Чудесное исцеление поможет, но не в этот раз

Слышится долгожданная трель звонка, и уставшие ученики коллежа «Франсуа-Дюпон» выползают из классов на обеденный перерыв. В коридорах не продохнуть — воздух перенасыщен целым букетом ароматов созревающих подростков и удушающих женских духов. Но это не надолго — погода сегодня позволяла прогуляться до ближайшего кафетерия или булочной. Адриан блаженно закатил глаза, представив, как свежая выпечка Дюпен-Чен тает во рту. Его желудок одобрительно урчит, поддерживая идею зайти в пекарню после занятий. Заодно можно отнести домашнее задание Маринетт — та сегодня так и не появилась на уроках, заставив класс немного поволноваться. Его подруга всегда была крайне ответственной и доброй, отчего быстро завоевала любовь и уважение всего класса, включая и его, Адриана. Всегда готовая прийти на помощь нуждающимся и взять инициативу на себя, девушка умудрялась оставаться скромной и немного неуклюжей; но это, на взгляд Адриана, делало её ещё более очаровательной. Возможно, его подкупало и равное отношение к себе, как к другу в первую очередь, а уже после — как к инвалиду. Да, порой она переживала слишком много, но жалким или совсем безногим его точно не считала. Только нервничала слишком много в его присутствии, но он привык к этим странностям одноклассницы. У него вот есть тайный шкаф с самой разнообразной атрибутикой Ледибаг, и ничего. «Кто ещё тут странный», — постоянно поддразнивал его Плагг. В целом, с компанией ему повезло — все ученики класса мадам Бюстье, как на подбор, были добрыми и внимательными. Порой даже слишком. Вот и сейчас, стоило ему лишь на секундочку уткнуться лбом в стену и прикрыть глаза, возвращаясь мыслями к ссоре с напарницей, как к нему сразу подскочила толпа взволнованных одноклассников с предложением помощи. Откуда взялись только, все же уже на обед разбежались? «Адриан, тебе плохо?» «Нужна помощь?» «Болят ноги?» «Может, отвести тебя в медпункт?» «Давай позвоним твоему отцу, чтобы тебя забрали?» Агрест неловко отказывается, даже, кажется, отшучивается, и достаточно быстро для своих двоих дохрамывает до выхода из коллежа. Излишнее внимание к своей персоне знатно его выматывает, и приходится учиться виртуозно выкручиваться. Он же не хрустальный, не рассыплется! Ну а если даже рассыплется, кто-нибудь из его друзей обязательно его подберёт и склеит. Адриан хихикает от нелепой шутки в голове. Ледибаг бы… Вряд ли оценила. Только что выглянувшее солнце прячется за чёрные-чёрные тучи, а налетевший из ниоткуда шквалистый ветер треплет верхушки деревьев, пугая учеников и уставших преподавателей. М-да, осень в этом году выдалась отнюдь не дружелюбной. Адриан облокачивается о здание, решив переждать перерыв прямо здесь, в дверях учебного заведения. Вчера ему удивительно повезло не простудиться с посаженным напрочь иммунитетом, но это не значит, что можно забить на собственное здоровье. Не-а. Адриан так точно не сделает. А всё-таки… Трезво оценивая ситуацию на следующий день, он понял, что, возможно, немного вспылил вчера. Акуматизации за последний месяц случались всё чаще и чаще, и поражали не только обычных людей, но и носителей талисманов. Ледибаг приходилось постоянно искать новые решения: привлекать людей в команду, пробовать другие талисманы, совершенствоваться самой… У него самого потихоньку крыша подтекала, что ж говорить об тяжести ответственности на плечах Багинетт. Адриан вздохнул, в конце-концов присаживаясь на верхнюю ступеньку — суставы начинало выкручивать, как на стадии отжима мощной стиральной машинки. К дождю, наверное. Он весело хмыкает, думая, когда успел превратиться в старушку. Впереди было ещё два нудных урока у мадам Менделеевой, а Бражник, как назло, не спешил отправлять запятнанную злом бабочку очередному бедолаге. Нино и Алья, наконец решившие продвинуться в отношениях, были вполне себе счастливы, занятые друг другом, и не заметили общей подавленности друга. А Плагг, вымотанный постоянными перевоплощениями, так и заснул в его сумке с куском камамбера в зубах. Адриан снова вздохнул, ощущая себя по-стариковски. Как-то совсем грустно получалось без привычной шумной компании. Когда в поле зрения мелькают синие волосы, парень сначала думает, что ему показалось. Маринетт же осталась дома, так ведь? Галлюцинациям возникнуть не на чем, разве что на чуть-чуть подтекающей крыше. Когда человек приближается к коллежу, оказывается, что волосы всё-таки голубые, но Адриан всё равно удивляется. Лука, заметив его, машет издалека рукой и меняет курс в его сторону. Агрест размышляет о том, насколько невежливо будет убежать, делая вид, что он ещё и внезапно ослеп. Может, иногда можно словить от своего состояния бонусы. На учёбе Куффен появлялся как-то совсем уж редко, но вроде как являлся вполне себе законным учеником их коллежа. Никто точно не знал ни в каком классе он учится, ни почему появляется так редко. Вообще, всё, что касалось Луки, для всех являлась одной большой любопытной загадкой, ведь на расспросы брат Джулеки отвечать не спешил, лишь загадочно улыбаясь и перебирая струны своей любимой гитары. Девочки влюблённо вздыхали, мальчики ревностно завидовали, Адриан… приходил послушать гитару в перерывах его загруженного учебного графика. Лука остановился в полуметре от него, и ветер донёс до Адриана приятный запах ментола и бабблгамовой жевачки. И свободы, наверное. Даже завидно как-то. — Предупреждая твой вопрос, зашёл отдать Джулеке зонт, — друг кивает на висящий на спине подобно гитаре прозрачный зонт. Адриан понимающе кивает и думает, что Куффен просто прогуливает, а потом заговаривает зубы очарованным учительницам, что готовы простить ему даже убийство. «Подумаешь, бывает. Мне вот тоже мисс Росси никогда не нравилась, так что Лука такой хороший мальчик, снова всем помог! Конечно-конечно, иди, Лука, отдыхай». Гитарист вопросительно изгибает бровь, будто читает его мысли, но Агрест качает головой. После вчерашнего ему немного стыдно и неловко. Показывать свои слабости и размазывать сопли, как в театральных постановках, куда водил его в детстве отец, точно не входило в его планы. По-хорошему и истерику закатывать не стоило, но время назад не отмотаешь. Даже Вайперион не отмотает. Адриан расправляет плечи, встречая свои страхи с достоинством. Его молчаливый собеседник выглядит непривычно задумчивым и чем-то обеспокоенным, и о вчерашнем происшествии, как обычно, не парится. — Что-то у меня нехорошее предчувствие, — вдруг говорит Куффен, переводя взгляд на идущую ему навстречу сестру. Шарится по карманам, кидает выуженные оттуда ключи быстро испарившейся робкой Джулеке и сжимает что-то в руке. — Говорят, змеи чувствуют котаклизмы раньше людей, — разряжает атмосферу Агрест и получает желаемый результат — Лука фыркает, пряча улыбку за ладонью. — Ага, а некоторые даже предотвращают. Но Адриан, я серьёзно. Белые коты крайне сильны благодаря своим эмоциям, мне самому пришлось это узнать, — уже серьёзно предупреждает Куффен и, не давая время на ответ, кидает ему зажатый в ладони предмет, что в ближнем рассмотрении оказывается фигуркой для брелка его, Адриана, второй личности. Когда Агрест поднимает взгляд, чтобы поблагодарить за чёрного котенка, что теперь будет болтаться у него на ключах (хотя ключи ему не особо-то и нужны), Лука уже растворяется в толпе учеников, бросив напоследок что-то вроде «Увидимся». Совершенно озадаченный Адриан ещё какое-то время сидит на ступеньках, улыбаясь уголками губ. Дышать становится чуть легче. Замёрзшие пальцы крепко сжимают нагретый пластик, и разбуженный громкими разговорами Плагг придирчиво смотрит на фигурку, но ничего не говорит. Может, Адриан и Кот не такие уж и разные. Он тоже может быть сильным. К сожалению, пока в теории. — Я прямо сегодня пойду и извинюсь перед Ледибаг. Плагг молчит, удобно устроившись на его плечах. Адриан сидит на ступеньках, наслаждаясь пустотой в голове, до самого звонка.

***

Адриан как на иголках весь последний урок, пару раз ловит раздраженный взгляд миз Менделеевой, 4 раза складывает и вновь раскладывает учебники по парте, и ловко покидает класс, не досидев и до окончания трели звонка. Он не знает, что на него нашло. То ли магнитные бури виноваты, то ли странности Луки заразны. Хотя, может, дело в выпечке? Ноги к концу дня отказывают совсем, и Адриан уже в паре метров от выхода с разбегу влетает головой в чей-то шкафчик. Голова предсказуемо взрывается болью, Агрест теряет равновесие и глупо шлёпается на пол. Трость отлетает чуть дальше. Слышатся сдавленные смешки, и Адриану очень хочется провалиться сквозь землю, потому что ему вообще не смешно. Он спешно пытается подняться, но суставы, мышцы и нервы его ног не собираются ему помогать. Да и люди вокруг почему-то не спешат. Он должен злиться, но вместо этого чувствует себя маленьким мальчиком. В памяти всплывает почти забытое воспоминание. Родители тогда, кажется, взяли его на какой-то модный показ. Он помнит кучу ярких платьев и стильных костюмов, ослепляющие вспышки фотокамер и жуткую боль в ногах, о которой боялся сказать родителям. Это был его первый показ как модели. Ну, и последний тоже. Он падает прямо посреди подиума, затыкает ладошками рот, чтобы не закричать, и очень боится. Сотни глаз смотрели на него. Маленький Адриан боялся увидеть в них разочарование. Смешки стихают, сменяясь громкими перешёптываниями, и парень подавляет детское желание закрыть руками уши. Ему стыдно, ему страшно, он пытается успокоиться и встать одновременно, и как только чьи-то руки резко поднимают его на ноги, Адриан сбегает, низко опустив голову и даже не вспомнив о трости.

***

Квами о чём-то громко шепчутся и Маринетт переворачивается набок, накрывая голову подушкой. Она ужасно скучает по временам, когда шум в комнате создавала только она и миролюбивая Тикки. Хорошие были времена… — Маринет, ну Маринеееетт! — пытаются дозваться девушку квами, и кажется, получается — она рывком вскакивает с кровати, в своей излюбленной манере начиная мерить шагами комнату, размышляя вслух. — Просто. Я не знаю! Мне кажется, от меня одни проблемы. Ведь даже КООТ, — Маринетт делает упор на этом слове, размахивая руками, — даже он уже перестает мне доверять! И, о Боже! Думает, что я не доверяю ему, — расстроенно делится переживаниями Дюпэн-Чен, падая в компьютерное кресло. Квами недоуменно переглядываются, ведь почти ничего не понимают в человеческих отношениях. Тикки тяжело вздыхает и подлетает к лицу хозяйки, беря эту ношу на себя. — Ты делаешь всё возможное, Маринетт! И Нуар это знает, просто у него мог быть плохой день, или… — Я делаю недостаточно. Эта фраза неприятно оседает на каждого в комнате, особенно на плечи Маринетт — та и так кажется вдвое меньше обычного из-за груза ответственности на своих плечах. Тикки ободряюще кладёт в ее ладошку печенье, делясь самим дорогим, и большими глазами смотрит. Уголки губ девушки приподнимаются в тёплой благодарной улыбке. Она делит печенье пополам, отдавая половинку Тикки. У них такое негласное правило — разделять еду, радость и печаль. Маринетт хоть и иногда жалеет о своём альтер-эго, но очень благодарна судьбе за такую маленьку Удачу. Думая обо всём этом, она чувствует, как в голове созревает план дальнейших днйствий. — Я поговорю с ним! — решительно вдруг почти кричит Ледибаг, и квами-собачка, спящая на её голове, испуганно вздрагивает. — У тебя получится, Маринетт! — Он всё поймёт! — Помиритесь, вы должны быть вместе! По комнате раздаётся множество радостных голосов, уловивших настроение Хранительницы, и Маринетт улыбается чуть свободнее. Не всё так плохо, ведь на её стороне сама Удача. Внизу слышатся голоса, и прежде, чем мадам Дюпен-Чен стучит в люк, квами, натренировавшись, шустро прячутся в шкатулку. Маринетт же в очередной раз чуть ли не седеет, всерьёз переживая за своё сердце. — Маринетт, к тебе гости, — улыбка мамы кажется особенно хитрой, и прежде чем девушка успевает насторожиться, в комнату неловко забирается… Адриан. Стук её сердца, должно быть, слышно в соседней галактике, и за его шумом она еле различает, что говорит одноклассник. Адриан улыбается приветливо, как всегда дружелюбно, но глаза всё равно кажутся отстраненно-печальными, что бы не произошло. Это неожиданно отрезвляет, и девушка неловко кивает, бормоча что-то, напоминающее приветствие. Парень облегченно падает на диванчик-кушетку, осматривая комнату, будто впервые, а в душе Маринетт зреет самый настоящий ураган из хаотичных мыслей. Почему пришёл Адриан? Ему нужна помощь с домашней работой? Нет, когда это Адриану с его идеальными оценками нужна была помощь с домашкой?! Может, он поссорился с Нино и пришёл посоветоваться с ней, как с общим другом? Может, он проходил мимо, но вдруг подумал о ней, и зашел поздороваться и предложить ей выйти за него замуж?! О боже, но ей надо будет сшить свадебный наряд, и составить список гостей! Глуповатая улыбка и отсутствующий взгляд девушки немного напрягают Адриана, но он уже давно привык к таким странностям подруги. Он терпеливо ждёт, пока она сама вернется в реальность и раздумывает, что сказать, чтобы у них получился конструктивный диалог. — Тебя не было в школе, мы волновались, — начинает он, гордясь собой. Маринетт воспринимает эту фразу немного иначе, и на её щеках скоро можно будет печь круассаны. Кстати о них. Мама Маринетт передала для них целый поднос сладкой выпечки. На неё, к слову, Адриан сейчас смотрел, как Кот на… Ледибаг? Странное сравнение. Девушка сердито выгнала его из головы, смутившись. — Ешь, ты, наверное, голодный как Кот… В СМЫСЛЕ, коты ведь всегда голодные, да?! Я НЕ ИМЕЮ ВВИДУ, что ты всегда голодный — Глупый Кот, целый день не вылезал из её головы. Адриан лишь нервно кивнул, не очень изящно набрасываясь на угощение, пока Маринетт снова погрузилась в свои невесёлые мысли. Нуар ведь не ненавидит её теперь, да? Она так легко предала его доверие, потоптавшись сверху на его чувствах. Ледибаг не должна быть такой безответственной, что же с ней не так? — Как думаешь… Кот Нуар… Ледибаг плохо к нему относится? Слова вырвались против воли, но это единственное, о чём она сейчас могла думать. Девушка вытерла вспотевшие ладони о штаны, повернувшись к окну. Нуар обладал по-настоящему могущественным влиянием на неё, раз сейчас, когда Адриан в её комнате, она говорит о немного раздражающем, но близком сердцу напарнике. Агрест немного помолчал, раздумывая, что ответить. Или дожёвывая круассан. — Не знаю, почему это тебя так волнует, — беззлобно поддел подругу Адриан, — но думаю, что не совсем. Я имею в виду, что она ценит его. В любом случае. Может, Нуару не хватает подтверждения этому, но разве тогда он не станет совсем невыносимым и разбалованным её вниманием? — шутливо отвечает Адриан. Он успел пропустить через себя эту ситуацию, и слова на удивление легко сходили с его губ. — Ты правда так считаешь? — недоверчиво спросила Маринетт, прислушиваясь к его мнению. Адриан лишь уверенно кивает, улыбаясь, и девушка улыбается в ответ. Это напоминает ему их первую встречу. Именно такая — открытая, ласковая улыбка создала первое впечатление о подруге. Несколько выбивших прядей спадают на лицо, но не могут укрыть небольшие ямочки от улыбки. Маринетт первая отводит взгляд, как внезапно с губ соскальзывает: — Ты милая. Подростки шокировано пялятся на друг друга. Алый стремительно захватывает лицо девушки, когда до Адриана доходит, ЧТО он сказал стеснительной подруге. Чёрт.

***

Спину гнёт от резкой, оглушающей боли, она пытается сделать вдох, но ушибленные ребра подводят её и здесь, совсем отбивая желание бороться за свою жизнь. Где-то сбоку слышится истерический ломаный смех, звуки борьбы, крики, но это всё кажется далёким, нереальным, будто кто-то оставил на фоне включённый телевизор с жёстким боевиком. Маринетт даже не пытается повернуть голову на звуки. Это ненормально. Неправильно. Так не должно быть. Сознание постоянно сдвигается, перед глазами пляшут цветные пятна — наверное, она сильно ударилась головой. Героиня ощущает что-то тёплое на затылке, и ей страшно осознавать, что это, очевидно, её кровь. Где Нуар? События мешаются, спутываются и кружатся в воспалённом сознании бешеном вальсом, и девушка с трудом пересиливает нахлынувший приступ тошноты. На лицо все признаки тяжелого сотрясения, с таким только в больницу, да побыстрее. Но она не может. Внезапно оказывается, что всё эти тысячи нападений акум они так, играли в игры. Развлекались, можно сказать. Ох, как же она мечтала, чтобы этот раз был таким же! Но реальность жестока, она не ждёт, пока ты придёшь в себя — только поднимаешься на ноги после очередного её удара, а снова топит тебя в панике, отчаянии и беспомощности. Злодей взвизгивает на высоких нотах, кричит что-то, и новая серия ударов обрушивается на её уши где-то совсем близко. Она не может умереть. Не может расстроить своих близких и подвести весь Париж. Перед глазами встаёт образ заплаканной мамы, раздавленного горем отца, затравленный взгляд её друзей, Нуара… Последний оказывается настоящим. Маринетт даже моргает, чтобы убедиться. Напарник действительно здесь. Живой, искалеченный, но живой! По щекам льются слёзы облегчения, и приходится часто-часто смаргивать, чтобы не потерять его образ в плывущем сознании. В этом душном, болезненно кошмаре Нуар был для неё, как свежий глоток воздуха. Её опора. Её недостающая часть. Кот дышит рвано, свистяще, опираясь руками по обе стороны от неё, нависает чёрной надёжной тенью. От его вечно уверенного, игривого вида мало что осталось — сейчас друг напоминал подратого уличного кота. Он хочет сказать что-то, с трудом разжимает стиснутые от адского напряжения челюсти, и вдруг заходится лающим рваным кашлем. До Маринетт долетают горячие алые капли, ужасающим отпечатком размазываясь по её лицу. Ледибаг хочется кричать. Это кровь. — Моя… Леди. Ледибаг, — пробует Кот снова, делая пугающе долгие паузы. Она терпеливо ждёт, вглядываясь в чужое лицо как в последний раз. Нет же, Маринетт, никаких «последних разов». — Да, Котик. Я здесь, — шепчет она в ответ сухими разбитыми губами. Горло сдавливает спазмом, говорить очень трудно, но она старается, очень старается. Звуки борьбы не прекращаются — улавливает она бессознательно. Мир не останавливается, но здесь, рядом с ним, приглушается. Кто-то из команды ещё на ногах. Как жаль, что не Вайперион. Его способность отматывать время была бы очень кстати. Банникс тоже не появляется. Возможно, это знак, что они сегодня не умрут. Но Маринетт, если честно, сомневается. Нуара трясёт, как в лихорадке, его взгляд затуманен болью и волнением за неё, лицо разбито до лиловых синяков и жутких шишек, и девушка с сожалением понимает, что даже сила и защита талисманов не всесильна, когда злодей буквально задыхается от обиды, отчаяния и яростного желания отомстить, заставить всех вокруг страдать от той же боли, что и он. Это всего лишь несчастный детдомовский мальчик, утонувший в беспомощности, и Маринетт на него почти не злится. Не может. Чёрт бы побрал её доброе сердце. «Каратель» — так он себя звал — был неконтролируемым, хаотичным, оставлял после себя слишком много разрушений и, кажется, являлся тем самым злодеем, после которого всему городу ещё долго будут сниться кошмары. После того же месье Голубя этот вид акуматизированного казался непобедимым. Буквально вытолкав Адриана из собственной комнаты, оставляя гостя на недоумённых растерянных родителей, Маринетт в панике загребла из шкатулки сразу целую горсть талисманов и вывалилась прямо в окно уже в костюме, обещая, что над оправданиями подумает после победы. Только вот где эта победа? Кольцо Кота пищит надтреснутым искажённым звуком — или то повредился её слух? И Ледибаг готова наорать на напарника, даже преодолев жуткое волнение за него. Не из-за тайны личности — на пороге смерти это кажется детсадовской ерундой — а из-за той уязвимости, к которой он вернётся, оставшись обычным человеком прямо в эпицентре сражения. Кот стонет устало, прислоняется сбитым в кровь лбом к её в каком-то защитном жесте, и это странно отрезвляет. Сердце заходится так, что закладывает уши, но Нуар уже отстраняется, смотрит на неё своими зелёными уставшими глазами, и во взгляде плещется такая решимость вперемешку с отчаянием, как у смертника с тикающей бомбой на груди. Маринетт с трудом сглатывает. — Я вытащу тебя. Больница недалеко, — Нуар переводит дыхание. Даже эти пять слов дались ему с трудом. Ледибаг с паникой думает, что это он ещё не всё ей показывает. — Со злодеем… потом разберемся. Он не теряет времени — Каратель может вернуть внимание на них, разрушив иллюзию Рены Руж, и тогда всё. Конечная. Бережно подхватывает её под шеей и поясницей и медленно, чтобы не повредить ещё больше переломанное, словно хрупкий хрусталь, тело, поднимает на руки. От смены положения кружится голова. Её мутит ещё сильнее, чем раньше, хотя казалось бы, куда больше, но до рвотных позывов не доходит — в желудке нет буквально ничего. Кот двигается, как старый механизм — рывками, покачиваниями, жуткой тряской, но упрямо ступает израненными ногами по разрушенному асфальту. Маринетт ужасно хочется говорить — много, с чувством, как в драматических сериалах. Хочется извиниться, полностью раскрыть душу, по-настоящему довериться. Ей больно, когда больно Нуару, она зависит от него больше, чем когда-то думала. Он точно заслуживает правды, и чёрт возьми, Маринетт раскроет её, и раскрошит Бражника в пыль, если тот ещё хоть раз посмеет превратить его в Кота Блана. Неестественный, больной жар выжигает её изнутри лихорадкой, пока Нуар кажется ледяным, слово труп. Даже здесь они противоположности. «Наверное, это судьба», — мелькает странная мысль где-то на периферии, и пока героиня пытается к ней привыкнуть, происходит сразу несколько вещей. И видит бог, она даже почти не удивляется. Кольцо надрывно пищит в последний раз, и Маринетт даже не успевает зажмурить глаза по привычке, как трансформация спадает мигающей вспышкой, и подозрительно знакомый блондин теряет контроль над ногами, падая вместе с ней на жёсткий асфальт.

***

Мозг, а вместе с ним и тело, норовит вот-вот отключиться, но Адриан нечеловеческим усилием заставляет себя оставаться в сознании. Он — опора. Он не может быть слабым, только не сейчас. Пожалуйста… Кровь подсыхает на лице неприятной коркой, и по скорости сворачивания он примерно представляет, сколько они уже сражаются. В этом безумии время потеряло свой ход, искажая восприятие. Кости и ткани органов по ощущениям напоминают фарш, и только чудо удерживает его от болевого шока. Он не замечает бессознательного Плагга, всё это время сохранявшего хоть какие-то его органы целыми, он среди этого девятого круга ада на Земле взглядом ищет своё главное сокровище с васильковыми глазами. Напарница хрипло, свистяще дышит, лежа чуть поодаль, и пытается что-то сделать, да только её тело физически не способно сделать это. Что-то, несмотря на весь этот хаос, обжигает своей неправильностью, и Адриан вдруг понимает, что эти васильковые глаза впервые не скрыты маской, и перед ним лежит никто иной, как Маринетт. Хрупкая, милая Маринетт, чёрт возьми. От ужаса хочется не то заорать, не то разрыдаться. Квами Ледибаг пытается привести хозяйку в чувства, не волнуясь ни о чём другом. Адриан делает несколько коротких вдохов-выдохов, сжимая зубы от невыносимой боли. «Давай же ну. Никто не придёт и не поможет. Здесь только ты и она. И у тебя мало времени — неизвестно, какие у неё травмы. Ты всё ещё сильный Нуар. Она на тебя надеется. Вставай, идиот!» Спустя несколько минут (или часов?) сковывающей всё тело агонии, Адриан поднимается на обе ноги, пошатываясь. Он не может думать из-за боли, тело движется на инстинктах, только благодаря адреналину и чистому упрямству. Шаг, другой. Хорошо. Он так аккуратно, насколько это возможно, поднимает девушку на руки и идёт. Три, четыре, пяяять. Передышка. Шесть, семь… Он всматривается в невинное лицо своей Леди, закалённое сотнями сражений, но не растерявшее своей очаровательности. Она бы сделала это для него. И он тоже сделает. Даже если помрет как уличный кот, её до врачей доставит. Тут же должны быть скорые, на всякий случай, да? — А-адриан, — тихо, на грани слышимости, зовёт шёпот, и Адриан заставляет себя перевести взгляд на лицо Ледибаг. — Кот. Прости.меня. Ты просто самый невероятный человек, с которым я… была знакома. — Замолчи! — испуганно, неверяще шипит Адриан. Где-то рядом маячат фигуры людей. Ну же, он обязан успеть! — Помощь совсем рядом, Принцесса. Прошу тебя, — умоляет Кот. Маринетт улыбается. Адриан не хочет видеть эту улыбку в своих кошмарах. — Ты очень сильный, Адриан. Я так… мгхм… люблю тебя. Маринетт произносит это на выдохе, но он всё равно улавливает. В груди что-то воет, скребется, как его пёс, чью кличку он уже не помнит, но он замирает, наблюдая, как Маринетт забирают врачи скорой, до которой он каким-то чудом дошёл. Они ей помогут, да? Он держит в ладони единственное, что она ему оставила — испачканные в её крови серьги. Талисман. Чей-то знакомый голос просит отдать ему их. Почему? Почему он должен это сделать? «Я помогу» — отвечает голос. «Ты молодец. Позволь мне закончить. Она будет в порядке». Адриан разжимает ладонь, всё ещё не отрывая взгляда от врачей скорой, откачивающих Маринетт. — Спасибо, — кивает Лука. Сила удачи всё обязательно исправит. Он… справился?