где миры еще не реализованы. А оттуда во все стороны идет по нисходящей... семь тонких миров – разной степени плотности – и потом проявленные миры. Ну, типа как тут. Все проявленные миры, получается, вроде нанизаны на Туман... Я сильно гоню? – Да нет, – отвечаю. – Я по плотности и степени ограничений смотрела – оно не выше астрала, как бы не ниже... Я там явно в сновидческом теле ходила, а оно – средней плотности между эфирным и астральным... ментал – вообще без-образен, как и верхний астрал... остается – низ. Я на Земле сноходчеством увлекалась, и за пределы астрала нос высовывала, правда, не часто. Ой, как ехидно мы улыбаемся! Ну-ну, сейчас скажет, что выше эфирки ничего нет, одни фантазии, примерно то же я слышала насчет астральных выходов на Земле, только там-то, при отсутствии магии, единственно существующим считался физический уровень. Но он сумел меня удивить, не ударившись в доказательства того, что "все это порождения скучающего ума". – Угу... – протянул орк. – Начитаются Кастанеды, потом лезут куда попало... недолго ко мне в психушку угодить... Туман – он практически безОбразен. Проявленное – только вокруг тех, кто туда попал. Прослойка типа... Ну и обитатели проявляются, если энергии хватит. А с энергией там напряг. Попаданцы за счет своей там себя вообще материальными ощущают. Ты... ну да, опыт сновидения, так что тебе материализовываться не понадобилось. Жаль, конечно, что напряг, но ведь материя-то есть! Значит, в потенции, должна быть и энергия. Только вот как ее добыть – не аннигиляцией же. Но это идея! На крайняк, конечно, только продумать все равно стоит. А психиатр этот... он что, не понимает, что я – законченный псих? Хотя, конечно, у меня все под контролем, ага... и манечка величкина, и девка паранька с двумя ведрами сыкоты, и содержательные диалоги между самим собой и самим собой. – С моим опытом, – отвечаю. – Я даже если напрочь свихнусь, снаружи буду выглядеть благопристойно. А вот насчет отсутствия энергии – это очень напоминает именно кастанедский мир неорганов, которые живут только за счет того, что в соседних мирах своровали. И именно это кажется мне шибко странным. А в ментале... – тут меня понесло, любимая темка. – Там ты просто становишься потоком мысли... и там свободно, мысль на мысль откликается, это как... явление резонанса. Понимаешь, я на нашей, безмагичной Земле умудрилась несколько раз в него вылезти. Почему бы этому здесь не получиться? – Вот я и говорю, – подхватил орк. – Неправильный веер. Какие-то свойства сохраняются, то есть найти того, кого знаешь, без проблем. Подумал – и вот он... К костру опять же попасть – без проблем... Но эта проявленность... она какая-то ненатуральная. Раньше я думал, что это – ради попаданцев, чтобы они не рехнулись... в общем, лично-персональные глюки попаданцев, которые создают видимость чего-то проявленного. Но зачем? Потом один Оракул подсказал, что этот веер миров был изменен извне... – Обидно, – говорю. Вот ему – без проблем там кого-то найти, а мне все какая-то гадость попадается: то бомж, то дворники, то криворожая гопота. – Я ни разу не попадала к костру. Ты – первый чело... гуманоид, которого встретила. И то – не там. В Тумане как будто – от всего отрезана, и дурная бесконечность... А Оракул этот не сказал, как именно его изменили? – Сказал. Сделали... ну... как бы игровой площадкой... и ради зрелищности все эти навороты устроили. А костер... интересно... а у водопада была? – Нет. Только туман. Один раз – назгулотаджики. Один раз – бомж в ватнике. Два раза – Ара. Два раза – парень с коротким широким носом и шрамом на щеке. Один раз – этот ваш Артас. А, да, еще один раз – какая-то драная зубастая скотина, еле от нее убежала. – Назгулотаджики? Гы! – ржет. – Хорошо ты их... Хранители они... Бомж? С папироской? – Кажется, со мной говорил без нее... – если видимое расходится, то облик ненастоящий. – Или что-то в углу рта торчало, вроде, спичку жевал. Скажи, а что у него на ногах, а? – Кирзачи. – Сходится, – н-да, если это и иллюзия, то сгенерированная кем-то еще, а не порождение собственного воображения. – Значит, как минимум, источник информации вовне. А то неорганы любят воздействовать на наши собственные воспоминания и сформировавшиеся образы, чтобы что-то нам, типа, передать, а на самом деле – не сказать ничего такого, чего ты и сам не знаешь. – Недоверчивая ты... – неужто заметил? А я-то думала, ты меня и дальше будешь "Красной Шапочкой" считать. – Это хорошо. Неорги, кстати, эти при желании – вполне себе орги... Что, на Земле не встречала? Не глюки же были на Земле... Да, слушай, у меня к тебе вопрос... я все пытаюсь понять, что мне не нравится. Расскажи, как в попаданцы попала? – Сама пришла. А не нравится – от меня Конторой пахнет. Дерек так напрямую и спросил: КГБ? Но могу поклясться – нет! не КГБ, не ГРУ и не какая-то другая спецслужба, кроме Конторы здесь, на Ирайе, но от той я пока что успешно бегаю. Хочешь, даром своим поклянусь? это серьезная клятва, таким тут верят, и не зря, что я не имею ни к каким шпионам никакого отношения, а эта астральная вонь – издержки воспитания. – Не в шпионстве дело. У меня ощущние, что ты здесь лишняя, – вон оно что... неужели даже орку понятно? – Говоришь: сама пришла? Арагорн не упрашивал и на пинках не гнал? – Я на Земле уже умерла. Мою тушку закопали. Ара, сцуко, на сорок дней выпивать ходил. У меня неплохой опыт и знания, и я так думаю, что меня сюда не зря перетащили, поскольку Ара сказал: что-то на Ирайе протухло, что – не знаю, ищи. Я ему наполовину верю, потому что сама чую – не то. Бегала, замазывала по мелочи, пока не нарвалась на ржавое копье. А теперь думаю – не замазывать надо было, а искать. – Тоже вариант... Понимаешь, есть некий закон соответствия. Арагорн в попаданцы не кого попало тащит, а тех, кого проблемные миры сами выбирают. Иногда это такие уроды... – осекся. – В смысле – попаданцы, а не миры. И попадать никуда не хотят на самом деле. Девушку одну знаю – она только и знает, что хныкать "мама, хочу домой"... но мир вокруг нее крутится. Или хаоситы – бывают нормальные люди, но вот так получается, что вокруг них – полный дистрой. А замазывать... не, если можешь – почему и нет. Жить проще, когда сзади несделанных дел не осталось. А вот что искать... и, главное, зачем? И как бы тебе объяснить, зачем, если у самой эта мысль еще в бессловесной области бродит. Ладно, скажу, как само подумалось. – Я там, на Земле... понимаешь, "нас учили не выживать, а спидометры выжимать". Отец методично делал из меня винтик, "идеального гражданина идеального государства", но не получилось ни винтика из меня, ни идеального государства из СССР. По вполне объективным причинам. Все это нормально, идеалам место в голове, а не в реале, но, видать, неправильные идеалы были, раз так быстро сдались! Перестройка, развал. Производство, наука – гибнут. Я попробовала встать поперек этой машины разрушения – ей похрен, меня смело. Действовать надо было гораздо раньше. Что потом? Для себя жить не умею, для родины? – а ее теперь нет, есть сброд агрессивных шавок. Не религиозна, стяжательством не страдаю. Я потерялась. А нашлась – на Ирайе. В общем, тут – моя вторая родина и вторая семья... и я хочу, чтобы они жили! Понимаешь, мать знает, что настоящая Хюльда мертва, и говорит мне: "Ты – тоже моя дочь!" – Счастливая... – блин, посмотреть бы ему в глаза, а взгляд застлало. Что это? Я что, плачу? Не-ет, все нормально, лишняя влага в нос ушла, и, надеюсь, он не заметил моей бабской слабости. – Хотя, ладно, я не о том. Я о том, что не мир тебя выбрал, а ты его приняла – как второй шанс. Кстати, есть один мужик – не знаю, жив ли на Земле или мертв... полутрупом там был. А в своем Зелен Логе получил все, что хотел. Но и его Ара убалтывал... А ты – сама на голову свалилась... вот и пристроил по возможности с пользой. А бомж тот, Наблюдатель, мужик не глупый, и посильнее обоих Ар будет. Если заинтересовался – то знает, что делает. Может, ты корни проблемы найти сможешь. Да, а урод со шрамом... должок за ним передо мной. Если решит опять появиться, скажи, что орк Мышкун кланяться велел... – Если он появится... по морде, конечно, не двину – силенок не хватит, а напомню хорошо, в последний раз в тумане он только икал и ничего мне возразить не мог, – естественно: физическая, да и магическая сила – не единственные, в споре победить не помогут, разве что в драке. Из этого какой вывод? Надо объединяться в ментальном диапазоне, где я, по крайней мере, не слабее того криворожца. – Я что думаю – ментал-то один на всех, и если нам всем в него вылезать... Орк кивает с довольной рожей, типа, пой, птичка, пой... Ну, не веришь – не надо, все равно скажу, чтоб потом не сокрушаться: дескать, была возможность – и ее просра... профукала. – То есть, первая задумка – наладить связь между всеми попаданцами, которые этого хотят... а может, и не только попаданцами, но и продвинутыми аборигенами наших миров, и сваять сеть. Ты программеров среди наших-закинутых встречал? – Не... офицер спецназа один был, манагер еще... но парень толковый, девушка... слушай, я ее не спросил про профессию... кошка – вроде на учителя училась... еще – школота в перьях, фотограф, еще два совсем кутенка... в общем, не встречал... Жаль. Архитектуру интернета я знаю чисто описательно и по верхам, так что вспоминать, практически, нечего. Придется заниматься очередным изобретением велосипеда. Отвечаю: – Тогда придется мне. Я, вообще-то, занималась соплами, – ну, да, а потом еще кучей совершенно не инженерной работы, когда ушла к поставщикам для подпинывания. – Но проги приходилось писать. Начинала – поверишь – с фортрана и битья перфокарт. Ладно, главное – алгоритм, а машинный язык мне здесь не поможет, вместо него рунический строй. Офицер спецназа... интересно, хотя бывший сисадмин был бы полезнее. Но нету... Остальные – хорошо было бы встретиться, поговорить самой, да я еще попробую с дварфами потолковать – они тут самые инженерно образованные парни. Орк качнул головой: – Игорь – мужик серьезный, но он женился. Потерянный для общества человек. Это как раз тот, который трупом в госпитале на Земле был. Женился на иномирской принцессе, радуется жизни. Да знаю я, что семья лечит авантюризм, но она же и ответственность в разы повышает, так что возражаю: – Если всем свартчокан наметится, ну, то есть, писец, пойдет, как миленький. А остальные в сети смогут быть хотя бы пользователями. Орк согласен: – Пойдет... Богдан – тоже. Он хоть и манагер, но... в общем, на Земле ему драйва не хватало. И... знаешь, думаю, хаоситскую кысу можно на подвиги сподвигнуть. Хаоситская крыса? Или кыса, кошка то есть? А что – очень даже ничего, интересно! Я ведь тоже еще не определилась, какой луч ахроматической звезды мне ближе. Хотя... нет... о третьем варианте лучше молчать, даже мысленно. Сложно все, аж голова пухнет. Да еще Темина, чувствую, сюда собралась. Сейчас придет, и тут уж мне будет! И на орехи, и на горохи... Не стоит ссориться с лечащим врачом. Поэтому говорю орку: – Ладно, я тебя ощутила хорошо, так что, если вдруг интересную, чужую мыслю словишь – причувствуйся: не мной ли пахнет. А остальных – попробуй заинтересовать идеей, и подумай, как бы мне с ними пересечься. – Ого! Даже так? Это что-то новенькое и неизвестное... Ладно... да, а тебя как зовут? В смысле – как звать? Хьюльда вроде? Или я не расслышал, что Артас говорил? – Называй Хюльдой, мать, мне, правда... тутошняя мать! другое имя дала, но пока его придержу в загашнике... а ту, что земное имя носила – похоронили, и точка! Мой дом теперь – Ирайя. Кстати, и сам назовись, а то не знаю, как к тебе обращаться. – Да как хочешь, так и зови. Можешь – Мышкун, а можешь Сан Санычем. Остальное... сложно. Посмотрим. Главное – понять, куда и зачем лезть. Хрю... Хюльда – так Хюльда. В общем, мне теперь проще, я координаты этого мира знаю. И... вот еще... Ходит по комнате, что-то ищет. Причувствуюсь к нему, понимаю, что ищет он емкость. – В сидоре, – говорю. – Что? – Под моей кроватью мешок, в нем фляжка. – Даже так? – смотрит на меня удивленно, типа, как догадалась. – Ага, с полувзгляда. Или думай потише, или говори погромче, а то две контузии подряд – глуховата стала. Мышкун встает на колени, шарит под кроватью, находит мешок и в нем – флягу, а я смотрю на его оттопырившуюся стеганку, словно вспоминаю то, что когда-то было или когда-то будет, и чувствую, что мы с ним давным-давно знакомы, или будем знакомы потом, но не так, как с тем блондином, а с точностью до наоборот. Вот хочется дотянуться, дотронуться до плеча или волос – так оно близко, ощутить ладонью то, что чувствуется эфиркой, но сдерживаюсь. Неуместный порыв. Отливает из своей фляги в мою, досыпает порошка: – Прибери это... в ближайшие три дня – пей по вечерам. Может, истинное пламя и на печать Хаоса повлияет, не знаю. Но выздоровеешь быстро. И... в общем, вот, держи на будущее., – оставляет на столе берестяную коробку. – Просто антисептик. Почти готовый, только заварить кипятком. – Хорошо, попробую. Знаешь, Мышкун, вот почему мне такие хорошие лю... гуманоиды встречаются, а? Орк пожимает плечами: – Эээ... видимо, нужна зачем-то... если не этому миру, то вееру вообще. Говорю же – тут случайностей не бывает. Я как о тебе узнал? Туманная нежить подсказала, что Артас на того, кого Арагорн позвал, собирается заклятия ставить... А нежить... она разная, но все строятся перед Наблюдателем. Может, это он и заварил на этот раз кашу, у него на тебя виды... Ага, еще какая-то "туманная нежить". Ин ладно, еще успеется – спрошу, а сейчас как бы перед Теминой не засветиться "родичем". Хуманы – они такие, не любят, когда родню в гости водишь. – Слушай, Мышкун, – говорю. – Сюда сейчас целитель придет, мне перед ним опасно "родней" светиться, еще прогонит. Ты же знаешь – зеленокожих мало где любят. Давай уж подосвиданькаемся. Орк прислушивается к чему-то, склонив голову, машет рукой, потом смотрит на меня, делает страшную рожу, показывает язык и исчезает с легким хлопком. Но еще с полчаса, беседуя с Теминой, я ловлю себя на том, что пытаюсь улыбнуться его улыбкой и говорить с его интонациями. Даже если бы я не чувствовала, что Темина приближается к нам, то услышала бы цокот ее каблуков. Девушка она стройная, легкая на ногу, но каблуки башмачков подкованы железом, а мыски – острые, как наконечник копья, и, зуб даю, какая-нибудь злая железяка у нее завсегда имеется. Потому что не стесняется в выражениях с теми, кто реально ушибить может. Вот со мной, например, разоралась так, что Глоди чуть не проснулся. – Чем тут воняет? Поднимаю брови. – Нет, я, наверно, неправильно выразилась, КЕМ тут воняет? – Э... сородич меня навещал, – лучше признаться в меньшем, чем быть обвиненной в большом. – Вот как знала, – всплеснула руками Темина и забегала по комнате. – Все орки одинаковы. Сдаешь комнату одному – жди все стойбище. – Так он уже ушел, – успокаиваю. – И все стойбище ко мне не придет. И вообще, когда комнату сдаете, а орк вас спрашивает "можно ли семью поселить?", твердо отвечайте, что нет, нельзя, потому что семья орка – это его племя, особенно у лесных, насчет степных не знаю. Там даже мужей только из другого племени берут, потому что в своем все братьями считаются, – да, матрилокальная система поселения, но не матриархат, но Темина поняла иначе. – А, это правильно, – сразу взгляд потеплел. – Здорово вы их прижали! И тут феминистки появились, во всяком случае, один экземпляр – передо мной. – Ошибаетесь, – говорю. – У лесных правит тот, кто умнее, сильнее, хитрее. Половых различий нет. Обычно – шаман или шаманка, потому что с топором против прикормленных духов не попрешь – размажут тонким слоем. А если у людей случается иначе, то ненадолго. Глупый король долго править не сможет. Соседи съедят-с! – Да, – она смотрит на меня ошарашено, видимо, ожидала другого ответа, в прянично-имперском духе. – Да, а это что за гадость стоит? – А это как раз орочье снадобье, чтоб быстрей поправлялась. Посмотрите, просканируйте, убедитесь. Кстати, в кружке – для него, – я киваю в сторону гнома. – А в коробке – не берите, это для меня оставлено, против заразы в полевых условиях применять. Темина хмыкает с уже привычной скептической улыбочкой и накрывает кружку ладонью. Через пару минут, не меньше: – Можно. Не знаю, насколько поможет, но не повредит... – и уже сфокуссировав взгляд на мне. – Больше, пожалуйста, не зовите сюда своих сородичей, и не берите у них всякую... всякое... всякие не одобренные гильдией средства. – Постараюсь выполнять ваши предписания, уважаемый целитель, – успокоила я ее в самых официальных выражениях. – Не пойму только, почему с такими серьезными познаниями вы лечите животных. А вот не надо на меня так пронзительно зыркать! Предполагаю, что отношения с местной гильдией жизнюков и лекарей у тебя совсем не радужные, что ни денег, ни связей, чтобы получить лицензию, у тебя нет, вот и пробавляешься ветеринарной практикой, благо, объезженные хвары – животные дорогие, и любой хозяин постарается их вылечить, а не отправлять на бойню, если только такое возможно. – Не беспокойтесь, Темина. Я не собираюсь вас никому сдавать. За добро злом не платят. Просто расскажите мне, что нужно сделать, чтобы получить лицензию на целительскую практику в Керемнице. – Как везде, – девушка тяжело вздохнула и сложила руки на груди. – Предъявляешь диплом, отвечаешь на вопросы комиссии и исцеляешь указанного ею больного. Если хоть один пункт признан неудовлетворительным – лицензию не дадут. Подтверждать ее нужно каждые пять лет, но большинство и получить не могут. – Насколько часто можно проходить испытания? – Да хоть каждую декаду, – вздохнула Темина. – Только это слишком дорого. – Они берут деньги за работу комиссии? – это криминал, Хюльдина память однозначно классифицирует такую практику как нарушение закона. Всем гильдиям подобные расходы покрывают из госказны. – Нет, – кривится целительница. – За аренду зала. А пройти третий этап испытания не реально. Если только ты не родственник городского главы или членов гильдии. – Почему? – Не все болезни может исцелить маг жизни. – Да, и что? – Достаточно найти в больнице для бедных соответствующего больного... – Поняла, – кивнула я. И потом, подумав, спросила. – А хотите, мы с вами их всех посадим? – Что? – Ну, статья... вот номер забыла... уложений о целительстве и магии жизни гласит, что за незаконное воспрепятствование целительской практике виновному грозит от шести до девятнадцати лет каторжных работ, или изгнание через южную границу, или пожизненный бесплатный труд уборщиком в больницах для бедных, в зависимости от степени виновности. Предлагаю им это устроить. Согласны? Темина посмотрела на меня долгим взглядом, ничего не ответила и начала будить Глоди. Да, обеспечить им мягкую посадку я могу, я уже нечто подобное на старушке Земле дважды проделывала, правда, со взяточниками, только тогда за моей спиной была серьезная организация с немаленьким оборотом и своим человечком в МВД, а сейчас... а сейчас еще серьезней – Контора! если не побоюсь потом явиться пред светлы очи... нет, око. Одно. А, ладно, все равно Арагорн меня ругал за бегство? ругал, Артас требовал нестись на всех парах в столицу? требовал. А уж начальство как обрадуется! Типа, врагов надо держать поближе... Интересно, почему Артас назвал его неудачником? Обед был очень приличный, с учетом орочьего обмена веществ, более чем наполовину состоящий из мяса. Да и Глоди оценил, нажрался от пуза, после чего развалился на койке и пожалел, что для полного счастья не хватает зимнего пива. Потом попытался разговорить меня на тему покраски металла, вот не дает ему покоя услышанное от меня слово "полимеры", а меня резко потянуло в сон. Еще бы, полночи не спала, слушая скрежет зубовный, а до обеда не вздремнула ни часу из-за его раскатистого храпа. Поэтому сказала: "Я – спать", отвернулась по возможности к стене (все равно в полусидячем положении и на правый бок не перевернешься) и решила поэкспериментировать с Туманом. Вспомнила и вызвала в себе его состояние, но усиливать до забвения себя не стала, а то не то, что вылезу в туман – я им стану, соскользнула в него, как в сон. Да! Все получилось, стою в этой белесой дряни по самую маковку. Сверху, вокруг – однородная "взвесь", даже не крутится, как раньше, и тишина... мертвая тишина. Повернула руку ладонью вверх, выпустила тоненькую струйку силы – она завертелась смерчиком, оторвалась от ладони и, вращаясь, исчезла высоко над головой. Начертила на ладони пальцем руну, Уруз, понятное дело, о другом сейчас плохо думается, наполнила силой – и та, вместо активации, вырвалась смерчиками в туман. Все, хватит таких экспериментов – сила мне и самой нужна, а что формы в этом аномальном месте ее не удерживают, можно считать доказанным. Чем бы еще заняться? Поищу-ка я кого-нибудь живого. Как там сказал Мыш? С кем поведешься... нет, на кого похож... нет, опять не то, в общем, если своими словами – того, кто с тобой в одном состоянии, найти легко. Прикрыв глаза, представляю, что чувствует заблудившийся, дезорентированный человек, примеряю это состояние на себя. Делаю шаг, другой, открываю глаза... Ура! Парнишка. Близко, на расстоянии – если можно считать расстояние в этом месте – шагов пяти, в мятой шляпе, сдвинутой на затылок, с рюкзаком за плечами. Субтильный и не шибко высокий. Прямо скажем – не "танк". Идет аккуратно, крадется, осматривается – потерялся, как я в первый раз. Подходжу ближе. Интересно – визуальные пять шагов покрываю одним шагом, говорю негромко, по-русски: – Ого, на ловца и зверь. Откуда ты, добрый молодец, и куда путь держишь? Парень вздрогнул и остановился. Оборачивается. Лицо – неиспорченное такое, хорошее, взгляд чистый, наивный, губы домиком. Ну есть – Ванюшка сказочный, а я тогда – баба Яга, значит. – Где я? – провещался наконец-то. – Ты кто? Вот хотела назваться дедом Пихто, или бабой Ягой, но нельзя – ведь поверит. Тем более что рожа у меня с отчетливым зеленым оттенком. – А кто как называет, – отвечаю прямо как в сказках. – Кто – осью миров, кто – миром неорганов, кто – гребаным туманом. А кто я... да примерно то же, что и ты. А ты-то сам кто? Задергался Ванюшка, видно, разглядел особенности моей теперешней внешности. – Я? – оглянулся нервно. – Дома Женькой звали, а сейчас чёрт его знает, кто я. Пусть будет Джен. Слушай, раз ты столько знаешь, может, подскажешь, где здесь выход? Вон оно как, Ванюшка наш теперь Дженом прозывается, ну да ничего – видала я и еврея с фамилией Гусаков, и этнического немца по имени Батор, и даже Изольду Волобуеву. – Знаю мало, но подскажу, – говорю. – Не сам выход, а как его найти. Подобное идет к подобному. Вспомни состояние того места, откуда ты пришел – не только как выглядит, но и как пахнет, как ощущается. – Никак оно не ощущается, – да прекратил бы ты уже дергаться, а? С такими скачками настроения нужное состояние не удержишь. – Хотя... Жаркий ветер, яркое солнце. Это оно? Ну, вроде понял, начал вспоминать. Жаль, нельзя дотронуться до него, ощутить вспоминаемое им место, да и его самого успокоить. Через туман эфирку протягивать пока опасаюсь – не растратиться бы в ноль. Так, смотрю, собрался, взял себя в руки. Продолжаю: – Вот почувствуй это хорошо, без слов, вспомни как наяву. Глаза закрой ненадолго. Джен неохотно закрывает глаза, уходит в себя, и я прямо-таки ощущаю, как он погружается в состояние своего мира, даже облик слегка размылся. Даю следующую команду: – У каждого места есть свой вкус и... лицо. Суть. Чувствуешь ее? Открывает глаза, нерешительно произносит: – Кажется, чувствую. Это оно? И поворачивается вправо. Эх, парень, самой бы знать, что тут правильно, а что – нет... – Ну, если определил верно – то это она. Я же не знаю того места, куда тебе надо. Давай пройдемся туда, куда тебя сейчас потянуло. Джен кивает: – Давай пройдёмся. Делаю еще шаг к нему, и чувствую, как меня начинает корежить. Он тоже как-то отвлекается от своих созерцательных опытов. Отступаю, вспоминаю, что он сказал о своем мире, стараюсь войти в это состояние – это позволяет мне приблизиться к нему на расстояние чуть больше ладони, и говорю: – Пошли, но помни: все время держи это состояние, и чем ярче его будешь чувствовать – тем лучше. Парнишка идёт. Периодически останавливается и снова закрывает глаза. Я иду рядом, ощущая под кожей нехороший зуд, грозящий перерасти в боль, но не отдаляясь: надо проверить, смогу ли я вместе с ним пройти в его мир. Через пять шагов эта предболь исчезает – внезапно, именно в тот момент, как я отвлеклась и перестала поддерживать в себе состояние-ощущение слепяще-жаркого дня. Оглядываюсь – ну да... парень исчез. Сорвалось, но определенные сдвиги есть: в тумане действует изначальная "магия состояний". Чем ближе состояние сознания – тем ближе объекты или системы. Ну, тогда можно возвращаться назад, и я закрываю глаза, во всей яркости вспоминая не слишком приятные ощущения моего физического тела, оставшегося на Ирайе. На родной Ирайе. Открываю глаза и вижу прямо перед собой лицо Темины, так близко, что мелкие конопушки, теряющиеся на расстоянии, сейчас можно разглядеть во всех деталях. А глаза у нее большие, напуганные. – Вам плохо? – Нет, а что? – Сердцебиение сильно замедлилось, дыхание почти прекратилось. – А, это, – успокаиваю ее. – Глубокая медитация, ничего опасного. Если, как я, умеешь из нее возвращаться. – Я, конечно, всего лишь целитель, – возразила девушка, отстранившись и присев на стул у кровати. – Но почувствовала, что вы были ОЧЕНЬ далеко. Пожалуйста, если хотите это делать – делайте тогда, когда выздоровеете, чтобы никто не смог приписать мне вину за вашу гибель. – Контора не припишет, – возразила я. – А остальные и захотят – не узнают. Так что там с лицензией? – Сто пятьдесят золотых кнайт за аренду залы. – А сколько у вас есть? – Тридцать восемь осталось от того, что вы заплатили, ну, еще семнадцать у меня накоплено на ремонт. – Вам есть, у кого занять? – Девяносто пять? Да, гно... "Димел и Койри" дают ссуды, но те, что меньше тысячи – под сам-двое годовых. – А если вернуть раньше? – Даже при самых удачных обстоятельствах я не смогу заработать столько быстрее, чем за полгода. Поэтому лучше – год. – Что скажешь, Глоди? Знаешь тут кого-нибудь с меньшими аппетитами? – Я тут вообще кроме вас никого не знаю, – убитым голосом произнес дварф. Жаль, если бы он был в хороших отношениях со своим сородичем-ростовщиком, можно было бы хоть немного сбить процент. – Но это все в чистой теории, – вздохнула целительница. – У меня нет драгоценностей, а просить родителей заложить ради меня гостиницу – бред. И нас накрыл тупняк. Все трое (Глоди уже настолько заинтересовался готовящимся предприятием, что решил присоединиться – пусть не финансово, хотя бы интеллектуально) смотрели друг на друга, на стены, в окно, в пол – и молчали. – Глоди, – меня осенило. – А что ты спрашивал про покраску и почему? Какое, все-таки, счастье, что в детстве я любила органическую химию! Полиэтилен в условиях этого мира, правда, не удержал бы структуру без постоянной магической изоляции, зато целлюлозу тут можно получать в неограниченных количествах из любой растительной массы, обходясь несложным и малоемким плетением и минимумом хи... нет, алхимических реактивов. Немножко щелока и плетение разделения – и получите многофункциональный материал: хоть нитки из него делай, хоть лаки, хоть взрывчатку... хотя, нет, для взрывчатки еще магокомпонент понадобится, ибо нитроцеллюлоза здесь будет неустойчивой, так что придется ограничиться распылением простых целлюлозных волокон в ограниченном объеме с одновременным воспламенением. Но не будем о взрывах. Хватит ниток и лака. Правда, для их производства еще уксусная кислота потребуется, но она тут совсем не дефицит. Удивительно, почему это они до таких простых вещей не додумались? Одежда недешева, лаки изготавливают из живицы и костяной выварки, а дармовой материал растет на обочинах. – А почему ты считаешь, что не додумывались? – перебил меня Глоди. – Мы же умнее вас, наземных, а у нас тоже в последние сто лет ничего серьезного будто и не изобретали. Но это неправда! Изобретают – и прячут подальше, потому что если сам спрячешь, то сможешь этим попользоваться, а отдашь старейшинам – они прикажут разломать и в старый штрек выкинуть. – Вот на этом мы их и поймаем! – ответила я, ибо вспомнила историю одного хитрого дяди, у которого было несколько тысяч патентов. Он этим хорошо зарабатывал не один десяток лет. Изобретал ерунду, но работающую ерунду, немного меняющую либо производство, либо свойства конечного продукта. После чего предлагал эти патенты крупным корпорациям. Им проще и дешевле было заплатить хитрому изобретателю и положить идеи под сукно, чем потом столкнуться с применением эффективного изобретения у конкурента. Дядька, конечно, миллионером не стал, но прожил безбедную жизнь. Все бы это ничего – и корпорации не обеднели, и хитрец заработал совершенно законно, только ведь и с реальными, нужными изобретениями поступали точно так же, и чем крупнее, чем серьезнее становились корпорации, тем меньше они хотели что-либо менять... ну, разве, кроме упаковки и рекламных слоганов. Я это кратко и без упоминания земных реалий рассказала своим сообщникам, и мы условились, что я изложу два варианта получения "волокна из древесины": чисто алхимический (относительно дорогой, долгий и крайне вонючий) и алхимико-магический (простой, дешевый и максимально чистый), и первый Темина вместе с полученными образцами продукта кладет в залог у гномов, а второй держит при себе для последующего патентования и использования. И я занялась разработкой плетений и руноскриптов, от модификации давно известного на Ирайе "аналитического разделения" до силового "сита" из микрофильер для получения волокна. А химию-то вспомнить было делом получаса, от силы. Н-да, если бы на Земле была магия, сколько бы производств стали почти или совсем экологически чистыми. Но, к счастью, изготавливать чисто алхимический образец с риском для здоровья и ненулевой вероятностью утечки невероятно вонючего побочного продукта – меркаптана, Темине не пришлось. На следующий день меня посетил еще один нежданный гость и планы скорректировались. Утром, после неприятных, особенно для Глоди, осмотра и перевязки, в комнату постучали. Говорю: – Войдите. Заходит человек, средний во всех отношениях – от макушки и до пяток, от внешности до словарного запаса. И заявляет: – Мне нужно поговорить с вами наедине. Я отвечаю: – На троллий афыр? – еще не хватало, с незнакомцами наедине оставаться. Он: – Тот, чьи интересы я представляю, не любит огласки. Ставлю над нами полог тишины и кисею, скрывающую от внешних наблюдателей. Убедившись, что мы скрыты от внешнего мира, посланец неизвестного доброжелателя тянется рукой к поясу, а я, совершенно автоматически, выставляю перед собой воздушный щит, и пусть радуется, что моя реакция предпочла пассивную защиту нападению. Достав крошечный шелковистый мешочек, он протягивает его мне и качает головой: – Вы подозрительны... совершенно зря. – Нет, – я не собираюсь брать неизвестно что неизвестно от кого, и его рука повисает в воздухе. – Если вам это не нравится, сперва представьтесь и изложите причину вашего визита. – Это обязательно? – средний во всех отношениях человек поднимает брови и изображает на своем лице огорчение. – Так ли важно знать, кто вам благодарен? – Обязательно, – отвечаю. – Я, конечно, понимаю, что вижу посланца теневой гильдии, но относительно ее специализации у меня есть вопрос. – Могу вас заверить в одном: мы – не убийцы, и сами относимся к убийствам весьма неодобрительно. – Значит, главное для членов вашей гильдии – ловкость и незаметность при освобождении зажиточных горожан от источников соблазна? Или, наоборот, помощь в удовлетворении требований плоти и соревновательного духа? – Хамни и веселые девицы платят взносы в другую гильдию. – Великолепно! Значит, методом исключения, я имею дело с представителем гильдии, ускоряющей и перераспределяющей движение денежных потоков? – Приятно иметь дело с осведомленным существом. Вот же блинский нафиг, когда я перестану оскорбляться на совершенно нейтральное слово "существо", ведь назвать меня человеком некорректно, а орка – по мнению некоторых вообще эквивалентно нашему "чукча". Однако, эти слова – вовсе не утверждение о его принадлежности к гильдии воров. На самом деле, это не столь важно, главное – то, что это не убийцы и не какие-нибудь беспредельщики, с которыми начал разбираться призрачный отряд. – Так, и за что же мне благодарны? – О, во-первых, – оживился посланец. – За предупреждение. Это был весьма благородный поступок, учитывая неоднозначные отношения между нашими организациями. Во-вторых – вы убрали наших конкурентов, освободили, так сказать, простор... – Не понимаю, как, – я действительно не понимаю, как две теневые гильдии могли стать конкурентами. – Ну, как же! – напоказ удивляется визитер. – Если нельзя человека убить, то можно отомстить ему другим путем, например, разорив, ввергнув в долги или лишив фамильных драгоценностей. – Вы и на это принимаете заказы? – удивляюсь я. – Теперь – да. Двойная выгода, так сказать. – То есть, я опосредованно стала причиной увеличения ваших доходов? – Да, однозначно. – Тогда еще один вопрос. Неожиданный. Как оценивает ваш глава городскую гильдию лекарей и магов жизни? Может ли такое существо, – я выделила это слово интонацией. – Как я, надеяться на то, что ему помогут выздороветь, например, в случае ранения? Посланец понимающе улыбнулся: – На первый вопрос я вынужден ответить: "не знаю", зато на второй твердо скажу: "нет". – Могу ли я надеяться поговорить с вашим начальством с глазу на глаз о состоянии дел в этой гильдии? – Я могу об этом спросить, – ответил он, и вскоре мы распрощались. Вечер принес мне уже ожидаемую новость: вместо того, чтобы пользоваться посланцами, глава местной теневой гильдии решил со мной встретиться. Вначале пришел тот же средний человек с двумя подручными, черты которых были умело изменены маломощной, но искусной иллюзией. Не сомневаюсь, что сросшиеся брови и бородавка у одного и грубый шрам у другого были именно иллюзиями, но выглядели они даже для мага, если не слишком приглядываться тонким зрением, очень реалистично. С Теминой посланец явно встретился специально, впрочем, я успела ее предупредить, что это идет не вразрез с моими планами, и она смолчала, продолжая внутренне кипеть. Во всяком случае, на его любезности она ответила только одно: "Когда же этот бардак закончится?" А он сконфуженно пожал плечами. Потом я услышала топот носильщиков под окном и звук опускаемого на дорогу портшеза. Посланец же сказал, что глава теневой гильдии ждет, и им велено проводить меня. С одной стороны, это вполне могла быть ловушка совершенно других теневиков, не тех, кем они представились, и клятву требовать бесполезно – в принадлежности к любой теневой гильдии перед чужими не клянутся, а, с другой – я уже неплохо восстановилась, и даже убийцам смогу доставить смертельное огорчение, поменявшись ролями. Если не размениваться на стихийную магию, а сразу задействовать плетение с Тьмой и Хаосом. Единственное, что из стихийки я сразу же сделала, как села в портшез – это окружила себя щитом камня, наклепав на его поверхность шесть датчиков возмущения эфирного поля. Вовнутрь не пробивалось ни лучика света, а носильщики явно расстарались, петляя по городу и сдваивая следы, и я задремала. Сколько проспала – не знаю, но меньше получаса, учитывая то, что проснулась не от удушья, а от того, что в лицо мне плеснуло ярким светом, и посланец, наклонившись в открытую дверцу, с размаху впечатался лбом в силовой щит. Ругань он сдержал, а я, мало что разглядев сквозь преломляющее свет в самых неожиданных направлениях силовое поле, прежде окружила себя слегка отстоящим от тела воздушным щитом, а потом развеяла каменный. И вылезла. Мы стояли в пещере. Не просто пещере, а окультуренном людьми или, скорее, дварфами, сводчатом зале тыщ на сто, а то и все полтораста кубов, то есть, с хороший торговый центр. При этом над центральной площадкой и дорожками ничего не нависало и не капало, а все потеки, наплывы, колонны, сталактиты и сталагмиты, водяные наковаленки, ручьи и водопады располагались между ними в качестве декоративных загородок и садовых скульптур. Все это дополнялось сочной голубой, золотистой и зеленой подсветкой, спрятанной под натеками кальцита или прямо в воде. В общем, было, на что посмотреть. Волшебное место, и, если бы я в земной жизни не набродилась в одном торговом центре, проектировщики которого явно переиграли в Варкрафт и Морровинд, я бы впечатлилась до забвения себя. А так просто оценила масштаб проведенных работ и художественный вкус проектировщика, а также потраченную на создание и поддерживание всего этого великолепия энергию. Нехило живет глава воровской гильдии какого-то заштатного городка! Даже если это город-базар на границе с Подгорным королевством. Мы пересекли этот зал, потом еще один, меньших размеров, и посланец постучался в совсем незаметную дверку слева от главного прохода. Дверь минуту спустя открылась, и мы вошли. В комнате, уютной, но совсем крошечной по сравнению с залами, в кресле-качалке сложной конструкции сидел седой и плешивый тип, мясистой физиономией напоминающий артиста Леонова, только с окладистой бородой, и курил трубочку, поглядывая на что-то, спрятанное от нас поднятой крышкой с флорентийской (а здесь ее как, интересно, называют?) мозаикой и бронзовыми накладками. Когда мы вошли, он захлопнул ларец и встал с кресла, слегка потеряв в росте. Это был, как вы, наверное, поняли, дварф. Аккуратно положив трубку на стол, он шагнул ко мне и протянул руку: – Приветствую вас, вэль Хюльда, в моем скромном жилище. Знаю-знаю, наслышан о ваших подвигах. Но тут мне сказали, – он кивнул на среднего во всех отношениях человека. – Что вы хотите разобраться с одной гнойной язвой нашего городка... Через пару часов я получила беспроцентную ссуду в сто пятьдесят золотых кнайток и пожелание вытрясти из гильдии жизнюков всю надутую сволочь. Видимо, местные расисты крепко насолили главе преступной гильдии, но связываться с ними он не рискнул. Интересно, это он такой слабый – во что ни на грош не верится – или они имеют козыри в рукаве?