ОДИН ВЗДОХ ДО РАССВЕТА

… Ветер ликовал. Тысячи лет он томился в запертом золотом мире Иллюзиона, тоскуя о несбывшемся. Тысячи лет ждал своего срока. И теперь наконец был свободен. Невидимый вибрирующий поток лентой обвился вокруг дремлющей планеты, пронизал воздух, шаловливо тряхнул пухлые сонные облака, всколыхнул прозрачную вуаль стратосферы. Теплая волна пронеслась над полярными льдами, выжженными покрывалами пустынь, отозвалась тысячами шепотов в кронах бесконечных лесов. Вечно беспокойное море взметнулось ей навстречу, всплескивая волнами, как ладонями. Море не умело забывать… Вволю наигравшись, ветер решительно устремился к группе островов, спящих у края Тихого Океана. Островов, которые по традиции первыми встречали рассвет. Он пронесся над тревожными городами, неся с собой странные, горькие и нежные сны. …Сецуне снились звезды. Яркие, крупные, как спелые вишни. Они тонко позванивали в бархатной прозрачной темноте, словно пытались рассказать о чем-то. Но она не понимала их языка… Потом звезды почему-то расплылись в ее глазах, их лучи странно, причудливо переплелись между собой, превратившись в диковинные иероглифы. И перед воительницей Времени было сейчас не звездное небо, а угольно-черная страница, покрытая белыми буквами, которые – она внезапно поняла – рассказывали, что происходит сейчас в мире живых. Она хотела перевернуть страницу, чтобы узнать о том, что случится в будущем… но та неожиданно перевернулась сама. И она была пуста. Больше надписей не было. …Хотару видела во сне туман. Не тот, серый, неподвижный, к которому она уже привыкла, а серебряный, искрящийся, тонкий, как утренняя дымка. В этой дымке медленно проступили очертания знакомой арки с двумя колоннами – только обе они почему-то были белыми – а под ней… А под ней был свет. Теплое радужное сияние, похожее на то, что она видела иногда в глазах Принцессы. Порыв ветра вдруг растрепал ее волосы, запутав в них что-то. Сухие листья? Лепестки?.. Бабочки?... Живые бабочки. Белые, красные, голубые… с цветными узорами на крыльях. Они стаями вылетали из распахнутого проема, превращая хмурый туман в диковинную пеструю метель. «Смерти нет, Хоти. Не надо грустить, смерти нет». Где она могла слышать этот голос?.. …Харуке снились облака. Яркие, сверкающие, слепяще-золотые, они свивались вокруг нее в спирали и кольца, каких не бывает на Земле. Они вспыхивали голубыми огнями и стремительно неслись куда-то в танце исполинского урагана, сотрясающего атмосферу. И она сама была этой бурей – ликующе-грозная песня ветра звенела в такт ударам ее сердца, а волосы стелились по воздуху золотыми облаками… Золотыми облаками ее планеты. …Мичиру снилось море. Не это, земное, к которому она уже успела привыкнуть, а то, другое, бездонное, как небеса, ярко-синее, пронизанное светом до самого дна. Хотя… дна у этого моря не было, оно доходило до самого пылающего ядра, похожего на переливчатый драгоценный камень. И оно было частью ее, было ее телом, было кровью, текущей в ее венах. Волны ласково играли с ее волосами, их певучий шелест сливался с дыханием… Море… Прохладное, спокойное, манящее. Родное. Море ее планеты. …Мина видела во сне степь. Огромную, золотую, залитую светом полудня. Тонкие травинки колыхались на ветру, как упавшие на землю лучики солнца. А само Солнце было неправдоподобно огромным… такое не бывает на Земле. Его сияние окутывало ее огненным покрывалом, пронизывало насквозь… И она уже не знала – это ее волосы летят на горячем ветру – или высокие золотые травы… ее губы пахнут медом – или это сладкие степные цветы… ее ли глаза смотрят в голубое небо – или это само небо смотрит ее глазами… А потом знойная голубизна раскололась от порыва северного ветра. Холодного ветра. Нежного… Он ласково скользнул по ее лицу, зарылся в волосы… и исчез, сорвав сладость с ее губ и оставив на них горьковатую влагу. Совсем, как слезы… …Ами снился дождь. Хрустальный перезвон тысяч и тысяч мелких капель успокаивал, как колыбельная. Эти капельки щекотно скользили по коже, запутывались в ресницах, оседали на губах. На вкус они были свежими и чуть сладковатыми. Это был совсем другой дождь. Не такой, как на Земле. Она видела море с прозрачной голубой водой – такой прозрачной, что был виден белый песок на дне. И небо тоже темно-голубое, бархатное… а в нем – огромный пылающий шар в половину горизонта. Это… Солнце? Дождевые капли вдруг превратились в огненные искры, скользнули по ее щекам и запястьям, как чьи-то ласкающие пальцы. Но она вздрогнула, она не любила огонь… «Не бойся». Это искорки так шепчут? «Не бойся… Я никогда не сделаю тебе больно. Больше никогда…» …Ами проснулась вся в слезах, сама не зная, почему. ...Рей снилась пустыня. Бескрайняя, жаркая, красная, как молодое пламя. Пустыня спала, и было слышно, как она тихонько дышит во сне. Алый пламенный свет проникал до самого сердца… и Рей сама была этим пламенем, огненным лучом, пронзающим планету от ядра до самого Солнца. Странно… почему-то оно меньше обычного… Горячий ветер растрепал ей волосы, поднял тучи красной пыли… и вот это уже и не пыль вовсе, а огромные крылья огненных птиц, взмывающих в небо, чистое, ярко-голубое, как… Как что?.. Она забыла… Сердце вдруг сжалось от горькой, непоправимой боли. Колючая волна обожгла горло и выступила на ресницах. Несколько прозрачных капель упало в красную пыль – но им было не под силу разбудить пустыню… «Не грусти. Я приведу к тебе дождь». Кто зовет ее?.. …Мако видела во сне лес. Огромный, многоэтажный, похожий на изумрудный храм, пронизанный светом. Лес тихо шуршал и переговаривался звоном капель, шелестом листвы и птичьими голосами. Деревья были похожи на высокие колонны из диковинного узорного камня, коричневого и серого. Они тянулись высоко к небу, впитывая свет далекого Солнца. …И она сама была этим лесом, чувствовала, как жизненная сила планеты пульсирует в ее венах хмельным потоком, наполняет ее волосы электрическими огнями, играет в глазах, зеленых, как листья… Листья… листья падали сверху, как дождь. Целые вороха листьев. Они касались ее рук – и превращались в яркие звезды, негорячие и… пушистые, как котята. Их лучи переливались в ладонях, как вода… Звезды были разноцветные. Белые, золотые, лиловые… Только синих не было. Ни одной. А ей нужны были именно синие звезды. Очень нужны… Если бы она смогла вспомнить… …Луне снилось Серебряное Тысячелетие. Она снова была в своем любимом Северном дворцовом парке. Она снова была человеком. Снова чувствовала мягкий мох под босыми ногами. Маленькие травинки щекотно забивались между пальцами. Ласково журчала вода… Она легко бежала по тонким тропинкам, скользя среди деревьев, точно тень. Ей было весело. Высокая светлая фигура неожиданно преградила ей путь. «От кого убегаешь, драгоценная?» Ну, разумеется… И кто бы это еще мог быть! Эх, Артемис, Артемис! Почему ты теперь не называешь меня так?.. «Я называю. Только шепотом, про себя». Невыносимый кот! И что это он вообще делает в ее собственном сне? «А что ты делаешь в моих снах, колючка?» Нет, ну правда невыносимый… «Луна… Артемис…» …Теплый душистый ветер рывком пронесся по парку. Он пах ландышами. Голубовато-белый луч скользит среди деревьев. Или это не луч? Это человеческая фигура. С двумя потоками струящихся серебряных волос. Светлейшая?.. «Скоро придет рассвет, Луна. Уже скоро». Ветер кружит вокруг, запутывается в волосах. Ветер уносит прочь этот радостный сон. Она цепляется за него, не хочет просыпаться… «Помогите им вспомнить…» Вспомнить что? И кому?.. …Усаги снилось небо. Много-много неба. Густо-синее, чистое, залитое светом, оно было везде, куда ни глянь. И свет тоже был везде – белый, переливчатый, теплый, как материнские руки. Она парила в этом свете, не чувствуя ни тела, ни кожи, ни дыхания. Здесь все это было совершенно не нужно… И она сама была этим светом, и ее длинные волнистые волосы переплетались с жемчужными лучами вокруг. Свет, как пылающая кровь, струился сквозь нее… и само ее сердце было пульсирующей звездой. Она сама была этой звездой. Так спокойно… …Потом все вдруг изменилось, понеслось куда-то. Лучи вокруг замерцали, сгустились и превратились в мягкие белые перья. В целые вороха перьев… Они смешно щекотали щеки и нос. А потом перья превратились в тонкое кружево. Оно заколыхалось перед ее лицом. Чья-то рука отвела его в сторону… прижала ее к себе. Тепло. Так знакомо… «Серенити… Моя малышка Серенити». Мама?.. Сон рассыпался, ускользал от нее, как сухой песок. Она стремительно падала куда-то, возвращаясь в мир настоящего, и, уже чувствуя утреннее солнце на лице, успела услышать: «Пора просыпаться, Серенити». …Мамору снов обычно не видел. То есть, может и видел, но не запоминал – если, конечно, в них не присутствовала Усаги. И без того событий хватало. Но этот сон вцепился в него бульдожьей хваткой. И не очень-то спешил отпускать. Собственно говоря, он не мог понять, что ему снится. Не было ни событий, ни образов. Но… …Запахи. Обжигающий, игристый запах свежести. Горьковатый запах влажной земли. Едкий, тревожащий запах гари. И еще один – тот, который он ни с чем бы не спутал. Стальной, тяжкий, душный. Запах крови. …Звуки. Топот копыт. Чей-то радостный смех. Свист и звон отточенных клинков. Шипение магических атак. Снова смех, но теперь в нем не было ни капли радости. Только безумие. …Голоса. Веселые. Серьезные. Тревожные. «Чего ж ты такой вредный, Твое Высочество?!» «Балда ты коронованная…» «Ты должен спешить, Энд. Мы не сможем задержать их надолго». «Мы справимся. Когда это мы не справлялись?» Голоса. Он знал их. Он всегда знал их. А потом все утонуло в шелестящем шуме дождя. Дождь лил изо всех сил, он прямо-таки захлебывался рыданиями, оплакивая… Он медленно отдалялся, становясь все тише, тише… …А потом темноту разорвал яркий и теплый золотой луч. И до боли знакомый голос Гелиоса произнес: – Простите, что вторгаюсь в ваши сновидения, Ваше Высочество, но ваше присутствие необходимо в Иллюзионе. Есть новости. Ну, вот опять… И что это у паренька за пристрастие к высоким титулам? Мамору окончательно проснулся и вздохнул. Для него слово «новости» означало «плохие новости». Без вариантов. В их с Усаги тандеме она всегда надеялась на лучшее, он – ожидал худшего. Потому что кто-то ведь должен… Темное Королевство уже было. Пришельцы – были. Темная Луна – была. Апостолы Смерти – не к ночи будь помянуты – тоже были. И еще Нехеления с Галаксией (нервные барышни!)… Кто теперь? Мамору вздохнул еще раз. А ведь он еще даже и не король… … – Ну? Они стояли в теплом золотом мареве Иллюзиона, и мрачно-синие глаза Хранителя земли требовательно сканировали ясно-янтарные. Но Гелиоса было не так-то просто смутить. За прошедшие тысячелетия он успел хорошо выучить характер Эндимиона. – Нет решительно никаких причин для тревоги, Ваше Высочество. Новость, о которой я собираюсь поведать вам, скорее радостная, чем печальная. Темная бровь едва заметно поднялась вверх. С точки зрения Мамору, Хранитель Иллюзиона всегда был слишком склонен верить в лучшее. Впрочем, он еще никогда не ошибался и не нарушал данного слова, и его принц это прекрасно знал – иначе разве доверил бы ему свою будущую дочь? Но вслух он сказал совсем другое: – Гелиос… а нельзя ли без титулов обойтись, а? Мы же вроде бы почти родственники. В янтарных глазах появилось строгое выражение, которое Мамору приходилось видеть довольно часто. У Луны. – Как можно, Ваше Высочество! Титулы – часть обычая, а обычаи священны. Они помогают нам оставаться самими собой несмотря ни на что. Его Высочество только обреченно вздохнул: – Идем уже… Что ты хотел мне показать? – Не что, – голос Гелиоса странно дрогнул. – Кого. Следуйте за мной. …Идя по вечно ясному летнему парку Иллюзиона, Мамору с удивлением заметил, как здесь красиво. «Усако бы понравилось» – подумал он и понял, что впервые новыми глазами увидел золотую прелесть Сердца Терры. Раньше он не очень-то любил это место. Здесь было слишком много воспоминаний. Он незаметно закрыл глаза. Теплые блики скользили по лицу. О чем-то тихо шуршала листва – то ли смеялась, то ли плакала. И было так легко представить, что это шепчутся не листья, а хорошо знакомые голоса. Голоса из прошлого… … – Вот сейчас кто-то дождется и узнает, где граница моего безграничного терпения… – Ой, как интересно! И кто бы это мог быть, а? – Да есть тут один такой… Мелкий, рыжий и вредный. Зойсайтом кличут. Не слыхал? … Стоп. Либо он тихо начинает сходить с ума от переизбытка воспоминаний, либо… Либо придется допустить, что с ума начинает сходить весь мир. Потому что не могут, просто не могут эти голоса звучать здесь!.. Но они здесь звучали. И звучали весьма жизнерадостно и нахально. – …А-ай!! Ты что, совсем псих?! Щипаться вздумал… – А нечего обзываться! Это несправедливо… – И скажи мне, друг мой любезный, что из вышесказанного было несправедливым, а? – Ну… не такой уж я и мелкий… – Ага. Это значит, что все остальное было верно? – Это значит, что кто-то сейчас получит! – ДА КОГДА Ж ВЫ УГОМОНИТЕСЬ ОБА?!! – А… что мы такого делаем-то? – Вот сейчас кто-то дождется – и узнает, где граница моего безграничного терпения… – Слышите, лорд Нефрит? Совсем совесть потеряли, вот уже и Кунсайта довели… – И кто бы говорил, лорд Зойсайт… На себя посмотрите. – Нет, ну вы двое хоть минуту можете вести себя прилично? – Да ты же со скуки помрешь, Джед! – Вот что я вам скажу, друзья мои… Что такого собирался сказать Третий Лорд Терры, навсегда осталось загадкой, ибо в этот момент в беседу вмешался Гелиос (которого до этого в пылу спора не заметили). – Я смотрю, вы тут уже совсем освоились, милорды? – его глаза улыбались. – Да этих двоих ничто не уймет, – голос Кунсайта звучал ворчливо, но, судя по тону, он был доволен. – Когда Неф с Зоем начинают… Но что они начинают, Первый Лорд не договорил. Он увидел того, кто молчаливой тенью стоял за спиной Гелиоса. Они все его увидели. И слова исчезли. Осталась только тишина. И в этой огромной, обморочно-холодной, как Вселенная, тишине зазвенело эхо далеких голосов. Очень далеких – с другого края времени. С другого края жизни. … «Мы не прорвемся впятером, Энд. Пойдешь ты». «Ребята… берегите себя. Прощайте». «Не смей с нами прощаться! Не смей, слышишь!! Мы еще повоюем вместе». «Это сделала Берилл?» «Ты обязательно вернешься, Энд. И мы все вернемся, я это точно знаю». «Я все равно не стану сражаться с вами. Ни с кем из вас. Никогда». Они молча смотрели друг на друга. Смотрели уже целую вечность. Смотрели – словно падали в бездну. Голоса воспоминаний разрывали сердце. Вскрывали старые раны. Выпускали наружу давно погребенную боль. О да. Они ведь знали, что будет больно, не так ли? Вот только не знали, что сказать сейчас тому, чьи странные, немного усталые темно-синие глаза держали их, как на прицеле. Тому, кто когда-то был их королем. Тому, кто когда-то был их другом. И их врагом. В голове была абсолютная пустота. Звонкая, как колокол. Было страшно даже дышать. Мечты имеют коварное свойство никогда не становиться реальностью. За тысячи лет Эндимион успел это очень прочно усвоить. Мечты не становятся реальностью… Не становятся?.. «А ты что, совсем-совсем не веришь, что чудеса бывают?» Ты была права, зайка. Права, как всегда. Чудеса бывают. Жаль только, некому подсказать, что теперь с ними, этими чудесами делать? …Сколько раз он мечтал об этом. Увидеть их – настоящих – хоть раз. Просто знать, что они живы, пусть даже и не помнят его. Взглянуть им в глаза… И вот они, их глаза, смотрят на него. Прямо, открыто, немного грустно. Смотрят не отворачиваясь, хотя – он точно знает – это для них все равно, что медленно напарываться на меч. Потому что ему сейчас точно так же больно. …Ярко-зеленые глаза. Кажется, что об эту зелень можно обрезаться. Зой. Ты ведь был мне младшим братом, помнишь, рыжий? Да, ты помнишь. Вечно неунывающий, изворотливый – не было такой ситуации, которая приперла бы тебя к стенке. Сколько раз твоя хитрость спасала всех нас? Кто смог бы поверить, что она превратится в подлость? Да, никто. И ты – меньше всех прочих. Еще и врезал бы мне за такое предположение… А вместо этого пытался убить. Два раза. И оба раза у тебя почти получилось. …Светло-голубые глаза. Ясные и чистые, как ланцет хирурга. Джед. Все так же любишь книги, разумник? Конечно, любишь, куда ж ты без них… Именно они всегда помогали тебе сохранять нерушимое спокойствие, что бы ни случилось. Твой разум всегда был островом надежности среди нашей буйной компании. Сколько раз твоя рассудительность охлаждала вспышки моего гнева? Сколько раз дарила надежду? Ясность мысли никогда не подводила тебя… Кроме одного-единственного раза. Ты так рано ушел, Джед. Неужели ты тогда действительно хотел меня убить? По-настоящему? … Ярко-синие глаза. Мерцающие, как драгоценный бархат. Неф. Ох, Неф, ты по-прежнему веришь, что звезды знают все? Или теперь только притворяешься, что веришь? Сколько раз ты поддерживал меня, когда началась та, последняя война? Сколько раз поддерживал нас всех? Ты всегда умел радоваться жизни – и всегда любил ее, несмотря ни на что. И никогда не боялся смерти. Ты ведь и тогда не боялся, верно? Когда уже знал, что наступил твой последний день? Ведь ты все знал заранее, звездный мудрец? Да. Ты знал. А тогда, перед концом Луны… ты тоже все знал? И ничего не мог изменить? И все еще мог улыбаться. Ты всегда был сильным, брат мой. …Серые глаза. Цвета чистейшего полярного льда. Кун. Мой старший брат. Мой наставник. Мой первый друг. Мой брат. Помнишь, как ты учил меня держать меч в руках? Как прикрывал меня в каждом сражении? А помнишь, как мы с тобой влюбились – почти одновременно?.. Да уж, вляпались мы тогда, дальше некуда… А помнишь, ты единственный сохранил самообладание после внезапной атаки Берилл? И даже ухитрился составить план действий. Ты тогда отвечал за всю планету наравне со мной. Ты дал мне шанс предупредить Луну, а сам остался прикрывать своего бестолкового принца. И до конца пытался удержать ситуацию под контролем. Имею ли я какое-то право судить тебя? Не поступил бы я так же на твоем месте? Наверное, не поступил. Мне бы не хватило мужества. Но ты – смог. И теперь винишь себя во всем. Ведь винишь, Кун, я тебя знаю. Не надо… …Минута тянулась, наверное, уже не первое тысячелетие. Тишина медленно осыпалась крошечными осколками, и каждый из них ранил, как кинжал. Наконец Первый Лорд Терры бесшумной серой тенью двинулся вперед. Шаг. Еще один шаг и еще. И вот уже серо-стальной и темно-синий взгляд смотрятся друг в друга. В упор. Молча. Кунсайт первым закрыл глаза. Потом медленно опустился на одно колено. Склонил голову – так низко, что концы пепельных волос коснулись травы: – Мой король. Следом за ним склонились остальные трое. …Ритуальный поклон. Поза принесения присяги. Безусловная клятва верности. Моя жизнь – твоя. Моя сила – твоя. Мой меч – твой. Моя честь остается моей. Если я запятнаю ее, ты волен убить меня. Твоя воля – принять мою клятву. Твоя воля – ее отвергнуть. Его Королевское Высочество Эндимион, принц Дома Терры изо всех сил стиснул зубы, заставляя легкие вдохнуть воздух. Потом запрокинул голову и зажмурился. Золотой свет был почти таким же ярким, как и солнечный, так что не было ничего удивительного в том, что темно-синие глаза повлажнели. Четверо ожидали его решения. Молча. Не шевелясь. И тогда он выдохнул: – Встаньте. Они подчинились. Их король смотрел на них глазами, помолодевшими на несколько тысяч лет – смотрел одновременно сердито и радостно. – И никогда, слышите, никогда больше не становитесь передо мной на колени. …Гелиос позволил себе тихонько перевести дух. Эти несколько минут он старательно притворялся невидимкой, чувствуя себя зависшим над центром вулкана. Действующего. Нет, он совершенно не ожидал от Эндимиона какой-то там кровавой мести. И проявлений венценосного гнева тоже. Его Высочество всегда чихать хотел на подобные глупости. Но… эта встреча была не из легких. Определенно. Какую-то секунду все висело на волоске. Они слишком гордые – все пятеро. Слишком упрямые. Слишком… Интересно, можно ли быть слишком честными? Нельзя, вообще-то. Честность никогда не бывает «слишком». Но эти пятеро, если постараются, то все смогут… Гелиос тихо пожалел, что сейчас здесь нет Лунной Принцессы. Она-то прекрасно знала, что делать в таких ситуациях. Впрочем, подумал он, Ее Высочество еще успеет им все доступно объяснить. И тихо улыбнулся. …– Вы вправе не верить нам. Голос Кунсайта был чистым и холодным, как первый лед. Чуть больше напряжения – и он сорвется и треснет на острые, как иглы, осколки. – И вправе не принять нашу клятву заново, – очень ровно добавил Джедайт. – Заново? – глаза Эндимиона превратились в два синих кинжала. – Я никогда не освобождал вас от клятвы. – Мы нарушили ее, – негромко сказал Нефрит. По его лицу скользнула бледная тень прежней лучезарной улыбки: – Но если Ваше Высочество согласится принять нас снова… – Мы твои подданные, – добавил Зой. – Твои воины. Навсегда. Мамору отвернулся, невидящим взглядом уставившись на ярко-красные цветы. Потом тихо сказал: – Мне не нужны подданные. И воины тоже не нужны. Вязкая тишина мгновенно выстудила золотой воздух. Перестали шелестеть деревья. Ветер затаил дыхание. Король обернулся к своим лордам. Его глаза полыхали синим огнем. – Мне нужны друзья, – непреклонно заявил он. А потом вдруг усмехнулся: – А будете обзывать меня Высочеством – уши оборву!