Рождённая под знаком Хагалаз

      Рагнар громко чихнул. Шмыгнув носом, он высморкался в тряпку, вызвав тем самым молчаливое недовольство слуги, который зачем-то положил ему на колени эту тряпку. Пожилой сутуловатый мужчина насупился индюком, когда неожиданный гость начал ковыряться в зубах грязными пальцами с короткими погрызанными ногтями. У слуги уже чесался язык, но вид топоров, с которыми дикарь не расставался ни на секунду, внушал страх, что перебивал всякое желание говорить с этим… мрачным человеком.       Столько ароматных запахов, вскруживших голову, и столько еды, что разбегались глаза. Рагнар облизнул пересохшие губы и потянулся к самой близкой к нему тарелке. Запечённое мясо, от которого исходил приятный глазу дымок, заставляло голодный желудок стягиваться болезненным узлом и требовательно урчать. Давно ему не удавалось вдоволь наесться и согреться. Здешние ветра не были такими суровыми, как на Севере, но, соединившись с проливным дождём, доставляли немало проблем. А промокнуть, заболеть и умереть бесславной смертью не входило в планы.       — Не могу поверить в то, что ты путешествовал всё это время! — Олдрис со стуком поставил наполненную красным вином кружку. Несколько капель выплеснулись на стол и на пол, где их сразу же слизала Миро, — Ты настоящий благословенный безумец!       — И то правда, — Олдрик тяжко выдохнул и взглянул на Рагнара, который до сих пор вызывал у него чувство тревоги. Человек жадно глодал кость, подобно озверевшему псу, и Олдрику казалось, что совсем скоро прозвучит треск этой самой кости, — Твоя история достойна быть увековеченной.       Штосс усмехнулся, не совсем понимая, шутит ли Олдрик или говорит серьёзно. Сам он не считал свои действия заслуживающими чести.       — Нам рассказывали истории в детстве о страшных рогатых чудовищах, которые убивали всех на своём пути, — Олдрик вновь украдкой взглянул на Рагнара. Теперь чужеземец принялся за фрукты, которых и так было мало, — Трудно поверить, что ты стал их королём.       — Я не король, — Штосс покачал головой. Текущее по венам вино расслабляло тело, думать становилось сложнее, хотелось закрыть глаза и погрузиться в сон, — Я – ярл города. Барон. Наш конунг сейчас потрошит эти земли в другой стороне.       Олдрис присвистнул, представляя себе размах битвы.       — Слушай, ты вернулся для того, чтобы вернуть своё? Георг прибрал к рукам всю долю, которую тебе завещал отец после твоей, — Олдрис усмехнулся, — Смерти.       Иоганн соединил руки в замок, разглядывая свежие ссадины и тонкие белёсые линии шрамов. Он думал об этом. Убить брата, забрать то, что по праву принадлежит ему. Вырезать под корень оставшихся представителей рода фон Штосс, позволить ярости захватить себя без остатка, но… Нужно ли ему столько крови? Нужно ли, чтобы алая река, наполняемая трупами, стала морем?       — У нашего ярла много целей, — все резко обернулись на Рагнара. Он говорил с тяжёлым акцентом, словно пытался сломать себе язык, но при этом слова звучали уверенно, и ни у кого из находящихся в помещении не осталось сомнений – чужеземец хорошо знал их родной язык, — Но самое главное – насытить воинов добычей и кровью.       — Ты не говорил, что знаешь наш язык, — Иоганн был немало удивлён.       — Ты не спрашивал, — Рагнар пожал плечами. Он вздрогнул, когда Миро подошла достаточно близко и положила голову ему на колено. В нос ударил запах мокрой шерсти, и Немой скривился. С некоторых пор он терпеть не мог собак.       — Но дальше твой путь лежит к Георгу? — Олдрис нахмурил брови, которые были чуть темнее цвета волос.       — Да.       В помещении воцарилась непринуждённая тишина, нарушаемая лишь громким чавканьем Миро, которой перепало несколько костей. Её ужин был так же сытен, как ужин хозяев в эту ночь. Старый слуга, скрипя коленными суставами, бродил из угла в угол, порой подбрасывая дрова в камин, чтобы не стало совсем темно, и холод как можно дольше не касался остывших стен.       Олдрис раскуривал задумчиво дурман, откинувшись на спинку стула. Он вглядывался в струи вьющегося дыма и думал. Редко он этим занимался, предпочитая сначала делать, а потом уже размышлять над содеянным. Но сейчас иное время. Олдрис взглянул на Штосса – бастард, порождённый случайной связью. В жизни ему ничего не могло достаться, как бы отец его ни любил. Здесь, на этой грешной земле другие правила и законы. Но дикий Север – место, не признающее здешних законов, там царил раздор и вольность. Там царила настоящая жизнь.       — Я пойду с тобой.       — Уверен? — Иоганн отставил кружку с вином.       — Нет, он сказал глупость! — рявкнул Олдрик, — Это не наша битва! Мы не можем предать свой дом!       — Ой, да иди ты! Я тебе уступаю, брат! Ты же хотел занять место главы семейства? Так вот оно, держи! Теперь ты старший! А я пойду своей дорогой! — Олдрис мечтательно улыбнулся, — Я нашёл выход без пролития крови.       — Предать свою землю? — лицо Олдрика стало угрожающе-мрачным.       — Всегда хотел убить этого говнюка Георга, — смеясь, ответил Олдрис. Он поднялся с места, отодвинутый стул издал протяжный скрип, — Кто знает? Может я стану ярлом? Или конунгом? А если и нет – буду биться рядом со старым другом. Всяко лучше, чем умереть от рук близнеца.       Олдрик дёрнулся, словно от пощёчины, и сжал кулаки. Произошедшая ссора – худшее, что могло случиться между ними. Олдрик чувствовал боль, словно от него отрывался кусок плоти, и кровь ручьями лилась на пол. Он не хотел отпускать брата. Как бы они не ругались, всю жизнь они провели вместе. А теперь часть его самого желала отделиться! От одной лишь мысли об этом становилось страшно! Олдрик мотнул головой. Нет! Он не желал разделяться! Слишком жутко не видеть собственное «отражение», остаться одному на земле, в этом доме, с призраками прошлого, которые навсегда останутся заложниками этих стен.       Ненавязчивый, но громкий стук в окно заставил всех замереть, а старого слугу покрыться крапинками холодного пота. Они сидели на втором этаже, и ни один человек не был способен дотянуться до окон. Штосс кивнул Рагнару, когда стук вновь повторился. Братья схватились за рукояти мечей, уперев напряжённые взгляды на окно. Деревьев рядом с домом не было, поэтому мысль о колыхающихся ветках выглядела смешной и неправдоподобной. Противник бы не стал стучать. Но тогда кто это? А может – что?       Рагнар распахнул створки, в лицо ему ударил резкий порыв влажного ветра, пропитанный вонью навоза и дыма. В помещение ворвался ворон. Громко крича и размахивая крыльями, с которых срывались капельки воды, он беспокойно кружил над головами людей.       — Что за дьявол?! — Олдрис подпрыгнул, пытаясь схватить птицу, но потерпел неудачу, едва не перевернув стол, — Ну сейчас, гадина, сейчас!       — Стой! — Иоганн схватил руку близнеца, когда тот уже начал поднимать меч, — Это ворон моей невесты! — Штосс вновь посмотрел на Игга. Тот покружил над ними ещё несколько секунд и опустился, по своему обыкновению, на макушку Рагнара.       — У меня плохое предчувствие, — выразил Немой свои опасения и вместе с ними мысли молодого ярла, — Нам надо вернуться.       Иоганн кивнул и обратился к братьям:       — Решайтесь, кто отправится со мной? Но обратного пути не будет!       Олдрис молча отправился собирать необходимые вещи и надеть лёгкую броню, чтобы не лишать собственное тело скорости и манёвренности. Рагнар отломил кусок остывшего мяса и вручил ворону. Слуга скрылся за дверями, чтобы поведать остальным о происходящем во всех подробностях. И только Олдрик не понимал, как ему поступить. Всё, чего он хотел добиться на этой земле, висело на волоске от полного краха в небытии. Зажав голову руками, он мечтал услышать голос отца, который всегда давал правильные советы, и как же не вовремя не стало старика!       — Я готов! — голос Олдриса раздался с первого этажа.       Сердце Олдрика сжалось. Они все уходили, и за их спинами наступала непроглядная тьма. Когда за ними закроется дверь – он останется совсем один в пучине мрака, и никакой свет не сможет его разогнать.       Иоганн обернулся на внезапный грохот. Олдрик стоял, оперевшись кулаками о стол, за его спиной валялся упавший стул.       — К чёрту… — прошептал Гофман, — Я с тобой.

⊹──⊱ᚺ⊰──⊹

      Над лагерем норманнов царила тишина. Пара костров поодаль горели «на лоха». Там же сидела пара мешков в броне, изображая часовых. Викинги на чужой земле отнюдь не беспечны.       Сваре Слепец сидел под дубом. Незрячий воин – это смешно. Но его взяли. Молодой ярл решил, что старик мудр и поможет умным словом, а сам Сваре надеялся, что его убьют. Идею «эвтаназии по-нормански» он пока отменил – вызвать кого-нибудь на хольмганг старик всегда успеет, только поверят ли Боги в такое? Они ведь не критичны, правда? А так, может, и сочтут за смерть в бою. Слабоумие и отвага в чистом виде.       Он улыбнулся, услышав юную валькирию. Слепец не сомневался, что это была именно она: у неё единственной была лёгкая походка с тихим цокотом невысоких каблуков.       —«Словно волчица идёт», — подумалось воину, и он снова усмехнулся.       — Куда ступаешь, ярлова невеста?       Шаги затихли, и Сваре почувствовал на себе заинтересованный взгляд женских глаз. Ему стало даже приятно от подобного внимания, ведь уже очень давно на него не смотрели женщины. Кому был нужен слепой мужчина в семье? Пусть он умён и силён, но уже бесполезен, как новорождённый котёнок, потерявшийся во тьме.       — Я искала Сагра, — Илва присела напротив слепца, разглядывая изуродованное стальной песнью лицо.       — Думаю, сейчас ему лучше не мешать, — усмехнулся Сваре и поглядел в сторону высоких зарослей, из-за которых доносились непонятные звуки, — Местная еда не подходит северянам, — он вздохнул, проводя рукой по скамье, — Присядь лучше. Поговори со слепцом.       Варя осторожно села рядом. Слепец пугал её, но одновременно она не могла не испытывать уважения. Его глаза не видели света, но он не страшился тьмы и стремился к большему, чем мог бы сделать.       — Видел я чудесный сон, — мечтательно начал Сваре, вспоминая яркие краски и переполняющую каждую клеточку тела жизнь. Да… В тот момент он действительно чувствовал себя живее всех живых и тогда решил, что сон – это реальность и он наконец выбрался из долгого слепого кошмара, — Я видел горы золота и струящийся со всех сторон блестящий эль. Я слышал песни из каждого угла Севера. Я шёл по плодородной земле, и спину мне грело солнце… — на мгновение Сваре прикрыл слепые глаза, вновь оказываясь на широкой тропе, залитой золотыми лучами, — Народ Севера был богат. Клянусь прекраснейшей Фреей, уже очень давно норманны не были так сильны и богаты. А на высокой горе я видел Иггдрасиль.       Слепец вытянул руку, как будто мог прикоснуться к исполинскому ясеню прямо сейчас. Варя сглотнула скопившуюся слюну, заворожённая рассказом.       — Он зацвёл, и аромат его цветов пьянил и разносился по всему Северу. А на его могучих корнях стоял молодой ярл.       — Иоганн?! — голос Вари внезапно упал до шёпота.       Сваре с улыбкой кивнул и продолжил, по-прежнему касаясь рукой чего-то невидимого для Вари.       — Он смотрел на народ, а народ смотрел на него. На его плечах лежали цветы ясеня.       — И что это значит? — сердце Вари забилось быстрее от волнения. Губы пересохли, но она не чувствовала жажды, и даже тянущая боль в теле куда-то улетучилась.       — Боги благословили его, — в голосе слепца слышалась звенящая гордость.       — Вы уверены? Может, это просто сон?       Сваре обернулся, и Варя вздрогнула, когда слепые глаза посмотрели на неё, но всё же, как будто заглянули внутрь.       — Я слеп и безумен, девочка, но мой слух всё ещё остр.       — Я не хотела обидеть, — Илва коснулась шершавой мужской руки и тяжело вздохнула, — Я тоже видела сон, но он не был столь прекрасен, как ваш.       — Расскажи слепцу, — Сваре накрыл её ладонь своей, и на душе сразу стало немного легче, словно он только что забрал половину тягот себе. И Илва рассказала всё, не решаясь соврать или утаить. Она говорила тихо, боясь, что кто-нибудь мог ненароком услышать. Воин слушал молча, его лицо порой становилось хмурым, а губы стягивались в напряжённую тонкую нить. А когда Илва замолчала, и между ними повисло нетерпеливое ожидание, он сказал:       — Норны для каждого из нас плетут судьбу… И не нам оспаривать их решения, остаётся только принять, — он вздохнул, чувствуя тяжесть от собственных слов, — Не каждому достаётся славный конец. Радуйся, что ярлу уготован именно такой.