Bittersweet

      Сердце Саши, кажется, ещё никогда так быстро не билось. Ноги её не слушались, и если бы Кира не тянула её за собой, она бы села где-нибудь в коридоре и сперва постаралась бы успокоиться. Но сейчас она собрала в кулак всю смелость и решительность, на которую только способна — этот момент она не испортит.       Там ведь будет просто комната, ничего более. Вряд ли там будет что-то странное или жуткое, вроде мумий или алтаря со свечами и фотографиями.       Кира плавным движением открыла дверь.       Тёмная комната, не столько из-за того, что внутри не был включён свет, а из-за наглухо задёрнутых плотных штор. Но когда стало светло, автор могла подобрать другое прилагательное — взрослая.       Комната Киры, без обид, будто принадлежала десятилетней принцессе, ну, если не брать во внимание мрачные комиксы и арты. А эта комната была взрослой.       Однотонные серые стены, никакой лишней мебели, не было и лишних украшений. На полке с книгами Саша заметила кое-что, что явно не было книгой, но от этого не теряло своей ценности — фотоальбом.       Девушка легла на кровать и, похлопав по пледу рядом с собой, пригласила лечь Сашу. Она не отказывается, старается лечь ближе к краю, потому что ей как-то не по себе. Такое чувство, будто ни она, ни Кира тут находиться не должны. — Мне всегда нравилась комната моих родителей, — тихо сказала девушка, — они так круто организовывали пространство, что у них всё самое необходимое так красиво умещалось, ничего лишнего не было. У меня никогда так не получалось, а они говорили, что когда я вырасту, тогда и получится, а пока я мелкая, то могу захламлять свою комнату столько, сколько хочу. Но, знаешь, у меня никогда не было беспорядка, я хотела быть похожей на них, поскорее стать взрослой. А папа отвечал, что для него я никогда не буду взрослой, всегда буду его маленькой девочкой, его принцессой. Так забавно получалось…       Кира рывком поднялась, подошла к полке и взяла в руки фотоальбом.       У мамы Саши тоже такой был — толстый, древний, на фотографиях без правильной постановки кадра, на бракованной плёнке, на глянцевой немного липкой бумаге сохранены моменты, которые сейчас и не вспомнить. Если бы не снимки, она бы забыла почти все игрушки, с которыми, как говорила мама, была неразлучна.       Теперь ей интересно что с их помощью помнит Кира.       Первая страница — парк развлечений.       Мужчина и женщина по очереди сидят на цветной скамейке, обнимая маленькую девочку в синем комбинезоне. Все трое счастливые, но, видимо, не имеющие хорошего знакомого, который смог бы сфотографировать их вместе.       На втором развороте появилась сахарная вата, розовая, пышная. — Забавно, что я помню, что устроила истерику из-за этого комбинезона, папа хотел меня в платье нарядить, но не помню парк. Совсем. А тут, — она перевернула страницу, — я помню, что была на этой горке, но не помню, что разбила ногу — прямо после того, как меня сфотографировали.       Кира приподняла широкую штанину пижамы и показала едва заметный шрам чуть ниже колена. — Как будто память специально выкидывает что-то важное. Но. Тут я не на себя смотрю.       Она провела пальцем по плёнке, под которыми были лица её родителей.       На первый взгляд, Кира была больше похожа на папу, у них одинаковая форма губ, цвет глаз, одинаковые улыбки. Волосы у неё, кстати, как у мамы, светло-русые, прямые. В детстве были совсем белые, но темнели с каждой перевернутой страницей.       На фотографии со своего первого сентября Кира стояла с цветами и в брючном костюме, такая счастливая, что Саше аж самой захотелось пересмотреть альбом своей семьи. — Я не хотела носить банты и юбки, поэтому папа меня специально в ателье отвёл. Я хотела быть похожа на него, а он юбки не носил. Он смеялся, но, — девушка улыбнулась, — всё делал, чтобы я одевалась так, как мне хочется. Нет, конечно, на праздники он просил меня одеться в платье, но никогда не заставлял. — А ты? — Смотри.       Саша смотрит: её дни рождения, новые года, восьмые марта, дни семьи — она везде была в штанах. Шорты, джинсы, бананы, бриджи. — Я не понимаю, почему я так в это упёрлась. Мне же вообще не сложно было надеть юбку или платье. Просто мама никогда их тоже не носила. Если бы я знала, что случится, я бы только в них и ходила.       Та Кира, которая на фотографиях, ещё ничего не знает. Она участвует в весёлых стартах, ходит в библиотеку, играет на сцене, что-то вырезает ко дню учителя.       Кира, которая здесь и сейчас, не смотрит долго на свои фотографии, она говорит только о тех, где её мама и папа. В особенности об одной из них: её родители стояли под цветущей яблоней и улыбались, а их дочери в кадре не было. — Мне было лет десять, папа в первый раз доверил мне фотик. И я ужасно волновалась, когда мы пошли проявлять плёнку. И всё было, ну, нормально. И с тех пор я была, типа, одержима идеей постоянно их фотографировать. Но не могла, потому что плёнка стоила дорого, количество кадров было ограничено, а мне очень хотелось. И поэтому я сама копила деньги. Но папа назвал меня глупой. И сказал чуть-чуть подождать. — До чего? — До первого цифрового фотоаппарата, конечно, — она тепло улыбнулась, — я чуть ли не каждый день бегала фотографии печатать. Часть у меня в комнате, а самые красивые родители забрали себе.       Следующие фотографии стали другими, более качественными.       Саша будто путешествовала во времени, она видела, как меняется мода: в одежде, в интерьере, в причёсках. Кира взрослела, а её родители будто не старели. — Генетика, — заметила она, — и поэтому было так больно, ну, когда они погибли. В аварии.       Она остановилась на страницах, где были профессиональные портреты, сделанные в студии: отец и Кира в брючных костюмах, у неё всё ещё прямые русые волосы, мама в длинном платье, смотрят не в камеру, а друг на друга, и смеются.       Саша думает, авария лучше, чем долгая болезнь. Хотя, нет. Любой из видов смерти одинаково плох: и быстрый, и медленный, и болезненный, и безболезненный.       Больше в альбоме снимков не было, хотя пустые страницы ещё оставались. Они ведь могли бы быть заполненными… — Я тогда с ними не поехала, сидела дома, играла. А потом мне папин друг, дядя Лёша, позвонил. Сказал, что такси мне уже вызвал, чтобы я собиралась. И ничего не сказал больше. Ну, я собралась, поехала, водитель сказал, что в больницу едем. И я уже ни о чём хорошем не могла думать. Дядя Лёша меня встретил, сказал, что родители на машине разбились, что надо опознать. То есть, у них вообще никаких шансов не было. И всё. Мы вернулись сюда, я закрылась у себя в комнате. Я вообще ничего не помню толком, что я в те дни делала. Вообще, наверное, ничего. Даже на похороны не смогла пойти. Потому что, так-то, всем Алексей Дмитриевич занимался. И, если честно, то и сейчас занимается.       Саша обняла Киру и поцеловала её в макушку. — Это, наверное, отрицанием называется. В общем, я думала, что если я буду делать что-то иначе, я их верну. И. Я стала папиной принцессой, как он и хотел. Переделала комнату, покрасила волосы, купила новую одежду. Но это не помогло. Ничего не помогало. Я не могла их вернуть.       Кира большим пальцем стёрла выступившую слезу. — Их ничего уже не вернёт. А я буду тут. Без них. Мне иногда до сих пор кажется, что они вернутся. И я жду их. Веду себя так, будто они дома. Пока ты не приехала, я приходила в эту комнату, включала телевизор и говорила с ними, будто они тут были. Я даже не понимала, что что-то не так. Теперь это так странно осознавать. Пока ты не приехала, я целыми днями лежала у себя и смотрела все сериалы подряд, без разбора: «Клиника», «Фарго», «Сверхъестественное». Пока мне из университета не позвонили. Сказали, либо я хожу на пары, либо беру академ. Я взяла. Будто что-то щёлкнуло в голове. Осознание. Мои родители погибли, а я — одна, тут, столько всего надо решать, делать. Безысходная ситуация, да? И тут я подумала, знаешь, ну, почему бы мне не. Не убить себя? Умереть ведь так просто…       И тут уже у Саши щёлкнуло в голове: вот откуда все эти грустные фильмы, в которых персонажи себя убивают, вот откуда сериалы, где персонажи страдают из-за того, что потеряли того, кто был им дорог. Вот откуда все эти фильмы ужасов, от примитивного рубилова до психологически тяжёлых лент — это не просто способ уйти от реальности или пощекотать нервы, это способ смириться, привыкнуть к смерти. — Я не хотела жить… Я не знала, как. Будто жизнь — это что-то противоестественное. И я подумала. Я не хочу умирать просто так, я хотела сделать приятно людям: донатила художникам, покупала у них арты, картины, авторам на фикбуке тоже донатила, кто номер карты оставлял. А потом я прочитала одну из твоих работ. И меня зацепило. Ты, блин, понимаешь, — Кира подняла взгляд и постаралась улыбнуться, — что ты буквально спасла меня, а?       Саше, конечно, приятно, но она не совсем согласна, хотя вслух ничего не сказала. Чтобы действительно спасти Киру, ей кажется, нужно обратиться к психологу или другому специалисту похожего профиля. — Я спасу тебя, когда помогу справиться с проблемами. Когда пойму, что ты не, — автор знает много слов, но для этого конкретного случая ей сложно найти подходящее на сто процентов, — намерена делать с собой что-то плохое.       Кира посмотрела ей в глаза и вяло рассмеялась. — Я не посмею. Теперь. Когда я об этом думала, я много всякого читала, в том числе и о том, как самоубийство влияет на окружающих в юридическом плане, не говоря уж об эмоциональном. Я не хочу, чтобы ты через это проходила. Ты — буквально моя причина просыпаться по утрам, ухаживать за собой, смотреть иначе на жизнь, развиваться как-то. — Я верю тебе, но. Было бы лучше, если бы ты обратилась к тому, кто обладает нужной квалификацией. — Если ты настаиваешь. — Дело не во мне, Кир. Ты должна сделать это для себя. Я хочу, чтобы ты была счастлива. — Я уже.       Ещё немного посидев в комнате, поговорив на отвлечённые темы, они спустились на кухню. Чай на столе совсем остыл, Саша перелила его в свою кружку, а для девушки заварила новый. В верхнем ящике у них был доширак на случай, когда не хотелось готовить или что-то заказывать. Оказывается, автор ужасно проголодалась, а Кира вовсе с утра не ела. — Папа всегда называл меня бомжом, когда я эту лапшу доставала, — его запах специй бесил, а мне смешно было. Теперь даже грустно, что бесить некого. — Моя мама тоже бесится. Отчитывает, мол, у меня, что, рук нет, чтобы яичницу сделать? А я просто люблю дошик. — М, кстати, а с мамой своей познакомишь? — Что? — Саша чуть бульоном не подавилась. — Не, серьёзно! Я бы очень хотела познакомить тебя со своими родителями, но не могу. А вот ты, — девушка внимательно накручивала лапшу на вилку, — я не настаиваю, просто. Ужасно скучаю по семье. — Я посмотрю, что можно сделать.       Саша не в первый раз знакомит своих девушек с мамой. Правда, мама не знала, что её подруги, это её девушки. И то ли делала вид, то ли ничего не понимала. Так что ей не сложно позвонить маме и попроситься на ужин, чтобы хоть как-то отблагодарить свою спасительницу.       Мама без проблем согласилась, добавила, что уже хотела сама на это намекнуть Саше, что надо бы как-то отблагодарить такого щедрого человека. Кира, которая всё время сидела рядом и слушала их разговор, который вёлся по громкой связи, ухмыльнулась, мол, Саша уже отблагодарила.       Они договорились на субботу, чтобы было не подозрительно, ведь мама вряд ли оценит, что она бессовестно обманула начальство ради внезапного визита на обед или ужин среди недели.       И, вроде как, всё стало иначе, а вроде, осталось по-прежнему. Уже через два дня, когда Саша, как ни в чём ни бывало, вернулась на работу, Кира провела первый сеанс с психологом. И как только они вернулись домой, та, пока они ждали курьера, открыла дверь в комнату, которая принадлежала её родителям. Первый шаг был сделан — помнить близких можно иначе. То, что находится внутри, не её мама и папа, это просто помещение.       Саша за неё искренне рада, рада за каждый её маленький шаг.       Утром субботы, пока автор была на работе, Кира в салоне перекрасила волосы в тёмно-рыжий, но оставила кудри, потому что устала от розового, и потому что она и без яркого цвета всегда останется для папы его маленькой принцессой.       Её любовь к играм и фильмам ужасов никуда не исчезла, и это даже было хорошо.       Когда они собирались на ужин, Саша сказала, чтобы Кира даже не пыталась одеться, как на свидание. Та рассмеялась и поцеловала её в кончик носа.