Вино и сабля

      — Мы в гробу того видали, кто нас пьяницей назвал, на свои мы деньги пили, нам никто не подавал! — доносилось с улицы. Я только завтракал, а моя компания уже веселилась вовсю.       — Уже налакались? Прямо с утра? — с укором спросил я, выйдя на террасу и завидев около пяти Кабанов, распевающих песни.       — Никак нет, товарищ атаман, — уверил меня сударь Богатырович, молодой бородатый Кабан в распахнутой на груди рубашке, в жилете и шароварах, с массивной железной цепью на шее. — Мы только попробовали.       — Это хорошо. Так бы я вам шеи-то намылил за такое сумасбродство.       Кабаны совсем утихли. Виновато уставились на меня.       — Шучу я. Не разнесите тут ничего только, — успокоил их я, но забыл улыбнуться. Поэтому мои слова подействовали плохо, мужики с опаской продолжили веселье, ожидая негативной реакции с моей стороны. Её, конечно, не последовало. Потом я вообще ушёл, забрал коня из конюшни и выехал из города. Хотелось мне побывать в тех местах, на которые смотрел вчера с дворцовых террас. Правда, сначала я заехал на кладбище Мер-Лашез, слишком уж меня увлекли рассказы Жакетты о надписях на надгробиях, прочитав которые, можно самому помереть со смеху.       Подъезжая к кладбищу, я заметил, как вокруг сгустился синеватый туман, окрасив воздух в бирюзовые оттенки. Стало очень душно, как перед дождём, но грозовых туч на небе не наблюдалось. Мне снова захотелось снять кунтуш, который, как я заметил утром, не только постирали, но и заштопали в паре мест, где тёмно-кирпичного цвета ткань с вышитым зелёными нитками растительным орнаментом протёрлась и прохудилась от времени. Но я только ещё шире развёл и без того сильно обнажавшие грудь фиолетовые отвороты, хоть это меня и не спасло. Жакетта не врала: многие надгробия действительно украшали забавные надписи. Мне особенно понравились «Сар’ра Грюм’мер, вышла из дома и умерла», «Примислав Стагира, красиво и гордо он падал с холма, пусть сон его вечный длится всегда» и «Мартин Пшибилови’ч, композитор; на самом деле это он сочинил «В траве сидел кузнечик». Без последнего я бы никогда не узнал правду. Новость перевернула мне жизнь.       — А на кладбище спокойней всего… — прозвучал чей-то басовитый голос за спиной. Кто-то беззвучно ко мне подкрался. Я резко обернулся и схватился за саблю. Голос принадлежал безоружному мужчине лет тридцати пяти в красном сюртуке и кожаном плаще (как ему не жарко?). Волосы его были черны, только виски тронула проседь. Поняв, что нападать он не собирается, я расслабился.       — Лучше и не скажешь, — ответил. — У мёртвых самый приятный характер.       Незнакомец рассмеялся и облокотился на одно из надгробий. У него был странный звериный оскал и голос, идущий будто прямо из горла.       — Но на кладбище так просто не ходят, — заметил он. — Что же тебя сюда привело?       — Желание уединиться и интерес, — снова встав в свою излюбленную позу, ответил я.       — Ах, я тебе мешаю, — ни капли не изменившимся голосом заметил незнакомец. — Но не обессудь: тут у меня назначена встреча с другом.       — Загадочные разговорчики, встречи на кладбище. Туссент меня определённо радует. Кстати, Ольгерд. — я подал мужчине руку для рукопожатия.       — Детлафф, — немного подумав, представился он. Ответил на жест. Ногти у него были не в лучшем виде: жесткие, потемневшие, острые, как у зверя. Я понадеялся, что это не какой-то живучий грибок. — Знаешь, я давно ни с кем, кроме друга, не разговаривал. Это странно… Приятно.       — Люди жить не могут без того, чтоб потрепаться, — сложив руки на груди, сказал я.       Детлафф снова усмехнулся.       — Насколько страшные вещи ты бы сделал ради любви? — вдруг спросил он, задев мои не самые приятные воспоминания.       — Я заключил сделку с Дьяволом.       — Я не ослышался?       — Нет.       Мы пару минут молчали. Я пытался понять, с чего это Детлафф решил таким поинтересоваться. А он наверняка переваривал сказанное мной.       — Вряд ли мы когда-нибудь ещё встретимся, — продолжил Детлафф. — Я совершаю невыносимые зверства во имя любви. Ох, Ренаведд…       — Будь в этом осторожнее. Чтобы не пришлось бодаться с последствиями. — Я тоже облокотился на какое-то из надгробий напротив.       — Понимаю, почему ты мне это говоришь. Сделки с Дьяволом не могут кончиться хорошо. Знаешь, рыжие люди всегда казались мне несколько… дьявольскими. Забавно теперь встретить рыжего, что связал себя с Сатаной.       Я отвернулся и долго смотрел в глубь леса, растворяющегося в бирюзовом тумане. Только сейчас оценил, насколько звуки здешних лесов другие. На севере нет цикад, да и птиц, поющих таким же образом, тоже. Вновь повернувшись к Детлаффу, понял, что он тоже смотрел со мной на лес.       — Мой друг что-то опаздывает, — сказал он. — Или не хочет показываться, из-за того что я не один.       — Я уже уезжаю. — Я направился к своему коню.       — На самом деле, мне жаль, что наше знакомство обрывается. Я бы с удовольствием послушал твою историю.       Я остановился. Усмехнулся.       — Мне тоже интересно, какие такие зверства можно совершить ради любви.       — На какие я бы обычно не пошёл. — Детлафф взглянул мне в глаза. — Прощай, Ольгерд.       — Прощай, Детлафф.       Когда я снова взглянул на кладбище, там уже никого не было. Мне вспомнился анекдот про Штиглица, Мюфлера и повозку. Было в нашей с Детлаффом встрече что-то похожее.       Из-за тумана, тем временем, всё погрузилось в какой-то мрак. По-хорошему надо было вернуться в город, но я ещё немного поблуждал по лесу, ориентируясь на реку, просто решил не ехать дальше на юг. Кунтуш всё же пришлось снять, как и рубашку. Мне не очень хотелось, чтобы она уже насквозь пропиталась пóтом.       И тут на дорогу выскочила пантера. Меня предупреждали об архиспорах, о сколопендроморфах, а о пантерах никто не предупреждал. Тем более, о таких агрессивных: она сразу бросилась на моего коня. Я долбанул пантере по морде кулаком, как смог дотянуться. Ущерба это большого не нанесло, кошка, отведав перстней, громко зашипела, ещё больше испугав коня. Он, заржав, встал на дыбы, и я выпал из седла, не раздробив себе плечо только потому, что успел вовремя перевернуться. Но приложился знатно. Оценивать ущерб буду потом, сейчас нужно, чтобы пантера не загрызла коня. Я вскочил на ноги, выхватил саблю из ножен и громко свистнул. Пантера зарычала и одним мощным прыжком оказалась у меня на груди, снова повалив на землю и выбив из меня весь воздух. Я захрипел и вцепился свободной ладонью в шею зверю, пытаясь не дать клыкастой пасти сомкнуться на моём лице. Когтями до него пантера тоже пока не добралась. Нужно было как-то подняться на ноги или хотя бы на колени, чтобы размахнуться саблей, а сейчас она бесполезна, из такого положения я бы не смог нанести ни одного серьёзного удара.       Пора вспомнить магию, чёрт возьми. Я сконцентрировался, насколько это было возможно с кровожадной пантерой у лица, почувствовал приятную вибрацию рукояти карабелы, увидел красные молнии, пробежавшие по предплечью к шее пантеры, направил больше силы к зверю и восторжествовал: кошку отбросило в сторону потоком алой энергии. Хоть что-то хорошее дали мне оккультные ритуалы и гоэтия. Я тут же поднялся на одно колено и мощным ударом рубанул пантере по шее. Она зарычала от адской боли, поднялась, роняя на пыльную землю кровь, и снова бросилась на меня. К этому манёвру я был уже готов, поэтому мгновенно переместился в сторону, оставив за собой лишь красную тень, и рубанул снова. Пантера упала на землю и стала барахтаться в пыли. Силы, видно, оставили её, и подняться на лапы она уже не могла. Третий удар её обезглавил.       Я выдохнул и сгорбился. Осмотрел себя, увидел, как от напряжения под кожей пуще прежнего выступили вены. Особенно толстая жила на внешней стороне бицепса. На мускулистых людях её всегда видно, но сейчас было видно даже её разветвления. Шрамы блестели от пота. Была и кровь на плечах и груди. Интересно, чья? Захотелось закурить. Трубка и табак лежали в сумках на коне. А он, окаянный, куда-то убежал. Я так долго его искал, звал по имени и свистел, что желание курить, когда я его нашёл, стало невыносимым. Я тут же нетерпеливо набил трубку — к счастью, даже такой кропотливый процесс с годами превратился в привычку — и стал размеренно раскуривать. Пара кругов зажжённой спичкой над табаком в чаше, втягиваю воздух, приминаю табак, снова зажигаю и чувствую, наконец, вкус дыма.       Я сел, привалившись спиной к дереву и наплевав на всё, и курил, пока табак не потух.       В битве с пантерой был, как минимум, один плюс: теперь морально я больше готов к завтрашнему бою с вигилозавром.       Когда я показался в дверях «Фазанщины» обнажённый по пояс (чтобы смыть кровь, я искупался, и тело ещё не высохло, а вытереться мне было нечем), трактирщица покачала головой, наверняка представив моё приключение по-своему: до картёжного клуба. Я показал, что снятая одежда при мне. Заказал пива. Долго терпел косые взгляды посетителей на свой покрытый шрамами мускулистый живот. Допив, оделся и отправился в купальни. Мне следовало смыть с себя запах тины.       Чуть позже я оплачивал отдельную закрытую залу на час. Потом меня ждала раздевалка, и только после неё я, в одном бордовом полотенце на бёдрах, попал в саму заказанную собой комнату.       Тут было просторно, немного темновато, но уютно. Небольшой, метра полтора в диаметре, круглый бассейн по центру. Наверняка магически подсвечивалась снизу вода загадочным зеленоватым светом. Валил пар. Я снял полотенце, бросил его на лавку и залез в воду. Жара не почувствовал, но было приятно и по-домашнему. Я выдохнул и развёл руки в стороны по бортику бассейна, а ноги вытянул на полную длину. Один раз окунулся с головой. И, открыв глаза, увидел Гюнтера о’Дима, оценивающего температуру воды.       — Ты даже в ванную ко мне лезешь? Что тебе нужно? — недовольно спросил я. Он испортил мне всё наслаждение.       — Я просто пришёл сказать, что мне не нравится, когда меня называют Дьяволом. У нас с ним мало общего.       Меня совершенно не удивили его слова. Конечно, он слушал наш с Детлаффом разговор. Я сложил руки на груди.       — Если бы я знал, кто ты, не утрировал бы. — Меня напрягал взгляд Гюнтера под воду, и я согнул одну ногу в колене. Тут было так тихо, что я слышал даже самый тихий плеск. А голос о’Дима эхом отражался от стен. Впрочем, мой тоже.       — Поверь мне, все, кто знают моё истинное имя, уже мертвы. А я не хочу, чтоб ты умер. Ты нужен мне живым. Водичка, кстати, чересчур горячая, неужели не чувствуешь?       — Как смешно.       — А я разве шутил? — Гюнтер усмехнулся. — Кстати, попробуй только завтра умереть в бою с вигилозавром.       — У тебя слишком хорошее настроение? Так не порти его мне, сгинь с глаз моих.       Гюнтер о’Дим улыбнулся, сверкнул в темноте желтизной зрачков и растворился в воздухе, хлопнув в ладоши. Я снова расслабился и прикрыл глаза. Просидел так несколько минут, потом стал рассматривать свои поросшие тёмными волосами, в отличие от рыжих на голове и на лице, руки. Черноту волос нарушали частые шрамы, на которых ничегр, конечно, не росло. Так же было на груди, но грудь я себе не резал во время ритуалов, в отчаянии и в попытках наложить на себя руки.       — Время закончилось, — постучались в дверь позже.       — Выхожу. — А я и не заметил, как прошёл час. Схватил полотенце, просто прикрыв им пах, и вышел в раздевалку.       Когда я оказался на улице, солнце уже почти зашло, окрасив облака на горизонте в яркую мадженту. Ни разу не видел подобных цветов на небе на севере. Далёкий дворец такой свет окрашивал в загадочный фиолетовый. Заведя руки за спину и покручивая перстни на пальцах, я смотрел на то, как этот фиолетовый угасает и становится абсолютно чёрным. Боклер погрузился во мрак. Если улицы богатых районов ещё освещали фонари, то в порту стояла непроглядная тьма. Но скоро луна выкатится из-за облаков, и в городе станет заметно светлее. К этому времени я, наверно, уже закончу то, что хотел. А хотел я где-нибудь почитать про вигилозавров. Наверняка в столице княжества есть большая библиотека. И она была, я вызнал путь у зевак на улице.       Библиотека оказалась закрыта, но я попросил, многозначительно держась за саблю, ключи у сторожа. В зале зажёг свечи и стал искать книги, которые могут мне чем-нибудь помочь. «Орнитозавры», «Слово о драконах», «Бестиарий брата Адальберта» и ещё несколько трудов. Информацию я нашёл только в «Бестиарии», и то, очень скудную: узнал, что чудовище ростом с матёрого дога, имеет острую кромку по позвонкам и длинный тонкий на конце хвост, бьющий сильнее бича. Никаких слабых сторон описано не было. Впрочем, опрометчиво было надеяться, что мне на блюдечке подадут информацию о том, как победить монстра.       Я закрутил вверх рыжий ус и потушил свечи. В окна бил яркий лунный свет. Тут луна казалась просто огромной, а освещала не хуже солнца, скрытого за облаками. На улице стояла приятная свежесть. Надеюсь, завтра утром будет хотя бы вполовину так же хорошо, как сейчас.       Утром оказалось паршиво. Ночью прошёл дождь, а теперь палило солнце. Влажно и душно, как в парнике. Я уже стоял за ареной в ожидании боя, натирая саблю тряпкой, пропитанной льняным маслом и ядом. Со мной было три рыцаря: некий Гильом, лорд Небельверфер и Донимир из Тройи. Они обсуждали свою экипировку и возможность встретиться с княгиней и её фрейлинами. Конечно, каждый был закован в полный тяжёлый доспех. Только шлемы лежали на скамье. Я среди них выглядел белой вороной — на мне был надет неизменный кунтуш. И Небельверфер решил это прокомментировать:       — Ты, друг, наверно, просто смерти ищешь, раз латы не надел. Тварь грызёт и хлещет.       — Может быть, и так, — усмехнувшись, ответил я, и покрутил саблю, ловя ей свет солнца.       — Ну, это тоже хорошо, — подключился Гильом. — Не зазорно погибнуть в схватке с монстром на глазах досточтимой княгини и её фрейлин. — «Её фрейлин» Гильом произнёс с бóльшим воодушевлением, будто для него они значили больше, чем княгиня Анариетта. — Оружие у тебя заморское, у нас тут ни у кого такого нет, — продолжил он, заметив, как я играюсь с карабелой. — Только мечи, копья и алебарды. И как им таким фехтовать?       — Не хуже, чем мечом.       — Наверно, раз уж ты отказался от снаряжения, которое предлагали, — подключился Донимир. — Но мы это скоро увидим и узнаем. Пусть победит достойнейший. Или достойнейшие.       — Во имя журавля! — прокричал Гильом, приложив кулак к сердцу.       И всё же он кричал не громче фанфар, каждые несколько минут оживлявшихся для исполнения торжественной зазывающей мелодии. Где-то на фоне играла батального настроя песня с каким-то агрессивным мотивом и инструментами, которые я никогда не слышал. Мне было интересней послушать именно её, поэтому, убедившись, что времени ещё много, я отошёл и увидел, как на небольшой сцене патлатые мужики в кожаных куртках и штанах, усеянных шипами и клёпками, исполняют свою песню на необычных гитарах. Был и один, что сидел за барабанами — именно за барабанами, это было целое громадное сооружение из больших и маленьких барабанов. Я подошёл ещё ближе, почти вплотную к сцене, протиснувшись между парой рядов восторженных слушателей, и, встав контрапостом, стал слушать. Гитарист по центру вдруг перестал смотреть на свою гитару, шагнул к краю сцены, набрал воздуха в лёгкие и начал песню, но не как любой привык, а превращая голос в крик, который, на удивление, не отталкивал. Я вскинул брови. Текст был разборчив, и я понял, что песня про некого полководца армии Тьмы, оглядывающего поля сражений со Светом. Красиво, ничего не скажешь.       Я бы слушал и слушал этих музыкантов, но ко мне подошёл Гильом и попросил вернуться к месту за ареной, потому что близилось начало.