Luscinia

      Олег не спал, курил одну за другой, сидя на балконе, заваленном старым хламом. Спать на гражданке сложно. На гражданке вообще все сложно. На войне — вот свои, этих не подставляй, а вот чужие, по этим стреляй.              Война никогда не кончается. Олег понял это в первую вылазку после учебки. Еще он понял, что к войне невозможно привыкнуть. Он вообще много чего понял в ту, первую вылазку. Что запах разметанных ПТУРСом тел при жаре в тридцать градусов оседает на языке. Что нельзя спать под окнами — стеклом занесет, или у двери — несущая стена раздавит. Что лучше ехать на БТР верхом, надеясь, что пуля-дура мимо просвистит, потому что если подрыв, даже на самой простой мине, то это уже бронированный гроб. Что каждый пятый снаряд в ДШК — трассирующий. Что есть нужно, даже если тебя тошнит от трупного запаха вокруг.              Что нужно бояться.              Потому что бесстрашные умирают первыми.              Страх — это первый звонок инстинкта самосохранения. Даже если не видишь опасности, но стало страшно — посмотри под ноги, наклонись, займи укрытие, не суй носа из него. Интуиция иногда единственное, что тебя может спасти. На гражданке этого никогда не понять до конца.              Сейчас интуиция орала, что нужно не пускать Серёгу в это дело, нужно рвать когти из города. Мент его видел, это было очень плохо, можно было надеяться только на то, что он, получив удар по голове, просто забыл, или вообще не узнал. Но на везение Олегу уже давно не приходилось надеяться.              Сонный Сережа высунулся на балкон в старой растянутой футболке и тапочках. Тихо прошмыгнув под бок Олегу, он вытащил из его рук сигарету.              — Опять кошмары?              — Да.              — Знаешь, я почти не спрашивал тебя о войне, — Сережа затянулся и уставился на сигарету в своих руках. — Я все время боюсь заговорить, заставить тебя вспомнить, но видимо здесь не нужен я, чтобы ты варился в этом дерьме.              — Не нужен, — Олег согласно кивнул. — Из этого дерьма не вылезают.              — Расскажешь?              — Что ты конкретно хочешь знать?              — Не знаю. Про твой отряд? — Сережа внимательно посмотрел на Олега и убрал пушинку с его бороды.              — Они мертвы. Всех разом положило. Хорошие были, лучшие, — Олег откинул голову на стену за спиной, прикрыл глаза и хриплым голосом продолжил. — И я был бы мертв, если бы не они.              — Ты и был, — бормочет Сережа и нервно дергает рукой, просыпая пепел на ноги. — После этого тебя погибшим объявили?              — Да.              — Что произошло?              Олег напрягся всем телом, глубоко вздохнул и начал рассказ.              — Нас перебросили на восток, в Дейр-эз-Зору. Сначала в городе между собой группировки грызлись, а в итоге под шумок ИГ там на три года себе город захватил. Когда там сирийская армия активные боевые действия развернула — нас вместе с самолетами отправили в поддержку. С моим отрядом тогда отправили ЧВКшников. Каким хером, черт его знает, но сказали брать их как поддержку и пиздовать на штурм.              — ЧВК? — потушив сигарету, Сережа положил руки себе на колени. Хотелось обнять Олега, но казалось, что сейчас к нему лучше не прикасаться.              — А ЧВК, Сережа, это пиздец. У них рубль за вход на войну, а два за выход. Им пообещали денег, пригнали после красивых речей о защите родины — а по итогу из года в год одна песня: «Мы вас туда не посылали», — хриплый голос Олега на секунду просел, Сережа хотел его остановить уже, когда он прочистил горло и продолжил. — После ранений вывозите как хотите сами, оружие тоже покупайте сами, а по возвращению — если вернётесь — ваш любезный дядя вербовщик поставит вас на учёт и будет вежливо и доходчиво объяснять, что вы можете говорить, а после чего вы вообще никогда заговорить не сможете. Наемники очень быстро понимали, что они мясо, если вернутся домой, опять же — если, то скорее всего двухсоткой. Поэтому любая работа с ними — самоубийство для каждого, кто на это идёт. Вот нас и убило.              — Если не хочешь рассказывать — не нужно…              — Нас отправили на штурм завода «Коноко». Но не сказали, что у боевиков поддержка с воздуха будет. Нас разметало как говно по вентилятору. Троих, включая меня, взяли в плен. За нас выкуп просили… Но мы, Сережа, мы как египетские фараоны, — Олег горько усмехнулся на Сережин непонимающий взгляд              — В смысле?              — Мы, Сережа, Ихтамнеты. Нас было проще списать, чем выкупать. Когда нас пришли забирать на казнь, я только твое лицо перед глазами видел, — Олег вдруг обхватил его за шею и прижал к себе, целуя в лоб и почти неслышно шепча, — Я думал, что я тебя никогда больше не увижу. Мне даже умереть не страшно было, мне было страшно умереть без тебя.              Сережа вжался в Олега всем телом. Вдруг стало кристально ясно, что он Олега теперь никогда не поймет полностью. А Олег его. Они оба переломаны, но слишком по-разному, чтобы сравнивать. Они теперь могут только сидеть так, рядом, и раны друг у друга зализывать, авось поможет и нагноения не будет.              — Как ты спасся? — задушенный Сережин голос прозвучал слишком громко.              — Ебучий случай. Я не знаю, как это назвать по-другому. Штурм начали. С поддержкой наших летунов. Нас вешали. Я почти сознание потерял, когда пуля порвала веревку. Меня вытащили, отправили в Хмаимим. Когда меня выпустили из госпиталя, я побежал тебе звонить. Ты недоступен был, я зашел чаю попить, думал, перезвоню через часик, а там к чаю новости крутили. Дальше ты все знаешь.              Олег пустым взглядом смотрел над Сережей, прижимая того к себе. Говорить оказалось страшнее, чем вспоминать. Когда мысль в твоей голове, то все немного проще. Складывается ощущение, что это все уже и не с тобой было, но каждое слово прибивало реальностью, да скорее даже забивало, как гвозди в крышку гроба.              С каким-то отстраненным удивлением Олег понял, что он плачет. Слезы капают на Сережину макушку, хочется хлюпнуть носом, а Сережа жмется, как кот, который не знает, чем утешить, кроме как головой боднуть да заурчать рядом.              Сережа и не знал. Чувствовал, как капли по волосам текут и думал, поднять голову, посмотреть на Олега, или лучше дальше просто греть своим теплом. В какой-то момент решился. Перекинул ногу через Волкова, оседлал его, взял его лицо в ладони и в глаза прямо посмотрел.              — Волче, все кончилось.              И Олега прорвало. Олег ревел как ребенок, цеплялся за Сережины плечи, скулил и говорил-говорил-говорил. О том, как страшно было, как по Сереже скучал, как детей мертвых находил, как в деревни заходили после резни. Сережа держал его, прижимал к себе, слушал и впитывал его боль. Гладил по голове, бормоча о том, что этого больше нет и не будет, что он никогда больше его туда не отпустит, что они со всем разберутся.              Олег поверил. А еще подумал, что, наверное, все-таки был не прав. Его война закончилась сегодня.       

***

             Игорь лежал в прохладной ванне и тер красные костяшки на кулаках. Сотряс сотрясом, но информацию достать было нужно. Хотя кому он врет, пар спустить ему нужно было, вот он и поперся культурно взаимодействовать со всеми слоями населения по списочку от Бустера.              После воскресной рыбалки, прости господи, все пошло по пизде. Труп, как оказалось первой жертвы, не идентифицировали, дактилоскопия не помогла. Игоря передернуло, даже для него процедура была мерзкой. После пяти недель нахождения трупа в воде образовались «перчатки смерти». Название громкое, а на деле просто кожа рук под воздействием воды отошла и болталась остатками на костях. Для того, чтобы снять отпечатки, нужно было надеть кожу на свою руку. Выглядело это просто отвратительно. Впрочем, это ничем и не помогло, мучились лаборанты зря. Все внешние следы с тела смыло водой, токсикология ничего не нашла. Но было одно большое но — на правой руке ноготь был содран. Она сопротивлялась, а потом он скинул ее в воду. Запаниковал? Тогда почему других по их домам оставил, хотел, чтобы нашли?              К понедельнику объявилась мама второй жертвы. Алкоголичка со стажем, информации от нее Игорь никакой не добился, кроме того, что девчонка где-то работала курьером. Про парней и друзей ничего не знала, сказала, что дочь была скрытная и необщительная.              Результаты токсикологии у нее тоже ничего не показали. Кровь и моча чистые, в желудке пусто, волосы и ногти следы употребления чего-либо тоже не показали. Вот и тупик, три трупа — ни одной зацепки.              Прокопенко рвал и метал, сверху по голове стучало начальство, журналисты перемывали кости полиции, а у Игоря даже идей не было.              Зато по Разумовскому хоть какой-то прогресс был. Волкова видел один из людей Бустера, приходил в конце ноября, спрашивал про оружие, унес с собой Стечкина и 92-ю Беретту, больше его никто не видел.              По итогу Игорь имел: вооруженного Волкова, который явно охранял двинутого Разумовского, серийного убийцу, который не оставляет следов, и Прокопенко, который был просто в ярости.              — Охуенный расклад, дайте два, — пробурчал себе под нос Игорь.              В дверь позвонили. Кому и что понадобилось от него в 4 утра субботы, Игорь не знал. Он встал из ванной и, намотав на бедра полотенце, подошел к двери. Экран домофона зиял пустотой лестничной площадки, что заставило Игоря напрячься. Взяв в руки ключи, для большего веса, он аккуратно открыл дверь. На площадке все еще никого не было. Под дверью лежала маленькая коробка из-под смартфона с желтым стикером на ней.              «Помощь следствию от неравнодушных. Открой меня:)»              — Какого…       Игорь оглядел всю лестничную клетку и никого не нашел. Взял коробку, вернулся в кухню и аккуратно положил на стол. Трезво рассудив, что вряд ли там находится бомба, он снял крышку. В коробке лежал новый телефон с еще одним стикером на нем.              «Включи меня:)»              Ничего не обнаружив в коробке, кроме зарядки и наушников, Игорь нажал на кнопку включения. Телефон загорелся приветственным экраном, а потом открыл главное меню с надписью.              «Загляни в заметки:)»              — Бред собачий, — пробормотал Игорь и полез искать заметки.              В заметках его ждала длинная запись, написанная два часа назад.              «Я знаю, что сейчас Вы расследуете дело с удушением трех женщин. Хочу Вам помочь, но боюсь, мне нужно сохранять анонимность, дабы обезопасить себя. Я пробил двух известных следствию жертв по своим базам. Обеим перед смертью писал некий аноним в мессенджер, отследить его не удалось, переписки удалены, восстановить их не получится. Но, мне удалось узнать, что сейчас этот человек переписывается с еще одним контактом. Точное местоположение контакта установить пока не удалось, но возможно в ближайшее время я смогу это изменить. Как только у меня появится информация — я отправлю Вам ее на зарегистрированную новую почту на этом телефоне. Зайдите в ящик, и отправьте мне письмо, если заинтересованы в сотрудничестве. Извините, майор Гром, но, если Вы будете меня искать, сотрудничество я прекращу.              Надеюсь на Ваш положительный ответ»              Игорь положил телефон на стол и потер лицо руками. Час от часу не легче, теперь еще какой-то левый тип лезет, да еще и явно располагает информацией. Игорь подошел к кухонному гарнитуру и вытащил из шкафчика потертую сигаретную пачку. Курил он редко, но сейчас нужно было расслабиться.              — С одной стороны — я лезу в жопу. С другой стороны — чем черт не шутит? — Игорь ходил по кухне взад-вперед и рассуждал, оглядываясь на телефон. — А хуй с ним…              Схватил телефон, открыл иконку почты и увидел единственное входящее письмо.              Philomela       Игорь, я надеюсь Вы дадите мне Вам помочь.              Tereus       Я согласен.              Игорь докурил, кинул полотенце в стирку и поплелся спать.