Хрупкое Тело

      Прошло больше пол года, когда ей начали сниться кошмары.        Они просочились в размеренную жизнь в одну из долгих неспокойных ночей, и обернулись колючей проволокой, туго стягивая горло напоминанием о губительной реальности. О том, что еще есть чего бояться; оглушили выстрелом в ухо, доставая захороненные чувства из свежих ям, напоследок оставив расчерченную когтями землю.       Было далеко за полночь, но на кухне зажглась лампа, испуская сомнительный белый свет. В коридоре мигом стало чуть менее уютно, а привычная темнота скрылась по углам, вжавшись в бетонные стены.       Комнаты как таковой не существовало: напуганный Зверь внутри неё стёр понимание происходящего, желая оградить искалеченный рассудок от всего мира, но случайно запер клетку не с той стороны, оставшись один на один со свежими картинками минувшего сна. Сердце, заряженное адреналином, толкнуло кровь с удвоенной силой, и мозг отдал приказ резко подорваться с кровати и отправится на поиски утешения.       Мари даже не помнит, как долетела до кухни. Единственное, что ей оставили в качестве доступной для усвоения информации — звуки.       Тихий свист чайника, так напоминающий собственный жалостливый визг ужаса, застрявший не то комом в горле, не то пулей в барабанных перепонках. Убаюкивающие постукивания ложки, когда кипяток встретился с дешёвым кофеином на дне чашки. Легкая поступь босыми ногами по холодному полу; а ноги уже настолько бесчувственные и стёртые постоянными пробежками в тяжелой обуви, что и пол-то остался скорее тревожным воспоминанием, нежели действительно ощутимой вещью.       Упав на диван, Акватика подобрала колени к себе, образуя один напряжённый комок. Старый шрам под ребром, нанесённый буром, заныл, но это уже чистой воды психосоматика.        И трепетно и страшно возвращаться в то время, когда солдаты действительно представляли для нее угрозу. Касаться пальцами рванных выпуклых линий, которые подобно белым молниям в грозу, расходились по телу.       «Женщинам шрамы не идут» — сказала ее собственным голос незнакомая женщина.       Наверное, мама. Та, которая настоящая, оставшаяся в мирном городском пространстве, прикованная к больничной койке в бездушном отделении больницы.       Та, которая умерла. Даже если ее удалось спасти для тех, кто покорно ждет дома, то точно не для Мари.       «Надеюсь, и ты меня больше не ждешь.»       Протупив еще минуту в стену напротив, девушка осознала плачевность своего состояния. Темные брови сдвинулись к носу, выступая олицетворением недовольства. Самое глупое, что сейчас можно сделать — это поддаться тусклой жалости к самой себе, которая не только обесцвечивает и без того мрачный мир, но и обезличивает тебя самого.       Сорвавшись с места, стремительно передвигаясь между углами и дверными косяками, невесомой походкой она направилась в лабораторию. Испуганный и пустой рыбий взгляд с соответствующей неуклюжестью всего за несчастные восемь месяцев сменился на манёвриность и неумолимость акулы, бороздящей коридоры фабрики в точно заданном направлении.       Редко появляющиеся на горизонте солдаты хоть и вызывали дрожь в коленках, оправданную чисто природным испугом, но хотя бы не вгоняли в ступор и панику, как это было раньше. Любой из них оказывался медленнее быстро скользящей вдоль стен фигурки, и им оставалось лишь тупо рычать ей вслед, размахивая в воздухе жужжащими конечностями. Стоило рыжей скрыться за очередной дверью, и они теряли ее из виду, уходя назад в свои холодные покои-склепы с решетками на окнах.       В лаборатории тихо, спокойно. Блеск оборудования и блики на столе освобождают грудь от тяжелого вздоха облегчения.       Она много раз видела, как этим занимается Хайзенберг. В своей «работе» он раскрывается ей с самых своих неоднозначных, но прекрасных сторон.       Есть нечто необъяснимо притягательное в его гениальном мозгу и идейности, плотно граничащей с безумием.       Порой кажется, что ему подвластен абсолютно любой механизм, к любой загадке он подберёт код, пусть даже и читерский, местами. Если Карлу что-то не поддавалось, то он с агрессивным азартом в глазах взламывал это.       Мари по себе знает, потому может из личного опыта так рассуждать.       Перед ней лежало тело. Очередная «заготовка» с вывернутыми наружу органами и освобождённым местом внутри. Мягкие, влажные, сырые детали человеческого нутра, более не способные справляться со своей задачей и удовлетворять жестокого создателя, были отправлены на скормление ликанам (Зверь брезговал мертвечины, пожелав перебиваться еще тёплым мясом во время походов в деревню по приказу Матери), и пустующие полости, зрительно поделённые на отдельные «отсеки», дожидались следующего этапа.       «He was a poor man, though he was genius.»       Акватика затянула неряшливый хвост, убирая за уши выбивающиеся пряди. Теперь, когда опасность перестала быть постоянной, уже чуть ли не на уровне условного рефлекса, обращение в полную форму стало редкостью («я бы сказал, роскошью»— угрюмо ворчал внутренний монстр, утративший большую часть физической силы и власти, сидя в женском теле).       Это решило множество нюансов касательно неудобства трансформаций: каждый раз снимать с себя всё, включая бижутерию, довольно долго и проблематично, а порой обращение не может быть отложено даже на пять минут.       Поэтому теперь помимо деликатного пирсинга, выпирающего из-под просторной мужской майки, она позволила себе обзавестись серьгой в левом ухе и парой колец. Всё это было куплено у Герцога на честно заработанные, и так же честно спизженные из опустевших домов, леи.       Подобные атрибуты добавляли ей некой полноценности образа, собранного из кусков совершенно разных пазлов, и позволяли выглядеть чуть выше, чем выходец очередной подпольной лаборатории или обыкновенный пушечный кусок мяса, созданный лишь для выполнения грязной работы.       «Would they listen to this crazy man? »       «Гончая» — прижилась. Не сразу; пришлось разжевать, распробовать, растереть по дёснам и нёбу вонючей едкой мазью, что охватывает слизистую приятным жжением, и напоминает о себе при разговоре с другими обитателями специфическим запахом. Что-то между крепким алкоголем, разложением и хвоей, добавленной исключительно из-за целительных свойств и с благими намерениями.       Акватика надевает наушники, те самые, что когда-то откопала у Карла в коробках, и заряжает кассету «My Dying Bride- Complete». Это относительно новый альбом, если сравнивать с остальными, и по звучанию идеально подходил во время вырвиглазной напряжённой деятельности с установкой новой механической жизни в каркас из плоти и мышц.       Выкрутив звук на максимум, девушка подхватывает собранный на днях реактор, а также устройство искусственной подачи воздуха в кровь, заменяющий частично удалённые дыхательные пути. Самое сложное будет — это провести потом его наружу, не задев крупные сосуды и мышцы, а также постараться не повредить внутреннюю оболочку гортани.       «Да, дел на всю ночь. По-хорошему надо будет потом убраться здесь, и можно пойти сделать еще себе кофе, ближе к утру»       Это была единственная попытка поспать за три дня, и она не увенчалась успехом.       Стоило закрыть глаза, как новый, созданный на ходу мир, потянул ее в бездну своими огромными ладонями, зажимая рот и нос, не позволяя ни вдохнуть, нИ вырваться. Любое сопротивление оставалось на уровне кричащего сигнала, позже трансфигурируясь в сплошной воспалённый нерв, настолько сильно было желание освободится.       Тесно лежащие на полках подсознания страхи и травмы слиплись в единый дышащий ком. Он булькал, злорадствовал, хихикал воем сигнализации; вооружённый бесконечно множащимися щупальцами, орудовал скальпелем, на живую отрезая по лоскутку кожи с самых нежных участков, обнажая красные дымящиеся сплетения, и никакая призрачно-тонкая фасция не спасала от последующего насилия.       Кошмары втыкали в воспалённый мозг спицы, пришпиливая извилины, как бабочку энтомолог.       И всё это вкупе сделало из неё ходячий растерзанный ошмёток с температурой вулканической магмы и выпотрошенным содержимым, вечно кровящий, пахнущий сигаретами и кровью, огрызающийся на любые попытки ехидной улыбкой просочиться внутрь, пощекотать вытащенные на свет Божий рёбра, что корсетом укрепляли резкие линии талии.       Метафорично, а всё равно неприятно и жутко.       «Would they help him to his end? …»       Но расчленёнка ей не снилась. А даже если и снилась, то забавными отрывками, дабы разгладить общую обстановку и снизить градус давления. Как будто ее можно напугать внутренностями и недобитыми калеками-зомби.....       После посещения дома Беневьенто очередная косточка первородного скелета с хрустом разломилась на двое, острыми краями впиваясь в мягкие ткани изнутри.       Последняя капля в чашу личного сумасшествия, хоть Акватика и была до последнего уверенна, что та расширяется по мере пребывания девушки в деревне.        Началось всё по осени.       Когда догорающее всеми красками небо прощалось с еще греющим солнцем, окрашивая пейзажи вокруг фабрики в мутно-рыжий цвет с проблесками желтизны в кронах деревьев. Слепящие лучи полосовали лицо широкими мазками света.       Скоро снова похолодает. Ляжет белый снег, прижимая крыши деревенских домиков своим весом, пряча безмятежной гладью мусор, оставленный осенним листопадом, растасканный по закоулкам проливными дождями. Уйдёт небрежность прилипающих к ботинкам коричневых листьев, резкость голых веток, и мир покроет мрачное морозное спокойствие. Обманчивое, жестокое.       А после ликаны превратят ее в кровавую грязь, шастая ночами в поисках очередной заблудшей души. . .       Из общей свалки металлолома пинками она выкатила старую железную бочку, пережившую не одно десятилетие. Роспись коррозии и характерных вмятин придала ей соответствующий вид: что-то забытое и старое, некогда служившее человеку, теперь брошено на утилизацию в пыльной груде разобранных механизмов и, обесцвеченной общей массой, техники.       С гулом провалилось в черное нутро содержимое потрёпанной сумки через плечо. Следом полился ядовитый бензин, окрапляя содержимое маслянистыми крупными разводами.       Чиркнула спичка, разнося приятный запах освобождения. Зрачки заполнились рыжим пламенем, загораясь сильнее по мере того, как росло беспощадное пламя. Зажав в зубах сигарету, Мари вытягивает шею вперед, не вынимая руки из карманов брюк. Густой дым так привычно заполняет легкие, но не лишает удовольствия.       Столько вольности в простых вещах.       Выбор.       Его здесь предоставляют редко, особенно, когда Миранда сажает на незримую цепь, давая тебе новые возможности, место жительства, обязанности, и даже имя.       Это только ее выбор, ее решение: избавиться от прошлого, как от отмерших клеток кожи, что лишь загрязняют, пачкают. Сжечь дотла приевшийся дневник, хранящий мысли и слёзы другого человека, такого же забытого и жалкого, как всё вокруг. Рубашку, разорванной на половые тряпки, не годные даже для полевых перевязок. Эти блядские синие квадратики, покрытые памятными кровавыми пятнами и запахом рвоты, вместе с переживаниями.       Сжечь всё, что было отложено на полку до «лучших времён».       Стимул, обернувшийся брезгливым искажением линии губ.       Выбор в качестве хранящейся в нагрудном кармане рабочей рубашки пачки курева. Гнобящая организм отрава, подчиняющая себе желания в качестве длительной зависимости.       И пока горит ненавистное прошлое в ржавой бочке, внутри так же полыхает вечным двигателем костёр, не нуждающийся в топливе и сострадании.       Нет, теперь ей хватит сил не идти на поводу страха и жалости к себе.       «He was a tall man, pale skin and broken back»       В который раз воскрешала в голове давний разговор с Хайзенбергом.       » — Что Альсина попросила за мое освобождение?        — О чём это ты?       Акватика с неестественным хрустом выгибает пружинистую трубку, стараясь закрепить ее в горловом отверстии солдата. Во время зашивания та вылетела, но Карл убедил, что можно попробовать всунуть ее назад, не раскрывая скобы.       — Не юли, ты должен знать. Эта сука никогда бы не вступилась за меня, так еще и перед Мирандой. Так что ей нужно?       Мужчина задумчиво выпустил порцию дыма изо рта, наблюдая за действиями своего подмастерья. Мания контроля не вязалась с установленными между ними доверительными отношениями. Это было долго и сложно, и если сейчас он в очередной раз позволит себе грубость, Мари больше не станет терпеть или убегать; она просто перестанет обращать на него внимание, даже если окажется вскрытой на этом же столе, потеснив тело будущего солдата.        — Хотела взяться за твоё воспитание. Наплела что-то сучаре про глупость юности и отсутствие манер. Сказала, я на тебя плохо влияю, — в последнем предложение он передразнил Альсину в ее манере речи. А после расплылся в скверно-знакомой улыбке, — Но ты всё ещё здесь, а значит не настолько велик авторитет Альсины, как ее эго.        — Меня это и напрягает. Я здесь. После всего, что натворила. А Миранда делает вид, что ничего не произошло.       Ладонь в перчатке накрыла руку девушки, проворачивая край трубы во внутренней резьбе скрытого под тканями углубления.        — Миранда давно свихнулась. Не удивлюсь, если ей просто надоело тратить на тебя время. Подумай лучше о том, что будешь делать дальше.        — Играть в умницу-дочку? Так это у вас называется.        — Не забывайся только. А то станешь, как Альсина или, еще хуже, водяной придурок Моро.       Мар смотрит через плечо на стоящего с боку Лорда. Усмехается, легко вытаскивая руку из-под его.        — Ну, я хотя бы останусь такой же красивой.       Это было брошено без задней мысли, на отъебись. Просто чтобы в очередной раз уколоть других членов Мирандовской семейки. -Да, — внезапно соглашается Карл, отходя в сторону подготовленных проводов для проведения высоковольтного разряда тока в труп, -Но хочу тебя расстроить: Моро тоже так думал, сначала. Пока плесень не начала жрать его изнутри.»       Изнутри.       Может ли инородное тело в ней давать такой толчок энергии, поддерживая вышеупомянутый огонь? И как сделать так, чтобы он больше не потухал? Чтобы его не залило случайно крепким алкоголем, а лишь сильнее разожгло, и обогащенные спиртом сосуды успели пропитать каждую клетку горючим антисептиком.       Акватика лениво поворачивается на месте, собираясь завершить ритуальный обряд до наступления сумерек. За воротами стояла темная фигура без лица. Ноги слегка подкосило от внезапно пошатнувшегося мира, а когда линия горизонта стабилизировалась, неожиданного гостя уже и след простыл.       «Что за … ?»       Бросив окурок в тлеющие угли, рыжая быстрым шагом направилась к ограждению.       «Плохая идея»,— тихо зарычал Зверь, пытаясь взять контроль над ногами. Внезапно выпущенные когти чуть не продырявили носы обуви, но встретив стальную пластину, подогнулись вниз.       «Забери эту херню назад! Если ты переживаешь за нас, то, поверь, вогнутые внутрь когти не помогут убежать, если придется."- Акватика научилась подавлять его, но все еще просила по-хорошему вернуть ей полный контроль. — » Ты делаешь нам обоим хуже».       «Слушайся меня»       На секунду Мари показалось, что кто-то позвал ее из леса. Поманил невесомым жестом пальцев без очертаний и опознавательных знаков.       «Нет.»       И нажимает кнопку открытия ворот, надеясь, что Карл услышал, как она уходит, и не станет предпринимать попытки поисков на фабрике.       

***

      Сказки учили нас не ходить по оставленным кем-то следам, не верить страшным дядям, обещающим конфеты за углом, и внимательно смотреть под ноги. Вот из всего упомянутого Мари выполнила лишь последний пункт, перебираясь по раскачивающемуся мосту на тот берег.       Золотистая нить вела её прямиком во владения Донны Беневьенто, до этого не принимавшей участия в этой склочной истории. Слухи про способности скрытной женщины в черном тревожили, но их было недостаточно, чтобы сопротивляться столь заманчивому приглашению.       Подобно Элли, ступающей по желтому кирпичу до Изумрудного Города в поисках ответов, Гончая ступала на чужие враждебные земли, готовая в любой момент броситься назад, позабыв о смелости и заточенной в ней мощи.       Стоило коснуться нити-проводника, как сознание заполнило неоспоримое предчувствие, что пока светящаяся линия переливается в ладони, опасность никому не грозит. Чувство это пришло извне, и поначалу даже казалось, что кто-то засунул его внутрь насильно, о чем также сообщил «всезнающий» Зверь, успевший порядком потрепать хозяйке нервы. Его импульсивные попытки обратить девушку и пойти исследовать территорию в облике крупного хищника давали ясно понять, что простой прогулкой они не отделаются.       Но возможности Донны оказались куда сильнее, и довольно быстро взяли под свою опеку и без того кипящий мозг рыжей, бережно всадив в тот несколько манипулятивных игол, и продолжая вести всё дальше от лишних глаз, прямо вглубь леса.       «Золотое руно», — так Акватика про себя сравнила ведущий ее предмет, — как будто кто-то размотал его впопыхах, петляло и путалось под ногами, то и дело норовя случайно уронить блуждающую девушку в насыщенную мертвечиной почву. Запах трупов был настолько же отчетливый, как из подземелья Альсины. Обычные люди его почти не улавливают.       Названная посланником Ада же давилась столь откровенным присутствием нечисти под ногами. Их разделяет метр, не более. И зомби только и ждут удобного момента, чтобы восстать и оприходовать незваного гостя…       Хотя, почему же незваного?       Дорога шла через кладбище. Подвешенные куклы над головой- как странный жест приветствия, хотя Мар прекрасно понимала, что это лишь отголоски психических болезней местной обитательницы.       Свободной петлёй нить была накинута на одно из надгробий, находящееся со стороны плотно обступившего опушку леса. Ведомая не то сказочной пряжей, не то обитавшими тут призраками, Гончая подкрадывается к холодной каменной плите, неровным куском торчащей из земли. Преодолевая легкий страх и слабость в коленях, девушка сначала сняла нить, а после провела ладонью по пыльной заросшей поверхности.       Герман Акватика»       Как будто нацарапали ножом эти ровные буквы, сначала на надгробие, а после на ее черепе. Как будто к уху приставили пистолет с глушителем и выпустили пулю, — если не задумываться, можно решить, что она сама не услышала выстрел, не успела испугаться.       Пробежав взглядом еще раз по надписям, Мар почти расплылась в улыбке. Истерика брала вверх, незаметно перенимая поводья управления, так ласково вынимая их из окоченевших дрожащих пальцев.       — Да ну нет… — рыжая махнула головой, пытаясь отогнать морок, -Ты издеваешься?       Но он молчал. Смотрел в никуда сквозь толщу земли, зажатый между такими же мертвецами, и не мог видеть и слышать дальше могильных стен-баррикад.       Не мог знать, что спустя столько лет его нелёгкая судьба нашла продолжение в лице одной рыжей девушки.       Акватика приложила ладонь к лицу, неспеша отмеривая пространство шагами от надгробия до дерева, раскинувшего свои ветки опалёнными крыльями над чьим-то местом захоронения. Наверное, оно уже много лет защищало тех, кто оставил жизни в этом тихом призрачном месте…       — Ты! — Мар резко разворачивается на пятках, указывая пальцем на могилу, — Не должен был появиться в моей жизни! Ты умер! Много-много лет назад. Тебя нет, не существует! Потому что в моей жизни тебя никогда, блять, не было.       Сложно сказать, какие именно чувства она испытывала. Наверное, обиду. Такую яркую, но мимолётную. Просто, потому что нужно было чувствовать хоть что-то.       »…And no-one knew him, though he was genius.»       Обуздав неоправданные эмоции, девушка подошла ближе, опуская колени на сырую землю. Ее пульсирующие желтые радужки раз за разом перечитывали надпись, скользя по бесчувственной поверхности камня. Такое скудное и простое украшение для столь же скудных воспоминаний.       Дедушку она не знала. Да и можно ли так назвать человека, который бросил их семью даже не успев войти в нее? Фиктивный брак, глобальное разочарование. Пара чёрно-белых фото. Родственники постарались избавиться от всех вещей, что когда-то принадлежали ему. Даже обручальное кольцо бабушка сдала в ломбард не испытав и тени сожаления.       — Как тебя вообще занесло сюда?.. -Мар проводит рукой по прохладному рельефному полотну, избавляясь от остатков грязи. Отведенный ему кусок земли заполонили сорняки и мусор, образованный сбитыми и расклёванными куклами.       «Так тебе и надо»— прошептало ожесточенное внутреннее Я.       Хрустнула ветка за спиной.       Потерявшийся в волнах негодования и досады Зверь более не собирался помогать, не подавал признаков сопротивления. Оставалось полагаться лишь на себя…       Черная фигура терпеливо ждала, пока на нее обратят внимания. Стояла поодаль от сидящей гостьи, бережно держа на руках свою маленькую уродливую спутницу в свадебном платье.       Перед глазами пошла рябь. Отчетливо поползли в голову смазанные картинки. Лёгкое наваждение, сопровождающееся насильственными спокойствием и тяжестью. Донна получила доступ к разуму, навязывая эти эмоции.       — Ты знала об этом? — Акватика слегка щурится, даже не пытаясь выгнать Беневиенто из собственного сознания, в котором та неспеша рылась.       — Нужно было показать тебе раньше. — ее тихий, слегка хриплый, голос отрезвлял.       Она словно огорчилась, увидев Мари в такой позе и состоянии. В ее голосе прозвучало нечто, похожее на сожаление.       — Кто еще знает? — Акватика вздыхает, пытаясь вспомнить, куда положила сигареты.       «They feared him, locked him away»       — Альсина… — еще тише озвучила женщина.       — Миранда знает? — конечно знает.       Она, черт ее дери, всё знает. Вопрос в качестве теста на честность, не более.       — Да.       «Кто бы сомневался… »       Спокойствие, подобно таблетке, сунутой под язык великодушными санитарами, было проглочено ей с покорностью обездвиженного пациента, и моментально распространилось по телу долгожданной слабостью. Мышцы заныли, а веки заполнил влажный песок.       — А… Хайзенберг? Он знал? — собственный голос потерял все краски, став сиплым и обезличенным.       Беневиенто переступила с ноги на ногу, но черная юбка в пол скрыла это нервное действие.       — Нет. Я… Я собиралась ему рассказать. Но Миранда запретила. Посоветовала придержать новость до нужного момента.       — Сейчас — тот самый момент?       Донна взволнованно покачнулась, невольно сделав шаг назад. Кукла в ее руках слегка затрещала в предвкушении показать себя, но темноволосая крепче сжала пальцы, искренне стараясь подобрать слова, чтобы ситуация оставалась под ее контролем, а не была передана Энджи, как это бывало в большинстве случаев.       — Нет… Меня никто не просил. Никто не знает, что ты здесь.       Получив в ответ озадаченное молчание, женщина сделала небольшой шаг ближе.       — Ты грустишь из-за этого?       Гончая усмехнулась, помотав головой. Улыбка растянула ее побелевшие губы, открывая вид на кого-то сломанного и неустойчивого психологически.       — Нет. Он был нужен моей матери, не мне, — облизнулась, игнорируя сухость в горле, — смысл не в том, что он умер или бросил нас. А в том, что он тоже принадлежал этому месту. В смысле, это многое объясняет. Например, моё знание языка… А еще это значит, что я попала сюда не случайно. Что у меня, мать его, не было шанса сюда не попасть после B.S.A.A. Чувствую себя… Обречённой?..       Мар заправляет выбившиеся пряди за ухо, так и не найдя сигареты. Видимо, обронила, будучи зачарованной «руном».       — Так, что тебе нужно? Не просто так же показала мне это.       Ответа не последовало.       Тихий щелчок шарнира в шее куклы оповестил о смене собеседника. Писклявое хихиканье стало тому подтверждением.       — Мы так долго ждали! — Энджи взлетела с рук хозяйки, — Когда все забудут про тебя!       Оживленная игрушка буквально полетела на девушку, и та, не ожидавшая такого скоростного передвижения от Энджи, неуклюже упала на землю. Мышцы голени свело через секунду после предупредительного рывка внутри; потянула ногу, так еще и упустила из виду парящий раздражитель.       — …Тебе будет лучше с нами! Когда мы все расскажем, тебе больше не понадобится Миранда!       Земля вокруг задрожала, и разрывая утрамбованные слои почвы, полезли мертвецы. Руки, бесцветные и холодные, с забившимися под отросшие желтые когти грязью и кровью, рыскали по поверхности в поисках жертвы. Хватали за одежду и ремень, плечи и щиколотки, не давая подняться.       Паника захлестнула, и тело забилось в судорожных попытках вырваться. Не получалось выпустить Зверя, хотя бы частично обратиться, а собственные силы быстро заканчивались.       — Никто не поймет, как тебе одиноко! А у нас много друзей. Тебе будет не так страшно, если вокруг будет много маленьких братиков и сестёр! Хочешь быть частью нашей семьи?       Белым вихрем, безумным танцем, Энджи кружила над ней, размазывая картинку, превращая всё в незамедлительный водоворот, словно кто-то провёл мокрой кистью по только что нанесённым на холст краскам.       Растворитель в затхлом свадебном платье, избавляющий от хоть какого-то понимания реальности.       А трупы тем временем тянули ее прямиком в могилу Германа, раскрывшую свою грязно-бурую пасть в предвкушении пополнения жильцов.       Язык онемел, запал в горло бесполезным органом. Удушение стянуло горло оковами изнутри, сопровождаясь рвотными позывами. Чьи-то пальцы полезли в раскрытый рот, надавливая на челюсть. Из глаз потекли пресные слёзы, щекоча скулы и шею.       — Мы позаботимся о тебе лучше остальных!       Опора ушла из-под ног, оставляя их беспомощно грести обваливающиеся стены ямы. Нос забил трупный запах вперемешку с выдранной травой и комьями глины.       И прежде чем темнота поглотила давно сдавшиеся глаза, что не в силах противостоять сумасшедшему вихрю вокруг, Мари осознала, что летит вниз.       На дне могилы ее встретило тело, смягчив удар. Новая волна страха выдавила из легких сдавленный визг. Смех Энджи проводил её в беспамятство.       Похороненная заживо с предком, Акватика провалилась в последующую череду кошмаров-галлюцинаций.       «And in silence would he pray? »

***

      Обычно Донна не звонила ему. Если им нужно было пересечься, то об этом договаривались на совете. И чаще всего, по велению Матери. Самому Карлу было нечего просить у обладательницы коллекции стрёмных кукол, и он всячески избегал посещения ее особняка.       Как минимум, потому что там было пыльно, пусто и тихо настолько, что звенело в ушах. Привыкший к захламленному пространству фабрики, в котором даже звуки сливались в бардак, Лорд не любил уединение туманных владений Беневиенто.       Она позвонила ему лишь для того, чтобы едва слышно выдохнуть в трубку и сбросить. Короткое приглашение в духе кукольницы.       Донна вообще редко говорила. За нее это сполна делала Энджи, не умолкающая почти ни на минуту. Вечно мельтешащая перед глазами расплывчатой маленькой сиреной.       Накинув пальто, мужчина неспешно двинулся к воротам. Ночью особенно неприятно пробираться через кусты к давно потерявшему доверию веревочному мосту. Если бы не годы существования здесь, Хайзенберг не проходил бы по нему с такой уверенностью и железным спокойствием.       Всё-таки, ветер и тьма вокруг не располагали к прогулке по столь нелепой шаткой конструкции.       Но Карл не дурак, и знает, что стоит смотреть под ноги, пробираясь мимо еще десятка подобных переходов, потерпевших когда-то крушение.       Разбухшие от влаги доски, треск веревок — всё это недобрый знак.       И какого же было его удивление, когда на другом берегу его ждала оставленная кем-то пачка сигарет, прижатая к небольшому насыпному пригорку непогодой.       «Вот же неугомонная бестолочь».       Пряча находку в карман, мужчина ускорил шаг, уже догадываясь о причине столь позднего вызова.       «Не сидится тебе на жопе ровно, Акватика. Нахера ты вообще сюда попёрлась?»       Последнее время Хайзенберг не особо следил за передвижением Гончей.       Наверное, как раз после ее титулования, после которого бывшая пассия была вынуждена бегать по всей округе даже чаще, чем он сам. Миранда как-то быстро позабыла об остальных своих детях, давая всем небольшую передышку от своих бесконечных поручений.       Может быть, это связано с тем, что она просто не могла отпустить Акватику далеко от себя, ожидая нового приступа неповиновения. А может, испытывала нового члена ёбнутой семейки на прочность.       В совокупности эти два предположения звучали еще убедительнее.       Распахнутая калитка не сулила ничего хорошего. Донна любила своеобразные шоу, а потому обычно открывала проход с показательным скрипом прямо перед носом у гостя, и по всем канонам ужастиков про дома с привидениями делала это не показывая себя.       В этот раз даже лифт приехал быстрее обычного (у Лордов был карт-бланш на посещение, не требовавший делиться какими-то воспоминаниями).       Толкнув дверь предплечьем, мужчина вошёл внутрь без предварительного стука. Как и ожидалось: никто его не встречал.       Карл, сохраняя доступную выдержку, бесшумно скользнул внутрь, внимательно осматривая углы и повороты утонувшего в безжизненной темноте дома.       Если Акватика тут, то стоит готовиться к худшему.       Со стороны мастерской раздался крик.       Точка невозврата для перегруженного мозга.       Влетев в предполагаемое в качестве источника звука помещение, Хайзенберг первым белом притянул к себе ножницы со стола, точно зная, что сумеет напугать нерадивую сестрицу любым оружием в своих руках.       На полу, согнувшись втрое, дёргалась рыжая девушка, упираясь лбом в пол, и издавая нечто близкое к животному вою. Рядом на корточках сидела Донна без своей привычной вуали, и слегка придерживала девушку за плечо.       Подняв на него свой единственный глаз, переполненный растерянностью, кукольница внезапно затараторила полушепотом:       — Я не хотела. Карл, клянусь, это вышло случайно. Она была такой слабой… Не знаю, что делать… Не получается ее усыпить…       Мужчина садится рядом, за плечи поднимая Мари, которая тут же начинает извиваться, заходясь в крике. Из сомкнутых век блестящей полоской струятся слёзы.       — Лиса! Лиса, просыпайся! Подъем! -он тормошит ее, слегка прикрикивая.       — Не поможет. Она в глубоком сне. — Донна встает, совершенно холодно констатируя факт, — Даже я не в силах помочь…       Акватику выгибает в спине, и та хватается за свои предплечья, царапая их. Карл силой разрывает этот самокалечущий захват, держа руки девушки на расстоянии друг от друга.       — Какого хера это вообще произошло?!       Гончая сопротивляется, всячески выкручиваясь. В таком состоянии она с легкостью может сломать себе что-нибудь.       — Я просто хотела помочь ей… — женщина в черном зашипела, метнувшись ко столу с какими-то бумажками, — Не думала, что это выйдет из-под контроля.       Зашелестели заметки, записи, полетели на пол заполненные аккуратным текстом и тонкими рисунками желтые листы.       — Помочь свихнуться? Блять! — немец ударом ноги отпихивает от себя ожившую куклу, подобравшуюся на своих стальных ножках-лезвиях, — Угомони их нахуй, иначе я разберу всех твой сранных кукол на запчасти!       Беневиенто оборачиваясь, бросая строгий взгляд на ползущих из темноты тварей. Те покорно возвращаются за дверь, наблюдая из проёма.       »…He lived alone, though many voices spoke,       He found peace, in his own little world.»       Окинув взглядом сидящих на полу, после шкафы с разными принадлежностями вроде кистей и ниток, кукольница собрала бумаги и двинулась к выходу из мастерской.       — Будь с ней. Я попробую найти что-то с меньшей концентрацией пыльцы. Еще дозу она не переживёт.       Проводив моментально сбежавшую виновницу состоявшегося обряда экзорцизма, Хайзенберг переключился на подконтрольную Мар. Постралася удобнее зажать ее, чтобы та не дотянулась до себя в неосознанной попытке травмировать.       Внутри непривычно быстро заработало сердце-мотор, скручивая ребра изнутри, нанизывая сосуды на пике переживаний и тревоги.       Прижавшись колючей щекой к уху девушки, Карл шумно выдыхает, пытаясь успокоить толи себя, толи ее, пробив страшное наваждение:       — Тише, лисёнок. Скоро этот пиздец закончится. Не переживай… Слышишь? Я рядом.       «So they beat him, to his end.»