Сказка о Сером и Волке

Марго молча поглядывает на дубовую дверь в комнату трактирщика, нервно прохаживаясь взад вперёд, и наконец, взрывается вулканом: — Да сколько можно? Уже рассвело час назад! Даже с этим клубком, дорога дальняя! — в глазах ведьмы бушует адово пламя. — Охолонь чуток, Марго, — усмехается Олег, полируя меч, — дай Серому хоть малость пар выпустить! — Я ему сейчас выпущу… — бурчит магичка, занося кулак над дверью, но обрушить его с грохотом не успевает. Волчара, весь помятый, сплёвывая перья и наспех оправляя одежду, выходит из комнаты сам, светясь медным тазом. Марго, смерив его придирчивым взглядом, на миг зависает, а потом вдруг прыскает со смеху: — Ты там курей топтал, что ли?! Серый пропускает колкость мимо ушей, залпом выпивает кружку медового кваса, мнётся, не решаясь сказать, но всё-таки выдаёт: — Мы это… На обратном пути ещё раз в корчму заглянем? Рыжик груздей насолит… М? — Ты его настоящее обличье видел? Дурачина! — хмыкает ведьма. — Это сегодня он Рыжик… А каким он будет завтра, и будем ли живы мы — это ещё вопрос! Выдвигаемся! — командует Маргарита и, круто развернувшись на каблуках, направляется прочь из трактира. Волк потягивается, мерцая серебром и, обратившись зверюгой, отряхивается. — Женщины, — выдыхает он обречённо. — Никакого личного счастья… Пойдем, Олежек. Догоним ведьму. Отдохнувшие лошади прут быстро, едва не высекая копытами искры из пыльного пересохшего тракта. Алый клубок, задорно подпрыгивая, ведёт путников сквозь напитанные ароматами хвои и разнотравья леса, через небольшие деревушки и хуторки, через цветущую степь и зловонные болота, кишащие комарами и жабами. Заставить лошадей двинуться через топи удаётся не сразу. Скакуны фыркают и ржут, упираясь. Комары жрут. Волчара ноет. Болотная грязь смердит на версту и зеленоватыми липкими комьями высыхает на одежде. Когда путники всё-таки выбираются из болотистой местности, солнце уже клонится к западу, туман начинает окутывать поредевший лес, оплетая лентами стволы чахлых берёзок и оседая моросью на хвое кривых сосен. — О ночлеге думать нужно, Марго, — в очередной раз заводит волк, вычёсывая лапой репейник из-за уха. — Не о себе, так об Олежке позаботься — уходили мы богатыря! — Это не вы… Это клубок слишком прыткий попался, — едва переведя дух, отирает пот со лба Олег, и вдруг округляет глаза. — Эй! Лови его, Серый! А клубок будто слышит, и так лихо припускает, перескакивая с кочки на кочку, что все трое, встречаясь взглядами, быстро смекают, что покой им только снился. Марго, щёлкнув пальцами, сооружает частокол на пути стервеца, но тот шустро через него пепепрыгивает, и, мелькнув алым боком, скачет дальше. — Носки из тебя свяжу, сука! — вопит волк и в два скачка настигает прыгуна, заваливаясь на бок, прижимает клубок к пузу лапами, и для надёжности делает контрольный укус — так, для острастки. Магичка заливисто смеётся, но всё же осматривается, будто решая, подходит ли место для стоянки, а после одёргивает Серого: — Ты не сильно шибко зубами! А то малыш разозлится и, вместо оазиса, притащит нас на Кудыкину гору! — и после паузы добавляет: — Здесь, у ивы расположимся. Чую, ручей близко. Ты, Волче, на охоту шуруй, а ты, сотник, пригляди за клубком, пока я лагерь разобью. — Да чего это я, как баба, с дитём?! — возмущённо бурчит Олег, нахмурившись. — Ты ж ведьма? Обездвишь сучонка — и делов! — Нельзя его магией — он на Жар-птицу настроен! Ворожба дело тонкое, это тебе не… — Мечом махать, — выдыхает сотник, нехотя забирая клубок из лап волка. Чародейка, взмахнув рукой, собирает туман в плотный шар, что-то шепчет, заставляя его искриться и мерцать, подбрасывает над поляной, а через секунду молочные ленты собираются в серебристо-белый шатёр. Хворост сам складывается в кучу и вспыхивает, начиная весело потрескивать в языках пламени. Над огнём из ниоткуда возникает котёл с водой, а Маргарита, тем временем, уже стаскивает с себя грязные шмотки. — Раздевайся, сотник, — велит чародейка. — Я барахло простирну. Деваться некуда — Олег покорно раздевается донага, плюхается жопой в белый мох и наблюдает, как одежда прыгает в котёл. Рядом устраивается совершенно голая магичка и подмигивает. — В шахматы сыграем, служивый? — Братцы!!! — тишину вечернего леса вдребезги расшибает дикий ор Серого. — Братцы! — волк мчится откуда-то издалека, как лось по кукурузе, сшибая на своём пути молоденькие хилые берёзки. — Чё я нашел! — он вполне в человеческом облике и бережно прижимает подол вышитой рубахи к груди. — Пирожки!!! Кому горячие пирожки?! С мясом, с вишней, с картошкой! Пирожки! О! — Серый застывает и охуело раскрывает рот, выпуская подол рубахи; ароматная горячая выпечка сыплется на мох у его ног. — Я не вовремя? — Я куда тебя посылала, хвостатый? — ведьма выпрямляется во весь рост, шипит и перехватывает Серого за шею под линией роста волос цепкими пальцами, больно стискивая и запуская острые алые ноготки в кожу. — Ой, пусти, больно! — ноет фамильяр. — Где выпечку взял? — цедит колдунья, только сильнее стискивая пальцы. — В лесу, там печка, ой, больно, пусти, хватит! — тараторит волк. — Совсем обленился? Я тебе что велела? На охоту сходить! — шипит Марго, невольно принюхиваясь к аппетитному аромату свежей выпечки. — Без магии! Поймать дикого зайца! Слабо? — Да я и ловил! А эта бестия меня к печке заманил! А там! — Серый блаженно закатывает глаза. — Да ты попробуй сначала! Никакая зайчатина с пирожком с вишней не сравнится! — волк осторожно высвобождается из цепкой хватки чародейки и тянется за ещё дышащей жаром сдобой. — Может, там ещё и наливают? — усмехается Олег, снимая пробу с румяной ватрушки. — А я о чём! Там печка на берегу речки! А речка… — Да нахуя мне молочный кисель? — басит Олег, не давая Серому договорить, и подбирает очередной приглянувшийся пирожок, но Марго так хитро на него смотрит, что откусить сотник не решается. — Чего снова? — бубнит, скользнув взглядом по молоденькой берёзке — именно там он примотал к стволу клубок. Вроде на месте… — Осторожнее, милый, — усмехается ведьма. — Вместо доброго слова — злословишь. Я ж говорю — магия дело тонкое… — Да ну тебя! — отмахивается Олег, вгрызаясь в румяный бок. — Пирожков, что ли, бояться? — и начинает жевать, пока не понимает, что с этим пирожком не всё просто. Удивлённо округляя глаза, сотник глухо мычит, пытаясь разжать зубы, но они увязают в сдобе, словно в клее. В бешенстве отдирая кусок, Олег вляпывается в ставшее сырым тесто руками, чертыхается сквозь стиснутые зубы и беспомощно глядит на Серого — мол, выручай. Альфа ты, или кто? — Пусть помолчит маленько! — Марго шутливо осекает засуетившегося волка, отмечая про себя, что эта ночь пошла Серому на пользу — покладистее стал, что ли… — А от зайчатинки иль, на худой конец, куропатки какой, я бы сейчас не отказалась. Ну да ладно! — чародейка довольно плюхается в пушистый мох, вытягивая тонкие запастья над костром, и руны на фарфоровой коже будто вспыхивают. — Долго ты Олежку мариновать собираешься? Освободила бы хлопца, — тянет Серый, умащиваясь рядом. — Он ведь — что дитя в волшебном лесу… Марго молча подтягивает колени, и волосы серебряной волной рассыпаются по голым плечам, прикрывая пышную грудь. — Пусть помолчит — будет ему урок, — упрямится ведьма, решая сменить тему: — А чего это ты, родной, зачастил с обращением? Опостылела волчья шкура? — голос Маргариты вибрирует от едва сдерживаемого смеха, а в глазах черти пляшут. — Да… Это… Просто… Ты бы хоть прикрыла ему хозяйство! Комары ведь, а если руками потянется — сама отдирать будешь! — лихо переводит стрелки Серый, и ржёт, когда Олег пытается показать ему кулак. Марго окидывает снисходительным взглядом фамильяра, несчастного дружинника и, щёлкнув пальцами, снимает печкины чары. — Вот же ж! — рявкает Сармат. — Да чтоб я ещё раз!.. — Олег открывает было рот, чтобы чертыхнуться, но в тот же миг его захлопывает — мало ли? Вдруг ещё какая напасть приключится. — Не ори, — улыбается колдунья. — Лучше, вон, оба к ручью сходите, грязь болотную смойте, покуда костёр разгорится жарче, отгоняя лесное зверьё. А я одежду развешу и ложиться будем. Завтра день длинный, путь дальний. Впереди пустыня. Надо отдохнуть. Молча кивая, Олег понуро бредёт за Серым, а тот, несмотря на то, что на своих двоих, уж больно припускает — будто тянет его чем-то к речке. Заметив, что сотник не поспевает, Серый тормозит и машет рукой, подгоняя: — Живее, давай, пока луна не взошла — я эти места плохо знаю… — А что там? Русалки какие? — перебивает Олег, нагоняя волка. — Да какие русалки, дурень?! Вдруг после полуночи река и правда кисельной станет… — шустро мелькая меж берёзок бросает волк и больше не оборачивается, несмотря на бубнёж сотника. — А сейчас что с рекой? Что не так? Может, ну её? Соком берёзовым умоемся — я видел зарубки… — Медовуха! — счастливо выдыхает Волк, трогая стопой воду в бурлящей реке, и, сложив руки лодочкой, голышом ныряет в омут. — Так чего ж ты молчал, Серый?! — радостно вопит Олег и, сверкнув голым задом, ныряет следом. Выныривают по очереди, пуская фонтанчики, и хлебая медовуху вдоволь. Плещутся, аки рыбёшки в воде, счастливо жмурясь, и, наконец, выныривают вместе — едва не столкнувшись лбами. Глаза лихорадочно блестят, лица раскраснелись от хмеля, но, судя по чертям в поплывшем взгляде обоих, выходить на берег ни один, ни другой не собираются. — Давай хоть тост что ли! — басит Олег, облизывая хмельные губы. — Эх! А ведь не поверит никто, окромя Серёженьки… — Тост?! Это я запросто! — просияв, облизывается Волк, на миг задумываясь. — О! За Серёженьку! — набирает полный рот медовухи, глотает и смачно выдыхает в сторону: — Что б не скурвился совсем! Олег глядит на Серого с такой благодарностью — почти влюблённо, не сразу осознавая смысл сказанного. А после гневно орёт: — Чаво? — попёрхивается медовухой, багровеет рожей от ярости и бросается на волка. Река вокруг окрашивается в алый и начинает бурлить, но эти двое месятся, сплёвывая кровь, и ни черта не замечают — только заводятся, пуще прежнего, от поджопников да тумаков друг друга. Лишь когда река свирепой волной выплёвывает беснующуюся парочку на берег, сталкивая драчунов лбами до искр перед глазами, Серый, проморгавшись, бурчит: — Ты чего? Я ж батя… Почти… — Идём… Батя — тоже мне! — огрызается Олег и, пошатываясь, встаёт, протягивая Волку ладонь. — Может, ещё по одной? Ну… За мир! — улыбается разбитым ртом Серый. Сотник с опаской косится на злобно бурлящую реку и выдаёт хмуро: — Ты — как знаешь, а я туда ни ногой. Тьфу, ты… Лучше сока берёзового… — Угу. Сока. А если козлёнок копытце в лоханку макнул… — прищурив резко наливающийся синим глаз, заговорщически тянет Серый, и Сармат прикрывает рот рукой, живо представив все последствия. — К Марго идём. Молча, — решает Олег и тащит Серого за собой прямиком сквозь кущи ежевики. Маргарита, давно закончив с бельём, облачилась в чистую одежду и, сидя у костра, задумчиво расчёсывает гребнем волосы, наблюдая за тем, как они серебрятся, тут же завиваясь в тугие локоны. Сама безмятежность! Лишь по изогнутой брови да сжатым губам можно догадаться, что внутри чародейки бушует вулкан. Слишком долго отсутствуют волк с сотником. Кабы беды не случилось. Но колдовать Марго не хочет — чего попусту обнаруживать себя? Времена лихие. Отложив гребень, ведьма вслушивается в ночь, примечая каждый шорох — вот вспорхнула, ухнув, сова; вот трещат сверчки, да жужжит комарьё, а вот лось хрустнул сухой веткой. И снова хрустнул. Марго хмурится и скептически хмыкает, изгибая бровь. Неужто два лося?.. Впрочем, через несколько секунд из зарослей ежевики и тёрна доносится пьяное ржание, мат и икание. Марго поднимается, подхватывая посох, воинственно скрещивает руки на груди, притопывая ножкой по мху, и мысленно считает от десяти. До единицы дойти не успевает. Волки, ржущие, как кони, вываливаются на поляну, сверкая фонарями под глазами, как хухи — радужной шерсткой в ночном лесу. Маргарита чувствует, как начинает звереть и, не мудрствуя лукаво, прописывает посохом по морде одному и другому для симметрии. Хватает пьяных перевёртышей за спутанные мокрые патлы и тащит к костру. — Ах, вы, суки! — рычит она злобно. Волк жалобно скулит, Олег стонет. — Нажрались, хвостатые, — злобно гаркает ведьма и, не разбирая, метелит обоих многострадальным посохом по чему прилетает. Олег скулит и отскакивает, волк откатывается, резко трезвея, и начинает лепетать что-то, но ведьму уже не остановить — она прописывает ему по башке, по хребту, по зубам, по челюсти, пока поверженный Серый не падает в мох, а затем чародейка резко поворачивается к Олегу и тяжело выдыхает. Её волосы развеваются от ветра, на дне радужки пылает алое пламя, а грудь вздымается в вырезе сорочки. — По морде или по печени? — деловито осведомляется магичка. — Марго, я объясню, — примирительно поднимает руки Олег — и это основная его ошибка. Он огребает посохом и по морде, и по печени, и по копчику. Маргарита, переступая через поверженных скулящих перевёртышей, с гордо поднятой головой и чувством выполненного долга, уходит спать в шатёр, оставляя стаю в ночном лесу зализывать раны. Просыпается Олег под тёплым боком Серого, потягивается, убирая волчий хвост с бедра, отмечая, что если бы тот не обернулся — замёрзли бы оба нахрен. Башка раскалывается, тело ноет — сейчас бы окунуться в студёную водицу, да при воспоминании о речке сотника мутит. Серый поскуливает во сне и уютно сворачивается, зарываясь носом в шерсть. — Эй, хвостатый… — негромко тянет Олег, ероша волчий загривок. — Рассвет скоро. Поднимайся, покуда Марго… — Ты что-то тявкнул, волчонок? — сначала из шатра появляются две босые ноги, а затем и вся Марго. Выпрямляясь в полный рост, чародейка потягивается, пропуская серебро волос меж пальцами, и сладко выдохнув, рассыпает их волной по плечам. Смерив сотника насмешливым взглядом, Марго тычет ступнёй Серого в бочину: — Живо поднимай свою задницу, бездельник! А ты, — бросает в сторону Олега, — займись клубком, алкаш. Малый отсырел весь — отогрей у костра. Щёлкнув пальцами, чародейка вдыхает жизнь в остывшие угли, и поленья бодро потрескивают в языках пламени. — Ну вот… Расшумелась, — бубнит фамильяр, нехотя поднимаясь, и как-то виновато косится на Олега. — Ты это… Как? — Нормально он! Кости целы, а мозгов там отродясь не было! — перебивает магичка, не давая сотнику и слова сказать. Олег только обречённо отмахивается, не имея ни малейшего желания пререкаться с ведьмой — баба, чё с неё взять, тем более утром. А ещё голова, сука, ноет. Но это ничего. Сейчас чаёк на травках… — Какой чаёк? Вы вчера норму выпили, — шикает Маргарита, явно читая мысли сотника. — За Серёженькой своим больше не торопишься? А зря. Кабы не увлёкся он, добро творя… — Ты что-то знаешь, ведьма? — взволнованно оборачивается Олег, продолжая распутывать узлы на вертлявом клубке. — Есть догадки… Но не будем будить лихо, пока оно тихо, — задумчиво молвит чародейка, запечатывает взмахом ладони рот сотника, предупреждая следующий вопрос. — Думай, прежде чем в волшебном лесу пасть открывать. — Совсем застращала молодца, — подмигивает Олегу Серый, и прихватывает брыкающийся клубок зубами, пока тот не запутался сильнее. Марго с минуту молча наблюдает за их копошением, и не выдерживает — растаскивая за шкирятник неудачливых любителей шибари в стороны. — Заставь дураков… — стоит ведьме протянуть руки, как клубок сам послушно прыгает ей в ладони. — А чё он? — Олег хмуро косится на алый комок, живо представляя, что если бы у того был язык, то он бы точно его сейчас высунул, дразнясь, но бог миловал. — Выдвигаемся. Путь долгий. Привалов не будет до заката. А там, глядишь, и до оазиса доберёмся, — чародейка ласково оглаживает клубок и осторожно опускает на мягкий мох, игнорируя протест Серого. Его такой расклад ничуть не устраивает, но пререкаться с Марго, когда она не в духе — себе дороже. Чтобы затушить костёр, убрать шатёр и поправить одежду, чародейке достаточно взмахом ладони начертить какие-то руны в мерцающем воздухе. Свистнув, Марго окликает лошадей и живо одну седлает. Серебристые локоны ведьмы волнами струятся по покатым плечам, и Олег ловит себя на мысли, что чертовка красива. И тут же эти самые волосы, будто из вредности, заплетаются в тугие косы, укладываясь калачиком на её затылке, а в следующее мгновение магичка пришпоривает коня, отдавая приказ нетерпеливо пружинящему клубку: — Держим курс на оазис Жар-птицы. Темп задавай сам. Серый жалобно закатывает глаза, бросаясь вслед за скакуном хозяйки. Олег мешкает, но заметив, как алый говнюк радостно припускает, петляя меж берёз, лихо садится верхом, стараясь не упустить из виду стремительно удаляющуюся задницу волка. Алый сучонок будто с цепи срывается — мельтешит перед глазами, набирая скорость, ловко скачет по извилистым тропкам, не боясь жалящей крапивы да колючей ежевики, но усталости путники пока не чувствуют, поспевая следом. Благо лес ещё не до конца проснулся — свежий от предрассветной росы и ночной прохлады. Да и солнце ещё лениво заигрывает первыми лучами с шелестящей от лёгкого ветра листвой, и всё бы ничего, но клубок резко тормозит у развилки. — Что ещё? — изгибает бровь Марго, останавливая скакуна, и тут же хмыкает, скосив взгляд на волка: — Рыжик твой, видать, козни чинит. Неужто ты так хорош в постели, м, Волче?! — Да что я? — Серый тяжело дышит, высунув язык, и ни хрена не понимает. — Да то, что нить оборвалась как раз на развилке — дальше за рощей поле голое. Никаких ориентиров — заплутаем, ежели вести некому. Развернуть нас хотят, вот что, — ведьма упрямо поджимает губы и спешивается, подхватывая клубок в руки. — Чёрт лукавый… Не так мы договаривались! — Марго что-то шепчет, окутывая клубок голубым сиянием, и соединяет порванные нити, снова опуская его на землю. — Надеюсь, это последняя помеха. Иначе в таверну я таки наведаюсь. Сама! — гневный голос ведьмы эхом раскатывается на долгие мили, и воздух вокруг опасно вибрирует. Серый уныло прижимает уши, виновато отираясь у ног Марго, но та треплет его за ухом и снова седлает коня. — В дорогу. К полудню солнце припекать начнёт, воду экономим. Магию теперь беречь надо. — Как думаешь, до оазиса к вечеру доберёмся? — интересуется Олег, забрасывая в рот горсть ягод, растущих у обочины. — Угу. Доберёмся, — усмехается Марго, подбивая его под локоть, и ягоды бисером рассыпаются у ног гнедого, — коль в рот тянуть что ни попадя перестанешь. Как дитё малое, честное слово! — фыркает она, пришпоривая скакуна. Олег, поперхнувшись, сплёвывает то, что не успел проглотить и охуело глядит на Серого, но тот лишь возводит глаза к верхушке корабельной сосны. — Расслабься, ты и так волк, от тебя не убудет. Но Марго права. И поспешим! Минуя берёзовую рощу и редеющий лес, клубок и правда выкатывается к полю, как раз к моменту, когда солнце красуется в зените, нещадно паля. И ни облачка в синем небе. Ни деревца в чистом поле. — Не тормозим, — командует Марго, обернувшись, и Олег снова отмечает, что ведьма беззастенчиво роется в его голове. Потому как уже давно подвело желудок, и мысль сделать небольшой привал не отпускает сотника ещё с леса. Да и Серый подвывает, поскуливая, а когда клубок, разогнавшись не на шутку, встревает в куст чертополоха, волк довольно оскаливается, нагоняя его в два прыжка, и прихватывает зубами. — Будешь так гнать, носки свяжу — без шуток, — глухо рыча, Серый с чувством треплет клубок, довольно убедительно делая вид, что выпутывает несчастного из репейника. Олег отирает пот со лба и посмеивается, натягивая узду — пусть и гнедой переведёт дух, покуда волчара воспитывает непоседливый ком пряжи. Марго оборачивается, скакун её фыркает, гарцуя. Чародейка сдувает выбившуюся из косы прядку и, прикрыв глаза, считает до трёх. А после срывается, вспоминая и Серёжу и Олега, и весь их род до десятого колена, ну и Волка, потерявшего страх, само собой. — Чтоб я ещё раз! С мужиками! На дело! — орёт чародейка, метая молнии гневным взглядом. — Ты! Отпустил клубок! — и Серый, поджав хвост, разжимает зубы. — Ты! Завязывай ржать! Или я умываю руки, и ебись оно всё конём! — Маргошенька! Не кипятись! — тычется мордой в бедро ведьмы Волк. — Всё путём же… — Путём будет, когда до оазиса доберёмся. А с вашим нытьём… — недовольно бросает ведьма и пришпоривает гнедого, резко обрывая дискуссию. Олег с Серым только и успевают, что захлопнуть челюсти, и молча рвануть следом. Клубок правда, то ли и сам устаёт, то ли прислушивается к угрозам Серого, но больше не нарывается, выбирая более удобные для путников тропы, покуда цветущая степь не сменяется раскалёнными песками. А дальше начинается настоящий ад. Куда ни кинь взгляд — вплоть до самого горизонта — бескрайняя, бесконечная пустыня. Палит так, будто путники остановились у жерла плюющего лавой вулкана — не меньше. Воздух буквально плавится над золотыми барханами, зависая дрожащим маревом над песками. Ветер колючим жаром дышит в лицо, метёт, срывая песчаную позёмку с безжизненной пустоши. Марго медлит. Клубок ёрзает, зарываясь в песок, и ждёт указаний. Кони ржут, недовольно трясут гривами, встают на дыбы, не горя желанием идти дальше. Гнедой Олега гарцует, бьёт копытом, оголяя припорошенные песком кости, и сотник на миг замирает, спешиваясь. — Что там ещё? — ведьма следит за взглядом Сармата и беззлобно хмыкает. — Неужто черепушки испугался? — Гиблое это место. Нехорошее, — Олег поддевает кость носком сапога и в ужасе отшатывается — прямо из-под каблука лентой вьётся королевская кобра, явно намереваясь атаковать нарушителя спокойствия. — Не двигайся! — гаркает ведьма, расчеривая взмахами ладони воздух, и мерцающий смерч засасывает змею в воронку, тут же растворяясь. Олег отирает пот со лба, забывая, как дышать. — Можешь расценивать это, как предупреждение. Пустыня не терпит зевак и слабаков. — Ты говори, ведьма, да не заговаривайся! — огрызается Олег, гневно сверкая очами. — Никогда не слыл трусом, и смерти в лицо смотрел. Но я привык к честному бою, а не к этим вашим… Фокусам. — Фокусы Марго тебе жизнь спасли, Олеженька. И ещё не раз спасут, уж поверь, — примирительно встревает Серый. — А теперь в путь. Нужно до заката выйти к оазису — ночевать в этом месте я и врагу не пожелаю. Замёрзнем нахер. Час-другой проходит — время в пустыне словно останавливается. Один и тот же, набивший оскомину, пейзаж. И лишь солнце неуклонно катится к закату. Жарко. Дико жарко. Воды — ноль. Хватает лишь на то, чтобы смочить растрескавшиеся в кровь губы. Внутри такая же выжженная пустыня, как и снаружи. Олег отирает пот со лба и почти останавливает лошадь, вглядываясь вдаль. С шумом выдыхает. Путь кажется бесконечным. И вдруг его лицо озаряется светом. Серый не успевает и слова молвить, как Олег, пришпоривая коня, мчит в неизвестном направлении. — Там! Там Серёженька! И вода! Много воды! — на скаку вопит он, не слыша обеспокоенных окликов Марго и отчаянного воя волка, не замечая, как замедляется гнедой, увязая ногами в песке всё больше. — Серёженька, я скоро, только не исчезай! — словно в бреду, повторяет сотник, не сводя полного любви взгляда с рыжеволосого парнишки, склонившегося над венком из полевых цветов у ручья. — Я здесь, Серёж! — Мираж, идиот! Это всего лишь мираж! — кричит Марго, заворачивая лошадь, и глаза её округляются. — Зыбучие пески! — орёт Серый. — Бросай лошадь и перекатывайся в сторону, придурок! Засосёт нахрен! Олег слышит их голоса будто через толщу воды, всё ещё блаженно улыбаясь видению. Вот же он — Серёжа. Осталось протянуть руку… В чувства сотника приводит ощутимый удар в бочину, от которого он сваливается с ржущего паникующего коня, тщетно перебирающего передними копытами — бедолага отчаянно борется за жизнь, но лишь приближает свою гибель. Марго удлиняет светящийся посох, позволяя Олегу уцепиться за его край, и злобно шипит, когда Сармат на кулак второй руки наматывает гриву увязшего уже по грудь коня. — Брось! Сука! Мне магии только на тебя хватит! Иначе обоих здесь похороним! Конь ржёт, исходя пеной, глаза Олега краснеют, роняя скупую слезу, а грудину просто раздирает от чувства вины. Загубил животину. Собственными руками загубил. Но кулак разжимается, и в следующее мгновение Сармата отшвыривает под ноги Марго — в безопасное место. — Ничего не говори, — выдыхает он глухо, смазывая тыльной стороной ладони кровь с разбитой губы. — Я дальше сам. Пешком. Поторопимся. — Снова на горбу тащить, — бухтит Серый беззлобно. — Забирайся, да держись крепче. — Я сам, — отмахивается сотник, и волк неожиданно звереет. — Сам ты будешь Серёженьку по углам зажимать, если выживешь! А я с тобой здесь подыхать не собираюсь. Сел, я сказал! — рычит зверюга, обнажая клыки. И Олег больше не спорит — вжимается в спину Серого, обвивая мохнатую шею руками, шепчет короткое: «Спасибо» — и старается ни о чём не думать, полностью полагаясь на товарища. Проходят часы. Благо, день в пустыне долгий — багряное солнце лишь краем диска касается шипящих песков. Клубок становится всё меньше, а значит, грезящийся всем оазис всё ближе. Измотанный адской дорогой, грязный, с обгоревшей рожей и почти без сил, Олег перестаёт доверять собственным глазам. Ну, не может то, что предстаёт перед его взором, оказаться правдой. А может, это снова мираж? Или… Он в раю? Хотя рай ему, наверное, не светит — слишком много жизней отнял его клинок. — Братцы! Мы дошли! Мы нашли его! Нашли! — радостно вопит Серый, и откуда только силы берутся — под заливистый смех Марго, сломя голову, несётся к изумрудному пруду, утопающему в пышной зелени цветущих садов. — Рано радуешься, Серый, — улыбаясь, спешивается Марго, с интересом осматриваясь вокруг, и взмахом ладони отпускает гнедого. — Оазис — это лишь ориентир. А пришли мы за… — О нет! — жалобно скулит Волк, перебивая ведьму. — Дай хоть винограда медового отведать! — Гляньте туда! — восторженно выдыхает Олег, устремляя взгляд в небо, сверкающее над их головами всеми цветами радуги. На миг оно озаряется ослепительной вспышкой, осыпающейся фонтаном звёзд прямо под ноги путникам. — Это она? Это Жар-птица? — Его появление ты заметишь, поверь, — усмехается Марго, зачёрпывая горсть хрустально-чистой воды. — А пока отдыхаем. Мне нужно восстановить магию. Птица — тот ещё мудак.