Хрупкое Тело

      "Хрупкость- это свойство материала разрушаться под воздействием внешних сил без остаточных деформаций"

Надо сказать, все началось с солнца. Зачастую — не любимого, режущего, выдающего своими назойливыми лучами в тебе человека уставшего, и всë-ненавидящего. В привычной жизни солнце не вызывало улыбки, по крайней мере, не так часто, как у прохожих на улице. Раздутая легкомысленными романтиками до нельзя, эта самодовольная звезда появлялась в ее городе, на зло всем пессимистичным постам в ВК, постоянно.       Но сейчас солнце взяло на себя роль пробудить жизнь.       Тело, пролежавшее неопределённый срок на жесткой поверхности старых досок, чудом упавшее мимо парочки внушительных гвоздей, нехотя пришло в движение. И первую минуту даже не ощущалось как нечто цельное; оно шевелилось по привычке, стараясь на ощупь определить свое положение.       А положение плачевное.       Все ещё живой, вполне функционирующий организм принадлежал девушке. Ростом — не шибко вышла, и 168 сантиметров оказалось для неё завершающей чертой синим карандашом в старой квартире у бабушки (дурная привычка портить стены). Достаточно красивая фигура по меркам общества: генетика передала грудь третьего размера, которая тщетно пыталась быть утянута спортивными топами, и угловатую талию, что сохранилась лишь из-за привычки питаться раз в день, оправдывая это то рвением к учебе, то творческим кризисом.       Девушка села, мысленно успев пожалеть об этом, ибо резкий подъем мог выявить ранее незамеченные травмы. Однако, обошлось даже без тошноты. Прислонившись спиной к влажным доскам стен небольшого сарая (скорее кладовки), она убрала с лица короткие медно-рыжие пряди, попутно проводя ладонью по лицу — крови нет, еще один повод порадоваться.       «Чему?»       Этим грязным, пыльным стенкам своего ничтожного укрытия? Или лучам, пробившимся через щели в них? А может, окоченевшим пальцам рук?       Несмотря на давящие внешние факторы, которые просто кричали о том, что в где-то она, блять, свернула не туда, и жизнь подложила ей под ноги вьетнамский капкан, стоило начать думать.       Сложив пальцы между бедер, она начала:       «Меня зовут Мари Акватика. Мне около 24-х лет. Я учусь на..... Я учусь.       Моя родина — Россия. Я выросла в Сербии. Я все еще жива».       Если повторять это, как мантру, становится чуть спокойнее. Пока не задумываешься о том, что это — единственное, что тебе удалось уберечь в своей маленькой черепной коробке, по пробуждению неизвестно где. Все остальное ей только предстоит воскресить....       Мари решила начать с осмотра самой себя. Вытянув ноги, девушка критично оценила внешний вид. Новые камелоты почти до колена, из черной кожи, туго зашнурованные, темно-серые, слегка облегающие джинсы, на талии ощущался ремень. Черная застиранная футболка Motörhead и флисовая клетчатая рубашка, размера на два больше ее самой, в сине-черных оттенках. Весьма... броско, для местности, напоминающей глухую деревню на отшибе мира. Пошарив в нагрудных карманах, Акватика находит пачку сигарет и зажигалку.       «Какая молодец — все самое важное взяла».       Привычно достав одну, закуривает, позволяя мыслям начать путаться, как дым в воздухе. Это только в фильмах можно красиво закурить после отключки, сидя в шатком сарае, который пропах плесенью, землей и человеческими отходами. На деле — рука безвольно падает на дощечку, а взгляд становится тупой, как у рыбки, бьющейся о стекло аквариума, и неспособной осознать, что это — предел ее мирка.       Найдя в себе остатки воли и здравого смысла, рыжая потеряшка начала шарить тонкими пальцами по карманам джинс. Ткань цеплялась за два кольца на правой руке. Одно — более массивное, из серебра, второе — полоска меди, на которой сто лет назад выбили «Господи, спаси и сохрани».       — Сомневаюсь, что я — религиозный фанатик, — задумчиво решила девушка, не найдя в джинсах ничего кроме маленькой резинки и старого чека.       «Белое полусладкое, шоколадка с миндалем, сигареты.... Я собиралась идти к кому-то на свидание? Или это — крик одиночества?»       Воспоминания упорно сопротивлялись. Они буквально упирались в стенки черепушки, и на всякую попытку вытащить их на свет — пинались, оставляя на фалангах весьма реалистичные царапины — бесцельно водить по земле, в поисках выпавшего телефона, а найти разбитое, и втоптанное в землю стекло.       И пока пальцы не нащупали под боком приятную ткань сумки через плечо, можно было уже трижды проклясть весь мир, сузившийся до размера собственноручно открытого гроба, в который она заползла, гонимая паникой.       — Я ни черта не помню... — оправдывается вслух перед собой же, будто у нее был выбор, о котором никто не упоминает.       Сумка небольшая, больше похожая на маленький рюкзак, из неплотной ткани. Внутри весьма специфический набор, но именно он стал первым шагом к разгадке главного вопроса: какого черта она делает ЗДЕСЬ.       Два блокнота — один с записями, другой — с рисунками. Тонкая книжка на английском «Убить пересмешника» — Харпера Ли. Нож, аккуратный, но самодельный, в идеально подходящем ему чехле с карабином (рука невольно ощупывает петельки на джинсах, силясь вспомнить контакт этого предмета с хозяином). Так же внутри оказывается студенческий, паспорт, водительские права, немного налички, черная ручка, антидепрессанты и флешка, неуместно сверкающая своей черной поверхностью из недр. Мари неторопливо пролистывает записную книгу. Обещает себе почитать её более дотошно, но в данную минуту её интересуют последние несколько страниц.       19 февраля       «Сил нет писать, но если не сделаю это сейчас — опять отложу на неделю. Голова гудит от прошедших двух дней. Мне стоит заняться курсовой, что бы заземлиться в мыслях.       Матери становится хуже, но она не говорит об этом. Я не хочу начинать с ней данный разговор, но стоит перевести её в больницу. Хочется верить, что это очередной сложный этап, а не начало какого-то пиздеца. Я просто не готова сейчас вступать на дорогу эмоциональной нестабильности.       Черт знает, когда ты снова захочешь оставить тут свои эмоции, так что на будущее помни, что ты у себя одна!!!       Не забывай о том, что мир куда проще, чем ты думаешь! Это всего лишь ЖИЗНЬ. Сегодня ты пьешь кофе в своей квартире, в своей любимой кофте, и наслаждаешься серым, предгрозовым небом. Все хорошо! Никто не отнимет у тебя себя!»       Акватика точно не уверена, какое сегодня число, но 19 февраля было точно не вчера. И точно не неделю назад...       «Что-то предвещало неестественный исход, и кажется, я пыталась объяснить самой себе, что это — лишь домыслы. Пока непонятно. Слишком рвано».       Остальные записи смотреть не было ни времени, ни желания. Во рту уже пересохло, но запущенная мозговая активность перекрывала физические потребности. И у неё так всю жизнь.       Студенческий показал, что она учится в Петербурге на фармацевта. Специфический выбор, однако, слепая уверенность, что он — правильный, и что это — только её выбор. «Я бы не пошла на такую сложную специальность из прихоти родителей. Слишком люблю свое свободное время», — подтвердил голос внутри.       Все эти поиски ответов затянулись на неопределённое время. Поэтому, когда Мари встала, ноги предательски подкосились, напоминая о своей потрясающей способности затекать, если долго не шевелиться.       Недовольно поскулив, девушка начала их разминать, оперевшись ладонью о доски. Доверия такая опора не внушала, издавая тихий скрежет, и грозясь надломиться даже под весом этого небольшого человечка.       Пока конечности приходили в нормальное состояние, любопытные серые глаза решили осмотреть территорию через откровеное отверстие, возможно, для ручки. Пальцами провела по острым краям дыры, из которой торчали щепки.       — Кто-то буквально вырвал от сюда ручку...       На улице было пусто. Земля, припорошенная снегом, но уже выталкивающая на поверхность первую зелёную жизнь, свидетельствовала о наступившей весне. Слева выглядывали очертания дома, который внешне походил на увеличенную версию сарая. Пара деревьев и дерзко опрокинутый забор, открывающий вид на сельскую дорогу. Внутри зародилась тревога. Мари слабо помнит, кем была до этого злополучного утра, но сомневается, что стала бы ночевать в холодном сыром сарае просто шутки ради.       «Экзотические ощущения — это, конечно, здорово, но не в таком же виде».       Осторожно выходит наружу. Глаза слепит отражающий лучи снег, играючи поблескивая. Лёгкие внезапно заполняет поток морозного воздуха, который не покидает её организм, а продолжает весело копошиться между рёбер и внутренних органов, не просто замораживая девушку, а поселяя внутри нечто новое, чужеродное — это страх. Пока маленький и хрупкий, нависший ломкими сосульками на обмороженных костях, но очень скоро, если дать ему волю, он скуëт все её существо, превратив в ходячую морозилку. Страх — неудобен, лишает гибкости тело и рассудок.       Неспеша, чуть пригибаясь, девушка доходит до забора. Сердце рушит все эти иллюзии про лёд внутри, бешено колотясь. Осев у устоявшей части забора, она задумывается, — «А не пробраться ли ей в дом?»       Мари, нервно оглядываясь, пробегает открытый участок местности, взбегая по покосившимся ступенькам на крыльцо. Для приличия стучит в дверь. Хотя на самом деле, она боится услышать шаги, потому что не все люди могут здраво принять новость о том, что какая-то отбитая девка с потерей памяти ночевала в их сарае.       Мари стучит ещё дважды. Постояв с минуту, дёргает дверь. Та поддается легче, чем ощущалась, и приложенная незваной гостьей силой возвращается ей ударом по лбу. Мари остаётся лишь недовольно зашипеть, и потирая дурную голову, проникнуть внутрь. Пыльно, старо, грязно. Место выглядит пусто и безнадёжно. Будто живущие тут люди оставили надежду, как оставили после себя сломанную мебель и запах смирения. Самый обычный деревенский домик, по которому хочется пройтись быстро, просто убедиться в том, что тут нет ничего полезного.       «Этот дом точно не имеет никакого отношения ко мне».       Акватика мимолëтно проводит пальцами по хаотично раскиданы на столе чайным принадлежностям, внимательно обыскивая взглядом каждый угол помещения. Обойдя весь первый этаж, находит прут от решетки на окна. Поднимает улику, проверяя на наличие крови. Свежая бы сразу дала о себе знать, а старую будет сложно опознать в такой темноте. Можно сделать вид, что все чисто.       — И кто мог сделать такое с приваренным металлом?       Тихий вопрос остаётся без ответа, пока Акватика хозяйничает по чужим ящикам. Ищет хоть что-то съестное, но кроме банок с крупой и плесневелого хлеба — ничего. Вероятно, она не первая роется тут после случившегося с хозяевами.       — Или хозяева сами забрали все с собой. Всякое в жизни бывает.       Ага, например в её жизни теперь есть страничка с тем, как она, подобно крысе, пробирается внутрь чужого дома. К сожалению, это пока первая четкая страница. Пока девушка поднималась на второй этаж, на всякий случай держа в руках железный прут, в голове начали проявляться некоторые картинки из прошлой жизни. Замыленные и оборванные.       — Мне не до вас сейчас, — бурчит Мар, уже в лёгкой панике роясь по ящикам с вещами.       Осознание ситуации начало приходить только сейчас. Так что уже через минуту ноги несут её вниз, и вылетая на улицу, Мари вспоминает про таблетки в сумке.       Трясущимися пальцами достает одну, и разломав зубами пополам, глотает на сухую, подгоняя насильно прибавленой слюной (нажала на железы в щеках). Кажется, тело помнит какие-то вещи лучше её самой. Немного подышав, Акватика отходит от дома, набирая в ладонь небольшую горсть белого снега, и тут же отправляя в рот вслед за успокоительным. Зубы сводит, но это минимальная помощь самой себе. После закуривает. У неё почти полная пачка — это ободряет.       Приведя разгулявшиеся нервы в порядок, она двигается в сторону дороги. Пойдет по деревне, найдет жилые дома. Использует все свои ораторские способности для того, что бы оказать на местных хорошее впечатление человека, ставшего жертвой обстоятельств. Попросит телефон или подвести до ближайшей станции. А там уже разберется.       «Может быть, я отправилась в отпуск? И мне стало плохо?       Ага, в отпуск, куда-то к чёрту на рога. Сомневаюсь, что меня занесло бы в такую глушь одну. Нет, надо думать еще. Это может быть вообще деревня соседствующая с нашей, в Подмосковье. А я тут уже панику развела».       Место выглядело, мягко говоря, тихо. Не было слышно даже птиц, и это пугало. Вскоре она вообще вышла к лесу. Остановилась, пытаясь собраться и сделать весьма важное решение: либо идти дальше по дороге, мимо лесополосы, с шансом поймать машину и сразу попросить подбросить до ближайшего города, не уточняя зачем и почему, либо вернуться к тому дому, и пойти в другую сторону, надеясь выйти к более дружелюбной части деревни.       Честно, первый вариант казался перспективнее. Ей так и так придется добраться до более цивилизованного места, и тратить время на лишнее общение с людьми не было желания.       Это утро и так не доброе, но может стать еще хуже, если ей попадëтся несговорчивый местный житель.       Представляя, как по дороге едет машина, как её легко соглашаются подбросить до станции, она будто успокаивала себя. Размеренно идя по обочине со стороны леса, девушка позволила картинкам в голове захлестнуть себя. Прошло минут десять. Это немного, но достаточно, что бы дорога зашла на поворот, уводя Акву по колено в туман, расползающийся молоком по округе.       «А вот это плохо. В таком вариве меня не заметят водители. Только если на дорогу вставай, а там как повезет — либо подберут, либо добьют».       Паника начала возвращаться. Появилась мысль вернуться назад в деревню. Особенно, когда с богу что-то зашуршало.       Звук ломающихся веток, не скрытый желанием остаться не замеченым, - кто-то шел, почти параллельно ей. Хотелось верить, что грибники, или мелкие хищники.       «Лису можно оттолкнуть подошвой — этот ботинок не прокусит. Волка, если он один, можно напугать. Нам главное, что бы не медведь, от него точно не убежим. Ну, а остальная живность — там уже можно поэкспериментировать. Прут я взяла с собой, так что в крайнем случае, рука не дрогнет».       Это правда.       В памяти всплыл кусочек пазла, на который девушку обрекла временная амнезия:       «Она гуляет с собакой по похожей дороге. Справа, из-под высокого забора, выскакивает три дворняги. Лают. Ей не страшно, просто не хочется тратить на них внимание. Привычно гордо проходит мимо, доверясь инстинкту самосохранения, который считает, что опасности эти дуры не представляют.       Напрасно. Одна позволяет себе подбежать слишком близко; Мари топает сапогом, гаркая на псину, чтоб шла прочь. Как только девушка отворачивается, предвадительница дворняжек налетает сзади, почти цапает собаку Акватики, на что хозяйка незамедлительно разворачивается, и точным пинком дает оборзевшей сучке в пасть. Та слегка отлетает, но даже не падает. Однако, стайка лающий провокаторов не смели последовать за ними дальше.       Это везение. Сразу после случившегося, Мари будто возвращается в действительность. В действительности — её трясет. Просто научили: не бойся дворовых псов, и они тебя не тронут. Вот она и не боится. А тот удар — случайное попадание».       Зверей, значит, мы не боимся. А что на счет человека?       Сначала она слышит шаги. Тяжёлые, неумолимые, будто то не человек, а хуманизация танка, который ровно едет, подминая под себя все на своем пути. Позже туман облепляет фигуру. Мужскую, высокую. Шорохи с боку нарастают, и сквозь биение собственного сердца слышно рычание.       Акватика застывает на время, пытаясь понять, рада она появлению незнакомца, или нет. Вспоминает, что любая живая душа сейчас — ее попытка выбраться.       Рыжая чуть ускоряется, натягивая слегка расслабленую улыбку, и вскоре почти переходит на бег. Мужчина выглядит как обычный сельчанин: старое пальто, шляпа, кажется, черные очки. На плече несëт какой-то инструмент: может, рабочий, или просто собирает металоллом. Она не придает значение деталям, что стало ее ошибкой.       — Простите! — она обращает на себя внимание, снова переходя на шаг.       Мужчина выдыхает дым сигары, и только сейчас она замечает странный молот у него на плече. Пока пытается всмотреться, прут в ее руках совершает неестественную ему попытку бунта, резко поднимаясь без ее воли и ударяя девушку по лбу, от чего та складывается на землю, постанывая.       — Надо же, — слышит хриплый голос незнакомца, — Я думал, никто не выжил. И от куда такая красота выползла?       Он усмехается, превращаю эту встречу в целое представление. Мари приподнимается на локтях; голова кружится, все уплывает, как и суть сказанного этим не дружелюбным обитателем глуши.       — Я... я потерялась, — это пока первое на что способен её вялый язык. Мужчина встает над ней, широко расположив ноги, как бы зажимая её между ними. За тёмными стеклами невозможно понять, что именно отражается в его глазах.       Страх возвращается. Появляются разные кадры из фильмов про маньяков, которых она насмотрелась на десять лет вперед.       — Потерялась, значит, — недоверчиво повторяет он ее жалкое оправдание. — Долго шла?       Рыжая снова делает попытку подняться, но тот же прут, стал причиной её потери координации, теперь грубо прижимал её за шею к земле. Холодное железо давило на мягкие ткани, слегка перекрывая воздух. Девушка инстинктивно схватилась за края, не в силах оторвать потерянный взгляд от мужчины с молотом.       — Я задал вопрос! — рыкнул он, и прут начал сгибаться, будто врастая концами в землю — настолько мёртво он оказался прижат к телу пойманной.       — Минут пятнадцать... — хрипит она, замирая. Ситуация достигла апогея ухудшения, и теперь оставалось лишь покорно исполнять волю этого безумца.       — Не местная? — скучающим голосом протянул он, и чуть опустил лицо, так что можно было увидеть пришур глаз... Черт, какого они вообще цвета?       — Нет, — она активно замотала головой в разные стороны, что бы ответ быстрее достиг адресата.       Честно говоря, в тот момент Карл Хайзенберг был уже готов отдать её ликанам на съедение, что топтались вокруг них, истекая слюной. Однако, подумав, и прикинув путь чужеземки, решил, что раз ей удалось избежать с ними встречи, она слишком легко отделалась. И теперь ей выпадет честь его повеселить.       — Так, как тебя зовут? — он выдохнул вниз дым, что приятным окутывающим облачком опустился на покорно лежащее тело.       — Мари, — она сглатывает, одурманеная происходящем. Удар по голове отдается ноющей болью, глаза слезятся от едкого дыма и страха, что так или иначе подминает ее волю под себя. Во рту совсем сухо, и хочется начать кричать, настолько это растянуто и давит ее морально, не говоря о давлении физическом.       — Что ж, Мари, — он выделяет её имя, пробует его, подобно сомелье, пытается определить какого оно сорта и происхождения. — Тебе выпадет честь повеселить меня, — мужчина хохотнул, затягиваясь сигарой, и отступил на пару шагов назад. Прут на шее разогнулся, принимая прежнюю форму, и небрежно упал ей на грудь. Мозг до сих пор отрицал тот факт, что неодушевленые вещи двигаются по собственному желанию.       — У тебя есть 10 секунд, — Хайзенберг хищно улыбнулся, и со всех сторон начали подступать изуродованые твари. Они предвкущающе рычали, явно готовые кинуться в любой момент, — Десять, девять....       Мари, не думая, схватила прут и кинулась назад по дороге к деревне. Пока бежала, случайно воскресила в памяти книгу «Остров доктора Моро». Вероятно, именно так должны выглядит его эксперименты: человекоподобные, покрытые клочьями серой грязной шерсти, с неприятными наростами и пахнущие мокрой псиной в перемешку с чем-то более... Мёртвым.       Она не успела добежать и до поворота, с которого начался чёртов туман, как сзади послышался неумолимый топот лап, рычание, и раскатывающийся электрическим зарядом по пространству вокруг, задевая позвоночник не останавливающейся девушки, голос безумца в шляпе:       — Один! Твой звёздный час, малышка!       Грубо. Сейчас, когда она пребывает на пике паники и сосредоточенности одновременно, все мысли превратились в однострочную жёлтую линию, и всё ненужное- вылетело через рот вместе с вскриком, когда одна из тварей приземлилась прямо перед ней. Затормозив, Акватика чуть ли не падает ей прямо в лапы, и понимая, насколько всё плохо, в состоянии эффекта наносит удар прутом в голову монстра. Тот начинает мотать ей, но остаëтся на месте. Этого хватает, что бы проскользнуть мимо, и кинуться бежать дальше. Мари просто мысленно проложила себе дорогу до того шаткого сарая, наивно предполагая, что раз в нем все началось, то в нем все это и закончится.       «Это ведь может оказаться реалистичным сном?!» — внутри голос подорвался, всхлипнул. Снаружи остались лишь неуместные теплые слезы, что по одной скатывались по бледным от ужаса щекам. Горло драло от пропускаемого ледяного потока, мышцы ног охватил огонь, и весь этот контраст ощущений разбавляла каменная хватка за железный прут- как утопающий за травинку.       Нет. Это не может быть кошмаром. Это даже не кома или галлюцинации.       Просто она попала в глушь, где орудуют психи, что ставят эксперименты над животными.       «Может, я в Чернобыле...?» — истирично, пронеслось в голове, вызвав дикую усмешку, прежде чем над ней пролетит лохматая туша, сбивая с ног. Монстр не расчитал прыжок, и приземлился на пару метров дальше покатившейся кубарем Акватики. Тело, один раз коснувшись земли, вставать не хотело. Как по щелчку все конечности будто атрофировались. Но просто лечь и умереть — нельзя. Пока она чувствует, что способна стоять, она не позволит себе сдаться. И это не сила воли, это не гордость, это скорее животная боязнь умереть. Оставить всё вот так — недочитаный блокнот с записями, недокуреная пачка сигарет, не решеная проблема с памятью.       Акватика встаёт, но раньше когтей ликанов, по телу бьëт дрожь; хочется хныкать, кинуться в ноги тому мужику, и умолять отозвать его этих тварей.       Перед ней стоял ликан, во всей своей красе, готовясь нанести удар. И он наносит: когти полоснули по плечу девушки. Озлобленая пасть щелкнула в пяти сантиметрах от ее лица, прежде чем издать вопль, и отхаркнуть кровь.       В панике Мари выставил перед собой прут, и чудище саму насадилось на него.       А дальше у нее наконец-то включается режим выживания. Удар ногой в ослабленую тушу ликана, и второй удар железом по его голове. Монстр оседает, но ещё явно готов бороться. Тогда девушка бьёт ногой в его морду и всаживает прут в голову, как меч в камень — так же пафасно и на века.       ...Потому что достать прут обратно оказывается почти невозможно. Уперевшись подошвой в челюсть мертвеца, и оперевшись всем телом, Акватика слышит характерный хруст; нога проваливается во влажное мессиво. Впрочем, у неё достаточно крепкий желудок, и пугает вовсе не кровавые брызги на одежде, а с трудом выходящее «оружие». Оно ей нужно, нужно прямо сейчас.       Её снова роняют на землю. Слюнявая пасть начинает щелкать над её носом, обдавая невыносимым запахом. Слабые руки девушки не могли удержать эту тушу, и та стала пытаться скинуть её ногами. Мари завопила, прекрасно чувствуя, как тело покидают силы, и как близко от нее пролетает смерть в виде желтых клыков.       Что интересно, к ним так и не добежали остальные ликаны. Будто растворились в тумане.       Топот лап сменился на знакомые шаги. Мар секундно поворачивается, видя идущего к ним. Он спокоен; его поступь — размеренная, уверенная, неспешная. Он растягивает удовольствие, наблюдая за её пляшущими слезливыми глазами, которые уже готовы умолять спасти их жалкую жизнь.       Карл видел в этом нечто завораживающее. Он наблюдал противостояние хрупкого человеческого тела, будто рассматривал картину на выставке. Не упускал своим холодным взглядом не единую деталь.       Вот оно: пустая дорога, лежащий в пяти метрах от них труп другого ликана, лёгкий туман, укрывающий соперников одеялом. Её бегающие серые глаза, полные слёз и паники, дрожащие руки, и истерично бьющие по земле и зверю ноги; кривое, сгорбленое тело твари, выпад за выпадом его мощных без компромиссных челюстей.       — Хватит, пожалуйста! — орёт девушка, прерывая картинную идиллию.       — Так ты сдаёшься? — разочарованно, но наигранно, уточняет он, — А я то думал, что из тебя выйдет прок.       Он бросает на них ещё один взгляд, как бы подначивая девушку продолжать борьбу.       — Что ж, видимо, придется позвать стаю назад: один он с тобой не справится.       — Стой, нет-нет-нет!       Одновременно с криком, Акватика отворачивается, чувствуя, как ликан копнул только что клыками землю, задев её ухо. Пользуясь одной секундной, что ей выпала, Мари двумя руками грубо толкает его в морду, сама уходя в противоположную сторону. Руки было уже на жалко: пальцы сделать — не голову. Ей ли, с образованием ортопеда, не знать.       Стоп, точно. У неё есть среднее образование, она закончила колледж!       Эта информация никак не решает нынешние проблемы, но возвращение памяти, пусть и кусками, даёт новый запал.       Мари, продолжая манёвр, разворачивается перпендикулярко ликану, и двумя ногами отпихивает его в сторону. Это было очень затратно в плане сил, но того стоило; вырвавшись из «живого капкана», рыжая хватается за прут, и в один рывок окончательно освобождает его от чужой плоти. Теперь у неё есть шанс.       Зверь прыгает на неё, и получает удар в брюхо. Своим же весом вдавливает железку дальше, роняя Акватику, царапая её задними лапами. Со второго раза девушке удается перевернуть бьющегося в агонии монстра на бок, и опять же, помагая себе ногой, вернуть оружие на исходную. Прежде чем он встанет — три удара в шею. Брызнувшая кровь окрасила её рубашку в дикий узор, попала на лицо и руки.       Мари посмотрела на стоящего, оперевшись на рукоять «молота», мужчину.       — Какого хуя? — вырывается у неё измученный выдох, дрогнувший под вновь накатившими слезами.       Это риторический вопрос. Она спрашивает, почему так несправедливо обошёлся с ней страшный незнакомец, почти дав умереть. Пытается его разжалобить; вызвать в ответ хоть какие-то эмоции. А в результате получает ещё один удар тем же прутом, теперь уже наверняка — безвольно упала на землю, ожидая своей участи, даже не предполагая, что есть в этом месте вещи по-хуже ликанов и безумцев на дороге.       Карл Хайзенберг докуривает, осматривая поле боя. Слишком долго. Это раздражает.       — Не дурно, — бормочет он наконец, усмехаясь собственному выводу. Потом подходит к валяющейся, но все ещë дышащей Мари. Пока её тельце обвивают цепи, он подбирает слетевшую с неё сумку. Запускает в нутро чужого имущества руку в перчатке, нащупывает паспорт. Проверяет её личность. Весь текст — не на его языке, и ему не шибко понятен. Однако, никаких свидетельств того, что это очередной любопытный нос BSAA — нет. И на том спасибо.       Что делать с девчонкой дальше — пока не решил. Но держалась она лучше деревенских, хоть без слёз на это не взглянешь — такая же неуклюжая и слабая. Просто чуть более сообразительная и везучая. Да и, в стычке со вторым ликаном, её маленький рост помог ей в маневриности.       Отдаст её на съедение жадным взглядам совета. Пусть Миранда решает, кому отдать этот дурной биоматериал.