Партнёры

      Громкая пулемётная очередь вдрызг разбила окно и покрыла противоположную стену дырками диаметром с мою шею. — Зения-тян, дай руку, — перекрывая ревущие снаряды, попросил Люпен. Я подала ему ладонь, и он сжал её сильными цепкими пальцами. Потом резко рванул меня на себя и стол, за которым я пряталась, разлетелся в щепки. — Дзигэн, Гоэмон, сделайте уже что-нибудь! — Люпен лихорадочно рылся в пиджаке в поисках пистолета, а потом выудил оттуда старый Вальтер с узким дулом и, долго прицеливаясь, начал отстрел.       Я никогда не видела такого мастерства, как у мистера Дзигэна. Он смотрел в остаток зеркала на противоположной стене, сам сидя прислонившись спиной к дивану, превращавшемуся в ошмётки, и, высунув руку из-за подлокотника совершал целую серию выстрелов в сторону врага, вращая барабан «Магнума» большим пальцем.       Гоэмон, кхем, точнее, Гоэмон-сан выпрыгнул из своего укрытия за косяком соседней комнаты и его руки замелькали спицами вилосипеда, разрубая мечом летящие пули.       У меня отказали лёгкие, от восхищения я даже вдохнуть не могла.       Через минут десять мы, наконец, отбились от нападавших. Люпен первым выскочил на улицу и обошёл дом, присматриваясь к телам стрелков, распростёртым возле нашего окна. — Русские? — спросил он у меня. — Откуда я знаю, — отбрехалась я, но у меня есть одна особенность — подмечать душу и энергетику. У иностранцев она явно была бы другая. Это были наши люди.       У меня потемнело в глазах при виде трупов и сдавило виски так, будто я находилась на глубине моря. Я старалась стоять спокойно, но коленки предательски задрожали. Задолбали уже эти панические атаки, появляются, когда не надо… — Эй, эй, — Люпен помазал ладонью перед моим лицом, но я осела на снег, не в силах поднять голову. Столько всего приключилось за один день, надо успокоиться…       Дзигэн-сан подхватил меня за плечи и поставил обратно на ноги, на миг я ощутила его жёсткую бороду у себя на затылке. Меня смутил этот факт и я отодвинулась от него, постепенно приходя в себя.       Я симпатизирую этому горбатому бородачу? С чего? — Зения-тян, нам надо отсюда уходить, поэтому нам придётся взять тебя с собой, — слегка обречённым голосом, будто его до этого нещадно били, признался вор. — Интересно, что я маме скажу, — засомневалась я. — Идём, — проигнорировал мой монолог Люпен-сан и повёл меня к заднему двору, а, точнее, к маленькой жёлтой машинке, «Фиат». Меня усадили на заднее сидение рядом с Гоэмоном, как бы я не стеснялась этого.       Ехали молча, я дышала мелко, потому что прокуренный запах меня злил, и от него ужасно чесался нос.       Несколько раз троица переговаривалась, но на японском. Как я заметила, Люпен даже на японском, вроде как, своём родном, говорил с акцентом, значит, он всё-таки больше француз с нотами тенора на связках. У Дзигэна голос был грубый, чуть гнусавый, но в нём было какое-то своё очарование, от него ощущалась защита, которой лично мне часто не хватало по жизни. Гоэмон говорил переливчатым басом, по крайней мере, я это так себе услышала. Всякий раз самурай будто читал стихи.       Только через минут двадцать мистер Люпен обратился ко мне: — Зения-тян, можешь хоть немного рассказать об истории Зимнего дворца? Как мне кажется, эти люди не просто так в нас стреляли, они пытаются защитить часы. — Я, честно сказать, плохо знаю историю этого места, но могу чем-то поделиться… — неуверенно начала я.

***

      До места мы добрались через минут сорок, к этому моменту Люпен уже успел всё обговорить со своими товарищами. Меня он в их планы не посвятил, да и мне не очень-то хотелось, поэтому я не проронила ни слова.       Мы вышли к отелю, в котором, как Люпен меня удостоверил, живёт его «хорошая знакомая», причём при этих словах у мистера Дзигэна и Гоэмона-сана одновременно скисли лица.       Мы поднялись на лифте на четвёртый этаж, и Люпен галантно постучал в дверь номера. — はい? — ответил женский голос. — ふじこハニー開けろ これは私です, — умильным голоском произнёс Люпен, и дверь распахнулась.       Кажется, в нашем квартете появилась ещё одна женщина.