Bittersweet

      Саше удалось успокоить Киру.       Она вытирала ей слёзы и спрашивала, нужно ли ей что-то. И когда ситуация стала немного лучше, автор позволила себе подумать о том, а почему это произошло, вспоминала, что Кира говорила. «Радовать тех, кого любишь каждый день, потому что никогда не знаешь, когда это ваш последний день вместе.»       И, словно флэшбэк в сериале, она вспоминает, что Кира говорила ещё раньше: она будет её радовать.       Но почему срыв произошёл только сейчас? — Прости, — прошептала она, — я не хотела, чтобы ты видела меня такой. — Даже сейчас ты выглядишь ничего так, — постаралась улыбнуться Саша. — Кстати, я сейчас поняла одну вещь. — Какую? — Я могу называть тебя зайкой и никто ничего не скажет.       Она улыбнулась. И Саша поняла — вот теперь та точно в порядке.       Ночью она не могла уснуть. Кира спала, обнимая какую-то игрушку, а Саша смотрела в потолок:       Сейчас получалось так, что, возможно, девушка действительно не пытается её «купить» или заставить молчать. Может, что-то компенсирует? Похоже, что что-то произошло с тем или теми, кто был ей дорог, и теперь пытается возместить это на ней, дать ей всё, что можно, и даже больше.       Вот только — что и с кем?       О прошлом Киры она толком ничего не знает до сих пор. А устраивать допросы не хотелось, Саша — за добровольность, даже если придётся ждать. Даже если долго.       С утра девушка вела себя так, как будто ночью ничего не произошло. Ну, в смысле, никакой истерики не было. А то, что у них секс, она не забыла.       Попросила Сашу приподнять футболку, чтобы полюбоваться и оценить нанесённый ущерб. Утром всё выглядело, такое ощущение, иначе — она ощущала себя по-настоящему красивой. — Я не перегнула палку? — Нет, мне всё понравилось. Ты как? — В полном порядке — с чего мне быть не в порядке?       Саша нахмурилась. Хорошо, что она не стала откладывать работу на воскресенье, и теперь может с чистой совестью думать, как поступить с Кирой.       Посоветовать обратиться к специалисту? Посоветовать открыто говорить о том, что её беспокоит? Кира не глупая, если она этого не делает, значит, есть причины.       Саше, кажется, как фикрайтер, она часто видит то, чего нет. Вместе с Кирой они смотрят много сериалов и фильмов, и там где подразумевали любовь, она видела тревогу, там где ненависть — всего лишь недоверие. Возможно, депрессию Киры она тоже себе выдумала.       Когда за очередным завтраком в понедельник она смотрит на идеальную Киру, вспоминает, как она плакала и ничего не могла сказать. Как наливала для неё воду в высокий стакан. Как гладила её по голове.       Когда Кира в очередной раз забирала её с работы, смеялась, рассказывала о фильме, который успела посмотреть, пока Саша была на работе, автор думала о том огромном количестве хорроров, которые она смотрит почти каждый день. Теперь это казалось тревожным и нездоровым.       Когда они вечерами сидели у Киры в комнате, она смотрела, как Кира играет. В многопользовательские игры она играет всегда одна. Во всяком случае, Саша никогда не видела, чтобы она кому-то писала или звонила. Но играла она очень внимательно, сосредоточенно, будто в мире больше ничего не существовало. Будто она хотела быть там: в пустынях, в городах, в промышленных районах, в отелях — освобождать заложников, красть дипломаты, захватывать точки, ставить бомбы. Саше всё равно обычно, у неё есть, чем заняться в это время. Но после того, что произошло, это тоже больше не выглядит безобидным развлечением. Это выглядело, как попытка сбежать из реального мира.       Когда Саша оставалась одна, такое случалось не часто, но всё же случалось, стены дома начинали давить. У неё раньше не было никаких проблем с нахождением в четырёх стенах, даже когда они с мамой застряли в лифте, она умудрилась сохранять спокойствие. В доме Киры хотелось просто спрятаться. Все эти мягкие игрушки, картины, картинки, плакаты, фигурки, неон — Саша уже уверена, что это не просто стиль, это защита.       Каждый раз, когда Саша оставалась одна, ей хотелось посмотреть, что за той дверью, которую было велено ни за что не открывать. Потому что, скорее всего, там будут ответы или хотя бы намёки на то, что произошло с ней. «Радовать тех, кого любишь каждый день, потому что никогда не знаешь, когда это ваш последний день вместе.»       Как фикрайтер и как человек она думает, речь вряд ли о простом расставании, вряд ли даже о сложном. Скорее всего, это о смерти. О внезапной, что немаловажно. Конечно, это серьёзная травма, с которой не справиться по щелчку пальцев. Да, Саша и близко не психолог, у них даже не было толком пар по психологии в университете, но она бы постаралась помочь, если бы только Кира сказала, что делать.       Если бы Саша смотрела больше сериалов, где есть персонажи, которые пытаются побороть подобную травму, то она бы знала, что делать, или хотя бы в каком направлении двигаться. Как начать говорить об этом, что говорить.       Очередным вечером, когда Кира, обнимая большого плюшевого динозавра, смотрела очередной фильм ужасов, бессмысленное рубилово с точки зрения смысловой нагрузки, автор, делая вид, что пишет в телефоне заметки для новой главы, на Википедии открыла статью про депрессию.       И ведь странное дело. Полных совпадений не было: не похоже, что Кире перманентно грустно, ведь она постоянно чем-то увлечена; и к хобби интереса она, похоже, не теряла — играет, читает, смотрит; завтракают, обедают, пьют чай и ужинают они вместе, так что нельзя сказать, что она мало или много ест; нельзя сказать что она слишком активная или заторможенная, очевидных суицидальных тенденций тоже заметно не было.       Только два пункта вызывали вопросы: Саша не могла с уверенностью сказать, сколько Кира спит, ведь она не могла её контролировать, когда была на работе; и проблемы с самооценкой, это в пояснениях не нуждалось. Но это казалось незначительными мелочами, из-за которых не следовало поднимать панику.       Саша заметила, что Кира постоянно чем-то занята. Пока она просто лежала и пыталась отдохнуть ото всей информации и впечатлений, полученных за день, Кира, кажется, так просто не умела. Если она не играла и не смотрела что-то, то она читала или слушала музыку. Она почти всегда слушала музыку… — Хочешь?       Автор, нахмурившись, сперва бросила взгляд на розовый наушник, потом на девушку — та смотрела на неё с надеждой, было видно, что для неё это важно. Ладно, ей не сложно.       Кира улыбнулась. — Этот плейлист я слушаю, когда… Особое настроение накатывает, знаешь? — Могу представить. Спасибо, что делишься со мной.       Кира потянулась, чтобы включить неоновое освещение, для атмосферы, очевидно. Саша, уже итак знатно накрутившая себя по поводу душевного состояния девушки, не могла воспринимать музыку нормально, оценить оригинальность, душевность и мелодичность.       Она всё время смотрит на подругу: розовые кудри по-прежнему держат форму, глаза закрыты, одна рука лежит под головой, а другая — в руке Саши. Конечно, она-то эти песни знает наизусть, она может вот так спокойно лежать.       А вот ей выключить внутреннего переводчика не получается, она не может отделаться от ощущения, что это всё не просто так.       Это история, которую Кира хотела бы рассказать: «Я — никчёмна, об этом нет смысла говорить, В этом вся я» «Я не причиню вреда, я сам себе на уме И с моим душевным здоровьем всё хорошо» «За секунду можно понастроить планов И натворить ошибок» «Это — улетело моё детство Так — разрушились мои мечты» «Те, кого любишь, Всегда умирают слишком рано» «И кто бы мог подумать, что «вечно» будет оборвано Наточенным острием короткой жизни» «И это особенная смерть, которую ты сберёг Для меня, кареглазой дочурки» «Внемлите, боги, моей отчаянной мольбе: Мне бы увидеть того, кого люблю, рядом с собой» «Сны, в которых я умираю — Самые лучшие из всех» «Мечтаю я быть мёртвой, В кровати лёжа тёплой» «О, Боже, кажется, я Умру в одиночестве»       Саша думает, это, чёрт возьми, не плейлист, а крик о помощи. Это — то, что она не может рассказать.       Когда она снова посмотрела на Киру, та открыла глаза и беззвучно плакала. Она знала, что на неё смотрят, но ничего не могла с собой поделать.       И в её слезах было больше логики, чем во всём остальном. Если она действительно кого-то лишилась, плакать — это нормально, а не притворяться, что всё хорошо, не притворяться идеальной изо дня в день.       Вместо того, чтобы что-то сказать, Саша прижала её к себе и позволила плакать, ничего не спрашивая и не пытаясь остановить. — Спасибо, что послушала. Это важно для меня, — срывающимся шёпотом произнесла она, — правда.       Саша говорит, что хочет помочь. — Ты умеешь воскрешать мёртвых?       По опыту различных книг, где речь шла о воскрешении, можно сказать, что это плохая идея — живому мертвецу будет больно в мире без возможности чувствовать.       Кира и сама должна это знать — много фильмов ужасов начались именно с этого. — Нет. — Жаль. Наверное.       Так они и засыпают. Саша спит беспокойно, просыпаясь чаще обычного. Но из-за этого ей впервые удаётся увидеть, как Кира собирается и из обычного человека превращается в андроида, присланного из российского филиала Сайберлайф: слышит, как она идёт мыть голову, как сушит её феном, предполагает, что делает завивку, как рисует идеальные стрелки, переодевается и спускается на кухню, чтобы дождаться её.       И ведёт себя так, будто ночью ничего не было.       Саша почему-то вспоминает, как в детстве обманывала маму на счёт того, что ходила на занятия в музыкальную школу, мама очень хотела, чтобы она умела петь, а Саша хотела сидеть дома и читать книги. Так она и делала, только сидела дома не у себя, а у одноклассника, который жил рядом. Мама ничего не подозревала, для виду Саша еле как пела дома, но потом она поняла, что врать вечно у неё не получится, потому что даже в мультике сказали, что всё тайное становится явным. В мультиках обманывать не могли. И вот она начала волноваться, врать становилось сложнее, пелось с трудом. И в один вечер она просто прибежала к маме, расплакалась и сказала, что ни на какое сольфеджио она не ходила. Мама назвала её глупой и даже не стала злиться. Это всё к тому, что она надеется, что Кира найдёт в себе смелость, чтобы сказать, что произошло. Допрашивать её автор по-прежнему не собиралась — всему своё время.       Но ждать с каждым днём становилось всё сложнее и страшнее. Саша всё ещё продолжала гуглить всё, что имело отношение к депрессии. Одно было хуже другого: Кира, по сути, не общалась ни с кем, кроме неё. Кира делала всё, чтобы не думать о том, что её тревожило. Кира пересматривала фильмы и сериалы так часто, что Саша уже выучила какие-то сцены наизусть. А ещё, продолжая смотреть на их совместные фото, она поняла, что именно не так с улыбкой Киры — неестественно широкая, красивая, но не искренняя, улыбка человека, страдающего от депрессии.       От отчаяния она даже всерьёз начала подумывать о том, чтобы сходить к Наталье Викторовне, школьному психологу, за советом. Но побоялась, что та потребует подробностей.       Единственный, чьё поведение не изменилось, это Кира. Она упорно продолжала делать вид, что с ней всё хорошо. И Саше было от этого больно. Они ведь, вроде как, встречаются. Разве теперь она не достойна знать правду? Хотя бы часть.       Утром следующего дня она проснулась вовремя, но Кира лежала рядом с ней. Распавшиеся кудри, глаза, не тронутые подводкой, а губы — помадой.       Не придав этому значения, автор поднялась с кровати, спустилась на кухню, достала для себя йогурт, ложку, заварила для себя и, на всякий случай, для Киры, чай со вкусом банана и клубники. Не дождавшись её, Саша поднялась в комнату.       Кира не спала. Она плакала. — Ты так тихо ходишь, — произнесла она, принявшись лихорадочно тереть лицо. — А ты очень тихо плачешь, — почему-то Саша только это и могла сказать. И это был не комплимент, — что случилось? — Н-ничего, я… Просто вспомнила момент в фильме… — Кир, — Саша покачала головой, — не надо. Я же вижу.       Девушка как-то странно рассмеялась. — Что ты видишь? — Вижу, что тебе тяжело.       Она села рядом и взяла её за руку. — Тебе на работу.       Она пожала плечами, взяла телефон, нашла в контактах номер завуча. И, хотя очень не любила говорить с руководством, без колебаний сказала, что всю ночь мучилась с температурой, а на утро взяла талон в больницу. Семён Иванович пожелал ей скорейшего выздоровления. — Уже нет, — ответила Саша, — поговори со мной, пожалуйста. Я заварила для тебя чай, он, наверное, ещё не остыл. — Не хочу чай. Можешь полежать рядом?       Саша без лишних слов легла. Она понимала, сейчас что-то произойдёт, что-то важное.       В комнате темно, только из коридора узкой линией пробивался луч света. За окном, если бы не было туч, был бы виден рассвет. — Пока я не познакомилась с тобой, почти целый день валялась в кровати. Не было сил вставать, есть, пить — что-то делать. Ты не представляешь, как я была рада, когда ты согласилась переехать ко мне. Моё маленькое бессмысленное существование наконец-то перестало таковым быть. Знаешь, какое счастье снова иметь желание выглядеть хорошо, кого-то радовать, что-то делать? Но. Хочешь, покажу тебе кое-что? Идём.       Они как-то целый вечер провели в кладовке, разбирая вещи, которые Кира когда-либо покупала «по приколу» или «от скуки». Там была одежда, техника, какие-то декоративные украшения для дома, нижнее бельё, маскарадные костюмы, книги, тетради, канцелярские принадлежности, украшения — буквально всё, кроме еды. Разве в её доме может быть что-то интереснее?       Но на свой вопрос она получила ответ, когда Кира привела её к той двери, за которую велела никогда и ни за что не заходить.