***
— С чего вообще жирдяй взял, что ты у Димитреску? — ворота фабрики скрипнули, отъезжая. Дойти назад сухими у них не получилось. Погода разбушевалась, не в силах больше копить в себе столько, и обычно милосердное пасмурное небо с редкими проблесками солнца обернулось штормовыми предупреждениями с убийственными осадками из крупных пулей-капель. Мир загудел, завыл; деревья раскачивались под гнётом дождя, крыши плаксиво трещали по швам, а местные руины, служащие пристанищем разного рода нечисти, беспомощно впускали в себя водопады, рискуя быть затопленными. Такими темпами, водохранилище Моро выйдет из берегов, забирая себе еще больший кусок «старого города», похоронив несколько, чудом сохраняющих очаг жизни, домов. Мари откровенно веселило происходящее. После недолгого проживания в Питере, девушка убедилась, что обожает существовать в вечной слякоти, засыпая под барабанную дробь по стеклу, и с явным наслаждением гулять по пустым улицам, когда непогода разгоняет часть населения по тёплым норкам. Если бы не продолжительная боль в изнывающем животе, который недовольно сжимало не то от голода, не то от пережитого шока в связи с новым нестабильным питанием, можно было бы даже порадоваться наступившему локальному апокалипсису, задорно покрикивая в небо, мол, «так нам всем и надо! Давай сильнее, давай жестче! " «Давай: смой к херам собачьим всю деревню, затопи и церковь, и тихушный особняк Беневиенто, и ненаглядный виноградник гигантской суки, и даже Мирандовскую лабораторию. Что бы все разом остались мокрыми, голыми, без гроша и без вековых пожитков. Давай сотрём историю этого места самым глупым и непредсказуемым способом, а потом вместе посмеёмся, выяснив, что выжить в сложившейся обстановке сможет лишь неудачник Моро. Такого ты точно не ожидаешь, правда, тварь крылатая? Надеюсь, тебе подмочило оперение, и ты почувствуешь себя недалёким потомкам куриц.» Немую браваду разгневанному небу пришлось оборвать. Вопрос Хайзенберга наконец-то дошёл до Акватики в полной мере, и несмотря на риторическую долю и отсутствие адресата, нашёл отклик: — Погоди, погоди, Герцог сказал тебе, что я в замке? Хлюпая сапогами по размокшему полю, походившее теперь на огромный сырой хлебный мякиш, Карл через брань старался перекричать дождь (а с его командным тоном, коим он подчинял себе всё живое и неживое, это оказалось очень просто): — А кто ещё? Мне не доплачивают быть твоей нянькой и бегать по всей деревне. А ты, неблагодарная, взяла это занятие в привычку. «Мог бы просто сказать, что волнуешься за меня. Хотя, звучало бы даже хуже…» — Просто интересная штука получается: Герцог отправил меня к Альсине, сказав, что ТЫ пошёл туда. Идущий впереди остановился, снял очки, и пока пытался протереть их якобы сухим участком рубахи, непривычно серьезно спросил, глядя прямо в глаза: — Чего, блять? Ладно, дело действительно не в погоде, и даже не неуёмной либидо, которое обострилось после нескольких инъекций плесени. Она уже просто влюблена в этого мужчину, обрекая себя испытывать сомнительную эйфорию при каждом таком взгляде. Но сейчас о другом. — Герцог послал нас обоих к Димитреску, вот что. Стоять под проливным дождём становилось холодно. Одежда жалобно мокла к телу, высасывая остатки тепла, и кажется, ледяные потоки воды просочились уже до костей. — А теперь подумай хорошенько, зачем ему посылать нас на другой конец деревни? — Карл как-то резко развернулся, продолжая шагать с удвоенной скоростью. «Как танк, вот серьезно».— пронеслось в голове, пока рыжая пыталась нагнать спутника, не угодив при этом в распростёртые объятия водянистой грязи. — То есть, ты даже не рассматриваешь вариант, что он просто нам помог, собрав в одном месте, примерно в одно время, что бы, как ты и выразился, не бегать по всей деревне? К главному входу они уже почти подбегали. К тому моменту ботинки уходили в коричнево-бурлящую кашу уже выше щиколоток. — Детка, открою тебе один секрет: забудь слово «помощь», и выучи наконец слово «выгода». Делая один глубокий вдох, Акватика прислоняется спиной к железной стене, попадая под небольшой навес. Лорд срывает с дверей что-то бумажного происхождения с опасным глянцевым блеском, и сразу после заходится нехорошим смехом, какой бывает перед очередным срывом. Потирая переносицу, протягивает ей фотографию. Кажется, дождь всё-таки пробил кожаную оболочку, заполняя собой тело, иначе как объяснить обескровленные бесчувственные пальцы, которые даже не почувствовали, когда ухватились за край квадратной обрезанной бумажки. Фото сделано недавно, потому в голове ярким воспоминанием проносится запечатлённое событие одного из вечеров: Они стоят на этом же крыльце; Карл приобнимает ее за плечи, второй рукой держа сигару и указывая куда-то в сторону моста. Кажется, он рассказывал нечто забавное про те четыре статуи недалеко от так называемого алтаря (предназначение которого неизвестно по сей день). Фото сделано издалека и намеренно приближенно. Ничего такого: просто удачный вечер и прерывистая болтовня с едкими шуточками. Мари переворачивает фото, натыкаясь на знакомый до боли почерк. Чёрные чернила режут белый лист обратной стороны. Точно так же, как те записи в лаборатории, которые они переворачивали чуть ли не со скоростью света. Каждая петелька, каждая линия впивается в зрачок иглами, раскалывая красивую ровную серо-синюю радужку на осколки. «Помни, зачем ты здесь». Не по-Мирандовски даже как-то. А где же длинные сладкие речи и заискивание? Что, устала притворяться, глядя прямо в глаза, и теперь так открыто даёшь понять, что ты на самом деле из себя представляешь? Не рановато ли? «А надпись-то на русском…» Фотография чудом остаётся зажатой между пальцами, успев намокнуть и прилипнуть к коже. Тело пробивает мощным разрядом тока. Словно в позвоночник со всей дури загнали железный штырь, заставляя вытянуться и расправить плечи. Все мышцы автоматически напряглись, сжимая кости. Шее стало до невозможного холодно. В голове бешеным калейдоскопом проносились картинки: первые дни, дневник, вернувшаяся память, таблетки на дне сумки… Хотелось отшвырнуть чёртову фотографию, словно та проклята. Пропустить через мясорубку, а остатки размешать в воде жо полного растворения. Выкинуть как можно скорее, отряхивая руки. Простой клочок бумаги обратился в воображении извивающейся гадюкой. Вот-вот выдвинутые вперед клыки истекающие ядом вознятся в худое запястье, и место укуса тут же охватит агония, парализующая боль. Ступор оказался настолько сильным, что Хайзенбергу, не сумевшему дозваться остолбеневшее тело, пришлось самостоятельно аккуратно вытащить фотографию из намертво сомкнутых пальцев, и ознакомиться с надписью под совершенно пустой, застывший во времени, взгляд. Страшные образы всё ещё захлёстывали, не давая сделать даже вдох. Операционный стол, запах реагентов и смерти, Каду в банке; кожаные ремни давят на запястья, а повсюду змеи, змеи, змеи… Их так много, что пол, стены и даже потолок беспрерывно движется. Они проползают между ног, по животу и шее, обвиваются вокруг пальцев, шипят в самое ухо, и все они поголовно- блядские гадюки с характерным «шахматным» окрасом. Кожей чувствует их раздражение, их готовность вцепиться в мягкие участки тела при одном неловком движении… Щелчок перед носом заставляет вскрикнуть, и инстинктивно отпрыгнуть назад. Мокрый деревянный настил перед входом обеспечил моментальное скольжение, так что потерявшая опору под ногами девушка с размаху вцепляется пятернёй в руку Лорда, кое-как не срываясь на чересчур громкие вздохи. Карл смотрит на нее снисходительно, без особо интереса наблюдая за произошедшим, но готовый в любой момент ловить неуклюжую тушку. Когда та заземлилась, все еще используя его самого, как существенную опору, вторая рука мужчины приобнимает ее, заставляя прижаться ближе. Холодная, побелевшая от ужасов воображения, щека соприкоснулась с мокрой тканью рубахи на груди. Несмотря на уже нестерпимый холод и явное неудобство такого положения, хотелось замереть так навсегда. Остаться стоять каменными статуями, охраняя единственный нормальный вход на адское производство. Немеющие пальцы проползли под руками Лорда, цепляясь за плащ где-то на спине. Так крепко, что есть вероятность, что обратно вернуть их себе она уже не сможет. — Так, детка, пошли-ка внутрь, — поняв, что успокоить ее он сейчас не сможет, Карл насильно выбирается из мертвой хватки, и уволакивает ее внутрь, туда, где есть чем согреться, и где им не помешают обговорить произошедшее. Идя за ним по темным, лишающим зрения после долгого пребывания на улице, коридорам, Мари всячески старалась унять это клокочущее чувство страха. Что-то сломалось внутри, и есть у девушки подозрение, что Миранда добилась того, чего хотела, оставив им этот маленький подарочек. — Лиса, — привлекает ее внимание Хайзенберг. — Ты скажешь мне, что там написано. Это стопроцентная уверенность в его тоне, совершенно далёкого от того приказного, что она слышала раньше.***
Она стояла на кухне, с зачесанными назад мокрыми волосами и уже сухой рубашке на голое тело. В одной руке одна из немногих уцелевших сигарет, во второй- бутылка виски, необходимая для того, чтобы разгорячить кровь и согреться. — Какое ей дело до того, что происходит между нами?! Разве ей не должно быть плевать, с кем мы проводим время и трахаемся? -звонкий голос хорошо передавал возмущение Акватики. — Ещё не поняла? Эта сука контролирует все аспекты твоей жизни. Ей НУЖНО знать всё: твоё подробное досье лежит где-то в одной из папок, и поверь, она найдет время, чтобы пополнять его информацией. — Карл сидел, закинув босые ноги на стол, и уже минут сорок слушал этот поток мыслей от разговорившейся под влиянием алкоголя девушки. — Она следит за всеми нами! Теперь-то ты понимаешь, что я пытаюсь тебе донести который месяц? Мар оперлась задом о ящик позади себя, изнутри терзая нижнюю губу покусыванием. Глаза желтели с каждой минутой, периодически вспыхивая этим колющим бледным пламенем. — Думаешь, это предупреждение? — уже спокойней спрашивает девушка. Скользкий взгляд внимательно изучал жетон на неприкрытой груди Лорда. Интересно, а его самого душат воспоминания о прошлом? Не важно, кем он был до попадания в когти Матери; её интересовало, как он избавился от этого бесконечного надрыва в области груди, что не давал идти вперёд. И избавился ли? Ей же не дано увидеть то, что скрыто за стальным корпусом, служащим второй непроходимой защитой, сразу после множественных одёжек, шляпы и черных очков. Оказаться с Хайзенбергом в одной постели обнажёнными было явно недостаточно, чтобы проникнуть глубже, в самую сердцевину. Раскопать в этой гениальной голове нечто сокровенное и исконно человеческое. «А нужно ли оно мне…?» — А похоже на что-то ещё? — усмехнулся мужчина. Обхватив губами стеклянное горлышко, Мар делает объемный глоток, лишая себя возможности вдохнуть. Спирт растекается по организму, раскаляя до предела обветренные на улице нервы, бьет в нос отдачей, как от ружья, и скручивает пустующий кишечный тракт в послушный узел, готовый принимать абсолютно всё. — И то верно, — как-то обреченно соглашается девушка, утыкаясь лицом в рукав старой рубашки. Голова тяжелеет от вакуума, в котором нелепо застыли ранее бегающие идеи и слова. Сейчас хотелось только одного: снова забыться. Вернуться к намеченной цели. Откинуть в тёмный пыльный чулан ту жалкую попытку вырваться из лап губительных картинок о себе прошлой. Столько лет, чтобы сделать Ту-Самую-Мари-Акватику; собрать себя по кускам, вылепить собственный идеал детства. И что теперь? Та девочка, которую она так мечтала видеть в зеркале, не продержалась бы и дня в этом Аде, так и оставшись лежать на дороге, замученная оборотнями, если бы не «милосердный Лорд Хайзенберг, посчитавший её не достаточно бесполезной, и утащивший с собой в мир ахуительных приключений». «Прокляну тот день, когда смотрела на себя в зеркало, и боялась потерять это отвратительно-беспомощное нечто, зовущее себя моим именем». — Карл? — уже опьяненный мутный взгляд искал лицо Лорда среди уплывающий образов сложно-осязаемой реальности, — Можно тебя обнять? Мужчина оторвался от стакана, чуть не подавившись виски. Ему хочется ответить что-то про то, что пора бы перестать «договариваться» о таких вещах, ведь они уже… Отодвинувшись на стуле, приманивает её вытянутой рукой: — Иди сюда. Рыжая осторожно отрывается от подобия кухонного гарнитура, и ловко перекинув ногу через стул, мягко опускается ему на бедра, тут же обвивая шею обеими руками. Лицом утыкается в ключицу, еле ощутимо дыша. Карл так же осторожно обнимает ее за талию, притягивая вплотную к себе, и вдыхая запах всё ещё влажных после дождя волос. Забыться, чтобы вспомнить, кто она сейчас. Заполнить легкие его запахом, потеряться в его касаниях, и слепо следовать за голосом. Добровольно стать частью огромной, гремящей цепями и яростью, идеи, что им движет. И, как написала Миранда, вспомнить, зачем она здесь: Чтобы помочь ему. Чтобы пройти этот пиздец вместе с ним. Чтобы быть с ним. — Эй, лисёнок, — горячий шепот щекотно обжигает ухо, и девушка стремительно отворачивается, на что Лорд лишь больше улыбается, — у меня же есть кое-что для тебя. — Надеюсь, оно где-то поблизости, ибо я категорически отказываюсь вставать. — ведёт губами по загорелой шее. Двух минут тесного физического контакта в относительно родном и безопасном месте сделали из неё мягкий и податливый источник тепла, не желающий думать, знать и принимать какие-то решения. Ей нужно только осязать его, сразу всем телом, желательно. — Да ладно, оно того стоит, — дразнит мужчина, проводя пальцами по ощутимо выпирающим позвонкам.***
Мар не очень запомнила, куда именно он ее притащил. И как оказалось, верить в «идти не далеко» и «не ной, почти на месте» — нельзя от слова совсем. Ладно, может быть это действительно было не так далеко, но учитывая размеры фабрики и состояние Акватики… В общем, это похоже на литейную, но без печи, а соответственно, там было не так удушливо жарко. Карл схватил со стола какую-то небольшую деревянную коробочку, что-то рассказывая про то, когда и зачем то это сделал, в то время как Мари прислонилась плечом к стене, скрестив руки на груди, и с полуулыбкой наблюдала за этой повышенной активностью вокруг неё. Вложив в ладонь девушки пока еще неопознанный ею предмет, Лорд стал ждать реакции, и судя по его довольному лицу, она должна была быть крайне положительной. Аккуратно отщелкнув не сложный замок, открывает врученное ей нечто. Лицо Мари тут же изменяется, становясь озадаченно-ахуевающе-серьезным. — Это… кольцо? — поднимает свои резко протрезвевшие очи на Хайзенберга, который продолжает молчать, как будто там еще что-то есть. Взяв в руку небольшое круглое изделие, внимательно осматривает. Множество странных выступов не дают рыжей покоя, пока ловким пальцам не удаётся нащупать место сцепления двух деталей. Щелчок, и на ладони уже два маленьких аккуратных колечка, каждый из которых имеет небольшой замок. Серьги. Это просто серьги. Наблюдая за изменениями в лице девушки, Карл лишь шире заулыбался, видя, что как минимум удивил её. — Это… сережки. — как-то резко выдохнула Акватика, прислоняясь горячим лбом к стене, и крепко сжимая в вспотевшей трясущейся ладони украшения. — А ты что думала? Что я… Дошло. Хайзенберг кладет руку на лицо, заливаясь хриплым смехом, в то время, как рыжая медленно сползает спиной по стене, пытаясь переварить полученные за эти пять минут эмоции. Немного успокоившись, но всё ещё как-то не свойственно образу хихикая, Карл садится перед ней на корточки, стараясь заглянуть прямо в глаза, что бы у нее не было возможности уйти от ответа. Видя его крайне самодовольную рожу, невозможно было сохранять спокойствие, и тоже улыбаясь, она откидывает голову назад, слегка качая ей из стороны в сторону, как бы намекая «это пиздец». — А ты думала, что я… — Не говори это! Нет-нет-нет, даже не думай! — закрывая краснеющее лицо свободной рукой, просит рыжая. — Ладно, проехали, — всё с той же улыбкой, он вынимает украшение из скользкой холодной ладони, и как-то резко распахивает края рубахи. — Стой, что ты… — Всё не так просто, лисёнок. — отзывается Лорд, и осторожно вдевает первое кольцо в успевший затвердеть сосок. От столь наглого и неожиданного прикосновения к очень чувствительному участку тела, по спине забегали мурашки, выгибая её на встречу приятному, а крепко сжатым зубам пришлось удерживать стон. — Чёрт, ты вспомнил об этом… — как-то разочаровано отозвалась Акватика, не без опасения наблюдая, как второе кольцо входит в небольшое отверстие, сделанное когда-то по юношеской глупости. Это явно не то, о чем стоило жалеть, но почему-то именно это первое приходило на ум, когда все вспоминали об «ошибках молодости». — Такое хер забудешь, — усмехнулся немец, рассматривая результат своей работы. Когда Мари сбежала «проветриваться», ему пришлось срочно отвлечься на какую-то работу. Но как назло, все чертежи мигом начали казаться максимально неинтересными, а работы в цеху ему не хватило, чтобы избавиться от неприятного осадка. Мысль о том, что он уже не раз возвращался к идее восстановить эксцентричный аксессуар Акватики, который очень запал в память при первом осмотре, не давала покоя. На самом деле подарок имел в себе множество неудобств, как минимум потому что во время обращения его хорошо бы снимать. А при таком раскладе, это придется делать постоянно. На этот случай и был предусмотрен механизм, позволяющий соединить два предмета в один. Кольцо сложнее потерять, а при желании носить подарок на руке, легко налезет на маленький мизинец девушки. — Теперь мне стало стыдно… За те первые два дня, когда я наговорила тебе столько откровенного бреда… — прикрывая грудь рубашкой, призналась Мар, наконец-то отлипая от стены. Карл провел рукой по открытой шее, отмечая про себя наличие нескольких проколов в ухе у стоящей напротив, и продолжаюшей краснеть как школьница-недотрога, Лисы. — Я сделаю вид, что не слышал этого, — раздалось опасно близко к щеке, — Но только если ты хорошо попросишь. В какой момент Лорд Хайзенберг выходил из своего обычного амплуа и становился настойчиво-похотливым-для-тебя-просто-Карл — отсечь не удавалось. Но именно от такого и подкашиваются колени, а слова застревают в горле; мысли меняют русло, стекаясь из всех кусочков разума в одну дельту: только не останавливайся. Женская рука хватает его за ворот рубашки притягивая ближе, так, что губы почти находят друг друга в полутьме пыльного помещения. — И что же ты предлагаешь? — заигрывает с ним, насколько умеет, наученная недолгим и сумбурным опытом бурной юности. — Выдрать тебя прямо здесь, или дотащить до спальни? Забыться. Уже окончательно. Каждый раз, когда он так делает. Нет, каждый раз, когда он стоит в зоне её видимости. Провалиться в беспросветную впадину его изучающий пытливых глаз, и по возможности, никогда больше не увидеть издевательски крохотное солнце. — Не хочу содрать колени о бетонный пол, — цокает девушка, тут же прильнув к давно ожидающим горячим губам, кончиком языка успев зацепить белый шрам. — Как скажешь, лисёнок, — недолгий полёт вверх, чтобы уже через мнгновение мужское плечо врезалось ей в живот, а рука Лорда ловко перебралась на ягодицы. Провожая взглядом удаляющиеся коридоры и шумные помещения фабрики, Мар мысленно послала нахуй Миранду, потому что давно стало понятно, кого из них она выбрала. А там уже хоть пытки, хоть операционный стол, хоть скудное надгробие.