***
Из красной полосы, разделяющей горло на верхнюю и нижнюю части, потоком лилась кровь, надевая жертве алый воротник. Последний наряд перед уходом в мир иной, что так красиво контрастирует с белым фарфоровым лицом, увековеченном в маске испуга. — А я говорил тебе следить за своей бабой! Допизделась! Теперь всех нас Матерь покарает. — Я ей сказал, чтоб захлопнулась! Не мог же я ей рот замотать при Гончей! Чтоб она подумала?! — Да лучше так, чем гневать Матерь! Мари сидела на женских бёдрах, поглаживая хрупкие плечи когтистыми лапами. — Тише-тише… — рычал Зверь, утыкаясь носом в шею девушки, нетерпеливо клацая клыками у самого уха. Голод сводил с ума, но заветная близость оказалась даже слаще. Послышался треск ткани, когда когти вспороли разом всю верхнюю одежду, обнажая маленькую грудь и втянутый от ужаса живот. — Жалко девку! Молодая, глупая еще… — Не Матерь её забрала. Сам Дьявол велел этой твари душу невинную сцапать! — Уймись, окаянный! Как тебе ума хватает говорить такое! Побойся святых, и за тобой придут ведь. — Точно вам говорю: демон это в обличие бабы! Миранда с самим Дьяволом договорилась, чтоб вытащить тварь на свет Божий. — Чем нужно было так разозлить её, что она готова с Адом дела вести?.. — А ну заткнитесь оба! В решении Матери сомневаетесь, или же жить надоело? Гончая Анку за дело забрала: та по соседским юношам ходила, все видели. Так что нечего девку жалеть. А вам пора делом заняться, а то развели балаган! Анка хотела было взмолиться, чувствуя, как темнота охватывает рассудок, да только чужие губы накрыли собственные, лишая последних глотков воздуха и без того заполненные кровью лёгкие. За мягкой страстью поцелуя притаилась острота клыков, и стоило им подцепить язык жертвы, капкан челюстей схлопнулся. Анка одаривает сомкнутые губы Акватики булькающим криком, больше похожим на звуки во время оральных ласк, и запрокидывает голову назад, переставая дёргать ногами. — Август, вот скажи, правда что-ли такая красивая, как о ней говорят? — Страшна, как красное небо во время затмения… А грудь такая, что рубаха мужская натягивается. Вся в шрамах, будто с войны вернулась. — Вот! Говорил же я, что не может отродье бесовское быть красивее наших девок! — Идиот! Дьявол к нам посылает только детей соблазна! Слышал, какие у нее сиськи? Да у нее лицо должно быть чище и белее, чем твой нож перед праздничной жатвой. — Заебали со своим Дьяволом! Какая разница, какие у нее сиськи? Она Анку живьём разделала! — Девку твою, конечно, жаль. Да только все уже знают, что Гончая по зову Матери приходить сюда будет. Того и глядишь, и к нам «чай попить» зайдёт, ха-ха! — Совсем страх потерял? Хочешь эту плотоядную тварь охмурить? Она ж тебе хер в глаз запихает, попробуешь хоть на шаг подойти! — А я говорю, все они падки на это! Плоть плотью, да только начало женское ей покоя не даст! Кто, если не я?.. — Тошно от ваших бредней. Опустив веревку в непроглядное нутро колодца, девушка крепче сжала рукоять. В этот раз не было смысла щадить волосы, и первым делом она опускает голову в наполненное до краёв ведро. Холод иглами пронзает каждый миллиметр кожи, лицо каменеет. Подобно рыцарскому забралу оно защищает мягкие ткани под дермой, не позволяя и им охладеть. Прополоскав рот от кровавых сгустков, забившихся между зубов, Мари садится на каменистый край, протирая ботинки рваной накидкой того, кому одежда и вовсе больше не понадобится. — Посмотрите на них: стоило шавке один раз появится, как все кобели разом взвыли. Скоты: вообще всё равно, куда присунуть. Хоть девке гулящей, хоть Чёрту между рогов. — Не ругайся так. — А ты затыкать меня не смей! Я по делу, между прочим! Август, бедный, жену похоронить не успел, как эти псы плешивые к нему с расспросами! — Вот-вот! Щас сука ненасытная всех девок красивых изведёт, а Матери и дела нет! — Что ты такое болтаешь? Постыдись! — Точно-точно! Правда это, что выродки адские только развращать и умеют. Оглянуться не успеете, как мужики наши гибнуть начнут от лап её! — Полно вам! Глупости всё это. Не нужны Гончей дураки ваши. У неё Лорд есть. — Фу на тебя! Чтобы наши Лорды, да с Дьявола дочкой шашни крутить? Это ты как такое выдумала? — А вот так! Видела я всё. Лорд Хайзенберг подался по деревне ходить днём, да всё глазами рыщет. А как темно становится, вдвоём возвращаются. А еще видела я их до того, как тело чужачки Гончей отдали. Так он уже тогда от девки ни на шаг не отходил! — Бредишь ты, вот что! — Неправда! Я тоже слышала, что Лорд к ней неровно дышит, даже к Матери Миранде ходил тайком. Переживал, видать. — Чтоб наш Лорд и такое… — А я говорю: быть такого не может! И не пытайтесь мне байки рассказывать. — Да ты просто на старости слепая и глухая, как пень! На пол деревни же слышно было, как ведьма рыжая кличет его. — Вот увижу своими глазами, тогда поверю! — Смотри умом не тронься к тому времени, тетеря. — Девки, девки! Видела её, прямо передо мной пронеслась! . .***
У Карла внутри всё гудело, вторя шуму фабрики. Провода сплетались с собственными сосудами, искрились оголёнными концами, посылая импульсы в центральную нервную систему. Неисправно тянуло на улицу к воротам, которые всё ещё пребывали незадействованными. В руки так и норовили прыгнуть совершенно бесполезные сейчас предметы, рискуя быть запущенными в ближайшую стену и отправится на списание после очередного приступа убийственной энергии. Металлические детали то и дело поднимало в воздух, гайки дрожали, когда он подобно вихрю проходил мимо установок. Метался загнанным зверем между цехов с множеством сетчатых ограждений, каждый раз замирая, услышав подозрительный скрежет извне. Два блядских месяца на то, чтобы вырастить рядом с Каду беспощадную чёрную дыру, затаскивающую внутрь идеи и мысли, оставляя в подарок свежие полосы от когтей на плоских дугах рёбер. Рвало на части от беспомощности перед собственными желаниями. И если бы это ограничивалось чем-то привычным, вроде ненависти или подскочившего недотраха, отчасти подпитываемого огромной мощью, дарованной паразитом внутри, которую банально некуда деть. Так нет, мало ему было всего этого; теперь в арсенале вредных привычек пополнение в виде необходимости конкретного живого существа рядом. Хайзенберг знает, какое на вкус одиночество, и холодные капли крови, смачивающие сердце-двигатель, явно отдалены от этого банального чувства. Он убеждает себя, что привязанность рвётся, как и любая другая нить-попытка зацепиться за хоть что-то, кроме дозволенного Мирандой и суровой окружающей средой. Нужно лишь время и концентрация. Очередное разочарование, что лишь укрепит его жажду вырваться из птичьих когтей, и позволить себе дышать свободно, размеренно, не переживая за слепую зону за спиной. Миранда в очередной раз удивляет. Стоило догадаться, что это произойдет, но зависимость хороша тем, что стирает тревожные звоночки самосохранения, перекрашивая ранее чуждое в единый цвет с устоявшимся. Делает нормой даже самые дикие побуждения и любые свои проявления, будь они в физической или психологической форме. …Это становится забавной тенденцией: смотреть, как небольшая фигура пробирается через поле ко входу, маяча на прицеле рыжим пламенем. Ей ничего не угрожает на его территории, но сейчас руки сводит от готовности в любой момент сдвинуть с места килограммы металлолома и послать их на встречу. Такая опасная вблизи, обдает бешенной энергетикой не человеческого происхождения, и даже вызывает лёгкую гордость этими идеальными для убийства изгибами. И такая уязвимая со стороны. Неопытная, выкинутая в чужой агрессивный мир, на фоне остальных Лордов просто игрушечная пародия на нечто действительно сильное и внушающее страх. Крепко прижимает к себе, повинуясь необходимости тактильного контакта со стороны Акватики. Она никогда не видела в нём даже проблески слабости. Всё, что делает Хайзенберг заранее пропитано уверенностью в правильности своих решений, как будто, так и должно быть. И когда мужские руки обвивают её талию, слегка поглаживая спину, накопленная месяцами боль с силой рвёт сердцевину диафрагмы, отпуская искалеченные внутренности. Прислоняется щекой к груди, впитывая жар тела. Звуки смешиваются в один сумасшедший оркестр, заполняя пустую голову. Карл касается носом шеи, осторожно, с несвойственной ему бережностью. Глубоко вдыхает запах сырости и медикаментов, которые впитала серая рубашка. В стенах фабрики как никогда спокойно, и никто не посмеет нарушить установленное равновесие посреди шаткой реальности. Оставляет мягкий поцелуй за ухом, не контролируя собственные порывы. Нет никакой дистанции или недосказанности, только горечь кожи и невесомые скольжения по линиям вполне осязаемого существа рядом. После растянутых в символ бесконечности блужданий по плечам и лицу, наконец-то находит тонкую полоску губ. Подминает её под себя, не давая шансов сбежать. Сдержанные укусы перебивает настойчивость языка, и вскоре влажный симбиоз дурманит сильнее любого пойла, оставляя в моменте два, застывших посреди кованного моста, тела. Акватика пальцами вплетается в в неряшливый пепельный хвост, избавляясь от резинки, которая под её натиском слетает куда-то на пол. Вторая рука нетерпеливо касается груди, минуя пуговицы на рубашке. Это уже даже не похоть, а скорее пульсирующий ужас, который можно закрыть только если убедится, что стоящий перед ней мужчина — не глюк, не муляж, не хитрая попытка разрушить сознание. Касаться его, впитывать чужую энергию и горячее дыхание всеми известными органами чувств. Карл — зверь. Дикий, голодный, склонный к разрушительной доминантности над всем, что посмеет оказаться в радиусе поражения. Такой никогда не будет сидеть на привязи по своей воли. И то, что Миранда попыталась его приручить, доказывает сказанное ранее; поводок на шее Хайзенберга только прокачивает его силы, собирая в мощной грудной клетке необратимую ярость. Но это не значит, что он не способен привязываться. Одомашненные животные любят слепо и немного наивно, не зная, какого это — независимость. Они не способны жить без хозяина, без предмета своей огромной собачьей любви. Дикие делают это по своей воле. От того в действиях Карла больше честности, чем в любом другом человеке. Ему не нужно доказывать что-либо словами. Достаточно внимательного взгляда. Тело Акватики обмякает, полагаясь на поддержку Лорда. — Ты нужен мне, — выдыхает девушка, закрыв глаза. И он верит ей. А самое страшное, что она нужна ему больше. Потому что дури и недостатка тяжести опыта за плечами хватит Мари на то, чтобы еще долго бороться, и в конечном счёте найти, обо что разбить свою хорошенькую юную голову. А Карл уже давно не в том положении, чтобы биться о каждое препятствие на своём пути. Любая ошибка обходится всё дороже, оставляя уже не просто шрамы, а глубокие гноящиеся трещины в сложном механизме, функционирующем только потому, что в своё время ему хватило осознанности не делать поспешных глупостей. Уже потом, когда солнце успело сделать несколько оборотов вокруг линии горизонта, утягивая за собой драгоценные минуты, Хайзенберг в очередной раз принял, что фатальная ошибка заключалась в Мари. Они как раз работали над усовершенствованием конвейера. И если бы не ее звонкий голос, он бы и дальше остался поглощён схемами в голове, не реагируя на слабые попытки сознания пробить в вихрь размышлений посредственные мысли о сложности бытия. Акватика окликивает его, и свешиваясь с платформы выше, разворачивает перед лицом подошедшего инженера чертёж, пальцем указывая на подписи на немецком. — Это что? — Напоминание, что, когда переводим подачу энергии в ручной режим, оставляем только один переключатель поднятым. Тебе это не нужно. Займись лучше блоком питания. — Меня током не ёбнет? -она поднимает взгляд, слегка улыбаясь. Волосы убраны в неряшливый пучок, оголяя шею, с которой всё еще не сошли гематомы от ошейника. Сейчас они поменяли свой цвет с вульгарного фиолетово-голубого на желтый, пятнами разбросанный по тонким красным линиям. Хайзенберг и раньше знал, что Каду имеет свойство «ревновать». Пассивно, злобно, истерично метясь внутри, путаясь в собственных отростках. Такое происходило, когда другой заражённый объект был слишком близко, или излучал опасность, которую паразит чувствовал. Оказалась, Каду умеет ревновать и других существ, не являющихся его прямыми носителями. Когда Карл увидел жуткие полосы на запястьях и шее Акватики, волна злости разбудила тварь внутри, которая подозрительно зашевелилась в сторону девушки. Каду не умеет делиться мыслями и эмоциями (их у него, вероятно, и не имеется), но отлично транслирует некоторые порывы и «настроение». Лорд оказался посреди двойственных ощущений. С одной стороны, паразит приятно удивил его, ведь показал, что может хоть что-то, кроме мерзких попыток завладеть телом и управлять всем единолично. В то же время, такая реакция пугала, ибо в её основе лежит всё тоже нечеловеческое желание- подчинить себе. Каду потянулся к Акватике, потому что ему не понравилось, что кто-то успел ей сильно навредить. Но когда переводишь импульсы плесневелого гомункула из банки, стоит понимать, что значения «защищать» и «обладать» могут стоять через «равно». — Ну, если ты не будешь читать мои сноски, то может и не только током, — Карл усмехнулся, отходя от перил, собираясь вернуться к брошенному в разобранном виде аккумулятору. — О, так у меня есть выбор, от чего умереть, оказывается. — Проверять не советую. Мари встаёт, уходя по платформам второго яруса в свой отсек. — Интригуешь. Придётся специально совать пальцы в не предназначенные для того места. Хайзенберг хмыкает, слушая гулкие шаги сверху. — Тебе действительно не хватает приключений на жопу, или ты хочешь вывести меня? — не отрываясь от работы, кричит Карл. — Привлекаю внимание, — лениво отзываются сверху. — Тогда тебе следует стараться лучше! Спустя пять минут наверху что-то подозрительно загудело, издало пару оглушительных свистов; одна деталь отправилась в полёт до ближайшей стены и весь свет в цеху погас. — Блять! — рыкнул Карл, вставая, — Что я тебе сказал?! Как ты вообще это сделала? На втором этаже зажглись два круглых жёлтых фонаря, раскрывая место нахождения хозяйки. — Я предупреждала, что не дружу с техникой! Тяжелые шаги по лестнице послали волну дрожи по позвоночнику. После оказалось, что тряслось не только тело, но и перила мостиков. — Для особо одарённых повторю, что прежде, чем что-то делать, прочитай ебаную инструкцию! — Там половина на немецком! — Значит читай вслух! — Не ори на меня! Последнее сказано почти в упор стоящей фигуре, подсвеченной её собственными глазами. Карл хватает её за воротник рубашки, не прикладывая и половины сил, разворачивает ту лицом к щитку. — Свети. — поясняет мужчина, залезая в установку. Мимо уха проносится вылетевший винтик, и рука в перчатке оборачивается мухоловкой, хватая тот на лету. — Зачем ты вообще туда полезла? Ума не хватило свериться с чертежом? — Я просто посмотрела. — Ага, и херня эта отлетела, потому что ты ее засмущала. Лиса, зубы мне не заговаривай! — Заметь, ты говоришь больше, чем я. Так что, кто кому ещё… Под воздействием Хайзенберга блок снова исправно зашумел, тихо разгоняя энергию по установкам ниже. Свет не включился. — Напугать меня хочешь? — спокойно уточняет Мар, закуривая. Как же приятно иметь возможность сделать это в любой момент, а не прятать помятую пачку между книг, зная, что Миранда почувствует запах курева в лаборатории. — А ты боишься темноты? — Нет. — Ну так, а нахуй спрашиваешь? Лорд встал и из-под черных окуляров пробился нехороший блеск глаз. Такой всегда появлялся, как только гениальный разум выдавал очередную идею, стоящую времени и внимания для максимально скорого воплощения. Акватика инстинктивно попятилась назад, зная, что в крайнем случае сможем просто спрыгнуть на первый этаж и выбежать в другой коридор. А там хоть до литейной, хоть до лифта. Карту фабрики она более или менее выучила. Правильнее сказать: она знала, как добраться до изведанных ею помещений, но не ходила в операционные и коридоры с капсулами постоянного питания солдат, успев проверить их функцию внезапно «оживать». — Время идёт, а ты всё так же очаровательна, когда боишься, — почти в полной темноте его улыбка выглядела более зловещей, нежели на самом деле. — Даже знать не хочу, что ты хочешь сделать. — Акватика уже отошла на достаточное расстояние, оставляя за спиной черный проём лестницы. — Дам тебе фору в пять секунд. Считать можешь сама, так уж и быть, — его будничный голос только больше разгонял адреналин в крови. Любовь Хайзенберга жестоко играться со всеми, кто попадал в его власть, вызвана приземлённым желанием самоутвердиться. Спасибо Миранде, которая приложила обе руки к этому. Головой Мари понимает, что навредить Лорд ей не сможет. Не так сильно, чтобы так страшится этого, по крайней мере. Но есть два важных аспекта, которые каждый раз толкают бежать: Зверь, обостривший её инстинкт самосохранения и чувствующий непосредственное доминирование Хайзенберга над собой. И то, что её по-своему возбуждает роль жертвы, которую можно примерить только на территории Карла, где собственные способности ничтожны в сравнении с его. Скатившись кубарем по лестнице, в пару секунд пролетает коридоры установок, обозначив дверь первой «точкой сохранения», которую стоит преодолеть. Всё бы хорошо, но именно оттуда с рёвом вылетает солдат, делая выпад буром вперёд. Крик бьёт по ушам, получая в ответ звон и хохот сверху. Акватика бежит назад, надеясь, что творцу этих ошибок природы хватит ума не запереть её наедине с жужжащей смертью. — Шутка стара как мир, и мы это уже проходили! — Мари поднимается наверх, наблюдая с моста за солдатом, наяриваюшим круги по первому этажу. Тело слегка дрожало после неожиданного столкновения с неразборчивым обитателем данной локации. — Я бы перестал так делать, но твоя реакция заставляет передумать. В такие моменты говорят, что «хочется стереть эту наглую улыбку», но рыжей достаточно, если она перестанет слышать снизу рёв ходячего трупа, а улыбку можно и не трогать. Посчитав, что та достаточно отдохнула, Карл силой разворачивает солдата к лестнице, направляя точно к ним на мост. — Да ты издеваешься! -Акватика предпринимает попытку пробежать мимо Лорда к другой лестнице, но мёртвой хваткой он вцепляется в женское плечо, притягивая к себе. Обняв девушку со спины, Хайзенберг выставил ее на пути бушующего киборга, с садистким удовольствием отмечая бурную реакцию. Мар забилась в импровизированных тисках, царапаясь. Мозг продолжал крутить на повторе: «Он нас не убьёт, он нас не убьёт, он нас не убьёт.». Но легче от этого не становилось. Ногой сдержанно бьёт в колено мужчине, не с целью навредить, но дать понять, что шутка выходит из-под контроля. — Полегче, детка! — Сука, отпусти! Я уже поняла, что проебалась! Прости! Отвратительное рычание ужасно близко. Удар приходится в воздух, но еще пара метров, и бур с легкостью застрянет у неё в плече или шее. — Слышала про тест на доверие? — Карл выпрямился и слова прижгли кончик уха. Хватка ослабла, но было уже поздно вырываться. Рыжая вжалась в спиной в корпус мужчины, инстинктивно закрывая глаза, когда увидела очередной замах. Солдат замер, перестав подавать хоть какие-то признаки жизни. Включился свет. Хайзенберг потянул ее за собой сделать два шага назад. Бур снова пришёл в движение, со свистом рассекая воздух в том месте, где до этого находилась видимая цель в качестве одной рыжей башки.