ОДИН ВЗДОХ ДО РАССВЕТА

...Луна и сама не поняла, что заставило ее насторожиться. Может, легкое изменение в монотонном шелесте дождя, или запах, или какое-то сто шестое кошачье чувство. Но она мгновенно вынырнула из дремы и навострила уши. Грязная серая хмарь за окном дрогнула, мягко колыхнулась и расступилась, пропуская знакомую бархатно-черную тень. Алая подкладка плаща бесшумно мазнула по стеклу. Антрацитовые стрелки зрачков в кошачьих глазах дрогнули и сузились. – Ну, конечно, – пробормотала Луна. – И почему я не удивлена? Даже самой себе она не призналась бы, что в этот момент почувствовала облегчение. Она прекрасно понимала, что если кто и сможет сейчас помочь ее страдающей подопечной, то это Эндимион. В конце концов, никто не знал Усаги лучше него. Но немного поворчать все же было просто необходимо. Так, для порядка… – И заметь, я даже не спрашиваю, почему ты здесь, – фыркнула она, толкая носом щеколду оконной рамы. Та немедленно распахнулась, и знакомая фигура в смокинге мягко спрыгнула на пол комнаты, принося с собой запахи дождя, розовых лепестков и едва ощутимой тревоги. – И тебе вечер добрый, Луна, – невозмутимо отозвался Мамору, стряхивая с волос холодные капли. Он был без шляпы и маски – в дождь они только мешали, а сохранять инкогнито ему сегодня не требовалось. – Скорее уж утро, – в тон ему ответила кошка. Эти маленькие словесные поединки за три года вошли у них в привычку, которая нравилась обоим. Но ее собеседник сейчас был не настроен спорить. – Как она? – синие глаза были сужены, как у волка, почуявшего опасность. – Лучше, чем была час назад, – откровенно сказала Луна. – Полагаю, ты ощутил ее эмоции? – Мамору кивнул. – Тогда ты знаешь даже больше меня. Она почти ничего мне не сказала. Ее собеседник не ответил. Он мягко и беззвучно опустился на колени у изголовья спящей девушки и осторожно подсунул руку ей под голову, укладывая себе на грудь. Усаги без возражений уткнулась в изгиб знакомого плеча, глубоко, протяжно вздохнула и что-то пробормотала во сне. Теплая ладонь легла ей на затылок, ласково перебирая волосы, успокаивая. Луна, наблюдавшая за ними, в который раз подумала, насколько близки эти двое. Их связь, которая раньше особенно ярко проявлялась только во время опасности, за последний год стала еще более прочной, почти осязаемой. Иногда они просто знали все друг о друге без слов. Вот как сейчас… – Она тоскует, – голос Хранителя Земли звучал так тихо, что только чуткие кошачьи уши могли слышать его. – Холод. Печаль. Безысходность. – Он нахмурился. – Что произошло, Луна? Я никогда не чувствовал этого у нее… – Сон, – лаконично ответила кошка. – Ей приснилась ее мать. Синие глаза медленно потемнели до черноты. – Ясно. – И он обнял девушку крепче, прижимаясь губами к ее виску. И Луна поняла, что ему действительно ясно. Уж кто-кто, а Чиба Мамору знает, что такое тоска по ушедшим родным, которые не вернутся никогда. Одним прыжком она перелетела с подоконника на подушку рядом с головой Усаги. Заглянула юноше в глаза. – Сегодня я испугалась, – сказала она. – Очень. Эндимион удивленно вскинул голову. На его памяти несгибаемая кошка ни разу не признавалась в слабости и никогда не демонстрировала ее. – Я никогда прежде не видела ее такой, – продолжала Луна. Ее янтарные глаза потемнели до оттенка гречишного меда. – Никогда, понимаешь? Ее внутренний свет всегда был настолько силен, что справлялся с любой тенью… И я надеялась, что пробудившаяся память не причинит ей боли. Что хотя бы ее минует… все это. Хранитель Земли прижал золотоволосую голову к плечу в бессознательном жесте защиты. – Есть боль, которой нельзя избежать, Луна, – медленно сказал он. – Она уходит корнями в душу. Это плата за возможность помнить. За возможность оставаться собой. – Я понимаю тебя, – в зрачках-стрелках промелькнуло что-то древнее и горькое. – Но я многое отдала бы за то, чтобы Серенити не платила этой цены. – Я отдал бы за это жизнь, – просто ответил Эндимион. – Но это не поможет. Все, что я могу – разделить ее боль, как она всегда делила мою. Луна на миг зажмурилась. – Это больше, чем кто-либо может сделать, – тихо произнесла она. – Спасибо. – Не благодари. – Синие глаза сверкнули яростным светом. – Быть с ней – это не долг или обязанность. Это счастье. Кошка потупилась. Помолчав, она тихо сказала: – Все меняется, Эндимион. Девочки сами не свои всю последнюю неделю. И Усаги… иногда она не похожа на себя. То есть, она похожа на себя, но… – На себя прежнюю? – закончил за нее Хранитель Земли. – Да. Она все больше становится Серенити. Но она – это всегда она, неважно, в какое время живет и какое имя носит. Ее душа остается все той же. Что тебя тревожит, Луна? – Все это не должно было произойти так быстро, – вздохнула его собеседница. Ее глаза наполнились неожиданной тоской. – Взгляни на этот мир, Мамору. Он так далек от нашей родины… Он так отличается от… от того мира, какой мы знали. В глазах Хранителя Земли вдруг проступила необычная для него теплота. – Ты ведь ничего не забывала, верно?.. – тихий голос звучал странно мягко, почти сочувственно. – Никто из нас не забывал, – покачала головой Луна. – Просто у девочек эти воспоминания были запечатаны. Так решила Ее Величество – чтобы их не мучила боль утраты. – Мудро, – негромко сказал Мамору. – И милосердно. – Вот видишь, ты понимаешь… Пока Усаги оставалась Усаги, она принадлежала этому времени, а Серебряное Тысячелетие оставалось для нее красивой сказкой. Но сказки бывают очень жестоки, становясь реальностью. И если она снова станет собой прежней – а ее прежнего мира уже не будет… – По-моему, ты недооцениваешь ее, Луна, – ответил ее собеседник. Девушка на его руках зашевелилась и прерывисто вздохнула. Он погладил ее по плечам, нашептывая что-то успокаивающее. – Ты недооцениваешь силу ее сердца. И… – он ласково усмехнулся, – силу ее упрямства. Будь уверена, она скорее изменит саму ткань этого мира и обратит вспять время, чем примет мысль, что ничего вернуть нельзя. – Ох… – только и смогла произнести кошка, представив описанную картину. Потом в ее глазах неожиданно сверкнули озорные искорки. – Наша принцесса такая же упрямая, как и ты, Твое Высочество. А теперь еще и эти твои головорезы… – И она притворно вздохнула: – Будем надеяться, нам все-таки удастся сохранить хоть какую-то видимость порядка… Его Высочество только негромко рассмеялся: – Успокойся, Луна. Если нам не удастся, и этот мир у нас тоже отнимут, то мы создадим новый. И еще один, и еще. Мы не сдадимся, будь уверена. – В чем я точно уверена, так это в грядущих неприятностях, – ворчливо заметила кошка, однако глаза ее зажглись надеждой. – Неприятности всегда были визитной карточкой вашей лихой компании. – А иначе жизнь была бы скучной, ты не находишь? – усмехнулся Мамору. Луна вдруг устремила на него пристальный взгляд. – А ты изменился, – очень серьезно сказала она. – Глаза изменились. Ты стал каким-то более… более… – Более живым? – мягко улыбнулся юноша. – Да. Так оно и есть. Кошка фыркнула себе в усы. – Похоже, твои… м-м… товарищи положительно на тебя влияют. А то, бывало, лишнего слова не допросишься. – Положительно? – ухмыльнулся ее собеседник. – Ну, это как сказать… Мы никогда особенно благонравными не были, помнишь? – Вас забудешь, как же… – буркнула Луна, но, впрочем, не сердито. – Хулиганы вы были. Самые настоящие. Хотя… – ее глаза ехидно сверкнули. – Хотя, надо признать, хулиганы со знанием этикета. – …Что в твоих глазах значительно искупает наши многочисленные недостатки, – не менее ехидно откликнулся принц, явно наслаждаясь перепалкой. Впрочем, они оба говорили едва слышно, чтобы не разбудить уютно посапывающую Усаги. – Нахал, – вздохнула кошка, старательно пряча озорные огоньки в глазах. Потом вдруг сладко улыбнулась: – Ну, зато теперь твои сорвиголовы с тебя глаз не спустят, ага? Конец теперь твоим глупостям… Взгляд ее собеседника стал откровенно веселым. – На твоем месте я бы так не надеялся, Луна. Скорее уж, глупостей, как ты их называешь, станет в пять раз больше. Хотя… – и он вдруг совершенно по-хулигански улыбнулся, – надежда, конечно, умирает последней. Кошка аристократически фыркнула. – Последним, как мне неоднократно довелось убедиться, умирает здравый смысл, – хладнокровно изрекла она. И добавила с непередаваемой смесью ехидства и вежливости: – Но применительно к Вам и Вашим уважаемым лордам, Ваше Высочество, сие понятие носит чисто риторический характер… Она не успела договорить, как вздрогнула от странного, непривычного звука. Она не сразу смогла понять, что это. Хранитель Земли смеялся. Очень тихо, ни на миг не забывая о спящей на его руках девушке, но совершенно искренне, по-настоящему смеялся! Силы Небесные! Она не слышала его смеха с тех самых пор, как… Она никогда его не слышала. М-да, хотя бы ради одного этого стоило вернуть с того света этих четверых обормотов… – Ты все-таки чудо, Луна, – отсмеявшись, Мамору тепло посмотрел на дымчатую мордашку с парой строгих янтарных глаз. – Что ж, и в нашей жизни должно быть место чудесам, – заметила та. – Ну у тебя и слог… Тебе бы с Джедом поспорить, – фыркнул будущий император Хрустального Токио. – Вот это было бы зрелище… – …Без сомнения, весьма поучительное, – согласилась кошка. – Для кого? – поинтересовался Эндимион. – Для неких пятерых весьма благородных и отважных, но невозможно самоуверенных и совершенно безбашенных обормотов, я полагаю, – невозмутимо ответила Луна. – Ну надо же, – хитро прищурился ее собеседник. – А я и не знал, что ты нас так любишь… – Люблю? – голос кошки стал неожиданно серьезным. – Рано говорить о любви, Твое Высочество… после всего, что было. Принц резко вскинул голову. – Луна, – его голос изменился, став отрывистее и суше. – Луна, ты ведь так и не простила их, верно? Золотые огоньки во взгляде Луны погасли. Но глаз она не отвела. – Я не забыла, Эндимион, – спокойно и чуть грустно ответила она. – Я не умею забывать, знаешь ли. Но… – она бледно улыбнулась, – …я могу понять их поступок. Хотя оправдывать или осуждать не возьмусь. – И все же ты не ответила, – тихо сказал Мамору, не отводя взгляда от черных зрачков-стрелок. Те дрогнули, резко расширились, затем так же резко сузились в нитку. – Эндимион, – медленно произнесла его собеседница, – почему именно я? Ведь гораздо важнее, чтобы их простили девочки, разве нет? – Но ведь они простят… разве нет? – ровно, в тон ей, ответил Мамору. – Не все так просто, – нахмурилась Луна. – Им очень нелегко сейчас. – Не только им, – почти беззвучно прошептал Хранитель. – Но только они ни в чем не виноваты, – глаза кошки были как два крошечных золотых копья. Принц Терры на миг опустил ресницы. – Луна, они… – его голос едва заметно дрогнул. – Девочки жалеют о том, что случилось? Кошка усмехнулась, вспомнив о чем-то. – В день первой встречи я говорила с ними, – резко сказала она. – Догадываешься, о чем? Мамору не ответил. Только глаза слегка потемнели. – Я предложила им выбор, – продолжила Луна. – Стереть память о прошлом, если они того пожелают. Чтобы не воскрешать несбыточные надежды и прежнюю боль. Догадываешься, что они выбрали? – Что? – почти беззвучно откликнулся ее собеседник. – Они отказались забывать, – горько улыбнулась кошка. – Все, как одна. – Она подняла голову, и золотой взгляд встретился с темно-синим. – Они не жалеют, Мамору. И не боятся. – Им нечего бояться, – удивленно вскинул бровь юноша. – Ребята обожают даже землю, на которую падает их тень. Они никогда не причинят им зла. – «Никогда» – слишком долгий срок, чтобы брать его в расчет, – сухо сказала Луна. – Однажды они уже причинили зло. – Ты считаешь их врагами? – синева во взгляде Эндимиона потемнела до грозовой черноты. – Не доверяешь? Кошка покачала головой. – Вопрос не о доверии, – тихо сказала она. – А о том, как все помнить – и жить дальше. Хранитель Земли вдруг резко отвернулся, невидящими глазами смотря в черное марево за окном. Тоскливо и жалобно плакал дождь. – Луна, – медленно произнес он каким-то усталым, напряженным голосом, – ты вот сказала «несбыточные надежды». Ты… не веришь, что возможен счастливый исход? – Верить – это по части Усаги, – невесело усмехнулась та. – А моя задача – предвидеть неприятности. И по мере возможности стараться их избежать. – Не бывает сражений без риска, – нахмурился ее собеседник. – Особенно, если сражаешься за будущее. И за прошлое, которое у нас отняли. – Вы надеетесь все вернуть? – прошептала кошка. – Вернуть мир, которого больше нет? – Мир – это не камни, стихии и силы, Луна. – Полуночно-синие глаза были непреклонны. – Мир – это люди, их мысли и чувства. И их вера. – Он вскинул голову, как делал это тысячи лет назад, перед тем, как броситься в заведомо неравную схватку. И победить. – Мир – это мы. Мы все. В янтарных глазах вдруг полыхнуло что-то исступленно-отчаянное. – Тогда сражайтесь за ваш мир, – тихо и твердо сказала она. – Сражайтесь изо всех сил, как только сможете. Крепко держите в руках, то, что вам дорого, и не отпускайте никогда. Мамору помолчал несколько секунд, пристально изучая взгляд собеседницы. – Зачем ты говоришь это сейчас? – спросил он наконец. – Затем, что я знаю, как хрупка надежда, – почти беззвучно прошептала Луна. – Я знаю, как быстро весна может стать зимой, а радость – отчаянием. Я знаю – я помню, – как быстро может разрушиться то, что кажется почти вечным. И затем, – она подняла голову, и Хранитель Земли с удивлением заметил в них слезы, – …затем, что я боюсь за моих девочек. Однажды они уже пережили бурю, которая едва не уничтожила их. Но во второй раз… Ладонь в белой перчатке легла ей на лапу. Очень мягко, очень осторожно. – Второго раза не будет, Луна. – В тихом голосе Эндимиона звучала сталь. – Да услышит тебя Небо, – выдохнула та. – Потому, что если снова случится что-либо подобное… Они не переживут. – В таком случае не переживем мы все, – усмешка сверкнула лезвием меча. – Ши-Тенноу никогда не повторяют ошибок дважды. И скорее уйдут вслед за любимыми, чем снова отпустят их. А про себя я вообще молчу. Кошка взъерошилась и резко встряхнулась – так, что с черных шерстинок посыпались искры. – Давай не будем больше о смерти, – попросила она. – Я верю тебе, Эндимион. И… твоим генералам я тоже верю. Но давай все-таки надеяться на лучшее… – А готовиться к худшему, ага? – шутливо поднял бровь Мамору. Луна не удержалась и фыркнула. Боль медленно исчезала из ее глаз. – Веселый ты человек, Твое Высочество, – усмехнулась она. – Ага, – улыбнулся в ответ тот. И добавил уже серьезно: – Не переживай так, Твое Превосходительство. Мы не выпустим судьбу из своих рук. – Успокоил… – скептически хмыкнула кошка и неожиданно улыбнулась: – А теперь я вас, так уж и быть, оставлю. Побудь с ней, вам обоим это нужно… И она легко перелетела на подоконник. Толкнула раму лапой и, уже собираясь вылезти наружу, вдруг замерла. Обернулась: – Мамору… – Да? – вскинул голову тот. Черные стрелки зрачков в янтарных глазах были непроницаемо-глубокими, как две маленькие пропасти. – Я простила их. Полуночно-синий взгляд полыхнул золотом и посветлел. – Спасибо, – тихо ответил Принц Терры. – Не благодари, – покачала головой Луна. – Прощение – не долг или обязанность. Это дар. Его приносят свободно и ничего не просят взамен. И она бесшумно скользнула в ночь. Только оконная рама мягко хлопнула в тишине. Эндимион устало опустил ресницы. Только на миг – он не привык терять контроль над ситуацией. Правда, сейчас, когда ребята вернулись… Он мягко усмехнулся. А к хорошему, оказывается, тоже нелегко привыкнуть, надо же… Да, конечно, Луна права в своем беспокойстве. Маленькая мудрая Луна, такая стойкая, такая серьезная… Такая отважная. Она права. Им нельзя сдаваться. Но, Небо свидетель, они и не делали этого никогда. Особенно, если сражались за тех, кого любили. … Они были детьми войны – все пятеро. Кунсайт, чье детство было растоптано бесконечными битвами прежде, чем успело толком начаться. «Бессердечный» генерал, не подпускающий к себе эмоции по единственной причине – он чувствовал слишком глубоко и слишком сильно. До боли. Нефрит, аристократ в едва ли не десятом поколении, за маской скучающего светского льва прячущий страшное знание о том, что нельзя изменить. Он ведь ненавидел гадать о будущем, на самом-то деле… Предпочитал жить сегодняшним днем и умел ценить малейшие крупицы радости. Джедайт, который целый год не произносил ни слова и не улыбался после того, как они с Куном привезли его, десятилетнего, из одного из разрушенных городов. Он был единственным, кто там выжил, и никто так и не узнал, что видели тогда его отрешенные недетские глаза. Зойсайт, который долго учился доверять людям и не вздрагивать, когда к нему подходили сзади. Он не сразу привык различать шутки и понимать их, зато когда привык… Именно он был тем, кто первым заставил Джеда смеяться. …Они были детьми войны. И в душе каждого из пятерых война оставила нестираемые шрамы. Но именно поэтому – да, именно поэтому! – они как никто другой умели ценить сокровища жизни. Даже самые незаметные. Они, видевшие смерть так близко, что точно знали вкус ее поцелуя – вкус крови, пепла и безумия, – они, которые могли описать все тысячи оттенков страдания, они, смотревшие в лицо бездны и не опустившие глаз… Никто не любил жизнь, так, как они. Ее сладостную горечь, ее смех и ее слезы. Ее радость, острую, как боль. И ее чудеса. Чудеса, самыми дорогими из которых были пятеро улыбчивых девчонок с ясными глазами, не знавшими Тьмы. Девочек, которые стали им безмерно дороже сердца, души, и каждого вздоха, отпущенного им на Земле. О, Небо, они тогда едва могли поверить! Это ведь было даже не чудо. Это было… как будто весь мир изменил свою орбиту. Вот как это было. …Эндимион крепче прижал к себе сопящую драгоценность, пряча лицо в золотых волосах. Он никогда не забудет тот миг, когда ангел с глазами небесной чистоты расколол его жизнь на «до» и «после». Точнее, только на «после», потому что до Серенити не было ничего. Только пустота. И он знал, что каждый из его четверых братьев чувствовал так же, когда приходил его час. И несгибаемо-ледяной Кунсайт, улыбка которого, адресованная Минории, была невозможно горячей и нежной... И небрежно-насмешливый Нефрит, чей взгляд становился особенно трепетным и серьезным – и странно уязвимым – только для Литы. И педантично-сухой Джедайт, который смеялся, как мальчишка, гоняясь по дворцовым коридорам за Рей. И Зойсайт, ершистый и независимый, который одной лишь Амелии позволял видеть свой страх и свои слезы. Они нашли тогда утраченные половинки себя. Сокровище, стоящее тысячи вселенных. Любовь? Нет, намного сильнее любви. Судьба? Нет, гораздо больше судьбы. Плен, из которого невозможно выбраться – потому что никогда не захочешь… Сердце, вырванное из груди и лежащее в теплых ладошках… Держи его, милая, забери его себе, делай с ним все, что хочешь. Оно твое. Как и я сам. Только дай мне напиться жизни – из твоих губ, из твоих глаз, из твоих ладоней… Мне, до этого мига знавшему лишь смерть. …Тепло. Чистота. Свет. За это можно убить. За это можно отдать жизнь. За это можно отдать душу. И за это – можно вновь ее себе вернуть. Выцарапать с кровью, с болью, с горькими ядовитыми слезами, разъедающими сердце – у бесчувственной тьмы. Пройти кошмары, обуздать воспоминания, мучительные, как обоюдоострый меч, зашитый в груди. Научиться жить заново. Вернуть себе – себя. Только ради них. Ради тех, для кого дышишь. Синие глаза чуть сузились от непреклонной хищной усмешки. И они вернут, куда ж они денутся. Уж будьте уверены. Они не допустят поражения. Они просто не знают, что это такое. И что за беда, если каждый вздох, каждый шаг дается с болью? Твоя любимая спокойна? Она рада? Она счастлива? Значит, все правильно. Значит, можно жить дальше… Мамору вздрогнул от того, что дыхание, щекочущее шею, изменило ритм. Усаги сонно заворочалась в его руках и вздохнула. Медленно разлепила ресницы. – Мамо-чан? – Я здесь, малыш. Я здесь. – Ты… мне снишься? Тихий смех. – Да. Я тебе снюсь. А проснешься – я тоже буду рядом. – А ты не исчезнешь? – Нет. – Объятия становятся чуть крепче. – Нет, никогда. Всхлип. – Все было так по-настоящему… Дом… Мама… А потом она ушла. Они все ушли, Мамору! – Ш-ш, не плачь. Я не уйду, родная. – Мамору, не отпускай меня… – Не отпущу, зайка. Спи. – Я не хочу больше таких снов… – Я прогоню все кошмары, малыш. Спи. Тишина. Сонное, теплое дыхание ласкает щеку. – Мамо-чан?.. – Да, малыш? – Мамо-чан, я тебя люблю… Тишина. Короткая, глухая, как оборванное рыдание. – Я тоже, ангел. Я тоже… Серая плачущая ночь висела над городом. Но на глазах черноволосого юноши, который укачивал на груди свой маленький спящий мир, не было слез. Все слезы были выплаканы давным-давно. Еще в прошлой жизни. Спи, маленькая. Не тоскуй по ушедшему. Я верну тебе все, что ты потеряла. Верну все, что смогу. И что не смогу – тоже. У тебя все будет, малыш. И белое пышное платье, и церковь, полная цветов, и хрустальный замок, похожий на дворец феи… И – если нам очень повезет – прошлый мир, восставший от сна. Со всей его радостью и его болью. Правда, боль я постараюсь забрать себе, малыш, – тебе она ни к чему. …Девять мертвых планет. И одна живая. Все, что нам удалось сохранить от осколков нашей прежней жизни. Но мы еще живы. Мы, Хранители. А значит, рано говорить о смерти. Мы и так слишком долго ждали. Слишком долго боролись, не имея никакой надежды. Слишком долго тосковали по тем, кого потеряли. И теперь, когда нам выпал почти невозможный шанс, когда мы все нашли друг друга, мы больше не отдадим то, что имеем. Мы будем сражаться до конца. И после конца, если будет нужно. Мы не отступим. Эндимион запрокинул голову навстречу невидимому небу. Ты слышишь, Хронос? Мы не отступим! Потому что у нас нет на это права. … Да, у нас нет права на проигрыш. Впрочем, когда оно у нас было-то? Нефрит наполовину сомкнул ресницы, глядя на переплетающиеся языки пламени в камине. Их мерцание успокаивало и одновременно помогало думать. Зой бодро позвякивал посудой на кухне, напевая какую-то популярную песенку. И когда только успел к местной культуре приобщиться, прохвост! Выходило, впрочем, довольно сносно. Немного фальшиво, но жизнерадостно. М-да, его не так-то просто выбить из колеи… Любимый девиз Четвертого Лорда звучал приблизительно так: «Если вам осталось жить одну секунду – значит, жизнь еще не кончена!» И это, заметьте, не от большого оптимизма, а от огромного нахальства в сочетании с богатым жизненным опытом. А ведь ему сейчас ничуть не легче остальных, подумал Нефрит, на миг прикрыв глаза. Пламя танцевало на веках алыми бликами. А может быть, ему даже и хуже, если вспомнить то немногое, что он рассказал. И то многое, о чем умолчал. И будет молчать всегда. Лорд Звезд с горечью подумал, о скольких вещах им теперь придется молчать – даже друг с другом. Потому, что есть боль, которую не доверишь никому. Разве только… И в его памяти эхом откликнулся далекий, хорошо знакомый голос. Негромкий, теплый, напоминающий шелест листьев. «Не прячься от меня, Неф. Не притворяйся, если тебе плохо. Разделить твою боль для меня так же важно, как и твою радость…» Лита… Немного радости я сейчас могу дать тебе, зеленоглазая... Огонь в камине был очень горячим – он обжигал даже сквозь сомкнутые веки. И не было ничего странного в том, что синие, мерцающие, как дорогой бархат, глаза, слегка повлажнели. Да, совсем ничего странного… Он разомкнул мокрые ресницы. Оранжевое пламя расплывалось перед глазами, мерцало… …Как когда-то давно мерцало над их головами волшебное небо Ганимеда. Очень давно, много жизней назад. Самое смешное, что он тогда совершенно не собирался ехать на Юпитер. Они с Эндом планировали официальный визит на Луну. Но тут их упрямому принцу в голову залетел очередной астероид – он их десятками ловит, – и у него резко изменились планы. – Ты нужен мне на Юпитере, Неф, – непреклонно заявил он. – Нам просто необходимо установить с ними прочные дипломатические контакты. Это сильнейшая из Внутренних планет после Луны. Сейчас Терре необходимы сильные союзники… – И добавил: – Ты справишься. «А у меня есть выбор?» – хотел пошутить Нефрит, но сдержался. Уж больно мрачный был вид у их Высочества. Впрочем, он в последние годы почти всегда такой… Война здорово испортила его характер – и так, впрочем, не сахарный. Второму Лорду уже приходилось посещать Луну, и планета ему очень понравилась. Она была так непохожа на любимую, но такую тревожную, изменчивую Терру! Пространство, окутанное прозрачной мерцающей дымкой, высокое небо, где даже днем были видны звезды, дворцы и галереи из жемчужно-белого камня… И люди в длинных струящихся одеяниях, спокойные, молчаливые… Они, казалось, не ходили, а парили над землей. Он тогда понял тех, кто называл Луну сказочной. И сейчас всерьез сожалел, что ему не удастся еще раз там побывать. Снова окунуться в эту тишину и безмятежность… Ему так не хватало этого иногда! Но, как видно, у Судьбы – и у Эндимиона – были на этот счет другие планы. Нефрит даже расстроился. Почти всерьез. На целых пять минут. А потом философски ухмыльнулся себе под нос и отправился составлять подробный гороскоп предстоящей поездки принца. А, составив, заулыбался уже по-настоящему. На Луну, значит, Ваше Высочество? Ну-ну. Давно пора. Вас там давно уже кое-кто дожидается. И от своего счастья – как и от своего горя – никуда не уйдешь… И теперь, глядя на мрачную физиономию родного монарха, Звездный Лорд только многозначительно усмехался. Он-то знал, что у Эндимиона впереди. И… и немного ему завидовал. Вот и второй из их компании встретил, наконец, свою судьбу. Ну, или почти встретил… Неважно. Где-то там, за пологом Небес, все уже решено. И насчет него самого – тоже. Вот только чье имя написано в Небесной Книге рядом с его собственным? Звезды об этом молчали. Но Второй Лорд Терры умел ждать. …Нефрит честно предупредил друзей о том, что грядущая поездка изменит их жизненный путь. Они, правда, не придали этому особого значения. Эндимион был личностью настолько далекой от романтики, что представить рядом с ним даму сердца можно было разве что в сильно причудливом кошмарном сне. А Кунсайт с определенного момента находился в таком неуравновешенном состоянии, что даже прячущиеся по углам недобитые демоны старались его избегать. С того самого бала в день Новолетия настроение Ледяного Лорда металось от блаженной задумчивости до вспышек беспричинного гнева. То есть, причина-то была, и Нефрит ее прекрасно знал, но поди объясни это Кунсайту… Особенно, когда он в таком состоянии. Впрочем, Лорд Звезд никогда не стремился давать советы – разве что только в ОЧЕНЬ редких случаях. Кун все поймет сам. И поймет быстрее, чем ему кажется... Нефрита всегда считали фаталистом. Он не спорил – зачем? Но на самом деле он фаталистом никогда не был. Он просто был слишком хорошо знаком с капризным характером леди Судьбы. И, как это ни странно, не любил знать все заранее. Он считал, что каждый должен сам выбирать свой путь, не сваливая всю ответственность на звезды, гороскопы и пророчества. Нет уж, друзья мои! Небеса подарили вам жизнь, а уж что вы из нее сделаете – только от вас зависит. И Второй Лорд знал, что на самом деле никакое предсказание никого не освобождает от права – долга – проклятия самому совершать выбор. И принимать все последствия этого выбора. И еще он слишком хорошо знал, как это бывает на самом деле страшно – знать. И поэтому почти никогда не спрашивал звёзды о собственном будущем. Почти никогда. Правда, было одно исключение… … Этот сон снился ему с детства. В первый раз – где-то года в четыре… Лес. Огромный, золотисто-зеленый, как волшебный терем из сказки. Залитый теплым светом, немного похожим на вечернюю зарю… Запах. Сладко-свежий аромат молодой листвы, белых лесных цветов, травы, примятой босыми ногами… Смех. Чистый, медно-звонкий, солнечный. Переливчатый, как ожерелье из бубенцов… Танец. Тонкая фигурка мелькает среди золотых лучей, копьями прошивающих зеленый полог. Легкая, почти бесплотная. Прозрачный свет окутывает ее летящей вуалью. Распущенные волосы летают облаком вьющейся бронзы, вспыхивая огнем в солнечных лучах. Вздох. Она останавливается, замирает. Медленно оборачивается… Вечернее солнце красно-туманным золотом заливает поляну, бьет по ресницам… Он не может разглядеть ее лицо. Никак не может. Только глаза. Ярко-зеленые, полные жидкого изумрудного огня. Теплые. И… хорошо знакомые – несмотря на то, что он видит их в первый раз. Она смотрит на него. И… улыбается. Улыбается – ему. Он срывается с места, бежит, путаясь в высокой траве. Длинные мокрые стебли обвиваются вокруг ног, как сети. Не успеть. Ветви деревьев преграждают путь, держат цепко, как большие руки. Не больно, но крепко… «Пустите! Я хочу к ней!» Где-то высоко над головой просыпается ветер. Листья шелестят, будто шепчут… Нет, действительно шепчут! «Рано, малыш. Она еще не родилась в этом мире». Кто это говорит? Лес? Теплый янтарный туман затягивает поляну. Девичья фигурка тонет в этом мареве, медленно уплывает все дальше, дальше… «Не уходи!!» Листва шуршит, будто смеется. «Не торопись, малыш. Сначала подрасти, и потом я отдам ее тебе». Шелест ветвей становится громче, заполняет все золотистым гулом. И, уже просыпаясь, он слышит: «Я отдам ее тебе. Только береги ее, слышишь?..» Потом он еще не раз видел этот сон. Правда, голоса больше не слышал. Но зеленые глаза танцующей девочки с каждым разом все глубже врезались ему в душу. Пока не стали ее частью. Навсегда. Эта девчушка из сна стала для него самым близким и родным существом в жизни. Правда, других, по настоящему близких, у него и не было… У аристократической верхушки Терры, к которой принадлежали его родители, не было привычки подолгу находиться со своими чадами. Так что самыми ранними воспоминаниями Нефрита о детстве были сумрачные, пышно убранные покои огромного замка, вышколенные слуги и гувернеры, похожие на бесцветные тени, и бесконечные галереи, увешанные портретами предков. Предки все, как один, были мрачными и надменными. Они с сухим неодобрением взирали на растрепанного синеглазого мальчугана с коленками, перепачканными в траве и ржавчине. А он, в свою очередь, весьма непочтительно разглядывал их. Нет, Нефрит вовсе не считал свое детство несчастливым. Особенно, потом, когда познакомился со своими друзьями и узнал, как жестока была их судьба. Про Джеда и Зоя и вовсе говорить нечего… но и Куну с Эндом досталось. Кунсайт был совсем малышом, когда его в последний момент спасли из захваченного замка. Его отца тогда уже не было в живых, а мать… А мать осталась, чтобы задержать преследователей, насколько могла. Женщины Севера сражались не хуже своих мужей… Кунсайт потом так и не узнал, что с ней случилось. Его дом сожгли, и обугленные камни надежно скрыли свои тайны. Но Нефрит все же считал, что Лорду Льда в чем-то повезло больше других. По крайней мере, он точно знал, что мать любила его. И Эндимион, последний и единственный представитель древней правящей династии, чудом выживший в темной паутине дворцовых интриг и заговоров… Возможно, его спасло только то, что он оказался Хранителем. Спорить с волей планеты не осмелился никто. Выжить-то он выжил, но только вот доверие к людям утратил навсегда. Порой, глядя в его замкнутые темно-синие глаза (поговаривали, что он унаследовал их от матери, в венах которой текла кровь Древнего народа), Нефрит сомневался, а был ли их принц вообще когда-нибудь ребенком? Может, он так и родился с этим странным, древним, бездонным, как ночь, взглядом? Словом, Второй Лорд прекрасно понимал, что ему почти что повезло. Он не знал родительской любви, но и особых невзгод тоже не знал. Дети – великие философы, они многое принимают как должное. И поэтому он вовсе не чувствовал себя обделенным. У него было все, что нужно – огромный таинственный лес под стенами замка (куда ему, конечно же, строго запрещалось ходить, но разве запретами можно удержать упрямого мальчишку?), высокие ветхие башни, откуда так хорошо было видно звезды, и библиотека, где хранились старинные, баснословно дорогие книги с яркими миниатюрами (он называл их картинками). Помнится, потом Джедайт, приехав к нему на пару дней, зашел в эту библиотеку… и остался на полгода. М-да, кому что, как говорится… А еще у Нефрита была она – девочка из его снов. Она спасала его от одиночества, страхов, детского – а потом и взрослого - горя. Ее заповедный лес был его собственной сказочной страной, волшебным царством, куда не было доступа для боли и лжи. Там деревья походили на колонны храма, а воздух светился золотом… И зеленоглазая фея с медными браслетами на запястьях танцевала для него одного. И ждала – его одного. Ждала уже столько лет. …Уже потом, став взрослым и освоив искусство астролога, он попытался узнать, что означал этот сон. Но звезды говорили неохотно. Они ответили только на три вопроса, да и то ответили так… «Существует ли в этом мире та, которую я вижу во сне?» – спросил он тогда. …Она существует… «Встречу ли я ее?» …Она встретит тебя… «Как я узнаю ее?» И вот тут он уловил какое-то странное колебание… Он мог поклясться, что звезды смеялись! …Она узнает тебя. Ты не узнаешь ее… И вот как это понимать, спрашивается? Небесные сестры – капризные создания… И ему оставалось только ждать. Он хорошо умел ждать, но, Хаос все раздери, есть же всему пределы! Нефрит не был замкнутым по натуре. Он хотел любить. Он хотел получать и отдавать тепло. Но все, что было пока в его жизни – за исключением лучших друзей, – это восхищенно-расчетливые взгляды придворных красавиц, отшлифованное очарование, искусно сыгранные чувства… Проклятая внешность! Впрочем, со временем он научился пользоваться ею – как оружием и маской одновременно. Но его мечтой было встретить ту, которой нужен будет он, а не его маски. Ту, которая смеялась ему с зеленой поляны. …Кто ты, родная? Где ты? Есть ли ты вообще на свете?.. Ни на один из этих вопросов он не ждал ответа, когда отправлялся на Юпитер. Поездка была, что ни говори, любопытная (Джед потом неделю от него не отцепится), но сугубо деловая. От него требовалось установить политические и, если возможно, торговые контакты с богатейшей из Внутренних планет. Да и опасностей никаких звезды вроде бы не пророчили. Они вообще в этот раз были как-то уж очень странно молчаливы… Но, как бы то ни было, впереди ждал Юпитер. …Пятая Планета, или, как еще называли ее жители, Планета Гроз, поражала буквально всем. Начиная от размеров – Юпитер казался огромным, как Солнце – и заканчивая удивительным богатством природы. Четыре спутника размером почти что с Меркурий и что-то около шестидесяти мелких делали эту планету своего рода «государством в государстве». Юпитерианцы гордо шутили, что если, не приведи Небо, вся Система погибнет, то Юпитер наверняка останется. Что не было таким уж сильным преувеличением. Здесь, казалось, было все. И огромные леса до небес, и реки, и озера размером с небольшое море. Богатейшие залежи серебра и меди, а также полудрагоценных камней вроде яшмы, малахита и оникса. Острые языки говорили, что на Ганимеде ониксом только что дороги не мостят… Редчайшие сорта древесины и лекарственных трав. Прекраснейшая природа – один из четырех спутников, Ио, был объявлен заповедником. Но удивительнее всего был сам Юпитер. Огромная планета цвета огненного янтаря занимала все небо, разливая в пространстве мягкий оранжевый свет. От этого казалось, что вокруг постоянно стоит вечер. Ну, или утро… И весь мир был очень теплым… и немножко волшебным. Словом, тут было на что посмотреть. И (Нефрит внутренне улыбнулся) о чем рассказать Джеду. Главная дворцовая резиденция на Ганимеде казалась древней, как мир. Замок из дикого серого камня словно вырастал из скальной гряды, возвышающейся над лесом, подобно хребту спящего дракона. Пятна мха, напоминающего серебристо-зеленый бархат, полностью скрывали границу, где каменная кладка упиралась в тело старой горы. В этом краю огромных девственных лесов замок тоже был похож на лес – диковинный лес из камня. Гигантские контрфорсы фундамента, вонзающиеся в камень, были корнями, величественные стены и высокие башни – стволами, а яркие зеленые с золотом флаги на шпилях походили на экзотические цветы. Бесчисленные мосты, галереи и переходы прорезали весь горный хребет, и словно каменные лианы, исчезали в гуще деревьев. Нефрит очень пожалел, что он не художник. Это же даже не дворец. Это… настоящий город из камня! Да, они здесь, на Юпитере, все делают на века… Такой величественно-суровый снаружи, изнутри замок был совершенно иным. Он чем-то напоминал драгоценный ларец, украшенный со всевозможной пышностью. Только в отличие от мрачновато-строгой элегантности Терры и мерцающего, бесплотного изящества Луны здесь все было каким-то… уютным, что ли… Да, именно уютным, лучше и не скажешь. Резные потолочные балки с инкрустацией из меди и оникса, полы, выложенные яшмовыми плитками – не зеркальными, а слегка шероховатыми, чтобы ноги не скользили, – частые узорные переплеты высоких окон, панели из деревянного кружева со вставками из золота и малахита… И гобелены, знаменитые гобелены Юпитера, расшитые традиционными узорами трав и листьев. Повсюду, куда ни глянь, были золототканая парча, бархат, дорогое дерево, благородный камень. Но все это невероятное богатство странным образом не бросалось в глаза. Все казалось таким… естественным, домашне-теплым. Правильным. И совершенно не подавляло. Этот дворец явно строили не для того, чтобы подчеркнуть могущество и власть, а чтобы просто в нем жить. И радоваться. Мудрые, должно быть, люди, эти юпитерианцы… Однако, мудрость мудростью, а дела делать надо. Зал для переговоров отличался все той же уютной роскошью, что и все прочие помещения во дворце. Разве что обстановка была чуть более строгой и сдержанной. Красное дерево, полированный агат, серебро. Изысканно. Располагающе. …Через пять часов изнурительных переговоров Нефрит готов был лезть от этой изысканности на стенку. Да-да, вот прямо на ту, художественно инкрустированную пейзажной яшмой. И плевать, что полированная, сейчас он даже на ледяной торос залезет! Только бы завершить, наконец, все это и пойти спать. Куда угодно, хоть на конюшню! Хотя бы на пару часов, Светлые Небеса… Внешний вид Второго Лорда, однако, не выдавал этих жестоких душевных терзаний. Как всегда, блестящий, приветливый, с мягкой полуулыбкой и непроницаемыми синими глазами, он искусно плел нить тонкой дипломатической беседы. Изящное, подобное танцу балансирование на паутинной грани между откровенностью и намеком, между безопасностью и выгодой, между победой и компромиссом… Это была его любимая игра. Игра, в которой уже много лет его не мог превзойти никто. …И вот еще пара слов. Пара улыбок. Настойчивый взгляд… Ну, это наконец все?.. – …Мы весьма благодарны вам за столь содержательную беседу, милорд Нефрит… …Да-да. А уж как мы-то благодарны, словами не выразить. Особенно за то, что закругляемся… – …Смеем надеяться, что основные договоренности между нашими планетами благополучно заключены… …Ага, и мы тоже смеем надеяться, что сейчас, наконец, сможем отдохнуть… – Просим вас передать Его Королевскому Высочеству наши поздравления в связи с одержанной победой, а также самые искренние пожелания долгого и благополучного правления… …Передадим, разумеется. Конечно, если у нашего Высочества хватит терпения всю эту лапшу до конца выслушать… – В следующий раз ожидаем вас с официальным праздничным визитом… …Ох, а я-то как ожидаю… Так, не забыть улыбнуться… ожидаю, когда эта дипломатическая тянучка закончится… Нет, грубить нельзя, вельможа человек пожилой, почтенный. Вместе с нами тут пять часов промариновался – и хоть бы хны. Да, вот что значит старая школа!.. – …кроме одной детали. Что? Какой детали? Он что-то прослушал? – Ее Высочество должна одобрить все достигнутые нами договоренности. Таков обычай. …!!!.. …Нет, Энд ему за эту поездку еще ответит!.. – Это не займет много времени. Через четверть часа леди Литана примет вас в Малахитовом Зале. Это поблизости, я вас провожу. …Нет, еще немного, и его останется проводить только в могилу! А что?.. Там, по крайней мере, тихо, спокойно… Малахитовый Зал был небольшим, сводчатым и прохладным. И… завораживающим. Тысячи крошечных пластинок зеленого камня, облицовывающих пол, потолок и стены, были подобраны так искусно, что казалось, что комната переливается, словно живая. Создавалось впечатление, будто находишься внутри гигантского изумруда. Зал перегораживала тончайшая, в паутинку, голубоватая занавесь. Искрящийся венерианский шелк – простой, без узоров… Да, здесь знают толк в красоте. Никакие драгоценности этой комнате не нужны. Она и так совершенна. Но совершенство совершенством, а усталость все сильнее давала себя знать. А вместе с ней и легкая тревога. – Милорд Нефрит… – нерешительно прокашлялся один из членов земной делегации. – Как думаете, могут возникнуть проблемы?.. Второй Лорд задумался. Он знал, что власть и титулы принцесс Внутренних планет носили скорее священный, чем политический характер. Они, разумеется, участвовали в управлении, но не принимали единоличных решений. На Меркурии существовала демократическая республика, на Венере во главе стоял Совет старейшин, на Марсе – объединенный совет кланов, да и то только во время войн, а на Юпитере, судя по его сведениям, реальная власть находилась в руках представителей крупнейших торговых синдикатов. Они же были аристократией планеты. – Да нет, вряд ли… – покачал, наконец, головой он. – Ну, посмотрит на нас девочка, скажет пару вежливых слов. Она не решает всего. – Принцесса очень юна, – с сомнением покачал головой придворный. – Я слышал, ей всего шестнадцать. Строптивый возраст… Нефрит длинно вздохнул. Усталость и обилие впечатлений от долгого дня соединились с досадой из-за нежданной задержки, и поэтому стальная воля Второго Лорда дала сбой. – Шестнадцать!.. – фыркнул он. – Да что такая зеленая девчонка понимает в управлении государством! Ну, поиграет с нами в принцессу несколько минут, и все. А если нет… – А если нет, то уж вы, милорд, сумеете ее убедить, – понимающе ухмыльнулся его собеседник. За мерцающей занавесью что-то едва слышно зашуршало. И снова стало совершенно тихо. Им оставалось ждать еще десять минут. …Зеленая девчонка!!! Лита неслась по внутреннему коридору с такой скоростью, что волосы трепались где-то за спиной, будто хотели совсем оторваться. Ну и пусть их отрываются насовсем… Она была обижена так, как никогда в жизни. «Зеленая девчонка»! Она что, виновата, что ей всего шестнадцать?! Она что, виновата, что она принцесса? Она, что ли, придумывала все эти треклятые обычаи?! «Поиграет в принцессу»!.. Эгоистичный самоуверенный надутый индюк! Она, между прочим, тоже совершенно не хочет с ним встречаться! Но она прекрасно сознает свой долг и знает правила вежливости… в отличие от некоторых! В боку закололо. Лита остановилась, прижалась лбом к резной раме, закрыла глаза. Ладони машинально скользили по гладким деревянным завитушкам знакомого с детства узора. Теплая медовая поверхность ласкала кожу, успокаивала. Она несколько раз глубоко вздохнула, зарылась пальцами в волосы и встряхнула ими. И чего она так раскипятилась, в конце-то концов?.. Ведь ей действительно только шестнадцать… Она оглядела себя. Сегодня утром, вернувшись с Луны, она сразу же направилась в свой любимый лес. И сейчас вид у нее был, мягко говоря… Спутанные каштановые локоны, льняное платье, местами порванное и перепачканное травой, босые ноги с прилипшими листиками. Да еще и ветки в волосах застряли… Вот уж действительно – зеленая девчонка… И Лита рассмеялась. А потом отлепилась от деревянной рамы и решительно направилась в свои покои. У нее оставалось еще целых восемь минут, и их следовало использовать наилучшим образом. Значит, зеленая девчонка? Значит, поиграет в принцессу? Ну что ж, она поиграет. Вы сами этого захотели, милорд! …Пятнадцать минут истекло. Шестнадцатая была на исходе. Семнадцатая грозила вот-вот начаться. А у Нефрита вот-вот грозила начаться тихая истерика. Этот день вообще когда-нибудь закончится или нет?! Он перенес долгое путешествие – телепорт через две планеты это вам не шутка! – провел сложнейшие переговоры, заключил важнейшее дипломатическое соглашение – и все это для того, чтобы под конец увязнуть в капризах венценосной девчонки, которая теперь три часа будет выбирать себе платье! Это уже безобразие, в конце кон… – Прошу прощения, что заставила себя ждать, милорды. И мерцающая ткань распахнулась.