Маг - рунист

Первый день в дороге прошел сумбурно, мне-то собираться – только подпоясаться, а вот арестантов, семнадцать штук, из которых пятеро – правление гильдии, трое магов-стихийников, а остальные – магически слабоодаренные участники штурма "Приюта Скорби", пришлось ввести в стаз, иначе силовики отказывались конвоировать этот хорошо подготовленный к драке сброд. Менталисты использовали для этого забавный амулет, напоминающий электрошокер, тыча арестованных в солнечное сплетение и в середку лба, отчего те бледнели и заваливались на спину. Потом на магов и главных гильдюков нацепили поглощающие колодки, а остальных просто заковали по рукам и ногам, и сложили всех в арестантскую карету. В нее запрягли голема, а за ней прицепили мою повозку, ибо лезть на хвара я наотрез отказалась. Повозка была специфическая, как мне подсказала унаследованная память, нечто вроде реанимобиля, с кучей держателей и регулируемыми сиденьями, но и для обычного путешествия очень удобная. Прежнюю меня смутило бы ее назначение, не привыкла притворяться больной, но теперешней мне это было глубоко пофиг. Слишком много всего произошло, и на постоялом дворе, где мы остановились ненадолго в середине дня, я без зазрения совести вылезла размять ноги. Под удивленными взглядами местных жителей зашла в общий зал, выпила чашку тей-фре с дежурным пончиком (заплатил за меня капитан Астел, в моих карманах давно ни медяка не водилось), и забралась назад. Кортеж, распугивая встречных и попутных, двинулся дальше, а я прилипла к окну. Мне было не по себе, словно в душе что-то проснулось и ворочается, создавая жуткое неудобство. Полузабытые и вообще незнакомые чувства, цепляясь друг за друга, поползли наверх, в сознание, и, несмотря на все мое сопротивление, захватили его. Это было совсем не так, как тогда, с Зарей, там они были очищенные, беспричинные, "чувства вообще", и потому было так просто и проникаться ими, и манипулировать, и отстраняться, а тут... когда видишь пыльный куст чертополоха – и рад ему, как родному, смотришь на рассохшиеся кривые ворота – и от счастья плакать хочется, глядишь на раскинувшуюся под косыми вечерними лучами дорогу – и такое в груди поднимается, чему и названия не найдешь, а если все же попробовать, то самым близким будет слово "родство", словно все долгие годы я бродила где-то в чужой стороне, и вот – вернулась. "Я ехал в вагоне по самой прекрасной, по самой любимой земле". Неужели под ментальное воздействие попала? Попыталась просканировать наличие управляющих структур, но либо оно было наложено мастером, до которого мне дальше, чем до звезд, либо это сама земля... нет, Ирайя... легонько коснулась меня вниманием, и мне снесло крышу, почище чем в заповедном лесу. Там были его ощущения, а тут – мои. Сопротивляться бесполезно, они на самом деле мои, просто кто-то любящий и жестокий разбудил их – и вот, смотрит, как я извиваюсь, будто раздавленный червь, пытаясь восстановить прежнюю, отстраненную и рассудительную себя, и качает головой: "Учись быть живой, девочка, обратного пути нет, разве что и взаправду умрешь". И это не просто понимание, это сказано в моей голове очень знакомым голосом. Нет, не Смерти, орка. Мышкуна, Сан Саныча, и как его там еще – не удивлюсь, если еще пара-тройка имен найдется. Ох, не простой орчик, не простой, даже учитывая, что тоже, как я, попаданец. И почему-то меня это совсем не настораживает, интуиция не предостерегает, а по головке гладит и нежно в глазки глядит. Совсем дура... влюбилась? Да ну, даже не смешно. Просто человек хороший встретился, вот и хочется еще с ним увидеться, поговорить. Не скрывая мыслей, не играя словами. Вот тут ко мне капитан и подсел, с бутылкой. Думал, я от всех этих приключений в шоке, никак не отойду. Напоить хотел, но не вышло. Еще две бутылки раздавили почти в полном молчании, словно на поминках, и я оценила "подарочек" Артаса. Теперь мне никак от мыслей не сбежать, опьянения не получается, только сушняк и гадкий привкус во рту. Еле дотерпела до постоялого двора, и даже не ужинала, только пила воду, как лошадь, всю ночь ловила глюки вместо нормального сна, а поутру проснулась отекшая, вялая и в черной тоске. До вечера меня мотыляло по всем возможным чувствам и ощущениям, в памяти всплывало то одно, то другое, и каждое воспоминание вызывало такую эмоциональную бурю, что проще сдаться и перестрадать, чем подавить. И, словно одного этого мало, когда, наконец, встали на ночевку, я поняла, что мое тело преподнесло мне еще один специфический подарочек – у меня началось то, что скромные девушки называют всякими эвфемизмами вроде "женских дней". Оно, конечно, раньше должно было произойти, если только в этом мире физиология гуманоидных существ не сильно отличается от земной, но все равно неудобно, в дороге и с кучей мужиков рядом. Выпотрошила аптечку, если кто из них и догадался, то никак себя не выдал. В общем – мрак. Шел третий день пути, мысли встали на место, чувства угомонились, проклятущая тоска обиделась, что я с ней не хочу бороться, и уползла в глубины подсознания, а тушка выспалась на декаду вперед. Самое время слазить в туман. Странно, но после происшествия со ржавым копьем ни один из так называемых божеств меня в туман не вытаскивал и со мной не встречался. А сообщить о фокусах "чужой младшей", как назвала ее Смерть, было необходимо. Хорошо бы, конечно, мужику в ватнике, он, вроде, там самый главный из проявленных, но не факт, что найду его, а не другого знакомого, с кривой рожей. Да и к двум А-антиподам никакого доверия нет, ни к бородатику, ни к хлыщу. Кому я могла бы довериться – это орку Сан Санычу. В любом интерьере и пейзаже он выглядит более настоящим, чем то, что его окружает, все остальное рядом с ним – даже если это будет вековечный лес или горы – кажется жидковатым и плосковатым, как на телеэкране. Он может ошибаться – а кто, скажите, не может – но не предаст. Так что, это с ним надо связаться. Прикрыла глаза, расслабилась, убрала ощущения тела и зависла в багровой мгле взгляда сквозь веки. Медленно, постепенно алый цвет исчез, оставив мутное бесцветье внутреннего экрана. Я вспомнила его лицо. Не особо скуластое – у нас орки больше похожи на монголов, чем он, с длинными волчьими глазами, светлыми, внимательными, в обрамлении "птичьих следов", щеки запавшие и изрядно пожеванные жизнью, нижняя губа за счет клыков с характерной "расшляпанностью", серые волосы... все проявилось само, как на фотобумаге, почти без моего участия. Вдалеке. Да, а не бедно там у него... Ковры, подушки, резьба по ганчу, обрешетка на окнах. Правда, не хотела бы я в такой комнате зимовать – уж больно каменная, излишне просторная и в окнах ни слюды, ни стекла не блестит. Да и приобретенная мною память морщится от одного вида каменных стен – вспоминает неизбывный холод казармы. Свечка мерцает, танцуют тени по углам. Саныч сидит при параде, в шелковом халате с люрексом, чалме и вообще – не подступись, серьезный, напротив него – старушенция с совсем уж темным лицом, как наши лесные, сухая и морщинистая, словно кора, и так же роскошно, как Саныч, одетая. На голове у бабки тоже накручено, но не белым, а цветастым платком. Что-то отвыкла я от разноцветных нарядов, у нас тут одежки попроще, основные цвета – белый, черный, бурый и зеленый, только вышивка красным и синим, а яркость подсознательно ассоциируется с дикарством. Нет, это точно наследство от прежней Хюльды, деваха была ехидная и не упускала случая поиздеваться над деревенщиной, даром что сама из жуткой дырищи. А, может, именно из-за этого. Сейчас подойти аккуратненько, дотронуться до плеча, шепнуть в ухо... А вот хрен мне по всей морде. Не успела сделать и шагу, как впаялась носом во что-то прозрачное, как стекло, и упругое, как хорошо накачанная шина. Отлетела подальше и с размаху саданула в преграду плечом – меня отбросило в начальную точку. Ладно, я в сновидениях стекло (признак границы локации) расплавляла ладонями и прорывала, давай-ка попробую тут. Прислоняю руки, гоню в них энергию, выпускаю тонкие струйки огня – преграда все поглощает, даже не нагреваясь. Ну не хаг же на нее сажать, а? Он ведь и Санычу повредить может. – Мышкун! – ору мысленно, но с громкостью корабельного ревуна. – Сан Саныч! Информация – важная – есть! Обернись, так тебя, этак! Э-эй! Открывай, сова, медведь пришел! Мыш, оглох, что ли! И тут понимаю, что не только меня не слышат – но не слышу их я, а это для астральной проекции небывалое дело. Я на Земле в первый выход из тела шаталась по комнате почти вслепую, влипая то в стену, то в шкафчик, но отчетливо различала, какими словами за стеной соседи ругаются. Чтоб тебя! С размаху бью кулаками в "стекло" и упираюсь лбом. Приятный такой холодок от него идет, аж вспомнилось, как в детстве мы с сестренкой в окно страшные рожи корчили. Зима, долгий вечер, заняться нечем... только прохожих пугать. Упершись ладонями в невидимую преграду, расплющиваю об нее нос, прилепляюсь губами и раздуваю щеки – изображаю лягушку. Только «ква» мое никто не услышит... Вот тут-то Саныч и обернулся. Блиин... интересно, у астральной проекции щеки краснеют? Если да, то я сравнялась по цвету со свеклой. А он – как ни в чем ни бывало, ну, взглянул, обратил внимание... потряс головой, кивнул и подвинулся так, что заслонил от меня старуху, зато сам стал в полоборота. Я отшатнулась от "стекла", и, вовсю пылая щеками, продолжила мысленно-звуковую атаку. – Мышкун! Сан Саныч! Привет! Информация – важная – есть. Женщина – красивая – вытаскивает – простецов – в Туман. Аборигенов! Они – истаивают – гибнут. Зачем – не знаю. Как – нам – поговорить? Повторяю это, как заведенная, ну, не может такого быть, чтоб не среагировал на меня. Видел же, заметил! Значит, надо подождать, но так, чтобы он не забыл, что его ожидают. Наконец, старуха уходит. Как только за ней закрывается дверь, преграда внезапно исчезает, а Мышкун встает и делает шаг ко мне. Я от неожиданности шарахаюсь, но быстро возвращаюсь назад. – Хюль? Какая женщина? Кого? Ура! Услышал. Повторяю, уже без воплей, но максимально кратко и четко: – Красивая женщина. Не человек. Самая главная Смерть назвала ее чужой младшей. Заманивает простецов в загон. Технологию не знаю, возможно – наркотики. Каменный загон с дурным запахом. Они там сидят – души – ничего не видят, не понимают – а тела в коме, потом гибнут. Смерть очистила загон, – опускаю глаза, фактически, я ускорила их гибель. – Моими руками... Очень надо поговорить с тобой. Тебе – доверяю. Больше – никому. Мышкун, офигевший, хлопает глазами, открывает рот, закрывает, снова открывает и медленно говорит: – Подожди, не части! Давай по порядку. Где? В каком мире загон? Какое ощущение от женщины? Повторяю медленно, с отчетливой артикуляцией, как глухому. Орк со злостью бьет кулаком по коленке: – Ну не телепат я! Это ты чужие мысли слышишь... А я... Да красивых баб нелюдской породы в любом мире вагонами! Хоть местных эльфиек взять... тоже животноводы еще те! Что-то серое выпархивает из темноты, словно напуганное его жестами, сначала думаю – ночные бабочки, а потом вижу – сычи. Воробьиные сычики, маленькие, серьезные, встрепанные. И не в физических телах, а вроде моего дубля, где-то между астральной и эфирной плотностью. Глаза – желтые, огромные, на полголовы. И пищат: – А я? А мы? Пусть говорит много! – Сычушки? – ага, Саныч их не гонит, значит, его пернатая команда. – Идите ко мне. Слушайте. Передайте ему, – тычу пальцем в орка. – Что женщина, красивая, высокая, белокожая, черноволосая... очень сильный маг – сильней меня на два порядка, не меньше... заманивает людей в туман. В специальный загон. В нем туман был сырым и вонял. Они находились там в духовной форме, и даже в ней – одурманены. Уйти не могли. Истаивали. Я спасла только троих, остальные... умерли. У нас на Ирайе идет расследование, но не думаю, что ее поймают. Ее надо остановить. Пуховки подлетели поближе. Одна уселась на плечо и попыталась потеребить клювом ухо – попробовать на вкус. Пришлось аккуратно отстранить, и она недовольно ущипнула палец. Другая сыча с профессорским видом зависла в метре от лица и уперлась в меня гипнотическим взглядом. Учитывая размеры сычика, это выглядело забавно. Потом, пискнув, метнулась к орку и уселась тому на голову. – Смерть назвала ее Фалль? – вдруг спросил Мышкун. – Если так, то – старая знакомая. Сказочница, что б ее... – три огра? ... да, порнуха вышла бы знатная. – Если так, то это – одна из помощниц Артаса. Зачем ей души – не знаю. Но попытаться узнать можно. – Фалль... да. И еще – чужая младшая. Она ходит между мирами, могла сманивать не только с Ирайи. И еще – у нас что-то не то с духами. Все, кроме орочьих – пропали. Поговорю с родней – узнаю точнее. Есть вопросы? Надеюсь, что они есть, потому что уходить не хочется, а хочется присесть рядом, просто поговорить, без всякого дела, так, словно встретились двое знакомых, в пути, и сегодня вместе – а завтра как выйдет, может и никогда больше не увидимся, и только будет иногда всплывать перед мысленным взором лицо, как мгновенное фото, пока не изотрется о время. Так ведь и этого не выйдет, бери, что дают. – Да. Ты говорила прошлый раз об... интернете на весь веер миров, – ну, раз об этом вспомнил, то и впрямь разговор надолго. – Так вот, Богдан заинтересовался. Но он – очень слабый маг. Точнее, не маг вовсе. Кое-что может, но мало. В их мире магия... как сказать... скорее – технология. Но энергии там много, особенно у Богдана. Есть мощный источник. Можешь придумать, как с ним связываться? Я-то тебя в любом мире теперь найду. – Кое-что предложить могу. Мне подсказали... – а у самой, стыдно сказать, насчет зеркал память отшибло, словно и не было всех этих экспериментов еще на Земле, и в "двойном коридоре", и с обсидиановыми плашками. – Но надо проверить артефакт до того, как его запустят. А то еще будет "упс" с летальным исходом. И принеси с собой зеркало и нож, которым можно на нем царапать. Победитовый, – смеюсь. На Ирайе "синяя" и "черная" сталь как бы не в разы тверже победита, но не факт, что у Саныча о них знают. – У нас зеркала под запретом и их почему-то боятся. Как встретиться – придумай сам. Я могу приходить только астральным дублем. – Любое зеркало? – Любое, но отражать должно очень хорошо, а не как сковородка. Без сколов и царапин – это требования безопасности. Саныч почесал в затылке и говорит: – Ныряй за пазуху – К кому?! – Ко мне! Не, ну, я, конечно, к нему бы... что себе врать, предложил бы в койку – пошла бы, но этого точно не будет, не в его характере, а за пазуху? Я ж, пардонте меня, слюной изойду, как спаниель на котлету. Уточняю: – То есть, к тебе под одежу лезть?! Улыбается: – Ага! Ты же по меркам этого мира – дух. Дух-то дух, но не деревянная же буратина! У меня что, опять уши зарделись? Вот незадача – и сыграла бы коварную обольстительницу, когда бы не было стыдно от одной мысли об этом, и сдержалась бы, задавила все чувства в зародыше – но не хочу. Качаю головой, опускаю глаза, подхожу к нему вплотную... и не знаю, что делать дальше. А Саныч, словно не видит, как меня крючит, распахивает халат чуть не до пупа... ага, это не "косточки – обнять и плакать", это, скорее, "мослы – вцепиться и рычать". К счастью, на шее у него обнаруживается кристалл, который ощутимо притягивает взгляд. Сюда он, что ли, меня зовет? Хммм... стремно... Один из совят с разгону подлетает к амулету и исчезает. Осторожно протягиваю руку и трогаю кристалл. Интересная структура, свернутое пространство, правда, не столько физическое, сколько астральное. Сразу вспомнилось "дополнительное измерение" Зари. Но не фрактал, конечно, попроще. Три уровня детализации навертели – и ладно. Что ж, попробую. Если застряну – есть у меня транклюкатор, что угодно разломает, правда, не факт, что на этом остановится. Второй сыча подлетает и чирикает в ухо: – Не торомози, места полно. А, была ни была, делаю "зууум" и просачиваюсь в кристалл. Ну, да, как и предполагала – прозрачные зеркала, дробящийся свет, ощущение, что ты – внутри многокамерного калейдоскопа. Слишком ярко и однообразно. Противную бесконечность отражений нарушают совиные гнезда, выложенные пухом так, что сычики в них сидят по уши в "утеплителе". И глазами лупают. Приятная компания, главное – нужная, а то уже паника подкатывает и автоматия саккад бесится. Усаживаюсь в одну из кристаллических ниш, ту, что побольше, зажмуриваюсь и протягиваю руки сычам – надо как-то скоротать время, а то от кристаллического "порядка" уже зубы сводит и в глазах рябит. Они слетаются моментально, садятся на плечи, голову и начинают там возиться и спрашивать... – А что будет, если сочетать беркану и йеро? – А разве премиальные обязательно включать в фонд зарплаты, они же могут быть как на текущие расходы, как покупка... – А можно ли заменить минеральное маслов в шарнирах на растительное? – Опять работа? – да, сычушки деловые, боевые и нахальные. – Эй, мелкие, кончай допрос! Давайте лучше что-нибудь споем, а? А то я так давно не пела... Раммштайн в переводе слушали? Нет? Четыре пары глаз хлопают... – Нет! – Тогда "Райзе", – и запела. Как говорится, "хошь ты пой, хошь ты не пой, а в тебе голос никакой". И слух, кстати, тоже. Но в астральном мире мы все себе льстим, в результате получалось очень прилично, даже задушевный баритон Тилля удалось сымитировать. На волнах резвятся рыбы, На волнах пылают битвы, В глубину уходят сети И земли нагие дети... Совки перемигиваются в такт, наклоняют головы в разные стороны, щелкают загнутыми клювами, а один осторожно, бочком-бочком подбирается по плечу к уху и сначала повторяет, потом подхватывает: – Без тоски оставь свой дом... – Как родились – так умрем, – подпевают хором. Домучиваем кавер в стиле кто-в-лес-кто-по-дрова, принимаемся за следующую – "Берег" Бутусова, но допеть его не успеваем. Раздается грохот, один из совят исчезает. Еж твою медь... что за шум, а драки нет... нет ли? Может, Санычу там по репе вломили? – Шаман зовет! – отвечает на мысленный вопрос сычик-меломан. – А ты проводишь? – спрашиваю, а то ломанусь еще как-нибудь неправильно, а оно рванет. Появляется тот, который исчезал и показывает на одну из квази-стен: – Пошли, по периметру все чисто! Открывается проход наподобие оплавленной дырки в шарике, ныряю туда – и обнаруживаю себя на письменном столе в совершенно другой комнате, более светлой и менее экзотической. Сижу, как в нише сидела, только коленки к подбородку подтянуты. И комната эта больше приспособлена для нормальной жизни – есть тахта, стол, стулья. Тахта? Ого! Это когда ж я в последний раз мягкую мебель видала? Кажись, еще на Земле, дома. Саныч стоит и с вопросом в глазах показывает настенное зеркало, в руках его держит, а оно тяжелое: и стекло толстенное, и рама в завитушках, напоминающих одновременно скифский звериный стиль и ар-нуво. – Такое сойдет? Спрыгиваю, подхожу, осматриваю со всех сторон. – Ну, что, вроде, сколов и трещин нет, сколы, знаешь ли, вещь опасная... в смысле спонтанных порталов, затянуть может. Или какая-то дрянь из зазеркалья вылезет – тоже мало хорошего. – Эльфийская работа! – хвалится орк. Досконально проверив, киваю: – Пойдет. – А теперь что делать? – спрашивает Саныч. Что спрашиваешь – работать будешь, чертежником. – Положи на стол, принеси линейку какую-нибудь и стеклорез или что-то вроде, придется царапать стекло Орк суетится: – Сейчас, Побудь здесь, только никуда не исчезай. – Постараюсь. Когда находишься в сновидческом теле, сложно не соскользнуть в настоящий сон, в результате приходится постоянно "вычищать" сознание и цепляться за внешние источники информации. Поэтому осматриваю комнату. Стены каменные или кирпичные, штукатуренные и побеленные. Не люблю жилые дома из камня, вот крепость – это да, общественное заведение какое, а дом должен дышать и не давить на башку стотонной тяжестью. Не зря же у нас противопожарные заклятия так популярны. Потолок сводчатый – это здорово, конструкция прочная, с дополнительными ребрами жесткости, уважаю. Не готика, более человеческий стиль. Если бы это было на Земле, поставила бы на итальянское возрождение, чинквеченто. Под потолком несколько отверстий, оттуда выглядывают какие-то мелкие духи. Немного не хватает декоративного бордюра, хотя бы нарисованного гризайлью, эти ящерки и глазастики на его фоне органично бы смотрелись. Окно – стрельчатое, витражное, на улице ночь. Из мебели – диван без спинки, стол, пара стульев. На полу и на тахте ковры. И накой же столько пылесборников, нет, чтобы стены и пол утеплить, нобели хреновы. Прямо чувствуешь себя Джульетой... только вот мне, в отличие от юной девушки, годков за сорок, а моей нынешней тушке – поменьше, но не намного, даром что выгляжу, как девчонка. И лишние мысли надо давить и выбрасывать, а не вестись на подозрительную романтику. Тут еще бы парочку стеллажей с книжками – и жить можно... и для полного счастья – комп с интернетом (смеюсь, конечно, но в конце-то концов кто мешает мне повторить достижение Клейнрока и Бернерса?) – А Мышкун обещал меня в Гугль пустить! – радостно сообщает один из сычей. И встопорщивается от важности. – Ах ты сычушко! – качаю головой. Только астральной мелочи в сети не хватало – не выцарапаешь же потом. А если подхватят вирь? Притащат червя или трояна... Будет Санычу радость – домашних духов лечить. – Вот нарвешься на толстого тролля, ощиплет он тебя, одни перушки по ветру полетят. – Ой! – пищит мелкий. – Они же с дубинами! – Они не только с дубинами, они еще и хамло. Так что в сети постарайся на рожон не лезть, и сперва приглядывайся, фильтруй информацию. Там труднее правду от лжи отличить, во всяком случае, новичку, – ладно, о вирях надо хозяина предупреждать, а не этих информационных маньяков. – А вообще, можно тебя поднапрячь? Сыча встрепенулся, распушился и встопорщился еще сильнее: – Троллей гонять? Да? – Нет, привет передать, – ага, как бы его самого не погнали, с его-то наивностью. – Кому? – Сестренке. Ее почтовый адрес akrasno...@mail.ru, просто отправь сообщение: "Я жива, но не здесь. У меня все в порядке. Твоя старшая". Ок? Совенок добросовестно повторяет адрес, потом повторяют все четверо. И синхронно поворачивают ко мне головенки: – Хорошо! Только у нас пока своего адреса нет! Но Мышкун сказал, что посадит нас в свой ящик! – Весело! Держитесь, ребята, за него. Он умный, даром что дурачком прикидывается. А еще – он надежный, и это самое главное. – Правда? – как-то не сразу поняла, кто это спросил, поэтому, ничуть не стесняясь, ответила: – Я вижу. У меня работа рискованная была, на грани законности – приходилось сразу понимать, кому доверять можно, а кому нет. Правда, перестраховываюсь иногда, но это уже вопрос второй. А это говорит орк от двери... Надеюсь, мой астральный дубль не краснеет, а то я тут светофором могу работать: то зеленого цвета, то красного... Саныч как-то странно шмыгает носом и подает линейку – почти земную, с делениями примерно в дюйм, разбитыми еще на 10 мелких, и алмазик, зажатый в щепку. – Вот, подходит? – это он что, думает, я за него художественно-магуйской резьбой заниматься буду? – Подходит, – отвечаю. – А теперь идем к зеркалу, я тебе показывать пальцем буду, а ты – чертить. Черти по линейке, не надейся на свой глазомер, поверхность уж больно большая. – Лучше нарисуй, а я перечерчу, – и достает из сумки тетрадь и шариковую ручку. Не удастся тебе пофилонить, милок, по объективным причинам. – Я тут ничего не нарисую, – говорю ему. – Плотность не та. Сую руку в стол – она проходит сквозь столешницу. Орк задумывается. – Да что думать, все сделаем, – беру его под руку и собираюсь убеждать в наличии чертежного таланта, но он перехватывает другую, и, что интересно, сквозь него мои пальцы не проходят, ощущают его... как нормальное тело его ощущают. И даже ярче, чем если бы я была в телесной форме. Тепло, фактура кожи, сдавливание – не вовремя у меня чувствительность обострилась, как бы крышу не снесло от избытка ощущений. – Дай-ка палец...- орк что-то бормочет, и по кисти руки разливается мягкое желтоватое свечение. Достает из сумки порошок, равномерно посыпает им зеркало. – Проведи над стеклом. Понимаешь, у меня по рисованию всегда двойка была, – оправдывается передо мной. Черчу на пробу отрезок, который потом станет боковушкой м`энс, порошок стягивается к пальцу, оставляя на стекле четкую линию. – Хорошо, – вот хитрая морда, добился-таки своего. Но все равно расслабляться нефиг, ибо тут, как ни в одном черчении или чистописании, важна последовательность действий. – Тогда смотри, и запоминай – на всякий случай. М`энс – мысль – сверху, эве – движение – снизу, весть – ансуз – слева направо, лагуз – гибкость – справа налево. Все, заготовка для вязи готова, но он же и механизма работы наверняка не представляет. – Теперь – как этим пользоваться. Слушай, запоминай. Орк встрепенулся: – Порошок – толченый магнитный минерал... – Ясно. Я не об этом, а о работе с артефактом. Саныч хмурится и кивает. – Первое – подойти ближе, чем реальный размер зеркала, не включая раму. Второе – сконцентрировать энергию эфира в центре вязи. Тут же сформируется канал. Ясно представить себе образ того, с кем хочешь связаться. "Отпустить" этот образ в зеркало. Канал найдет адресата. Это поймешь по тому, что твое отражение в зеркале либо пропадет, либо, если связь хорошая, то заменится отражением адресата. Тогда говоришь или показываешь ему сообщение. Он это увидит и услышит эйдетически. Саныч решил, что это все, встрепенулся, но я его осадила и продолжила инструктаж. – Если он – маг, то сможет отправить ответ и без второго зеркала, прямо в канал, в противном случае, максимум – можно прочесть по губам отражения то, что ответит. – Здорово! – вроде, доволен. Добросовестно чертит по линейке алмазом в том порядке, в каком я ему говорила, так что продолжу лекцию: – Можно делать "зеркала-любовники", отрезанные от одного куска и активированные кровью переговаривающихся. Они надежнее, но допускают только эти два адреса. Орк хлопает глазами: – Их вообще не магам можно использовать? – "Любовники" именно для простецов и придуманы. Но для них тоже нужно подводить энергию. Обычно маг-артефактор привязывает энергокристалл к центру зеркала. Саныч задумывается и вдруг хихикает: – А во лбу звезда горит! – Чудушко! – вот не люблю, когда напрямую технические термины понимают, хотя сама так люблю подколоть. – Кристалл можно спрятать под рамой, а к центру вязи от него пустить энергетический канал, его и называют привязкой. Орк хмурится: – Жалко... но... в общем, не надо на изнанку! – Какую изнанку? – смотрю исподлобья в ответ. В зазеркалье из хорошего одиночного зеркала хода нет. – Изнанку зеркала... Ладно, это так, идея родилась, – ржет: – Нет, мне пока "любовники" не нужны. Давай попробуем... И орк сосредотачивается на зеркале. Вскоре появляется физиономия бородатого мужика в белой простой рубахе... Мужик трет глаза, трясет головой и явственно произносит: – Надо меньше пить... – Игорь, клянусь, я – не белочка, я – орк, – говорит Саныч. Мужик смачно ругается, потом выдает: – Опять тебя куда-то подрывает? Однако! Киваю Санычу: – Это... рыцарь, о котором ты говорил? Орк подносит палец к губам: – Тихо, ваше величество, тут это... дамы. Только бестелесные... Не знаю, сможешь ли видеть, но услышишь – точно. Ее зовут Хюльда. А это, – орк показывает на зеркало. – Игорь Ракитин, капитан российской армии и король... чего ты там король, Игорь? – Очень приятно... – я в изрядном обалдении от того, как работает немудрящая штуковина, исходя из унаследованной памяти, ее возможности должны быть явно слабее. Мужик с ошеломленным видом кивает: –Взаимно – Насколько я поняла, – уточняю. – Зеркало находится в исключительно энергетичном месте. Даже при таком размере разговорник "говорит и показывает" не только магов. В этот момент орк вспоминает и выдает: – Король Зелен Лога! – Да уж, компания собралась... А орк продолжает: – Хю, Игорь... как бы сказать... он маг, только хитрый. – Это что, специализация такая – "хитрый"? – хватит мне мозги пудрить, я и сама себя гарантированно запутаю. – Ну, как "погодник", "жизнюк" или "боевик"? Игорь качает головой: – Нет, я не маг по-настоящему, просто тут, в Зелен Логе, много связано с силами этого мира, они дают кое-какие возможности. – Вроде альвийских дев... – ну, если кто не знает, это потомственные жрицы леса. Служение у них лет по пятьсот, или пока замуж не соберется, а должность передают зигзагом, от тетки – племяшке. В самом начале попаданства на такую наткнулась, счастье, что она не расценила меня как угрозу, не то забелелись бы мои косточки. В своем лесу у них сила почти божественная. – Ну... вроде того, – говорит орк. А мне пора в тело, чувствую "неудобство", которое обычно появляется перед пробуждением из осознанного сна или возвращением из астрала. Поэтому сейчас загружу собеседников информацией к размышлению, неизвестно, встретимся еще, или нет, а так она не пропадет, может, даже, кому пригодится. Продолжаю: – У нас почти каждая морда на Ирайе понемногу магичит, энергии хватает. Только, вот сдается мне, ее много оттого, что границы у мира излишне проницаемы. И лезет из-за этих границ... хрен знает что лезет. Там все в комплексе надо проверять и сводить факты. Вот это – пока мое основное занятие. А вообще у меня тут специальность боевая, а в мирное время – артефакторство. То есть, как на Земле была в оборонке, так и здесь оказалась... в том же. Игорь кивает, но на физиономии крупными буквами светится: "не верю". Ну и хрен с тобой, золотая рыбка, если тебе артефактор потребуется – по-другому говорить будешь, на равных, а не как мент с малолетним карманником. И Саныч еще себе под нос что-то бормочет, язва клыкастая... – В общем, – говорю. – Ребята, вы большие, а я маленькая. Поговорить бы в более комфортной обстановке. А то мне сейчас в хренову даль возвращаться... как бы сопровождающие не переполошились. Саныч вскидывается: – Понял! Лети, я тут кое-что придумал... в общем, не удивляйся, если что... – Ладно, ребята! – машу рукой. – Пока! – подмигиваю Сан Санычу. – Орк умный, он в молодости Сунь Укуном подрабатывал, на полставки! – и лечу назад, затылком вперед, со свистом втягиваясь в физтело. А, понятно, доехали до придорожного трактира, а он уже заперт. Сапогами в дверь стучат, хозяина выкликают. Как неохота из коляски-то вылезать. Может, я тут посплю, а вы ее вместе со мной в сарай поставите? Пока, сонная, тащусь по темной зале и не менее темной и скрипучей лестнице наверх, слегка взбадриваюсь и понимаю, что догадка-то у меня верная, и на что-то жирно намекает: Сунь Укун и вправду подходит под описание орка, и по характеру, и по беспокойной натуре, и по отсутствию какого-либо уважения к авторитетам. Вылитый Сан Саныч! И явился царь обезьян не из лесу, как положено четвероруким, появился он на Земле довольно странным образом – "из горы", заметьте – не "с горы", а из нее. Обезьяны в пещерах не живут, разве что иногда укрываются от непогоды – там им есть нечего. То есть, факты по совокупности указывают на попаданца. Орк-попаданец на Земле... А птицечеловек Гарруда, и все его соотечественники из разных мифологий – от сладкоголосых сирен до нашей родной птички Алконоста?.. И кто такая, интересно, Медуза Горгона, которая своей внешностью страшно напоминает местных ллири, а способностями и наличием "жутких сестер" – небезызвестную расу гипнургов? Кто еще откуда и куда попаданцы? И, наконец, откуда у моего нынешнего мира такое интересное название – почти "Ирий", славянский рай... Да если собрать хотя бы все свидетельства из мифологий разных стран в каждом из наших миров, то у нас получится не «веер» и не "ожерелье ", а сплошной проходной двор с дырявым забором. Или коммунальная квартира. "Это коммунальная, коммунальная квартира. Это коммунальная, коммунальная страна."