По ком звонит колокол?

Чёртов Евстигнеев не брал трубку. Несколько дней он не выходил на связь, лишь сообщив через помощников, что Фаллен в клуб пришёл. Мирон не нервничал, на самом деле привлечь Охру вообще было жестом отчаяния, на успех тут он не надеялся. А сейчас звонит Диляра и говорит, что Светло её отшил, сказав, что у него есть парень и показал Евстигнеева. И, черт возьми, Мирон хотел знать подробности. Мобильник зажужжал, на экране выскочило уведомление об смс. Охра Мы рядом, перезвоню по возможности. Рядом? Что ж, Мирон может и подождать. Лишь бы не очень долго. Тем более эта гонка за неуловимым химиком отнимала слишком много сил, а требовалось решать и другие проблемы. - Славик, ты тут? Мирон говорит негромко, вполголоса, он точно знает, Карелину не обязательно слышать, он чувствует, что нужен Федорову. Дверь бесшумно распахивается. - Звал? Все нормально? - Да, Слав. Все хорошо, отлично просто. Посидишь со мной? - Конечно. Он опускается на пол, устраивая подбородок на подлокотнике Мироновского кресла. Молчит, ничего не спрашивает, но становится легче. В конце концов, со Славой он прошёл всё, нет причин считать, что сейчас что-то не выйдет. - Заебался? Слава нарушает тишину спустя, наверное, час, когда Мирон совсем проваливается в транс, поэтому ответ звучит не сразу. - Вообще. - Тогда пошли. И Фёдоров идёт, держится за руку, хотя что он сейчас забыл в комнате Карелина не ясно. В полумраке не видно конкретики, но ясно, что у Славы бардак. На стуле сброшен огромный комок одежды, под кроватью валяются почему-то три кроссовка, весь стол завален какими-то бумажками. Слава толкает его на кровать, где лежит с десяток одеял и пледов, а ещё больше подушек всех форм и размеров. Мирон не сопротивляется, расслабленно падает в это мягкое гнездо, послушно подгибает ноги, когда Карелин наматывает на них очередное покрывало. - Спи, я посижу. Из-за нагромождения одеял Славу не видно, но голос доносится снизу, скорее всего он просто прислонился к бортику кровати. Сейчас тепло и уютно, Мирон закрывает глаза и вспоминает, что когда-то, очень давно, они тоже спали вот так, по часам. Первая крупная партия товара была куплена на все деньги, что принёс тогда Славик, доход, в то время ещё не большой, они тоже пускали в оборот. Снимали однокомнатную халупу в бараке, где на кухне фасовали товар, сами развозили, а спали по очереди, карауля друг друга. Боялись тогда всего, и конкурентов, которые запросто могли «накрыть» новенького, и милицейских облав, и просто случайных грабителей. Каждый вечер Мирон вытягивался на узкой и жесткой тахте, и спокойно засыпал, зная, что Слава сейчас рядом, сидит с очередной книжкой, подсвечивая текст дешевым и тусклым фонариком. И что какая бы беда не свалилась, они справятся. Мирон не замечает, как проваливается в сон, просто мысли о прошлом сменяются картинками из каких-то, почти детских, мечтаний. В них шумит океан, пахнет жженой карамелью, а горизонт затянут дорожной пылью. Путешествия, ветер в лицо, искренний смех, он мечтал об этом когда-то, давно, вроде совсем в другой жизни. Вскочить на байк, включить музыку и мчать по песку вдоль берега. Поставить палатку, встречать рассвет и плавать по лунным дорожкам, бежать греться к костру - тогда на это не было денег, а сейчас… а сейчас вместо палатки и байка у него пятизвёздочный отель, дорогущий порш, частный пляж и никакого искреннего смеха. Мирон дышит ровно, и Слава чуть вытягивается, расслабляя затёкшую спину. Он знает, что вспоминал Фёдоров перед сном, и дело не в чтении мыслей, просто сам Карелин думал о том же. Глупо, конечно, сожалеть об успехе, они ведь всего добились. Но какой-то горьковатый привкус был у этого картонного счастья с панорамными окнами в Лондоне. В дверь тихо скребут, Славе звук кажется странным. Животных в доме нет, а люди, чаще всего, стучат. Да и к Карелину редко кто-то заходит. Стараясь не шуметь, Слава встаёт и приоткрывает в двери узкую щель. В просвете возвышается Охра. И для Славика вовсе не секрет, что Мирон его очень ждал, но все равно будить не хочется, так что он выходит сам, неслышно закрывая за собой створку. - Тебе чего? - Карелин не хамит, просто не делает вид, что рад. Вообще он вполне хорошо относится к Ване, и даже к его темному альтер эго. Сам Евстигнеев не понимает, но весь успех Империи создал он с его проклятым талантом. Подмять под себя весь оборот Питерских наркотиков не удавалось никому, но, спасибо Охре, конкуренты умирали один за одним. И даже самые продажные полицейские не оставили бы безнаказанными такие выходки, только вот за Ваней не приходилось подчищать, он не допустил ни одного прокола. Все смерти выглядели совершенно естественно, без криминала. И комы. И даже самоубийства. - Чисто, товарищ полковник, смеялся Мирон тогда, - мы не при делах, просто везёт нам. Евстигнеева берегли, но не давали почувствовать свою значимость. С ним Окси был жесток. За малейший прокол скидывал его в карцер, обкалывал всяким дерьмом, давил, давил, давил. Когда все было кончено - его стоило бы убить, все это понимали. И все считали, что Мирон сохранил ему жизнь на всякий случай, вдруг ещё пригодится. Только Слава знал, что он просто не смог. И только Слава видел, как Фёдоров, накачав Охру наркотой, часами сидел в душе, пытаясь отмыть с себя это чувство предательства, которое неизбежно возникало от такого «слепого» пользования чужим талантом. Сам Славик тоже его жалел, прикрывая, иногда, косяки, протаскивая еду в карцер, если скрыть не удавалось, и помогая найти оправдания чему угодно. Ваня попал к ним совсем мальчишкой, причём не брошенным и озлобленным, вовсе нет. Домашний ребёнок, который оказался не в том месте, не в то время, и разом лишился всего. От этого было противно, ведь и сам Слава тогда радовался, поначалу, опьяненный нежданным успехом. И никакие «поблажки» не могли загладить вину перед обычным парнишкой, которого просто использовали. - Мирон Янович ждёт меня. Позови его. - С чего ты решил, что он у меня? Охра пожимает плечами, а Славик снова думает, что в нем правда есть что-то магическое. Из всех «имперцев» мысль поискать Мирона у Славы могла прийти в голову только Диле, ну, может ещё Мамаю, не более. А этот вон - тут как тут. - Понятия не имею. Но он у тебя же? - Да. И я не стану его будить. Рассказывай, я передам. Ваня задумывается лишь на секунду, потом кивает. - Все по плану, мы нормально подружились, общаемся, вхожу в доверие. И скажи, что эта история про наши типа отношения - способ слить девчонку, не более. Он отмазался, я подыграл, ничего такого. Слава слушает, и чувствует ложь. Не понятно зачем, но Ваня сейчас врет. - Вань, вопрос личный, от меня. Без протокола. Он просто отмазался? Евстигнеев смотрит в глаза и медленно качает головой. - Нет. Но это без протокола, Слав. Протоколом они называли Мирона, это впервые прозвучало много лет назад, Ваня тогда не справился с какой-то мелочью, но Славик прикрыл его, взамен попросив рассказать правду, «без протокола». И конечно, выбирая между Мироном и Евстигнеевым, Славик не сомневался бы ни секунды. Но он был готов признать, что Фёдорову вовсе не нужно знать всё. И верил в то, что Охра не ошибётся. - Договорились, все передам. Тебе нужно что-то? Деньги, люди? Ваня замирает, немного задумавшись. Но довольно быстро качает головой. - Нет, я сам. Слав, можно вопрос, без протокола? - Валяй. Слава удивлён. Евстигнеевской правды, о которой не стоило знать Мирону, хватало и раньше. А вот конфиденциальных вопросов он раньше не задавал. - Зачем нужен этот Светло? Что в нем такого. Удар, что называется, не в бровь, а в глаз. Славик не знает правды, и как ответить тоже не знает. Признавать свою неосведомлённость обидно, но это лучшее, что можно сделать. - Без понятия. А что, серьезно влюбился? Охра молчит, смотрит прямо в глаза и очень медленно, как-то неуверенно, пожимает плечами. И Карелину хочется сейчас поддержать, потому что это до смешного приятно, что не он один тут такой, педик с нереальной любовью без шансов. Может у Ваньки она и взаимная, только вот не останется с ним его мальчик после, даже если выживет. Такое не прощают. Слава тянется и кладёт руку на чужое, горячее плечо. - Нормально, Вань. Вытянешь. Охра кивает. Он тоже знает всю безнадёжность своей привязанности. Разворачивается и уходит быстрым шагом, не оглядываясь. Ему нахрен не надо знать, отчего у Славы в глазах такая боль и такое понимание. Ему хватает своих проблем. Когда шаги стихают, Славик возвращается в комнату. Мирон сидит на кровати, поджав под себя ноги. - Охра? Что он сказал? - Работает. Вся эта хрень с их отношениями был просто способ слить Дилю. Я говорил тебе, что Светло на неё не поведётся. - Ты просто к ней ревнуешь, хоть я и не понимаю, почему. Карелин закрывает глаза. В комнате полумрак, так что Мирон точно не видит его лица и того отчаяния, что на нем написано. Потому что это неправда. Потому что Фёдоров знает, черт возьми. Знает, и молчит. Послал бы - было бы легче. Но они несколько лет играют в эту игру, где Мирон типа не догадывается, а Слава типа ничего не чувствует. И никто не хочет проигрывать. - Давай просто надеяться, что он сможет? Фёдоров кивает и хлопает по кровати рядом с собой. - Ложись, Слав. Мы же дома, тут не надо охранять. - Дома. Карелин ложится, чувствуя поперёк груди худую руку своего… друга, просто друга. Стоит уже принять это. Он тоже вытянет, без сомнений.