Вино и сабля

      Куда только не занесёт Вольную Реданскую Компанию в своём бесконечном кутеже, думал я, лёжа в траве и погрызывая кончик травинки. Несколько муравьёв ползли по моей руке, пытаясь найти путь между жёстких волос, но я с силой тряхнул предплечьем, и они упали. Кто бы мог подумать, ноги «Кабанов» дотопали почти до самого юга, в Туссент. Княжество, фактически являющееся вассалом империи Нильфгаард, но ни капли на неё не похожее. Край, славящийся лучшими винами во всём мире. Попробовать которые нам пока не удалось, но мои люди над этим работают.       — Атаман, — крикнул один, смуглый с длинными чёрными усами и чубом-оселедцем мужик по имени Энгус. Как кстати. — Принимай работу.       Со вздохом я встал, отряхнул сзади свой расшитый кунтуш, рукава белой, но заношенной рубашки, и проследовал за Энгусом.       — Ну что, вспомнил, где ключи от погреба? — жёстко, требовательно сказал стоящему передо мной на коленях владельцу небольшой винодельни. Руки его были связаны, мои люди держали его за плечи. С бороды мужчины капала грязная вода.       — Неотёсанные, грязные северяне, — прокричал он. — Я вам ничего не дам!       — Неотёсанные и грязные северяне сначала очень вежливо просили тебя продать им пару бутылок и впустить их отдохнуть у тебя. А ты, только завидев одежду, стал им хамить, — наклонившись и убрав руки за спину, тихо, но всё так же жёстко ответил ему я. Покрутил перстень на указательном пальце. Потом ещё один на безымянном. Кольцо на мизинце.       Мужчина захрипел и плюнул мне в лицо. Я почти увернулся, но плевок всё равно забрызгал мне усы, бороду и левый глаз. Мерзость. Оксинья, сильная жёсткая женщина, одна из держащих его людей, дала туссентцу звонкую пощёчину.       — Рано. Продолжайте купать, — сказал я, смахивая слюну с лица. Кабаны дружно кивнули. Поволокли визжащего мужика обратно к корыту с протухшей водой.       Я отошёл и снял с лошади флягу с водой. Плеснул на лицо, потёр ладонью. Закрутил вверх рыжий жёсткий ус. Потёр шрам в виде буквы «У» на левой щеке. Отошёл глубоко в кусты, чтобы справить дела. Только завязывал обратно штаны, так будто из ниоткуда раздался знакомый до скрипа в зубах голос.       — Ольгерд-Ольгерд… Неужели ты думал убежать от меня в Туссент?       Я обернулся. Передо мной стоял тот, кто называл себя торговцем зеркалами.       — Гюнтер о’Дим. Не думай, что я живу только с мыслями о том, как от тебя убежать. Я странствую.       Гюнтер рассмеялся, как обычно это делает: добродушно, но с необъяснимыми зловещими нотками, если вслушаться. У любого пошли бы мурашки по коже от такого смеха. Но я то ли уже привык к нему, то ли притупившиеся до невозможности чувства мне мешали.       — Никогда не пойму людей. Копошатся в своём гнилом однообразном мире, делая вид, что ищут нового…       — Это всё, что ты хотел сказать? — нетерпеливо бросил я, сложив руки на груди.       — Да. К сожалению. Или к счастью. — Снова этот смех.       — Тогда проваливай. Не хочу видеть твою рожу дольше, чем требуется.       Гюнтер о’Дим зашёл за ближайшее дерево и по обыкновению тут же исчез без следа. Я ненавидел этого человека… это существо. Демона? Так, как могут ненавидеть только люди без чувств, с каменным сердцем. За то, что, сначала дав мне всё, мною прошенное, позже он отнял у меня даже больше. Сильнее я ненавидел только того себя, который, поддавшись крайней степени отчаяния, связал себя с Гюнтером до конца своих дней.       — Ольгерд! Атаман! Ну где же ты? — снова кричал Энгус.       — Не кричи, иду, — выбираясь обратно из кустов на тракт, ответил я. Всё-таки нацеплял грязи на каблуки своих светло-коричневых сапог с отворотами.       Туссентец от себя самого несколько минут назад отличался большей побитостью и вкрай жалким видом.       — К-ключи в книге «Введение в прикладную магию» в моей спальне справа от входа, вторая дверь, — заикаясь, признался мужчина.       — Так бы сразу. — Моё лицо тронула улыбка, я положил руку на эфес своей верной карабелы. — Как мы уедем, переставай читать эту поверхностную хренотень, — добавил я. — Магии она тебя не научит.       — Да что ты можешь знать, разбойник, ты читать-то не умеешь, — вновь расхрабрился владелец винодельни.       Улыбка испарилась с моего лица. Оксинья снова занесла руку, чтобы дать мужчине пощёчину, но я остановил её жестом.       — Ты ослеп, пока мои люди тебя мариновали? Я дворянин. — Я тряхнул пальцем висящий на шее бронзовый коллар с рубинами. — И в магии знаю побольше вашего. — Это, подумал, лучше не демонстрировать. — Всё, он мне больше не нужен, уберите его куда-нибудь до завтрашнего утра.       — Слышал? А мы — дворянские дети! — с достоинством говорил чубатый Влад, таща хозяина винодельни куда-то в сарай.       — Сложно, когда людям ещё не знакомо имя Ольгерда фон Эверека? — усмехнувшись, спросил Энгус из-за моей спины.       — Да-а, — протянул я, хитро подняв уголок губ на мгновение. — Но мы это исправим.       — Слава атаману Ольгерду! — ожидаемо прокричал Энгус в ответ на мои слова.       — Вива-а-ат, виват! — подхватили все Кабаны, что были неподалёку. По тракту и винодельне понеслось эхо. — Да здравствует атаман!       Я поднял руку в ответ. Не проходило и дня, как не неслось по рядам Компании: «Виват». Моё самолюбие, конечно же, торжествовало. И радовала безоговорочная преданность этих гуляк. Возможно, в получении восхвалений было бы большее удовольствие, если б от чувств и эмоций не остались только жалкие отголоски.       Я вскоре нашёл ключ от погреба. Мои люди тут же выкатили оттуда несколько бочек, достали десяток бутылок. Части я указал встать в охрану участка, нескольким — заняться лошадьми. Остальные засели в зале для гостей в доме, ожидая своей очереди и начиная опустошение бочек. Я остался в комнате хозяина, чтобы немного узнать об образе здешних дворян. Уже в зале заметил, что тут любят расписывать стены, как в старых замках. Но прочей роскоши тут было не очень много. Сказать, дом оказался обставлен со вкусом. В спальне был единственный книжный стеллаж. Я провёл рукой по одной из полок и тут же пожалел — пыль с неё не стирали уже давно. А книги на ней стояли, в основном, низкопробные, наверняка купленные только для того, чтобы говорить всем о своей начитанности. Мой взгляд задержался на паре знакомых названий, я пролистал несколько книг, которые до того никогда не встречал. В остальном тут было до невозможности скучно, но ничего, уже утром мы отправимся дальше, в Боклер, и там уж найдём занятие по духу. А скоро придётся возвращаться в Реданию, оказывать помощь войскам в войне против нильфов.       Вышел к Кабанам я уже вечером, когда солнце почти зашло. Слишком уж меня увлекли «Дворцовые хроники», а их оказалось аж два тома. И вот сел на широкий дубовый диван, усыпанный подушками — что-то никогда не меняется. Люди пригласили меня отведать с ними вина. Плеснули в дорогой бронзовый кубок тот сорт, что показался им самым вкусным. Этот кубок принесла мне Оксинья, я принял его из её рук и тут же слегка дёрнул за предплечье, увлекая женщину в подушки рядом со мной. Она рассмеялась в ответ на мою улыбку и положила руку мне на колено. Я обнял её за талию, чтобы просто чувствовать горячую женскую кожу под своими ладонями. Отхлебнул вина из кубка. И, как предполагал, не смог прочувствовать вкус до конца. Только определить, что вино хорошее, настоявшееся. Сделанное с большой любовью. Но не более. Казалось, что я пью вино, разбавленное с чем-то более безвкусным, чем вода. И так было со всем. За столько лет я не мог не привыкнуть к такому, но желание выпить чего-нибудь настоящего иногда было просто зверским.       Я отставил кубок в сторону и провёл рукой по бедру Оксиньи, обтянутому кожей штанов. Взглянул на её спокойное лицо, на бусины, вплетённые в короткие косички, которые добавляли некоторую изюминку её мужской причёске — оселедцу и, хоть и не наголо, но выбритым вискам. Понаблюдал пару секунд, как под бесстыдно распахнутой рубашкой вздымается и опускается загорелая грудь. Подумал, что едва доберёмся до корчмы, заставлю всех помыться. Да и сам освежусь, наконец.       Спать пришлось на этом же диване, но даже так утро показалось мне по-особенному свежим. Хозяина мы тут же развязали, как и его жену. Я оставил им пятьсот крон за вино и «тёплый приём», и мы уехали. Остановились уже в корчме «Фазанщина», имевшей на втором этаже террасу с роскошным видом на Сансретур. Трактирщица была безмерно рада видеть меня, рассмотрев во мне щедрого посетителя, но, заметив по меньшей мере десять человек у входа, сказала:       — Тут не место разбойникам. Отправляйтесь в Сиротки, там есть корчма «Лис-Хитролис» специально для вас.       — Эти люди беспрекословно мне подчиняются. Я накажу им сидеть тихо, и они будут, — положив руку на эфес сабли и встав контрапостом, уверил я. Иногда для большей убедительности мне не хватало такого же обаяния, как у покойного брата Витольда, уж этот чёрт умел ссать в уши. — Слышал, Энгус? Доложи всем, чтобы держали себя в руках. Энгус, конечно, слышал. Он кивнул и тут же вышел на улицу, где ждали остальные. Трактирщица порядка двух минут раздумывала, натирая тряпкой позолоченный кубок.       — Хорошо. Оставайтесь. Только выплатите залог, который я вам верну только в том случае, если с корчмой ничего не случится по вашей вине. — Витольду она точно бы дала согласие без всяких условий.       — Сколько?       — Триста крон.       Я молча достал из сумки кошель и пересчитал эти три сотни. Высыпал их на стол.       — Будьте как дома в корчме «Фазанщина», — с широкой улыбкой, громко, уверенно произнесла трактирщица отточенную фразу. Я тут же заказал у неё вино Гильома де Буа, бёф бургиньон, комнату на пять ночей вперёд и бадью с горячей водой через час. Вечером обязательно посмотрю город, а сейчас мне стоило чуть освоиться тут и освежиться после дороги. Трактирщица принесла вино и еду и подсела мне за стол сама.       — Жакетта, — чуть кивнув, представилась она. Я взглянул на неё из-под бровей. Тут все были одеты чуть богаче, чем в Редании, да и одежду любили яркую. Вот и трактирщица носила красное платье с бирюзовыми рукавами, не пришитыми к плечам, и таким же бирюзовым воротником. В ушах её блестели серьги, которые точно понравились бы моим Кабанихам.       — Ольгерд фон Эверек, — ответил я, встав из-за стола и поклонившись.       — Вижу по вашему кунтушу, вы издалека, с Севера, — поставив локти на стол и подперев руками лицо, сказала трактирщица.       — Всё правильно видите. Вот, в путешествиях добрались до Боклера.       — Выглядите вы, конечно, опасно, — посмеялась Жакетта, — чего только стоит этот огромный шрам на виске и не меньше на груди. Но ничего, вижу, человек вы приличный.       Я коснулся пальцами серповидного шрама на голове, идущего слева от рыжего чапрона по наголо выбритой на висках и затылке голове до самого уха. Задел рукой золотую серьгу-кольцо. Усмехнулся. Груди касаться не стал.       — Это последствия жизни войной, — уклончиво ответил я. Большинство горизонтальных шрамов на моих предплечьях были получены не в ходе сражений.       — Вот поэтому тут, в Боклере, не бывает никаких войн! — с достоинством воскликнула Жакетта. — Только границы защищают доблестные рыцари.       — Я об этом читал. А, раз уж завязался у нас разговор, расскажите о городе вкратце, поведайте мне последние новости.       — Да что тут рассказывать! Всё, что вы слышали о Боклере и о Туссенте — чистая правда! Мы живём вином и традициями, клянёмся цаплей и чтим рыцарскую доблесть. Сейчас вовсю идёт подготовка к большому рыцарскому турниру. — Меня это заинтересовало. Хотел было спросить подробности, но трактирщица продолжила. — Только кто-то пытается помешать этой подготовке. Какая-то Бестия, убившая недавно двоих человек. — Ого, ещё интересней. — И это были старые рыцари! По городу ходит слух, что Бестия обличает их в нарушении рыцарских добродетелей: чести, мудрости, щедрости, доблести и сочувствия. Первая жертва оказалась привязана к позорному столбу вместо чести, на второй был надет ночной колпак, как на шуте, вместо мудрости.       — И что же делает ваша досточтимая княгиня? — поинтересовался я, поднося ко рту кусок ароматной говядины.       — Досточтимая княгиня отправила рыцарей Мильтона де Пейрак-Пейрана и Пальмерина де Лонфаля в Северные Королевства, откуда вы прибыли, за рыцарем Геральтом из Ривии, чтобы тот расправился с Бестией.       — Откуда такая избирательность? Неужели больше никто не может справиться с убийцей?       — А думаете, вы можете? — посмеялась Жакетта.       — Не знаю. Я буквально только что услышал об этой Бестии. Да и разве моё это дело? Это дело ведьмаков и ваших рыцарей.       — Вот если вам интересно, вы у самой княгини и спросите. Она будет на торжественной битве с вигилозавром через два дня. Поучаствуйте, победите — и получите аудиенцию.       — Вы так легко об этом говорите.       — Уверена, для вас в этом нет ничего сложного.       Она, конечно, мне льстила, наверняка подбивая оставить больше чаевых. И я оставлю. Но охотник на чудовищ из меня сомнительный.       Наш разговор на этом закончился, и Жакетта вернулась на своё место. Меня после еды ждала бадья, о готовности которой предупредили, когда я уже допивал вино.       Постоялый двор был на первом этаже, меня отвели в комнату и оставили одного, пока не позову. Обстановка была стандартной: стол, два стула, тумба, кровать и ширма. Из приятных мелочей — окно с видом на озеро, свежий виноград на столе и неплохая картина на стене с изображением ночного дворца. В мыслях возник образ моей Ирис, у которой была похожая картина. Жена, наверно, уже мертва. Во что же я тогда ввязался… Жизнь брата и моя душа в обмен на возможность жить в вечной радости вместе с Ирис. И что получил? Только вечность. В одиночестве, потому что новый я, лишённый чувств из-за побочного эффекта своего желания, причинял жене лишь боль. Если б думала тогда моя пьяная башка! Не связывался с Гюнтером, не заключал договор на крови. Да уж, насколько глуп может быть человек в отчаянии, лишённый надежды. А о’Дим воспользовался этой глупостью и позже вытащил на поверхность всё дерьмо, что во мне было, чтобы я собственными руками уничтожил свою жизнь.       Я торопливо разделся, отстегнув сначала ремень с ножнами для карабелы, потом ещё один с висевшей на нём тубой для бумаг. Развязал кушак, скинул кунтуш, стянул сапоги, штаны и рубашку. Надо будет отдать их в стирку… Залез в бадью и подозвал служанку. Она за меня подумала, что следует стирать, а что — нет. Вооружилась мягкой щёткой и ароматным мылом и помогла мне помыться, конечно же, отпустив комментарий в сторону шрамов, когда натирала спину. Но не удержалась от комплимента телосложению, на что я с усмешкой её поблагодарил. Вылила мне на голову воду из кувшина, положила на тумбу полотенце и вновь оставила меня одного.       Я вытирал лицо, стоя перед зеркалом, и думал, давно ли эта еле заметная проседь в моей огненно-рыжей бороде? Или она была всегда? Как лишился чувств, я перестал считать время, забыл, сколько мне лет было, когда мы поженились с Ирис, какой тогда был год. Может, оно и к лучшему.       Стряхнув последние капли воды с волос на груди, я надел чистую рубашку и штаны, начистил сапоги. Затянул кушак, — куда ж без него! — нацепил ремни. Не смог обойтись и без коллара — чтобы не спутали вдруг с простолюдином. Вышел на улицу, почувствовав усами вечернюю свежесть. Долго смотрел на озеро, замечая, как во внутренний двор несут мою постиранную одежду. Потом собрался с духом и отправил Кабанов в купальни (я бы пошёл с ними, но от компании устал за время нашего путешествия и посещу баню позже в одиночестве), а сам направился смотреть город.       Побывал на центральном рынке, у статуи Режинальда, на винодельне «Змея и рубин» с очень красивым интерьером, оценил широкие улицы, попутно наслаждаясь здешней изысканной архитектурой. Здания тут редко оставляли каменными, чаще белили и красили в яркие цвета. Покрывали красной и жёлтой черепицей. Высаживали цветы, лозу. После грязных улиц Редании с серыми каменными домами Боклер казался сказкой. Когда дошёл до дворца, мне вспомнились слова трактирщицы о турнире. Я долго обдумывал их, смотря на Туссент с балконов территории вокруг замка: на турнирные поля, на долину Сансретура, на гору Горгону. Принял решение поучаствовать в битве — чёрт с ним! Узнал, где можно записаться и вскоре уже называл своё имя писцу и клялся цаплей быть честным и с достоинством принять смерть, если таковая случится на поле боя.       Вернулся в «Фазанщину» с гудящими ногами (тяжело всё-таки стучать каблуками по здешней дорожной плитке), но относительно довольный — меня, наконец, ждала настоящая веселуха.