Luscinia

      Миша ответил через два часа. За это время Олег успел вызвонить Антона и послать его домой к Игорю, чтобы тот прибрал последствия их побега. Антон был неприятным типом, но в уборке ему равных не было. Миша скинул свой вотсап, попросил набрать по видеосвязи минут через пятнадцать. У Олега почему-то слегка затряслись руки. Сережа, залезший с головой в коды, пытаясь пробить номера Бесайцевых и их передвижения по слитым базам, не реагировал практически ни на что.       Он почти не изменился. В слегка искаженном изображении растягивалось в улыбке поднабравшее щек бородатое лицо. Олег непроизвольно расплылся в ответной улыбке, да так, что у самого чуть лицо не треснуло.       — Мишка!       — Олежка!       — Софья! Алешка! — передразнил их от компа Сережа.       Вот засранец, слушает все-таки внимательно.       — Между березок бегать с тобой не пойду! — заржал Миша.       — Не волнуйся, мне тут есть с кем, — засмеялся в ответ Олег. — Ты там как? Как сам, как семья?       — Да норм все, сыну-корзину в школу отправил, сам в штабе сижу.       — Бумажки перекладываешь? — ехидно поинтересовался Олег, замечая, как уголки Мишиных губ опустились.       — Блять, Олежек, ну вот сразу по больному поехал, — он поморщился, как от зубной боли. — Реально бумажки перекладываю, видеть их уже не могу. У нас тут журнал учета журналов учета, столько хуйни…       На заднем фоне послышался женский недовольный вскрик, и Мишино лицо на секунду пропало из кадра.       — Да все, не матерюсь, прости… Извиняй, супруга бдит за чистотой речи.       — И как, успешно?       — Ебаный рот, ну Олеж, я военный, какой… Да все, все, не матерюсь! — ответил Миша кому-то за кадром, Олег на это захохотал. — Мегера, Олег, я женился на садистке!       — С твоей тягой к самоубийствам — это был вполне ожидаемый исход.       — Вполне, вполне, — усмехнулся Миша. — Ты сам как? Женился?       — Можно и так сказать. Нормально, вернулся и жив — это главное.       — Это да. Олежек, я тебя очень рад слышать, но у меня времени на разговоры особо нет, за малым ехать надо, а ты явно не лясы поточить звонишь.       — Твою проницательность — да богу в уши. У нас атас.       — Тормози, наушники отыщу, — Миша чем-то зашуршал, с противным треском вставил штекер в телефон и, судя по всему, вышел на балкон, сунув сигарету в зубы. — Слушаю.       — Миша, разговор вообще строго между нами, было бы пиздато, если бы вообще никто не знал, что ты со мной контактировал.       — Не боишься, что слушают?       — У меня тут мастер-фломастер все контролирует. Дела такие: у нас в Петербурге серийник появился, слышал?       — Жена что-то говорила, но без подробностей.       — Ты с подозреваемым на общих фото с застолий.       — Что? — у Миши приоткрылся рот от удивления, но он быстро взял себя в руки. — Кто?       — Бесайцевы.       — Твою… Старший или младший?       — Оба. Это не все. Помнишь, за пару месяцев до того, как ты попал, мы были на вылазке в Алеппо? Когда курдов нашли.       — Олег… Я не помню почти всех наших вылазок, — он нахмурился и потушил бычок, переводя взгляд куда-то за телефон. — Мне мозгоправы поставили ПТСР-амнезию.       Олег замолчал, пытаясь собраться с мыслями. Как возможно это не помнить.       — Вообще ничего? — он прокашлялся. — Ладно, мы тогда нашли трупы. У всех были засечки на ключицах, по три штуки. У всех наших жертв такие же.       — И ты обвиняешь Бесайцевых?       — А ты не выглядишь удивленным, — заметил Олег и переминулся с ноги на ногу, вдруг осознав, что он вскочил с дивана в начале разговора, но так на него и не сел.       — Мы с ними не то чтобы в плотном контакте находились. Они друзья друзей. Стасик — мужик агрессивный, но хорошо себя контролирует, а вот Сява мутный, и с первого взгляда и со второго. Он как-то по синему настроению мне рассказал, что его на контрактную службу не допустили, — на секунду замолчав, Мишу подкурил новую сигарету и установил телефон на подоконнике.       — Это мы знаем.       — Из-за того, что он завалил психологическое тестирование.       — Ба, — цокнул Олег, — А брательник его?       — Не знаю, он со структур тикнул, но почему и из-за чего — хер его разберешь.       — Мишань, мне нужно неприятный вопрос задать.       Миша махнул рукой в камеру, мол, валяй.       — Если ты нихера не помнишь, как они про курдов узнали?       — А ты думаешь это связано?       — Напрямую. Три засечки, левые ключицы, был контакт с тобой, я с самого начала думал, что это связано.       — Чуйка?       — Чуйка.       Про Олегову чуйку в армии почти легенды слагали. К ней прислушивались все. Прапорщик таскал его с собой в штаб, и если Олег хмурился и предлагал другие варианты — давил на начальство, если мог, а если не мог, то минимизировал угрозы в рамках приказа. И всегда говорил: «Из-за таких как ты домой возвращается больше людей». Олег на это кивал и к себе прислушивался. Так вон и Мишу вытащил. Контузило, это да. Но контузило, а не разметало кишками по ветру.       — Когда я напиваюсь — у меня флэшбеки. Мы с ними виделись — я еще пил, сейчас уже полтора года как бросил. Жену напугал до смерти, после этого ни капли в рот. Я не агрессирую, ничего такого, просто сажусь и рассказываю, что было. Сам потом нихера не помню, Олежек. Как бог бережет от этого.       — Долго ты тянул, перед тем как бросить, — сел наконец на подлокотник Олег и скривился, на боль в руке.       — Не то, чтобы так каждый раз было. Только когда совсем в зюзю — тогда ебашило. А так… Я мог распиздеться на одних из тех выходных…

***

      Олег смотрел на свое отражение в зеркале в туалетах для сотрудников. Он рассмеялся — нашел свой угол в толчке. Сюр ебучий. Он смотрел на свое искривленное жалостью лицо. Олег ненавидел жалость. Но сейчас был определением словосочетанию «жалкое зрелище». Были бы в словаре картинки — там точно было бы его скривленное лицо.       С Мишей они договаривали еще минут семь, пока он не умотал за малым. За сыной-корзиной. У него есть ребенок, жена, работа в штабе. Да, на обеспечении бухгалтерию по первому образованию оформляет, но работа же есть, стабильная. Квартира. И амнезия.       Олег завидовал Мише. По-дурацки, даже как-то по-детски. Мол в одной жопе сидели, у Миши вон амнезия и стабильная жизнь, а он не вылезает из кошмаров, вытаскивает Сережу из его дурки, носится с ментом. Цирк. Просто цирк. Телефон два раза пиликнул о входящих сообщениях.       «Я закончил. У чела двери в толчок нет, нормально живет. Оплату на этот счет.»       «Куда ты ушел? Можешь вернуться? Ты мне нужен.»       Ну конечно. Олег фыркнул. Конечно, он Сереже нужен. Он вышел из туалетов.

***

      Холодная бетонная коробка, в которую завели Игоря, сразу же сдавила виски. Голову прострелило болью, а трущие косточку наручники звякнули, когда он попытался дернуть рукой, чтобы потереть лоб. Жалкое зрелище. В подтверждении своего вывода он закашлялся. За ночь в камере его знатно продуло, чувствовал он себя так, будто по нему катком проехались. Сильно хотелось курить.       Еще в отделе он сумел выбить себе звонок. Дозвонился Диме, попросил их свалить куда подальше и найти проверенного адвоката. Дима молча выслушал, согласился с тем, что им нужно уехать, сказал, что адвоката найдут. Перед окончанием разговора, Дима сообщил, что тетя Лена пришла в себя. В СИЗО Игорь ехал с улыбкой.       За столом сидел пожилой толстый мужчина в тонких очках, с залысиной прикрытой седыми волосами. Он дождался пока с Игоря снимут наручники, а фсиновец выйдет из комнаты, и протянул ему руку.       — День добрый, меня зовут Вячеслав Васильевич.       Игорь кивнул и пожал протянутую руку.       — Игорь Константинович, Юля просила вам передать, что может осветить эту ситуацию в прессе. Я думаю, что это хороший выход из ситуации, общественное мнение играет весомую роль в судебных делах.       — Этого лучше не делать, — Игорь откашлялся. — Из-за специфики дела, которое я расследую.       — Расследовали, на сколько мне известно. Вас отстранили тридцать первого августа, — он открыл свой ежедневник. — Итак, давайте сначала. Вам предъявлено обвинение в превышении полномочий и самоуправстве в результате ваших действий тридцатого августа. В гаражном кооперативе на проспекте Энергетиков было совершено убийство гражданина с неустановленной личностью, двое были доставлены в реанимацию в бессознательном состоянии, позже скончались. Один, после оказания первой помощи был доставлен в центральной отделение полиции, в котором повесился в ту же ночь. Первого сентября было открыто уголовное дело по этому эпизоду. Мне нужно знать все, что произошло.       — Тридцатого августа, около десяти часов утра, я получил сообщение от своего информатора, о том, что он запеленговал телефон одного из подозреваемых по делу, которое я на тот момент расследовал. Я поехал проверять зацепку, нашел гараж, в котором сидело четверо мужчин. При попытке начать разговор подозреваемые оказали вооруженное сопротивление. Во время драки в гараж ворвался пятый преступник и произвел четыре выстрела, поразив одного в голову, второго в живот, третьего в плечо, а четвертого в ладонь, после чего попытался скрыться. Я вызвал подкрепление и начал преследование преступника. Потерял его в районе Большеохтинского кладбища, продолжил поиски, но преступника не обнаружил. Вернулся в отдел, передал устный отчет генералу-полковнику Прокопенко.       За ночь Игорь успел придумать себе легенду. И даже подрисовал все так, что проверить его показания было невозможно. На Энергетиков не было камер, свидетелей, подтверждающих или отрицающих преследование, не было. С одной стороны, вера только в его слова была бы слабая, с другой — на лжи его бы никто не поймал. А Дубину и Прокопенко он сам сообщил о преследовании, поэтому если их будут допрашивать — они просто подтвердят его слова.       — Игорь Константинович, давайте правде в глаза посмотрим, — Вячеслав Васильевич тяжело вздохнул. — Судя по срокам, тому как проведено ваше задержание и заключение под стражу — под вас активно лепят дело. Из того, что мы можем сделать сейчас — подать на отвод судьи, который вас так легко прикрыл. Постановление подписано почти незаконно, я думаю нам пойдут навстречу. Далее нужно подать на апелляцию. Я сегодня бумаги подготовлю, но честно вам скажу, вряд ли это сработает. Остальные действия будем планировать после того, как проведут апелляцию. В постановлении они ссылаются на 108 УПК, объясняя вынесение постановления без вашего присутствия тем, что вы скрываетесь. Обвинения вам предъявили без адвоката, допрос провели тоже. Ошибок много, будем на них давить этим.       — Понял. Могу вас попросить об одолжении?       — Что вам нужно?       — Мне нужны продукты и средства гигиены, попросите Юлю организовать передачку пожалуйста.       — Да, конечно, что-то еще?       — Вы не могли бы отправить письмо на электронную почту?       Вячеслав Васильевич снял очки и потер щеку.       — Вы понимаете, как это может выглядеть?       — У меня есть … друг. Я должен его предупредить о том где я.       — Друг?       — Да.       Он поморщился, некрасиво дернув щекой. Потом протянул Игорю листок и ручку.       — Пишите. Отправлю.

***

      Сережа дернулся и проснулся. Нашарил рукой плечо Олега и вжался в него носом.       — Проснулся?       — Он не вернулся?       — Нет, — ответил Олег и потерся подбородком о его макушку. — Не звонил, не писал, телефон выключен.       Сережа тяжело вздохнул. Сутки уже от Игоря не было ни слуха, ни духа. Занервничал он еще вечером, когда, оторвавшись от компьютера в двенадцатом часу ночи, обнаружил, что Игоря еще нет. Олег не отрывался от досок, систематизируя информацию, полученную от Миши и из соцсетей его знакомых.       Не появился он ни ночью, ни на следующий день. Кое-как задремав днем, Сережа открыл глаза только в семь вечера. Марго тихо сообщила о новом уведомлении с почты.       — Марго, выведи письмо на основной экран.       — Да, Сергей.       Олег заинтересовано поднял глаза, оторвавшись от планшета. Быстро пробежался глазами по тексту и протянул:       — Ну ебаный ты блять…       — Пиздец, — добавил Сережа, приоткрыв рот.       — Зато нашли.       — Ага.       «Я в СИЗО, со мной все в порядке. Против меня завели уголовное дело. Мы с адвокатом подаем на апелляцию и отвод судьи. Под стражу я заключен предварительно на два месяца. Не пытайся что-то сделать, чтобы связаться со мной. Письмо отправил мой адвокат, не отвечай на него. Я сам со всем разберусь. Не останавливайся в своих начинаниях. До встречи.»       — Что будем делать? — спросил Сережа и подскочил с кровати.       — Ничего, — хмуро ответил Олег.       — Да, — Сережа вдруг замер рядом с кроватью. — Мы реально ничего не можем. Если поможем сбежать — это будет подтверждением вины плюс побег, попытаемся связаться и на нас выйдут — за укрывательство припрут.       — Да.       — Мы ничего не можем сделать, — Сережа опустился назад на кровать, обхватив себя руками за плечи.       Олег зажмурился. Лучше бы он просто увез Сережу из страны.