Маг - рунист

Туман не менее густой, чем раньше, но если до этого он был сухим и безжизненным, то теперь напоминает испарения раскрытого коллектора с нечистотами. Вонь, влажность и знобящая промозглость атмосферы. И, несмотря на плотность вонючего пара, сквозь него неплохо видно. Без деталей, конечно, но силуэты определяются безошибочно. Представьте загон с неровными каменными стенами. Размером квадратов на двести-триста, точнее не скажешь, все же не реал, а Хумгат, или как его там. На каждом квадрате – человек: сидит, или лежит, или вообще стоит и качается. Что примечательно – все они с закрытыми глазами! Что еще интереснее, плотность этих фигур различна: от почти полной телесности до колышущегося тумана. А вот и наш книгочей – прямо передо мной, и почти как в реале, даже не иссохший. Сидит на корточках и раскачивается. – Эй! Иймен! – громко шепчу, хватая его за шкирку. Руку тут же начинает зверски саднить, точно наждаком по кости. – Пробудись! Ты в полном дерьме! – Не... – отвечает парень. – Открой глаза, дурила! – говорю уже в голос. – Очнись! Посмотри! С размаху шлепаю его по щекам – ладонью туда-сюда, и вторую руку будто кипятком обдает. Но и его лицо, видно, чувствует то же самое. Веки поднимаются, выпуклые мутноватые глаза смотрят на меня с удивлением и досадой. – Уй-ди... не мешай... – Обурел?! – ярость поднимается изнутри. – Подъёооом! Держа за шкирку, разворачиваю его от себя к окружающему неприглядному пейзажу. – Видишь, ...? Видишь, куда попал? – тот лупает глазами и мычит. Перекидываю его руку через плечо – ну, вот, уже во всем теле мерзопакостный зуд. – А теперь идем домой, в реальность. Скольжу обратно по "нитке", связывающей душу незадачливого астролетчика с телом, плотность нарастает, ощущения как у ныряльщика – едва теряешь скорость, и вода начинает выталкивать. Так вот: не меня, а этого опупка реальность выталкивает, не хочет она с ним дело иметь. С трудом нахожу истощенное тело, спихиваю в него выскальзывающий из захвата дубль и пришпиливаю двумя энергетическими тычками: в лоб и грудину. Теперь никуда не денется. Восстанавливаю ощущения своего тела, открываю глаза. И встречаюсь с бессмысленным взглядом. Неужели его разум совсем угас? – Эй, – спрашиваю. – Тебя как звать? – Иймо... – тянет тот. – Где ты был? – продолжаю экспресс-допрос. – Там, где нет горя и боли, – отвечает парень едва слышно, но вполне осмысленно. – А ты помнишь, что видел? Да, именно перед тем, как я тебя вернула? Вонючий загон... – Нет! – вскрикивает парень и пытается отмахнуться рукой, но та, едва оторвавшись от простыни, падает обратно. – Темина! – командую. – Дальше твое дело – лечи. А я еще полетаю. Откинувшись на спинку стула, втягиваю в себя хорошую порцию разлитой вокруг силы и принимаю состояние "в вонючем загоне". Выныриваю там мгновенно, только что от декомпрессии не плющит. Осматриваюсь, выискивая наиболее плотные "тела". Из них ближе всего девушка с красивым, но совершенно бессмысленным лицом и роскошной гривой черных волос. Шаг – хватаю за шкирку – встряхиваю, бью по щекам – призываю очнуться, разворачиваю в сторону творящегося безобразия. Она морщится и открывает глаза. – Мама! – шепчет она, и взгляд становится осмысленным: в нем ужас. – Ага, – говорю. – Именно так. Кто твоя мама, помнишь? Девушка морщит лобик: – Да. – А кто ты и где твое тело, помнишь? Ну-ка, давай, прочувствуй, где ты лежишь и как себя чувствуешь! – Но я же здесь... Повезло мне – наткнулась на дуру. Ну, и что теперь делать? Фиксирую ее голову в ладонях, и смотрю-погружаюсь в глаза. Где ты там, настоящая? Как ты ощущаешься, какова твоя суть? Н-да... А суть-то у нее дюжинная и банальная, таких девочек из девяти десять, и ни за что не зацепишься. Ладно, поступим иначе. Нашла вход энергетической пуповины, связывающей тонкое и плотное тело. Хорошо, значит, еще жива. Хватаю не сопротивляющуюся девицу в охапку, скольжу по этой тоненькой ниточке и, наконец, ощущаю... что влипла во что-то не то. Оказывается, так противно ощущается пуховик, на котором уже зашевелилось тело "проснувшейся". Ффух! Можно продолжать "высокую миссию". Честно – не думала тогда, накой оно мне надо. Вроде инстинкта: если горит – помогай заливать, если "наших бьют" – лезь в драку, если кто-то тонет – прыгай в воду и подплывай к нему сзади. Это даже не сознательное воспитание в каком-то там духе, это как радиация – в воздухе, земле, и воде: даже если просто находишься на зараженной территории – огребешь определенную дозу. Поэтому то, что толкало меня на авантюру, было чем угодно, только не рассудком. По уму-то этого делать совершенно не стоило. Третим вытащенным в реальность был крупный парень с подчеркнуто трагическим выражением лица, кажется, его тело лежало в какой-то частной психушке или даже комнате замка с затейливо зарешеченными окнами и обитыми войлоком стенами. Потом вернулась в себя и опять вдохнула эфирный воздух страданий. Так, сила есть – вернемся к нашим баранам. Очередной овцой оказалась тетка средних лет с потухшим взглядом. С ней я задержалась. Тоже зря. Есть люди, которых спасать бесполезно: ты ее из петли вытащишь – она топиться побежит, ты ее откачаешь – а она отравится. Но мне ж больше всех надо – держу ее за волосы, верчу, показываю, какое дерьмо вокруг, и не понимаю, что ей уже все равно или даже "чем хуже – тем лучше". Так увлеклась, что не заметила, как рядом со мной появилось еще одно действующее лицо. Красивая женщина, была б я мужиком – точно бы влюбилась. Этакая у нее вампирская бледность, алые губы, черные волосы, а главное – черты лица, неуловимо неправильные, чуть-чуть утрированные и при этом плывущие, меняющиеся каждое мгновение, зыбкие, как сон. И особого сорта взгляд, по которому даже полная бездарь признает сильнейшего мага. Блин! Я попалась... И ведь зациклило меня на бесцветной тетке с потухшим взглядом – трясу ее, стараюсь пробудить, будто родную, когда по-хорошему надо все бросать и бежать. А красавица-вамп подходит и констатирует: – Надо же... Где бы орки ни были – везде скот крадут. Натуру не переделаешь. И бьет по темени – резко так, для глаза неуловимо, а для башки... словно петарда внутри взорвалась. В полной уверенности, что уже пораскинула мозгами в радиусе метров пяти, лечу то ли вниз, то ли вглубь, и воронка кружится и сужается. Выворачивается, становясь многомерным гиперболоидом вращения. Черной звездой на ослепительно белом фоне, на убийственном, мертвенно белом – всепоглощающая, дарующая забвение тьма. Тьма? Нет. Приходит понимание – это Смерть. Не только та смерть, которая отделяет душу от тела, даже не та, что стирает твои следы с лица реальности – нет, они тоже тут, но и еще много разных смертей, в том числе сердцевина, суть Смерти: полное развоплощение, исчезновение без следа, из прошлого, настоящего и будущего, когда мир забудет тебя, потому что тебя не было. Никогда. А у тебя не будет больше ни страха, ни боли, ничего с тобой не случится... и не случалось... это тянет, влечет, как открытая дверь в Ничто, как шаг в пустоту, как отверстая пропасть... и я останавливаюсь. – Кто ты? – Ты знаешь. Смерть, – приходит ответ. – Но... – Одна из ВЕЛИКИХ. Выход из безвыходности. Остановка вращения. – Конец пути... – Нет. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ пути. – Небытие. – НЕ-БЫТИЕ. – Противник Жизни? – Великие не враждуют. Извечный танец. Гармония. Нечего делить. – Значит, я исчезну? – Если захочешь. Тут причинность – желание. Ты же хочешь. – Нет. – Ты – моя. Желания, стремления, привязанности... Все – источник БОЛИ. А Ты отвращаешься. Значит – стремишься в НИЧТО. – Уже нет... Да, я знаю тебя. Но маловато тебя одной, понимаешь... Маловато мне будет! – ВИЙДА. – Ага. Беспредельность. А Ничто, даже самое великое – это не Все. Потому что есть еще Что. Так вот: я выбираю его. – Будет БОЛЬНО. – Пусть. Ах, какая я смелая! А кто от любой царапины с радостью проваливался в забытье? кто отказывался от чувств, называя их сором? кто боялся не то, что любить – даже дружить, одинаково ровно общаясь со всеми? кто там плевался на кастанедчиков, а сам культивировал свою непривязанность? А? "От первой кончины – до смерти последней, от плача в гостинной – до плача в передней". Что, чуешь ложь? – Не ложь. Уже – не Ложь, – говорит Смерть. – Ты выбрала, младшая. Иди, передай ей – это. – Кому? – Ей – чужой младшей – Фалль, – и я понимаю, кому передать, и что передать, хотя назвать словами, увы, не могу. – Не своим делом занимается. Нарушила гармонию моего ТАНЦА. Я взяла невесомое послание и уже почти повернула назад, понимая, что мгновением раньше миновала очередную развилку и выбрала путь, кстати говоря, не самый легкий. Ну и ладно. Но остановилась на полдороге. – А как же люди в загоне? – спрашиваю Смерть. – Песчинки? Просто умрут... – А можно как-то иначе? – Ты хочешь, чтобы они ИСЧЕЗЛИ? – Нет. – Тогда – умрут. В туман вернулась именно в тот момент, когда красавица медленно, волоча за рукой струи тумана, замахнулась (странно, а в первой попытке я замах даже не успела увидеть). И тут я швырнула в нее послание Смерти. Оно было невидимо и неощутимо для меня, но на остальных произвело действие ударной волны, откинув и протащив по камням "чужую младшую", а людей – сдув, как осенние листья, куда-то в совсем другое место. Я не стала ждать, когда красавица очнется, прониклась ощущениями тела – и оказалась в "Приюте Скорби" рядом с Теминой и ее пациентом. Хорошо, что я сидела как раз между ними и дверью, потому что именно оттуда вылетело нечто, замеченное мной лишь благодаря постэффекту общения с Великой. Холодок в затылке – поворот головы – и клякса, расползающаяся по воздушному щиту. Следующим подарком ожидаемо прилетел заряд из канхага, но он взорвался на щите камня, которым я заткнула дверь. Шарахнуло крепко, стена затрещала, и посему, не мудрствуя, я сформировала плетения энергетического щита на стенах палаты, затянув ими также все окна, и накачала энергией из внутреннего резерва до состояния "хрен порвешь". Получилось быстро, точнее, благодаря длящемуся эффекту, мне казалось что все вокруг двигались как сонные мухи, говорили басом, растягивая слова, и даже предметы падали как-то лениво, а я действовала с обычной скоростью. Во всяком случае, закончился он неожиданно: вот я заплетаю последнее окно и закрепляю энергетический узел, и вот уже, со свистом и грохотом, в него влетает пудовый булыжник, но, откинутый защитой, отлетает обратно. В последующие полчаса чем только в нас ни кидали, чем только ни ковыряли мое плетение, особенно часто всякой дрянью из разряда "псевдожизнь неразумная", от червей, прожирающих в щите дырки, до зубастых крыланов размером с гуся, бившихся в окна. Ну не идиоты? Я ж темнавка, а засела в больнице для бедных, где страданиями пропитан каждый дюйм поверхностей, каждый глоток воздуха... и этой силы у меня хватит не на один час, а вот псевдожизнь, жрущая конструкт из нее, дохнет почти сразу. Был только один риск – рухнуть от усталости, но тут меня, как ни странно, поддержали два пациента, до этого безучастные к нашему присутствию и манипуляциям с Иймо. Дряхлый дедок, в чем душа держится, подскакивал на койке, шлепал кулаком в ладонь и вскрикивал радостно, когда очередная дрянь распадалась и сползала по щиту: "Врешь! Не пройдешь! И не таких бивали!" Бабка, полчаса назад напугавшая меня совершенно пустым взглядом, теперь оживилась и шепотом спрашивала Темину, "чем помочь вэль магу?" Как же приятно, впору расчувствоваться, только не время. Когда в три канхага начали по окнам лупить, стало слишком жарко, камень потек, штукатурка-то уже давно со стен поотскакивала. И одновременно задрожала стена, будто осадным тараном в нее шибанули. Геомант работает, блин... Хреново. У него вблизи гор как бы силы ни больше, чем у меня в "Приюте Скорби". Следующие четверть часа показались мне целым годом. Землевик расшатывал стену – я ее укрепляла, он превращал монолитный камень в песок – я заменяла рассыпавшуюся часть материи энергетическим плетением, он раскачивал здание – я выпускала отростки во все стороны и цеплялась за что попало... Потом оказалось, что деревья метров на сто вокруг почернели и высохли. Это я, видать, за них цеплялась. И очень правильно, что не огрызнулась ни разу, сидела в глухой обороне. А то не избежать бы мне обвинения в нападении, разрушении, а может, и убийстве. Правда, один горе-стрелок не заметил, как попал под энергетический щуп, который шарил, во что бы вцепиться, и умер мгновенно, но в самой больнице никто не пострадал, кроме геоманта, который посопротивлялся перед тем, как на него надели "браслеты" и удостоился ментального удара в тыкву. Опытные, все-таки, менталисты в Конторе, мозги ему не выжгли, могу засвидетельствовать, на всех допросах присутствовала. В общем, когда осаду сняли, и я признала в человеке, подошедшем к основательно расширенному дверному проему, капитана силовиков, я была на последнем издыхании. Даже не удивилась, когда меня, нарушая дурную традицию последних месяцев, не заковали в антимагические колодки, а поздравили с удачным проведением операции... Э-ммм... Да. Благодарю. Вы подоспели своевременно. Следующие трое суток слились в одну ленту событий. Как ни стыдно признать, после "неудачной телепортации" искали меня недолго – полтора суток. Нашли по менталу – кто б сомневался... наблюдали, фактически, моими глазами, слышали все, что слышала и говорила я, подивились нетривиальным методам работы, но сам глава сказал: "не мешать!" и ломать мои экспромты не стали. Только пару раз всполошились, когда я пропадала из ментального слоя полностью, и один раз недоумевали, что это им всю картину засветило, уже когда я у Темины дома лежала. Сопоставив время засветки, я поняла, что это была встреча с Сан Санычем – орком. В Керемнице я, помогая Темине, нечаянно разворошила преступную организацию, по сравнению с которой нарковозка Глоди была милой мелочью. Не желая связываться с подгорным посольством, дварфов крепко пугнули и отпустили, посоветовав убраться "в дупу горы" не позже трех суток с этого момента, и пообещав, что следующее их появление на территории Империи закончится бессрочной каторгой для обоих. Тут и без их дури было что расследовать. Гильдия жизнюков оказалась только частью преступного альянса, и, естественно, никого со стороны в свои ряды принимать не собиралась. Причем, высокие цены на медпомощь были не главной статьей их дохода. Основные средства шли от закрытого клуба, деятельность которого они прикрывали. Чем занимались члены клуба – еще предстояло выяснить, но хватало и того, что странные смерти во сне и случаи псевдолетаргии происходили именно с членами этого клуба. Кстати, из всех, впавших в длительный сон, выжило и пробудилось лишь трое, и только один из них согласился давать официальные показания – Иймен. Его, умирающего, гильдюки подсунули Темине в полной уверенности, что уж тут быстрая и показательная смерть гарантирована на сто процентов, осечки не случится. Просчитались – он моими стараниями очухался, обделались со страху, что тот укажет на них (кстати, не факт, парень вживую знал только председателя клуба, об остальных догадывался, но не интересовался), решили втихую убить – но не получилось, я вовремя среагировала. Вот тогда гильдюки пошли ва-банк, решив спалить нахрен больничку и списать все на свихнувшуюся меня. На этом их повязали. Председатель клуба, кстати, сбежал, а всех оставшихся в живых "клабберов" пришлось отправить на лечение к целителям со второй специальностью маг-менталист в состоянии тяжелой депрессии. Причину сейчас выясняют. Ну, это, пожалуйста, без меня. У меня и самой с эмоционалкой проблемы. Пока шли аресты, допросы, снова аресты, о своем думать не приходилось, хотя я там была сбоку-припека, основную работу делали два спеца-менталиста и капитан со своими резкими ребятами. Зато потом, покачиваясь в крытой рессорной повозке, под мерный шум перебирающего лапами голема (импортная модель в имперской раскраске, что-то родное мне это напоминает), я провалилась в себя. Как это выглядело снаружи – не знаю, только капитан, периодически заглядывавший в окошко, к вечеру забрался на соседнее сиденье и принялся накачивать меня дщезом, и мы усидели на двоих полтора литра этого самогона без закуси. В результате капитан откинулся на подушки и захрапел, а мне – хоть бы хны, разве что тоска навалилась. Блин, теперь даже не напиться... А до Энсторы дней семь езды, при хорошем раскладе, то есть, если будем ехать часов по пять в день со средней скоростью 35 километров в час. Голем это с легкостью сделает, а хвары... ну, будем надеяться, не подведут. А на душе мне все хреновее и хреновее. "Дом стоит, свет горит... из окна видна даль..." Вслух петь по-русски нельзя, мало ли кто опознает попаданца и как это знание использует, даже мысленно не стоит – вон, парочка менталистов бдит, и вряд ли только обстановку на дороге, а местных песен таких нет, вот и мучайся молча. "Мы хотели песен, не было слов. Мы хотели спать, не было снов. Мы носили траур, оркестр играл туш..." Еду в Энстору.