Маг - рунист

Если бы я тогда нормально соображала, то удивилась бы, с чего это дварфы потащились за зерном задолго до уборки урожая? Где взяли – не вопрос, скупить остатки, теоретически, можно, но дорого. Выгоднее подождать полтора месяца и заплатить в три-пять раз дешевле. Эти ребята за каждую медяшку удавятся, а тут – разница в разы, и не в их пользу. Нет, чтобы заподозрить неладное, тем более, что со мной оно просто обязано случаться, и хоть немного подготовиться, так нет же: лежала на телеге, раскачивающейся на колдобинах, словно корабль в бурю, держалась за борт и ловила кайф от гномьего курева. Квигги, сидящий впереди, смолил не переставая, а местный "табак" явно сродни конопле. Глоди расслабленно устроился в седле на самом големе и правил им. Охладительная вязь, установленная на корпусе, и легкий ветерок, создаваемый быстрым движением транспорта, делали положение "возницы" самым приятным, а шестилапая ходовая часть имела несколько несомненных преимуществ перед колесной, особенно по разбитой грунтовке. Во-первых, высокая проходимость: где забуксует колесо, лапа найдет опору и оттолкнется, где оно увязнет, лапа вылезет из грязи без проблем. Во-вторых – плавность хода. Не обсуждается, потому что любую колдобину, на которой встряхивало телегу, голем попросту переступал. Скорость была где-то километров тридцать-сорок в час, и зависела исключительно от прочности телеги, а голем, по утверждению Глоди, мог бежать и вдвое быстрей. Хотя, наверно, он привирал, потому что охлаждение, несмотря на весь магический обвес, у его детища было конструктивно плохо продумано. В сырых и холодных подземельях об этом можно не задумываться, но к выводу детища на поверхность эти двое подготовились из рук вон плохо. Только давать дварфам советы – избавьте меня от этого удовольствия: сперва оскорбятся, потом насмеются, затем воспользуются и в результате скажут, что придумали сами. Не зря выражение "сгномить" имеет хождение даже там, где их самих давно уже нет. Но в остальном парни вели себя очень корректно, по расовым вопросам не заикались, ко мне, как существу женского пола, перестали придираться после ремонта голема, признав право голоса. И в отношении жратвы не жлобились, отдав на заправку для крупяного варева копченую рульку савги, кило на четыре, так что, отпахав кусок попостней, я остальное вернула. Мы ее в промежутке между поздним завтраком и ранним ужином на ходу объели до голой кости, они – запивая спиртным, я – водичкой. Вот чем плохо иметь орочью кровь – это тем, что пьянеешь быстро, трезвеешь медленно, бодун жуткий и, вдобавок, рискуешь натворить в пьяном виде такого, чего и вспомнить наутро не сможешь. Посему – сухой закон, и точка! Хватит мне "накурки" от Квигги, его, кстати, этот хитрый табак почти не берет, а меня и вскользь срубило. Ладно, ничего, подремлю часок – к ночи проснусь протрезвевшей. Тогда как раз Квигги будет вести, а Глоди, по его утверждению, не курит, и вообще собирается отсыпаться. Но поспать мне не дали. Проснулась от рывка телеги. Вопль Квигги – и мы понеслись, рассыпая мешки по разбитой дороге. Если бы я в борт не вцепилась, меня бы выкинуло, как мешок, а так только немилосердно трясло и грозило ими завалить. – Свартчокан дриттсусра! – орет Квигги напарнику. – Нагнись, не дай им прицелиться! Куда канхаг сунул, крёдд? Послала судьба... Приподнимаю голову из-за мешков, и тут же ныряю обратно, а от фуражки остается только полоска с козырьком. Если б не это убожище у меня на макушке, прицелились бы точнее, и мозги мне бы вынесло со свистом, а так только волосы затрещали от близкого жара. А, была ни была, возвращаю себя в прежнюю Хюльду. "Розбуш!" – это не куст, и не ругательство, это метка основной личности. Ну, что, "скучно вам, серые? Щщаз я, накапаю, правду на смирные ваши мозги – трататата-та-та!". У меня со страху гадости получаются лучше. Односторонний щит воздуха, чуть развернутый влево для соскальзывания с него атакующего чего-бы-там-ни-было, под его прикрытием встаю и угощаю преследователей с двух рук, по-македонски, шипами камня. Они невелики и не такой уж большой силы, но их получилось действительно много. МНОГО! Даже не вполне материализовавшиеся, уже искажениями поля они рвут в клочья двух опасно приблизившихся разбойников, или кто они там, и их хваров – тоже. Глоди прибавляет ходу, телегу опять сильно встряхивает, и я еле удерживаюсь на ногах. Ага, стрелок не пострадал, еще один заряд из канхага летит в нашу сторону, соскальзывает со щита и гудя проносится над полем, оййй, возвращается, это ж самонаводящаяся хрень... Сдуваю порывом ветра в придорожный кустик, где он и вспухает слепящим огнем, а телегу бросает в сторону. Еще пара мешков падает на дорогу, а я, поднимаясь, вижу два огненных шара, с обеих сторон огибающих щит. Вать машу! Растягиваю-заворачиваю щит наружу, укутываю заряды в него и отбрасываю подальше. Ага, Квигги канхаг нашел! Из-за спины вылетает серия алых шариков, загляденье! У трех преследователей – серьезные индивидуальные щиты, заряды по ним просто стекают, а у четвертого такого то ли нет, то ли не выдерживает, и его разрывает пополам. Ммать... кишки на дорогу... Снова воздушный щит, и пошире, чтобы сразу в кусты улетало. Но не стреляют больше, обходят с двух сторон по дуге. Гони, Глоди, гони! А я в них всяким дерьмом пошвыряюсь. Тем, что пройдет сквозь щиты четырех стихий. Ныряю в одно не шибко любимое состояние. Комбинация смерти с водой, ах, какие брызги шампанского! И распадающейся плоти. К сожалению, хвара, не всадника, но и то хлеб, за нами осталось двое. Нет, уже не за нами... Нагнали, сближаются, зажимают в тиски. Квигги палит в них так, что вокруг полыхают уже не только кусты, но и поле, а им хоть бы хны. Чем же достать? Зеркальным Хагалом и Тьмой? Нет! Ну же! Не могу, не удержу, слишком выложилась, не сумею канал пережать. И вот тогда всем хана. Поднимаю темную воду, открываю канал в огонь. Бью свитыми в тонкие спирали противоположными стихиями, этот "бур" проедает почти все, растворяет щиты, какие бы они ни были. Но не эти – с этих двух, как с гуся вода, словно во сне, где ты лупишь врага со всей дури – а кулак становится ватным. Они обгоняют нас, почти синхронно поднимают копья, вырвавшийся вперед – простое, охотничье, а тот, что поравнялся со мной – невероятно старое, короткое, мощное, и ржавое не от старости, а по самой природе своей. Отшатываюсь, но не так быстро, как надо, и удар опрокидывает меня. Никому не пожелаю услышать ТАКОЙ хруст собственных ребер. И ощутить вслед за этим ТАКУЮ боль. Клубится туман. Остопаршивевший безвкусный туман обиталища неорганов. Все, как всегда. Только чувствую я себя в нем как-то не так, словно болею... да, в меня ж копье на полном скаку всадили, и, гусары, блин – молчать!.. это я что, значит, мертва? Нет, врешь, мертвым не больно. Поджимаю подбородок, смотрю вниз, и вижу, как чуть ниже груди – всплывает мысль: "хорошо, что справа" – завихряется воронка смерчика, а засасывает в нее мою плоть, то есть, плоть сновидческого тела, и выбрасывает туманом наружу. Вгрызаясь в меня, смерч пляшет, как волчок, расширяет дыру. Сейчас в нее уже кулак пролезет, наверно. Инстинктивно дергается рука – зажать рану, торможу ладонь в нескольких сантиметрах от воронки – чувствуется, и руку она сожрет, не заметив. Что делать? Своей силы не осталось, источники как отрезало, вокруг один туман. Объединиться с туманом, ибо нет сигнала без носителя, а носителя – без энергии? Да только попробуй растворить границы – исчезнешь, как плоть в этой воронке... или нет? Все зависит от точки зрения, как говорится в Бардо Тодол. Не растворяться в тумане, а перенести в него сознание и перехватить управление. Перенести сознание=познать. Состояние тумана – вот оно. Никакое, без вкуса и запаха, материя в потенции. Я тоже могу быть такой. Нет чувств, нет мыслей, нет ощущений. Но это не пустота. Мысли, ощущения, действия – они могут быть, не сейчас, а вообще. И я выключаю все, кроме осознания "я существую", стягивая все бывшее и будущее в потенциал. Без памяти, без знания, без мысли об этом. Сверхматериальная точка. Я – есть. Мгновение-вечность Бытия. Неделимое Присутствие. Здесь и всегда. Почему оно все-таки ушло? Это же было так... нет, слово "приятно" не подходит, скорее "естественно", без всякого напряжения. Могла пройти вечность, и не надоело бы. Какое там "перехватить управление", даже мысли об этом не возникало! Но чужая воля вырвала из точки покоя, сместила на йоту вбок, в чуть – совсем немного – другое состояние. И я ощутила себя как заряжаемый аккумулятор, потому что кто-то переливал в меня силу. Необычную, даже несколько чуждую, но вполне узнаваемого вкуса, словно запах давнего знакомого. Или будущего давнего знакомого. "Точечное присутствие" не различает того, что было, от того, что будет, но я-смещенная была уже в потоке времени, многомерном и разнонаправленном, я уже ощущала изменения как сплетенные жгуты и пучки событий. В этой, например, я отмахивалась от нежданного союзника и вскоре погибала – не сейчас – но хвостик этой последовательности был короток, а вот в этой – длиннее... но тут последовательность заворачивалась сама в себя и вертелась в бесконечном цикле... а что будет в этом случае? как интересно, но я не хочу лишаться гуманоидного общества, это мой мир! а вот тут – дальний конец расплывчат и туманен, сама последовательность спутана и искривлена... но она длинная! на много порядков длиннее – вот ее и беру. Сколько с меня за этот хвост? За КАЖДЫЙ погонный год? Нет, вы шутите, год на год не приходится, остальные должны быть дешевле... Мне нужен именно этот, все те хвосты низкого качества! Всего лишь долгий сон? Сколько времени спать? Дюжину жизней? А дальше? Заманчиво, но все равно дорого. Скидку, иначе прям сейчас помру и оставлю тебя без дохода! То есть сойдемся на половине? Нет, шесть – не мое число, не люблю. Пять, как у Мадмуазель, и не полностью, не с пеленок, а лишь в ключевые моменты! По рукам! Ты не прогадал, торговец, такие, как я, встречаются не просто редко, а практически в единственном экземпляре! Возвращаюсь из "лавки времен" в предшествующее ей состояние уже с трепещущим хвостом становящейся реальностью вероятности, и понимаю, что торговалась не с тем типом, который недавно подзаряжал меня, а сейчас – латает. И что с этим, энергия которого выдает в нем будущего "давнего знакомого", мы уже встречались. Открываю глаза – вижу красавчика-блондина, склонившегося над моей сновидческой тушкой и что-то мудрующего в непосредственной близости от печени. Что он там делает, врач-вредитель? И так нормально выпить не могу, а еще этот хмырь намудрит. – Сможешь, – отвечает Артас. – От любого спиртного будешь трезветь, от гномьего курева – получать бессоницу, дурное настроение и прилив рационального мышления. Цени, детка, возможности Хаоса. Еще не забыла заказ на мастера спорта по бегу? Я его выполнил – до сих пор никто из тех, с кем ты не хотела встречаться, тебя не догнал. – Кто же тогда меня приколол, как поросенка? Или мне только почудилось? – Кхмы... А разве ты этого не хотела? Не знаю, с какой стати, но это событие было тебе чем-то дорого, и я решил не вмешиваться. Так что винить можешь исключительно себя. Кстати, уже лучше? Вот то-то, Арагорн сказал бы: "детка, ты сама впуталась – сама и выпутывайся, я и так сделал для тебя все, что смог!" – Вроде, – я переваливаюсь на бок и встаю, оглядывая и ощупывая место под грудью, где раньше зияла дыра: затянулась не только плоть сновидческого тела, но и его одежда. Понятно, ведь то и другое сделано из одного материала – овеществленного воображения. – А плотное тело тоже восстановилось? – Нет, конечно. Я не могу лезть на Ирайю так явно только ради того, чтобы тебя подлатать. Но теперь твоя рана уже не смертельна. Эфирное тело в порядке, даже претерпело некоторые улучшения, какие – сама определишь, рассказывать долго, а плоть... нарастет плоть, и шрама не останется. – Неужели, – вот он, повод сличить показания. – А как же плешь и шрам у Дерека? Ах, да, еще его пустая глазница. – Этого неудачника? Ну, с сапфиром он не расстанется по доброй воле – слишком многое в его службе завязано на артефакте, а вот шрам и плешь – это следствие местных понятий о красоте. Еще не ясно? Ах, да... Внешность, слишком точно соответствующая каким-либо стандартам, в цивилизованной части континента – признак пошлости и плебейского вкуса. Богатое купечество заказывает у целителей коррекцию внешности как бы ни чаще, чем лечение подточенного излишествами здоровья, но красивые по земным меркам лица среди них встретишь реже, чем у селян. Зато характерных, отточенных, с запоминающимися чертами хватает. Знать оригинальничает, нанимая как жизнюков, так и магов иллюзий, и результат, зачастую, просто ужасен. А те, кто хочет и может показать хороший вкус, меняют внешность так, чтобы она в какой-то мере отражала нетривиальную суть их безусловно глубокой и сложной натуры. Дерек же просто ненавязчиво напоминает императорской семье их неоплатный долг и собственную незаменимость. Доиграется... Кстати, хочешь занять его кресло? Нет? Жаль... Да, это я к чему тебе говорю: когда будешь в столице – не смей лепить из себя "гламурное кисо", сие есть признак плебея. Да, придется поехать, ибо у тебя передо мной теперь кое-какие долги завелись, и как отработать, я объясню. Пока не торопись, лечись, отлеживайся, отдыхай... – Артас поднял руку, изобразив давешнее "то ли привет, то ли пока", и я вывалилась из беспамятства, как щебень из самосвала. То есть, чувствуя себя столь же разбитой. Ни вдохнуть, ни выдохнуть, и в груди как горячей кочергой ворочают. Привычно уже замкнула болевой контур, осмотрелась, двигая исключительно глазами. Ночь, луна, кусочек... второй луны, мелкой и обгрызенной... Надо мной проплывают ветви деревьев, пятна света и тени скользят по лицу с явным стробоскопическим эффектом, носилки подо мной покачиваются, и рядом – о, это и впрямь чудо – я слышу голос Квигги: – Эй, ребята, а почему вы не пойдете в Керемницу? – Не твоего ума дело, дварф, – дохнул замогильный – в прямом смысле замогильный – голос. – Мы спасаем вас, мы наказали преступников – не требуй от нас большего! – Но как нам до города добираться? Магичка-то по дороге помрет! Да и Глоди еще нескоро на ноги встанет. – До города не умрет. У нее есть все нужное для лечения ран. Спроси. Выполни. Квигги наклонился надо мной. – Хюльда! – помахал пухлой короткопалой рукой перед глазами. – Ты меня слышишь? – Ага, дриттхартр... – горло перехватило, и меня сотрясло болючим кашлем. – Мешок не потеряли? – добавила уже шепотом, выплюнув кровь. – Да тут он, спасибо благородным... владетелям? – дварф подпустил в голос дозированную толику лести. – Призрачному сопляку и его ратникам! – раздался совершенно противоестественный смех, поскольку если призрак смеется – он должен делать это зловеще, а не ржать, как сивый мерин. – Пусть будет так, как ты назвала. Не хочу смущать народ настоящим именем. – Да, – согласилась я шепотом. – Это вы нас отбили? – Ты не представляешь, Хюльда! – встрял непрошенным Квигги. – Я думал, тебя насмерть закололи, Глоди големом придавленный лежит, мне, меня... в общем, мне так пригрозили, что я готов был отдать... э... ну, все наше имущество. И тут приближаются эти... спасители! Будто силовой полог обернулся вокруг! И разбойники падают, как в обморок, а на самом деле – подохли! оба подохли! – Следи за словами, дварф! – оборвал его призрачный голос. – Люди, даже враги – умирают, гибнут. Дохнут – звери, и то не все. Некоторые из них достойнее людей... и дварфов. Квигги стушевался, замолк. Однако то, что мне было надо, я услышала. Зерно на телеге лежало, как я и думала, только для виду. И о потере голема дварф не особо жалеет. "Имущество", которое у них так и не отняли - невелико по размерам, они его настолько хорошо спрятали, что грабители найти не смогли и припугнули Квигги лишением детородного органа, чтобы тот указал, где оно лежит. Но оно весьма дорогое, поскольку разбойники раскошелелись на артефактное оружие и амулеты щита четырех стихий. Только почему рожа того ублюдка, который ударил меня копьем, вызывает судорожные спазмы зрительной памяти? Что-то знакомое промелькнуло – то ли широкий нос с раздутыми ноздрями, то ли перекошенный рот. Был ли шрам? Не заметила... Но сейчас кажется – был. – Призрак, убили троих разбойников? – Нет. Один исчез раньше, чем мы подошли. – Исчез? – Да. Не сбежал. Растворился, как дым. – Маг, наверно, – прокомментировал Квигги, подняв голову от раскрытого сидора. – А как выглядит твое лекарство? Ну, поляризованная по стихии Жизнь водичка тут играла сугубо вспомогательную роль, одна – чтобы не началось серьезное воспаление, вторая – подкачать мне энергии в резерв, а главное-то было заткнуть пневмоторакс, из-за которого в груди дыханье сперло, и тут оставалось действовать только собственной магией, или подыхать – на выбор. Я хоть и мало в медицине шарю, но представляю, что происходит, если пробить грудную клетку, да и Хюльде вдолбили накрепко, при каких симптомах какую первую помощь оказывать. Квигги мою повязку из одного бутылька пропитал, другой пузырек мне в зубы сунул, ну, я тут не один глоток, а до половины склянку осушила. Один риск далекий и бабка надвое сказала, а другой – стопроцентно близкая гибель: какой перевесит? Потом скользнула – нет, упала в медитацию, хорошо, не пролетела дальше, в беспамятство. Обратила "взгляд" вовнутрь себя. Правое легкое сдулось и соскочило с проткнувшего его ребра, с ребром пока ничего делать не надо, до лекаря подождет, а что срочно, чтобы воздух больше не подсасывало – это дырки стянуть и в легком, и в тех двух блеклых красновато-синих пленках, которые копьем и ребром пробило. Ребро мешается? Поставим чисто энергетическую "затяжку" вокруг него, и ладно. Мышцы и кости тоже до лекаря подождут, не сахарные. Потом вылившуюся вовнутрь кровь убрать. Стихия вода: задать ме-едленную деструкцию до раствора солей и вывод в кровяное русло... Все, энергетический резерв доскребла, еле хватило. А теперь можно расслабиться и "падать". Вот уж не знала, что в обмороке настолько лучше, чем наяву. В следующий раз прихожу в себя в сыром тумане и на земле. Утро, рассвело, Квигги торгуется со стражей на воротах, Глоди подвывает где-то рядом. Меня трясет от холода, если это, конечно, не жар начался, но, в целом, состояние не намного хуже, чем ночью, значит, до лекаря, а лучше, мага-жизнюка, доживу. Надо Квигги остатки поляризованной воды отдать, пусть на собрата употребит. При переломах, кстати, самое то. И напомнить насчет оплаты – сказать, чтоб мою долю потратил на плату целителю. За обоих. Что у него должны быть деньги – к бабке не ходи, ибо эта парочка промышляет явно чем-то незаконным. Задаром таким не занимаются. Кстати, Квигги, оказывается, так долго не торговался, а нанимал носильщиков для наших с Глоди побитых-поломаных тушек, причем, те двое, которым досталось тащить Глоди, еще возмутились и стали требовать доплаты – гномы-то намного тяжелее людей. Когда Квигги и это разрулил, я подозвала его (не с первого раза, потому что шепотом, хоть и на пределе возможностей) и сказала насчет оплаты целителя. Суммы, по идее, должно хватить. Так вот, Квигги – истинный гном, неподдельный. Он, оказывается, умудрился обобрать все трупы разбойников, включая те, что разорвало недоматериализовавшимися шипами. С дороги, наверно, собирал, среди человеческих ошметков ковырялся (как подумала – саму затошнило, а у меня нервы крепкие). У тех порядком иссекло даже кошельки с монетами, в результате чего Квигги стал обладателем хорошего такого мешочка резаной и погнутой мелочи. И теперь собирался ею платить. Спрашиваю: – Тебе собрат нужен целым или сгодится без ног? – Э... конечно, лучше чтоб с ногами и вообще здоровым, а что? – Тогда не позорься с резанью, а то хорошего целителя не наймешь. Все равно ж из моей платы тратишь. – Что, и на Глоди из твоей? Не жалко? – Да. Как пришло, так ушло. Ведь не будешь двух разных целителей нанимать? – И то верно. Так все можно потратить? – Сколько надо. Потом отчет спрошу. А что сдохну – не надейся, приду призраком, как эти. – Э... дорожный отряд? Не, не надо. – Тогда ищи лекаря. Быстро. Эх, хорошо ребята шороху дали. Неудивительно, что гном чуть штаны не обмочил. Поражает другое: как это призрачная нежить "сопляка" умудрилась сгуститься чуть не до физической плотности и тащить двое носилок? Хотя, что я говорю, ведь они сломали "щиты четырех стихий", а я этого, не задействуя Тьму, не смогла. Потому, кстати, и не смогла. Амулеты против стихийных энергий далеко не всегда работают против нежити, и призраки даже не ломали их – "выпили", отсюда теперешняя "плотность" и сила бестелесных бойцов. Кхмы... правосудие на самообеспечении... а что будет, когда разбойники кончатся? Начнут изобретать несуществующие "преступления" и за них казнить мимоезжих? Нормальные-то духи места питаются за счет поклонения (сразу вспомнились цветные лоскутки на ветках и пирамиды из камней на алтайских туристических тропах). Значит, ребятам нужен грамотный пиар, и попервости создавать его придется мне. Не было у бабки забот – купила порося! И не одного, целое стадо... За размышлениями немножко забывалась общая хреновость моего состояния, хорошо еще боль убрала "закольцовыванием". Солнце опять печет, дышать и без того тяжело, а Квигги все никак не найдет лекаря. Наконец, после двух обломов, потому что не застал местных светил ни дома, ни на рабочем месте, он отпустил носильщиков. Оставил нас с Глоди на заднем дворе харчевни под присмотром лохматой девчушки лет пяти, судя по разговору, хозяйской дочери, и немого слуги-уборщика, а сам побежал по очередному адресу. Мелкая вертелась вокруг носилок и беспрестанно болтала, но воду принесла по первому даже не требованию – полуслову, а дворник с застывшим на лице выражением крайней сосредоточенности и внимания уже дважды помогал Глоди поменять позу. Теперь девчонка пытается разговорить нас, но я и дышу-то с трудом, а Глоди весь ушел в свою боль, стоны сдерживает, но зубами скрипит. Даже я ее чувствую, хотя спонтанная эмпатия у меня так себе, на троечку с минусом. А вот целители, обычно, серьезные эмпаты. – Что здесь происходит, Нела? – спросила, едва войдя в калитку, хрупкая девушка. У полных даже высокие голоса звучат по-другому, а тут словно голос вообще без тела, сам по себе гуляющий в жарком воздухе полдня. – Опять хваров привели? – Нет, это не хвары! Это гном и орка! На них разбойники напали! – девчонка обернулась, и тут же переменилась даже не в лице (мне было не видно), а всем состоянием души, побежала навстречу пришедшей девушке и повисла у нее на шее. Я смогла увидеть лишь окончание сцены, когда худенькая (я не ошиблась!) магичка отодрала от себя верещащую от радости мелочь. – Темина приехала-а-а! Темина, пошли! Темина, не уходи! Я тебя больше не отпущу-у-у-у! – Разбойники на тракте? – хмыкнула девушка, подойдя ко мне. – Слышала о пропавших путниках, но из тех, на кого нападали, не выжил никто, а те, кто рассказывал – видели их уж слишком издалека и сквозь марево. Вы – первые, оставшиеся в живых. Вэль, вы из Конторы, не так ли? Что-нибудь удалось выяснить? Ну, из того, что положено знать нам, местным жителям, – она криво усмехнулась. – Думаю, будет тихо, – прошептала я. – Разбойники мертвы, ушел только маг. Я оставила призрачных стражей. При них он побоится вернуться. И передайте всем, прошу, и теневым гильдиям тоже – теперь преступления на тракте будут жестоко караться. Возможно – не только на нем. И прежде всего – убийства, грабеж и насилие. – Серьезно, – кивнула Темина. – Ждете целителя из Конторы? – Квигги ищет, – сквозь зубы ответил Глоди. – Но они все как вымерли! А скоро и мы помрем. – Да, в последнее время у нас дварфов не жалуют... С вашим сородичем, - она кивнула Глоди. - Не станут даже говорить. Вообще-то я чаще животных лечу, – она опустила глаза. – Но могу и разумных. Хотите, покажу диплом? – Не надо. Начните с меня, если что-то пойдет не так, – я по-идиотски шучу, заглушая собственные сомнения. – Глоди поймет, что пора искать другого целителя. В нашем положении лучше уж лекарь-коновал, чем вообще никакого. – Хорошо, подождите немного, – тон сменился деловым, жестким. – Нела, беги, скажи маме, Темина просит скипятить воды и подготовить мою ДРУГУЮ комнату. И обе ушли в дом. Тут я опять перетрусила до темноты в глазах. Ну, да, решение верное, но примерить на себя шкуру бобика в ветлечебнице... стремно! Ой, как стремно! Тем более учитывая мои собственные познания в медицине, вернее, почти полное отсутствие таковых. А потом подумала: самое страшное, что со мной сейчас может случиться – смерть. Любую боль я могу исключить из сознания, "закольцевать", и что? Это утешает? Не очень. Умирать не хочу! Странно, но я за последние дни – сколько их было, две, три декады? – полюбила жить, вот так, понравилось мне это дело. И этот излишне яркий, сочный, наполненный жизнью под завязку мир – тоже. Тут интересно! И знаешь, чего ради живешь. Кхм... действительно знаешь? И ради чего? Не могу, пока – не могу ответить. Вертится что-то на краю сознания, а в руки, то есть в мысли не дается. Ладно, буду жива – додумаю, а пока... В комнату Темины меня перенесли ее мать с отцом. Хозяева гостиницы, а не погнушались ни оркой, ни дварфом, и не боятся досужих сплетен. Это подняло их еще выше в моих глазах. Темина не сказала мне еще ни слова о плате за лечение, а они действуют так, словно я – их родная кровь. Ага, родная – гремучая смесь трех из восьми рас континента, а сознание – так вообще "импортировано" из другого мира. И что? А я как к другим отношусь? Точно так же. И Дерек подобное отношение старается ввести в норму, введя штраф за оскорбление по расовому признаку. И смягчив наказание до чисто символического за убийство на дуэли, если причиной поединка было оскорбление расы, но только для одной стороны – оскорбленной. Так что хочешь – дерись, не хочешь – судись, но можно найти способ оскорбить и так, что не придерешься. Игнорировать, как проигнорировали Квигги, ничего не продавать, закрывая лавку перед носом, не пускать на ночлег в гостиницу ("мест нет, мест нет!"), "забывая" предупредить о местных порядках. Хюльда в метрополии с этим уже не раз сталкивалась, и находила выход. Найду и я. Отвлеклась на мысли и не заметила, как выпала из реальности на долгое время. Темина усыпляющие чары уж больно ловко и незаметно наводит, наверно, потому, что хвар – скотина своевольная, кусачая и лягачая, к ней бодрствующей может подступиться только хозяин. Но это я думала уже потом, в плотной "обмотке", ограничивающей движения грудной клетки, и, тем не менее, ощущая, что стало легче дышать. Закольцевала оставшуюся боль – она, кстати, оказалась намного слабее, чем раньше – и прошептала больше для успокоения Глоди, чем Темины: – Все в порядке, доверять можно. Но самое смешное, что этого можно было не говорить – с дварфом Темина разобралась быстрее, чем со мной, за то время, которое я пролежала в отключке. Уже вечером явился Квигги, и тогда мне потребовалось все возможное красноречие, а громко говорить я не могла. Переходила с полуголоса на полушепот и обратно. – Кто, – спрашиваю. – Дал слово отдать весь мой заработок за вашу охрану лекарю? – Ну, я, – отвечает. – А что? Она ведь не просит. – Она не должна просить, – говорю я. – Она не нищая, а целитель. – Хвароисцелитель... – Да хоть бы и так. А мы с Глоди – хвары, или еще какие скоты... – Или савги, – подсказывает Нела, усиленно делая вид, что поправляет занавески. Ее уже дважды вниз прогоняли, но она все еще вертится здесь – интересно! – Ага, - соглашаюсь. - Потому что нам она помогла. Меня спасла от смерти, а Глоди – от чего и похуже. Знаешь, свои ноги завсегда лучше конструктов, верно я говорю? – Верно, – отзывается Глоди. – Тебя, Квигги, тоже полечить надо. – Это от чего? – взвился гном, аж на цыпочки приподнялся. – У меня все на месте и вообще я не толстый, у меня фигура такая. – Амфибиотрофная асфиксия, – изрекла я, не переходя на местный диалект, что удалось мне с большим трудом. Но на Земле это выражение точно бы поняли. – Что за нагханская ругань? – возмутился дварф. – Не ругань, а диагноз. Жаба тебя душит, – перевела я. – Всего лишь мерзкая, жирная, пупырчатая жаба, и зовется она жадностью. – Засунь свою нагханскую жабу в дупу, – разозлился Квигги, полез пятерней за пазуху и хлопнул об стол увесистый мешочек. – Будешь считать? – Нет, – ответила я. – Только поклянись, что там вся моя уговоренная плата, полностью. – Да! Даю слово! Довольна? – Квигги перешел на крик. – А теперь идите все на... И вышел, хлопнув дверью. – Не сердись на него, – попросил Глоди минут через пять. – Он страшно устал и боится местных. – А еще он из купцов, верно? – Почему он? А не я, например. – Элементарно. Руки. У вас они отличаются. Мозоли от оружия и мозоли от инструментов расположены по-разному, а еще у тебя ногти "с ободком", у него – чистенькие. И торгуется он профессионально. – Надо же, – слабо улыбнулся мастеровой. – И наверху об этом знают. А Квигги про вас говорил: дылды тупые, даже если видят – не понимают. – И после этого спрашиваете, почему вас здесь не любят? Невинность альвиссы! Вас, ребята, в Керемнице не жалуют потому, что слишком хорошо знают, – подытожил только что вошедший хозяин. Глоди обернулся на голос. – А мне-то что делать? – спросил он. И никто не нашелся, что ему на это ответить. Через два дня Квигги явился опять, и о чем-то вполголоса беседовал с сородичем на дварфийском, сердито оглядываясь и чуть ли не фыркая на меня. А через восемь дней, утром, еле-еле разлепив глаза (хорошо поболтали "за жизнь", аж до свету) и умывшись, я поняла, что не видно не только Глоди, вольготно раскидывающегося на койке к утру, но и его сумок под столом, и его куртки на спинке стула. Зато обнаружила у себя на среднем пальце кольцо. Простенькое по форме, без вязи, стальное, с заглубленным мелким топазом. И, несмотря на то, что значить оно могло что угодно, жаркое смущение плеснуло мне на лицо. Надо же – переодеваться при нем не стеснялась (ну и что, я мужчин вообще не стесняюсь, как все дамы, долго работавшие в мужском коллективе), а в первые два дня мы оба, кхм... ну, в общем, до отхожего места дойти не могли, так что пользовались соответствующей посудой, а от колечка зарделась, как маков цвет. Может, это вообще знак презрения? А? Но за эти восемь дней произошло многое, о чем стоит поговорить отдельно.