ОДИН ВЗДОХ ДО РАССВЕТА

…Пустота. Пустота напоминала саван из черного шелка. Мягкая, скользящая, неподвижная. Ни злая, ни добрая. Никакая. Совсем не похожая на любимое им звездное небо – прозрачное, чистое, певучее. Звезды здесь были. Но чужие и холодные, очень далекие. И они молчали. Всегда. Он никогда не звал их. Не пытался с ними поговорить. Почему-то он точно знал, что они не откликнутся. Что-то было в их колких лучах – может быть, укор… Нет, здесь было не так плохо. Тихо и спокойно. Очень спокойно. Непереносимо спокойно. Тишина обволакивала, прокрадывалась в сердце, мысли, душу. Впитывалась в дыхание. Мягким пером скользила по нервам. И это медленно сводило с ума. Чтобы не раствориться окончательно в этой вкрадчивой пустоте, он перебирал в голове воспоминания. Собственно, воспоминаниями это назвать было сложно. Обрывки фраз, образы, ощущения, запахи… Осколки когда-то разбитой картины. Осколки, которых было слишком мало, чтобы собрать ее вновь. Чаще всего вспоминался горький, душный запах сухого камня. Тяжелые серые своды. Мелькающие лица. Не человеческие лица, злые… Он не любил эти воспоминания. Были и другие лица. Эти ему нравились больше. Они были знакомыми, хотя он и не знал, откуда. Иногда на них отражалось страдание, иногда враждебность. Это было неправильно. Он не знал, почему, но это было неправильно. Это было… больно. Он пытался вспомнить, понять, что не так, но шелковая пустота обвивалась вокруг, душила, туманила мысли. Окутывала саваном, погребая заживо. Впрочем, почему заживо? Он ведь мертв, не так ли? Он мертв, и его мир разбит на осколки, как стеклянный витраж. Мелкие, острые, ранящие… Если он мертв, почему тогда так больно сердцу?.. Иногда ему хотелось исчезнуть совсем. Не вспоминать, не чувствовать. Раствориться в тишине. Но кое-что держало его. Был еще один образ. …Она никогда не оборачивалась. Стояла спиной – черный силуэт среди черноты. Он не знал, как звучит ее голос. Она всегда молчала. Он не мог толком разглядеть ее фигуры, понять, какого цвета ее волосы, глаза. Только чувствовал слабый запах влажной, горьковатой свежести. Листья… Кажется, так пахли осенние листья. В том, покинутом мире. Она не была мертвой. Он знал это совершенно точно. Он не мог сдерживаться – протягивал руку, чтобы дотронуться до ее плеча, ощутить живое тепло. Но она резко встряхивала головой, прежде, чем он успевал коснуться ее. «Нет». Безмолвный ответ был беспощадно отчетлив. Она не желала видеть его. Не желала знать. Почему? Он мучительно пытался понять, и порой ему казалось, что вот-вот – и он подойдет к границе, за которой прячутся воспоминания. Но как только он к ней приближался, сердце резиновым жгутом стискивали ужас и боль. Будто там, за этой гранью, скрывалось то, что невозможно будет перенести. То, что хуже смерти. И он сдавался на милость черной пустоты, и та смыкалась вокруг шелковым саваном, безмолвная, вкрадчивая, бесконечная… А звезды молчали. – Милорд. Голос. В первый раз чей-то голос. – Лорд Нефрит? Не похоже, что это звезды. Те никогда не интересовались титулами. Черный шелк с шелестом разлетается в стороны от взмаха зеркального лезвия. В проеме появляется тонкая фигурка в очень знакомом костюме. В голове мелькают образы молодых девушек, почти девочек в похожей одежде. …Трое. Их там было трое. Боль в плече… Запах гари. Испуганные девичьи лица. Одна из них плачет. Глупышка, так плакать из-за врага… Зачем?.. Как они себя называли?.. – Ты… сейлор-воин. Она улыбается. – Вы многое помните, милорд. Это она преувеличивает. Ничего он толком не помнит… Она подходит ближе, и он может, наконец, разглядеть ее. О Небо, совсем ребенок… – Ты зачем здесь, малышка? Ее улыбка становится чуть грустной. – Я старше всех прочих, лорд Нефрит. Я воин Сатурна, страж Теней. Я здесь ради вас. – Ну так я ведь уже мертв, ма… то есть, леди Сатурн. – Нет… не совсем. Ваш путь на Земле еще не окончен. Вы согласитесь вернуться и продолжить его? – А мое согласие что-то значит? – Вы погибли, жертвуя собой, лорд Нефрит. Поэтому у вас есть право на выбор. Молчание. Снова жить. Стоит ли?.. Зачем? Хотя… если она среди живых... Если она сейчас на Земле… – Вы думаете о ней, милорд? Осколки воспоминаний впиваются в сердце. – Ты знаешь о ней? Кто она? Где? Она… Это правда, она существует? – Она существует. Вы пойдете к ней? – Она… не хочет меня видеть. – У вас будет шанс переубедить ее, милорд. – Она протягивает ему ладошку. – Идем? Он тянется было навстречу, но внезапная мысль вдруг обжигает сознание. – Ты ведь знаешь, почему она не хочет меня видеть, верно? Большие фиолетовые глаза девочки грустнеют. – Да, лорд Нефрит. Знаю. – Но не скажешь мне? Она на миг опускает ресницы. – Об этом вам лучше вспомнить самому. Чужие слова не помогут. – Это… настолько ужасно? Она не отвечает. – Может, для нее будет лучше, если я… не вернусь? – Вы так легко сдаетесь, милорд? – Я не хочу причинить ей боль. – Ваша смерть была самой большой ее болью, милорд. Секунду помедлив, он касается протянутой руки. Пустота мгновенно разлетаются в сторону вязкими черными клочьями. Тонкие детские пальчики держат его ладонь неожиданно крепко. …Я обязательно отыщу ее. Я увижу, наконец, ее лицо. И я все исправлю… Он неожиданно понимает, что говорит это вслух. Девочка тихо смеется: – Вы отыщете ее, лорд Нефрит. И все исправите. Он не может сдержать грустной усмешки. – Ты еще веришь в чудеса, милая леди? Не по-детски мудрая улыбка в ответ. – Я видела, как они происходят. И… милорд? – Да, милая леди? – Я не имею ничего против того, чтобы вы называли меня малышкой. … Пепел. Холодный сухой пепел заполнял пустоту. Бесцветный, как лицо умершего. Горький, как непролитые слезы. Мелкий, похожий на мягкую пыль… Обманчиво мягкую. Каждая его крупинка была крошечным кинжалом. И малейшее движение поднимало облака ядовитых игл. Они впивались в каждую пору, огнем жгли глаза, высушивали губы, оставляя на них вкус гари. С каждым вздохом отравленная пыль безжалостно вгрызалась в легкие, в мозг, в сердце, путая мысли, растворяя память. Выпивая последние капли жизни… Он плотно зажмуривал глаза, закрывал лицо ладонями, стараясь не дышать. Но пепел просачивался между ресниц, скрипел на зубах, больно обжигал горло. От него не было спасения. И еще был ветер. Ледяной, жгучий, как хлыст, он свивал из пепла спирали и облака, лепил причудливые фигуры из ядовитых серых пылинок. Миражи. Толпы миражей. Одни были уродливы, другие прекрасны. Одни были странно знакомы, другие казались чужими. Лица. Тени. Оскаленные морды чудовищ. Всех их объединяло одно – глаза. Мертвые глаза. Погасшие. Бесцветные, как пепел. Равнодушные. Миражи все время менялись, перетекали друг в друга, искажали очертания. Казалось, что весь мир превратился в текучую пыль. В пепел. И ветер. О, этот ветер! От него не было убежища. Он плакал, кричал, шептал, иногда протяжно стонал на одной ноте. Стонал часами… или веками, он не знал – здесь не было времени. Здесь не было ничего, кроме этого ветра. Его стон было невыносимо слушать. Он сводил с ума. Он по капле выпивал душу. Медленно подтачивал разум, разламывая его на части. Очень медленно. Очень терпеливо. Иногда он не выдерживал и начинал кричать. Вопить во весь голос, чтобы заглушить ветер. Если ему это удавалось, то на несколько секунд все стихало. И в облаках осевшей серой пыли появлялась она. Он не знал, была она миражом или нет. Он очень хотел верить, что нет… …Белое платье невесты. Черные волосы атласным плащом укрывают плечи, в них играют пурпурные блики. Тяжелые пряди укрывают опущенное лицо. В руках – большой букет цветов. Огромных снежно-белых лилий с алыми крапинками на лепестках. Нежный и сильный запах перебивает горечь пепла. Она подходит ближе, и он замечает алый шарф, окутывающий горло. Один его конец переброшен вперед и хорошо виден из-под букета – яркая лента, струящаяся до самых колен. Она переливается, становясь длиннее… Она подходит еще ближе. Он завороженно протягивает руку, чтобы коснуться нежной щеки. Она поднимает лицо. И он видит ее глаза. И леденеет от ужаса. Они мертвые. Глубокие, свинцовые, как грозовое небо. Отрешенно-скорбные. С тусклой пепельной тенью перенесенной боли. Мертвые… Сквозь нежный аромат лилий пробивается другой запах – металлический, густой и тяжелый. Запах крови. И он в ужасе понимает, что на ее горле вовсе не шарф. И алая лента на платье вовсе не из шелка. И из чего состоят на самом деле красные крапинки на девственно-белых цветах, прижатых к ее груди. Он рвется к ней, но она ускользает, оставаясь на расстоянии протянутой руки – не коснуться… И он может только смотреть. Смотреть, как кровь медленно стекает по ее горлу, окрашивая пламенем белый подол. Как застывают в чашечках цветов липкие алые лужицы. Как тонкие красные ручейки стекают по запястьям. Как тускнеют измученные грозовые глаза. Глаза, которые смотрят мимо него. Глаза, присыпанные пеплом. Она внезапно разжимает руки, и ворох окровавленных белых цветов падает к ее ногам и, не успев долететь, рассыпается клубами пыли. Ее тут же подхватывает очнувшийся ветер, и гонит прочь. Он колышет пропитанную кровью ткань, вплетается в тяжелые черные волосы, и те теряют краски, растворяясь в сером мареве. Она медленно оседает вниз, падает… он протягивает руки, чтобы подхватить ее… …но ловит в объятия лишь пепел. Он падает на колени, обхватывает себя руками, заходясь в сухих рыданиях. Ветер играет белыми лепестками, на которых навечно запеклись ржавые темные пятна. Лепестки рассыпаются в пыль. Пыль спиралью вьется вокруг, впивается в глаза, легкие, сердце. В душу. Больно… Но это неважно. Ее больше нет. Ничего нет. Только пепел… – Лорд Джедайт? Негромкий чистый голос легко перекрывает рыдания ветра. Не веря себе, он поднимает голову, с трудом разлепляя воспаленные веки. Сквозь белесую мглу проступает едва заметный силуэт. Снова мираж? Но у миражей не бывает такого голоса… Теплого. Живого. – Лорд Джедайт, ответьте мне. Теперь голос становится тревожным, в нем проступают тонкие звенящие нотки. Он хочет ответить, чтобы успокоить его, но из забитого пылью горла вырывается только хрипение. Он пытается встать, но ноги подламываются, и он снова падает на колени. В вой ветра вплетается музыкальный скользящий звук, похожий на свист, и в такт ему гладкое зеркальное лезвие рассекает серую хмарь. В лицо бьет порыв теплого свежего воздуха. Он словно пахнет дождем… О, как давно он не чувствовал дождя!.. Он с наслаждением вдыхает полной грудью влажный горьковатый аромат, впитывая его в себя, как воду… – Лучше? Тихий заботливый голос звучит совсем близко. Неясный силуэт приближается и превращается в тоненькую девочку-подростка. Она осторожно опускается на одно колено рядом с ним, заглядывая в лицо. Он видит ее лицо… о Небо! Она так похожа… Чистая сливочная кожа, глубокий фиолетовый оттенок глаз, тяжелые темные волосы, только коротко подстриженные… – Ты… ее сестра? Выговорив это, он сам поражается звучанию своего голоса – хриплого и скрипучего. Он даже боится напугать девочку, но она только понимающе улыбается. – Сестра? Да… можно сказать и так. Я здесь, чтобы увести вас отсюда. Слишком большое чудо, чтобы быть правдой… – Ты… ведь не мираж? – Нет, я не мираж. – Ты точно уверена, что ты… настоящая? Она тихо смеется. – Совершенно уверена, милорд. – Тогда… кто ты? Фиолетовые глаза тревожно темнеют. – Вы совсем ничего не помните, милорд? Он пытается напрячь память, но виски пронзает беспощадная пульсация, от которой темнеет в глазах. Тотчас прохладная ладошка невесомо касается лба, успокаивая боль. – Вы пробыли здесь слишком долго, – встревоженно говорит она. – Еще чуть-чуть, и я могла бы не успеть. Вам легче, милорд? Он старается улыбнуться, чтобы успокоить ее: – Вы очень добры, моя маленькая леди. – А вы, как всегда, безупречно вежливы, милорд. – В ее голосе звучит ответная улыбка, но глаза остаются серьезными. – Вам нельзя больше здесь оставаться. Я пришла, чтобы помочь вам вернуться. Его улыбка становится грустной. – А мне есть, куда возвращаться? – Да. – Не по-детски твердый ответ полон спокойной уверенности. Она подает ему раскрытую ладошку. – Вы идете, милорд? Он протягивает руку, но замирает на полпути. – Могу я сначала задать вам вопрос, моя маленькая леди? – очень тихо произносит он. – Можете. – Ее голос печален, будто она понимает, о чем он хочет спросить. – Та, которую я видел среди миражей, существует? – Да. – И… то, что я видел, произошло в действительности? Ее глаза темнеют, но она не отводит их. – Да. Он опускает голову. – Тогда мне некуда возвращаться, моя маленькая леди. Тишина. Потом легкий вздох. – Лорд Джедайт… Детский голос звучит мягко и грустно. Он поднимает взгляд и видит ее глаза. Очень взрослые, очень мудрые и немного усталые глаза. – Всегда есть куда возвращаться, лорд Джедайт. Главное – иметь достаточно мужества, чтобы сделать это. – Мне ничего не нужно… без нее. Она улыбается таинственно и немного лукаво. – Милорд, если можете вернуться вы, то почему не может она? Он вскидывает голову, с отчаянной надеждой всматриваясь ей в лицо. – Она жива?! – Скажу так… она немного смелее, чем вы, милорд. В его глазах впервые за несчетные тысячи лет появляется выражение ясной и непреклонной сосредоточенности – как всегда было перед решением труднейшей задачи. – Посмотрим, насколько смелости хватит у меня, моя маленькая леди, – он протягивает ей руку. – Вперед? Она улыбается и сжимает горячей ладонью его пальцы. Ветер взвивается вокруг в пронзительном вопле ярости, крупинки пепла бессильно бьются о зеркальный металл лезвия Косы Смерти. Серое марево вспыхивает миллиардами цветных искр и тает в пустоте. Он глубоко вздыхает и крепче сжимает спасительную ладошку. Впереди еще долгий путь. Невообразимо долгий. Он почти не помнит своей родины, не помнит тех, чьи знакомые лица являлись ему среди миражей, не помнит, кем был он сам. Не помнит ее имени. Ему предстоит во что бы то ни стало вернуть утраченное, из пепла выстроить заново себя и свою жизнь, вспомнить ушедших друзей и врагов… Задача почти неразрешимая. А Третий Лорд Терры всегда был специалистом по решению неразрешимых задач. … Огонь. Огонь был повсюду. Злой. Обжигающий. Безжалостный. Болезненно-яркий, как горячечный бред. Неживой. Мерцающие языки пламени свивались вокруг него в кокон, как скорпион, впивающийся в собственный хвост. И жалили, как скорпион. …Огонь всегда был его стихией. Горячий, радостный, неутомимый. Ему нравилось наблюдать за танцем пламени, чувствовать его силу, его неукротимую искрящуюся жизнь в своих ладонях. Он никогда не боялся огня. До этих пор. …Огненный кокон был беспощаден. Он не сжимался полностью, даря пленнику долгожданную смерть, но и не выпускал его. Пространство внутри звенело от чудовищного жара, который пронизывал кожу и кости, проникая до самого сердца, обжигая кровь. Выжигая душу… А еще были голоса. Голоса появлялись в гудении и треске пламени. Они шептали и плакали. Обвиняли. Издевались. Звали на помощь. Раздирали сердце. Он обхватывал голову руками, чтобы ничего не слышать, но мучители не исчезали. Они звучали в голове, мыслях, памяти… «Клятвопреступник». «Убийца». «Предатель». «Зачем ты это делаешь?». «Остановись!». «Почему?». Почему, почему, почему?! Я не предатель!!! Я не могу быть предателем. Я просто не могу… Но голоса говорили другое. Он не хотел им верить, не хотел слышать… Но они не давали покоя. Они терзали его, пока все его сознание не начинало содрогаться от безмолвного вопля, разламываясь на части. А иногда они умолкали. Это происходило, когда в бликах огня появлялись те глаза. Глаза были синие. Чисто, бархатно-синие, прохладные – как глоток родниковой воды среди лихорадочного оранжевого марева. И очень грустные. Сквозь огненную пелену медленно проступали тонкие черты девичьего лица – хрупкого, как у феи… Короткие волосы необычного голубоватого оттенка, мягкие, как перышки птицы. Очень нежная кожа. Он не мог вспомнить ее имени. Но он знал ее. Знал уже тысячи лет… Он не мог вспомнить и ее голоса. Она не произносила ни слова. В ее взгляде не было ни упрека, ни обвинения, ни ярости. Только печаль и… сочувствие? В синих родниках медленно собиралась влага, прозрачные капли скатывались по щекам, недоступные жадному пламени. Она плакала… из-за него? Это было невозможно вынести. Он протягивал руки, не замечая жалящих огненных стрел, пытался стереть слезы, хотел сказать ей, что не стоит так горевать о нем... Но пересохшие губы не издавали ни звука. А руки не могли до нее дотянуться. Никак не могли… А она все смотрела, и слезы стекали по ее щекам, крупные, влажно мерцающие, горячие. Горячее пламени. И огонь, словно испугавшись этих слез, отступал. На одну секунду. А потом набрасывался с удвоенной яростью. Он окружал милое лицо, опаляя концы мягких волос, оставляя следы на тонкой коже… Он рвался к ней сквозь огненные клочья, пытаясь заслонить ее от боли. Он кричал, умоляя ее бежать отсюда. Она не шевелилась. Огонь охватывал ее, а она не шевелилась. Только смотрела. И слезы стекали по ее щекам, как роса. А потом все тонуло в пламени. Он кричал, разрывая пересохшие губы, чувствуя во рту вкус крови, бросался в центр огненного смерча, ища смерти. Но огонь ускользал от него, сплетая вокруг подвижные, ядовито-оранжевые прутья пылающей клетки. Не давая умереть. Не давая вспомнить. И не позволяя забыть. Предатель. Убийца. Я не стою того, чтобы ты плакала обо мне. Пожалуйста, не приходи больше. Пожалуйста, появись еще раз… Кроме тебя, у меня больше никого нет. Только огонь. Мертвый огонь. – Лорд Зойсайт? Чистый голос, очень прозрачный и чистый, как роса. Может, это ее голос? В огненном водовороте мелькает ледяной серебряный блик. Оранжевое марево с шипением расступается, пропуская тонкую девичью фигурку. Он жадно вглядывается в нее. Тяжелые темные волосы, глаза, как ночные колодцы, бледное детское личико. Не она… Он горестно опускает голову, обхватывая руками плечи, сжимаясь. Если это не она, то не все ли равно… – Лорд Зойсайт, не молчите. Он поднимает усталые глаза. – Уходи. Здесь опасно. Она улыбается. – Мне не будет никакого вреда. – Он не отвечает. – Милорд, я пришла за вами. – Я никуда не пойду. Нет смысла. Она длинно вздыхает. – Милорд, прежде, чем оказаться здесь, я проделала долгий путь. Я очень устала. И моих сил едва хватит на то, чтобы мы вдвоем выбрались из вашей клетки. Поэтому лучше помогите мне, а не мешайте. Нежный голос звучит непреклонно, и в нем проскальзывают стальные недетские нотки. Он поднимает голову, присматриваясь к ней, и замечает восковую бледность кожи, голубоватые тени под бездонными взрослыми глазами. Замечает, как хрупки пальцы, крепко сжимающие древко смертоносного оружия. Она еще совсем ребенок. Сильный воин, но все же ребенок… Ему становится стыдно. – Я не хотел тебя обидеть, – его голос звучит неожиданно хрипло, он пытается откашляться и продолжает. – Просто… мне незачем отсюда уходить. И… некуда. – Есть зачем. И есть куда. Поверьте, – тихо отвечает она. Он смотрит в ее глубокие глаза, такие чистые, такие похожие на… – Ты немного напоминаешь мне… одну мою знакомую. Она слова улыбается. – Это естественно. Мы, сейлор-воины, все чуть-чуть схожи друг с другом. – Ты ее знаешь?! – Конечно, знаю. – Она не… С ней все в порядке? – У нее будет все в порядке, когда вы вернетесь туда, где ваше место, милорд, – терпеливо говорит она. –Ты не понимаешь… Я не могу вернуться. Я…предатель. Они говорят это – те голоса в огне. Еще один длинный вздох. – Вам следует прислушиваться к голосу вашего сердца, а не к голосу ваших кошмаров, лорд Зойсайт, – холодно и звонко говорит она. – У нас остается все меньше времени. Вы пойдете со мной? Или предпочтете и дальше прятаться от себя самого? А вот это уже вызов. – Ты хочешь сказать, что я трус? – А вот это вам самому предстоит решить для себя, милорд. Он гневно сверлит ее глазами. Она отвечает насмешливо поднятой бровью. Несколько секунд в пространстве звенят невидимые искры… Потом он неожиданно начинает смеяться. Звонко и искренне, в полный голос, как не смеялся уже тысячи лет. – А ты умная, – отдышавшись, говорит он. – И сообразительная. Я и впрямь почувствовал себя последним трусом, который прячется от собственной тени. – Собственные тени бывают очень страшны, – тихо говорит девочка. – Но от них нельзя убегать. С ними надо бороться. – Не знаю, хватит ли у меня сил, чтобы бороться с такими призраками, как мои, – качает он головой. – У вас будет возможность это выяснить, – улыбается она. – И, лорд Зойсайт… та, о которой вы спрашивали меня… Она очень хотела бы, чтобы вы вернулись. – Правда? – замирая, как мальчишка, спрашивает он. – Чистая правда, – кивает она. – Тогда чего же мы ждем? – восклицает он. – Пора выбираться отсюда! Она молча протягивает ему руку. Он стискивает ее изо всех сил в порыве надежды, но, опомнившись, ослабляет хватку, чтобы не навредить хрупкой ладошке. – Не бойтесь, вы не сделаете мне больно, милорд, – мягко говорит она. – Держитесь, впереди непростой путь. Да, очень непростой. Но он пройдет его. До конца. И, наконец, дотянется до нее. И она никогда больше не будет плакать. … Сатурн позволила себе вздох облегчения. Она знала, что будет нелегко. Еще при жизни Четыре Лорда Терры были субъектами упрямыми и гордыми, но чтобы и после смерти их пришлось уговаривать – это надо же!.. Она искоса взглянула на своих спутников. Измученные, потрепанные – еще бы, столько перенести. Сейчас они наверняка сбиты с толку… Возможно, даже с трудом вспоминают друг друга. Но, по крайней мере, они сохранили свою личность, не потеряли ее в той буре, которую им пришлось пройти. Такие не испугаются ни жизни, ни смерти, ни собственных демонов… Что ж, бесстрашие им пригодится. В их памяти остались бреши, заполнять которые будет очень болезненно – судя по сумрачному взгляду, который она подметила у воительницы Плутона. Та никогда не ошибается в таких вещах. Сатурн вздохнула еще раз, уже тяжелее. Она так устала! Поскорее бы выбраться отсюда и запечатать Врата Теней с обратной стороны… …Знакомая мрачноватая арка с двумя колоннами показалась ей родной и безопасной, как ее любимая комната с фонариками в доме на Земле. Под ней клубился привычный серый туман – даже он сейчас был дружелюбным. Она ступила на порог, утвердила лезвие на истертом камне и резко дернула его вверх. Из образовавшегося просвета хлынул теплый подвижный воздух. Он пах туманом, дождем, травой, влажной землей, пылью и солнцем. Он пах жизнью. Четыре пары глаз полыхнули, пробуждаясь от тысячелетнего сна. В них отразилось пламя давно забытых эмоций и воспоминаний, вызванных этим, таким знакомым ветром. Взгляды встретились, и в них мелькнуло узнавание… – Идите, – поторопила их Сатурн. – Сначала вы, леди, – ответил ей Джедайт, для которого правила вежливости приравнивались к законам мироздания. Воительница теней с улыбкой покачала головой. – Если я войду, Врата закроются за мной. Только мне разрешено отпирать и запечатывать их. Поэтому я пойду последней. – Тут она подняла голову, прислушиваясь. – И нам лучше поторопиться… – Уже уходите? Низкий голос, шипящий от переполнявшей его злобы, заставил всех вздрогнуть. Одновременно с этим обжигающе-ледяной вихрь темной энергии рванулся к арке Ворот. Сатурн молниеносно подняла клинок, рассекая его в клочья. Затем выступила вперед, закрывая собой спасительный выход. – Мы уходим. Ты остаешься. Умерь свою ярость, Потерявшая имя. – А зачем? – глумливо рассмеялась Темная королева. – Ведь ярость – это все, что вы мне оставили. Разве не так, мои верные слуги? – насмешливо добавила она. В усталых глазах Первого Лорда сверкнули недобрые ледяные искры. Он шагнул вперед, закрывая товарищей. – Я вспоминаю тебя, – медленно сказал он. – И я тебя ненавижу. – И мы не слуги тебе, Берилл, – добавил Нефрит, становясь рядом с ним. – Да неужели? – усмехнулась та. – Какая короткая у вас память! – В точности, как ваш интеллект, мадам, – безупречно вежливо заметил Джедайт. И без того нездоровый цвет лица Королевы Погибели приобрел угрожающий оттенок. Она явно утрачивала последний контроль над собственной яростью. За ее спиной стремительно нарастала смертоносная волна тьмы. Сатурн поняла, что пора действовать. Она перехватила древко Косы Смерти, выставляя ее вперед, и крикнула своим спутникам: – Идите. Быстро, пока я могу ее сдерживать. Первый невидимый удар сотряс пространство. И разбился о зеркальный клинок. – Мы не можем оставить вас одну, маленькая леди, – мягко сказал Нефрит. – Это было бы бесчестно. – Это… было бы… глупо, – выдохнула воительница Теней, сдерживая вторую волну. Поток удушающей ярости был настолько силен, что ее руки дрожали. – Здесь только я могу что-то с ней сделать. Идите! – Глупцы! Вам некуда идти! Там не осталось для вас ничего! Никто вас не ждет! – Она лжет. Вас ждут за этими воротами, в мире живых. Это для нее там ничего не осталось. Идите!! – и, так как они медлили, Сатурн выкрикнула: – Вы ничем мне не поможете, оставаясь здесь! Серые глаза Кунсайта стали прямо-таки ледяными. Происходящее ему явно не нравилось, но, прирожденный воин, он всегда трезво оценивал обстановку. Он махнул рукой, давая знак товарищам, и подтолкнул младшего, Зоя, к выходу. – Мы еще увидимся, Берилл, – убийственно-тихим голосом сказал он. – Мы увидимся, и ты ответишь за все, о чем мы помним. И за то, о чем мы забыли – тоже. – За то, о чем вы забыли, отвечать буду не только я! – торжествующе рассмеялась королева. – Идите! Ищите потерянное! Но помните, что, когда вы останетесь на пепелище, у вас будет одна дорога – ко мне! И у вас не будет выбора! – У вас есть выбор, – ровный голос воительницы Сатурна звенел от напряжения. – У вас есть те, за кого стоит бороться. Поспешите! Нефрит обернулся на пороге: – Леди Сатурн права, – он с трудом сдерживал гнев. – Ложь или правда твои слова, Берилл, но мы никогда не сдаемся без боя. И если у нас есть хотя бы доля шанса – мы используем ее. – А если шанса нет, мы создадим его сами, – добавил Кунсайт, шагая вслед за товарищем. – Маленькая леди, не медлите здесь. Вам не место рядом с этим чудовищем. – Бегите! Идите к вашим прекрасным дамам! К тем, кого вы так любили! К тем, кого вы… – СТЕНА БЕЗМОЛВИЯ! Оглушающий удар отбросил клубы мрака от каменного порога. – Быстрее, пока я могу ее удержать! – голос Воина Теней вибрировал, как струна, которая вот-вот оборвется. Она держала невидимый барьер, пока Кунсайт, шедший последним, не скрылся в мерцающем проеме. Чудовищный поток энергии рвал ее волосы, как лоскутки шелка. Ее руки дрожали от смеси усталости и гнева. И гнева становилось все больше. – Я вернусь!! – шипела королева, пытаясь пробиться к заветному выходу. – Я вернусь, и ты пожалеешь о том, что родилась на свет! Я уничтожу вас, как уничтожила вашу королеву! Как она уничтожила Светлейшую Селену… Сатурн почувствовала, как что-то внутри нее оборвалось, упало и разбилось, наполнив ее миллиардами звенящих осколков. Они вихрем пронеслись по ее венам, превратив кровь в жидкое пламя. Ее глубокие глаза полыхнули лиловым огнем, и он мгновенно вырвался наружу, охватив всю ее фигуру. – Возвращайся. – Ее отрешенно-спокойный голос наполнил пространство оглушающим безмолвием. – Возвращайся, и увидишь, что тебя тоже ожидают в мире живых, Потерявшая Имя. Моя сестра Плутон будет очень рада встрече с тобой. Ей есть, что тебе сказать. – Все вокруг заполняла странная вибрирующая тишина. И воительнице Теней казалось, что она сама стала этой тишиной, а ее кровь – фиолетовым огнем, заливающим пустоту. – И мои сестры Уран и Нептун уже тысячи лет ждут тебя, чтобы предъявить старые счеты. И я, – она вонзила пылающий взгляд в глаза Темной Королевы, читая в них темный ужас, – и я буду с нетерпением ждать нашей встречи, Продавшая душу. Я не забыла Серебряное Тысячелетие. Никто из нас не забыл. Я не забыла мою повелительницу Селену. И мою Принцессу. И моих младших сестер, у которых ты отняла любимых. И я еще не расплатилась с тобой за их слезы. Так возвращайся, и посмотрим, кто из нас пожалеет об этом!! С этими словами она уронила вниз занесенный клинок Косы Смерти, в самый последний миг слегка наклонив его, чтобы удар не разрушил весь Мир Теней. Пространство содрогнулось и застонало от чудовищной волны энергии. И в этом стоне утонул замирающий крик боли и ярости, вырвавшийся из уст Королевы Погибель, когда удар отбросил ее обратно в ад ее ненависти. В ад, в котором она заперта навечно. Потому что он – внутри нее. … Сатурн с трудом удержалась от падения, вцепившись обеими руками в древко своего оружия, как в посох. Ее силы стремительно иссякали. Но медлить было нельзя. Нечеловеческим усилием воли она заставила себя подняться на последнюю ступень порога Предела Теней. На подгибающихся ногах шагнула в спасительный серый туман. Автоматически рванула клинок вниз, запечатывая проход. Затем уронила его. Зеркальное лезвие вонзилось в шершавый камень, оставив на нем глубокую щербину, жалобно звякнуло и упало набок. Сатурн припала затылком к белой колонне и сползла по ней вниз, успев заметить встревоженные взгляды четырех лордов и откровенно перепуганные глаза воительницы Плутона, склонившейся над ней. Она хотела сказать ей, что все в порядке, но вместо слов из побелевших губ вырвался лишь только долгий вздох. Она уронила голову и уткнулась лбом в колени. Ей едва хватало сил, чтобы дышать. Все тело болело так, словно она попала в центр смерча. Но она была счастлива. Она только что одержала победу в самом тяжелом сражении за всю свою жизнь.