Потерянный на дорогах жизни

– Какаши? Он был пойман – заключён в водоворот песка. Руки и ноги – совершенно бесполезные – налились неподъёмной тяжестью. Переломанные пальцы исступленно пытались ухватиться хоть за что-нибудь. Бесполезно. Он стремительно тонул. Давление нарастало с каждой проходящей секундой; дробились и ломались кости. Их сухой треск перекрывал неумолчную шелестящую песнь неторопливо скользящих песчинок. Не было больше воздуха – лишь песок, один песок, проникающий в рот, забирающийся в лёгкие. Задыхаясь, он подумал: он не… – Хатаке Какаши! Дыши! Кто-то тряс его. Очень сильно. Если кто-то тряс его, то, вероятно, он на самом деле не был погружён в песок. Он попытался вдохнуть. Воздух. Вокруг был драгоценный воздух, целое море. Какаши распахнул глаза. Он судорожно втянул этот воздух в себя; глотал, давясь, пока не поверил, что и впрямь не умирает. Какаши попытался пошевелиться, но обнаружил, что у него ничего не получается – спиной он лежал на мягком, и что-то крепко удерживало его на месте. И ещё была боль. Много боли. Однако Какаши знал, как отрешиться от мучений тела так, чтобы они его больше не беспокоили. – Какаши? Ты слышишь меня? Перед его взглядом мелькнула чья-то голова – женщина со светлой кожей, карими глазами и соломенными волосами, которые расходились на лбу, открывая метку в форме кристалла. Какаши моргнул в замешательстве. Это было очень красивое лицо – и он определённо должен был его узнать. Карие глаза приблизились и сощурились. Без предупреждения в лицо Какаши ударил слепящий искусственный свет. Виски тут же отозвались вспышкой боли. – Проклятье, – прорычала женщина. – Так бы и отдубасила тебя, чтобы живого места не осталось! Ты мне нужен там, а не здесь! Цунаде. Вот как её звали. Хокаге – вот кто она такая. – Пятая хокаге, – хотел было сказать Какаши, но вышел только хриплый шёпот, а потом он зашёлся в кашле, который всё никак не хотел униматься. Хокаге исчезла, а потом появилась вновь. Рука приподняла голову Какаши, губ коснулся стакан. Не вода – лекарство. Он скривился от отвращения, когда горечь залила рот, но решил не выплёвывать – в конце концов, Цунаде выглядела уже и так достаточно взбешённой, недалеко и до исполнения угрозы. – Почему… я закован? – сумел выдавить из себя Какаши, когда прохладная влага чуть успокоила боль в горле. – Ха! Ты был в их руках три дня! Три! – провозгласила Цунаде. – Мы, естественно, должны убедиться, что ты не скомпрометирован. Какаши снова оторопело моргнул. О чём эта женщина вообще говорит? – Что ты узнал? – спросила она, в нетерпении наклонившись к нему так, что её пышный бюст почти вывалился в вырез. Какаши хотелось и проследить взглядом за колыхающимися пикантными округлостями, и закрыть глаза. Он был совершенно сбит с толку. Что происходит? Он совершенно, абсолютно не помнил, как оказался здесь. – Я… – Какаши вдруг понял, что потолок ему что-то смутно напоминает, и воспоминания эти далеки от утешительных. – Да? – поторопила его Цунаде. – Ты узнал, как нам победить их? Победить кого? Какаши осторожно потянул мощные запечатывающие цепи, обвивающие его руки и ноги. Бесполезно. Он не мог пошевелить и пальцем – чакра совершенно исчерпалась, лишь слабые отголоски сил ещё трепыхались где-то внутри. – Я… никак не могу вспомнить, – наконец, признался Какаши. Это было плохо? Да, определённо. Он зажмурился и мотнул головой, пытаясь подстегнуть воспоминания, но у него только сильнее заломило виски. Ничего. Только смутное ощущение… опасности. Краха. Чувство… что он должен быть рад, что ничего не помнит. – Проклятье, – прошипела Цунаде и разразилась таким потоком брани, что уши Какаши заполыхали. – Ты идиот, – процедила она, когда, наконец, исчерпала запас красноречия. – Я сказала тебе не переусердствовать. Неужели? – Ну, я имела это в виду, – проговорила Цунаде уже самой себе. – Почему мужчины всегда такие безответственные? Она сделала ударение на последнем слове, и оно приобрело какой-то оскорбительный оттенок. – Госпожа Цунаде, – начал Какаши, – что… – Ты остаёшься здесь, пока мы не поймём, что с тобой происходит! – она ткнула пальцем ему в ноющую грудь. Какаши поморщился. – Я могу дать тебе максимум три дня, а потом ты мне нужен на миссиях. Он кивнул с облегчением. На миссиях… Да, вот, где его место. Цунаде принялась пихать его и толкать пальцами – по всей видимости, всё это должно было помочь ей понять, что именно с Какаши не так. Какие-то тычки помогли унять боль, какие-то – лишь усугубили её. – В любом случае, чья это была идея – послать этого старика на миссию?.. – зло бормотала она. – Ах да… Моя! Из-за того, что кое-кто может похвастаться тем, что у него в кармане сто девяносто семь миссий D-ранга, сто девяносто – С, четыреста четырнадцать – В, двести девяносто восемь – А и семьдесят пять – S. Ну почему все остальные поженились, получили ранения или умерли… Чёрт! Цунаде снова принялась изобретательно ругаться. Старик? Какаши сжал губы – губы, не закрытые маской. Это было даже хуже, чем вдруг оказаться перед ней нагишом. – Не могли бы вы вернуть маску на место, – проговорил он как мог вежливо, учитывая пульсирующую боль в голове, боль во всём теле и поднимающееся раздражение. Цунаде прекратила бормотать и пристально посмотрела на него. – Серьёзно? И лишить Коноху такого симпатичного личика? Какаши свирепо глянул на неё в ответ. У него и в мыслях не было объясняться. – Хорошо, – вздохнула Цунаде и потянула маску, лежавшую складками под его подбородком, вверх. Снова вздохнула. – Как только ты сможешь стоять, я позову Ямато для допроса. Чьего допроса?.. Через полчаса замешательство Какаши возросло десятикратно, когда он понял, что допрос был для него. А когда он разглядел решётки, прошёл по узкому петляющему коридору, полному ловушек для глупцов, надеющихся спастись, – он догадался. Какаши оказался на секретном объекте госпиталя Конохи. Глубоко под землёй. Именно сюда члены Анбу приводили раненых элитных заключённых, которым не удалось убить себя перед поимкой, – для пыток и допросов. Никто из них больше не увидел дневного света.

***

Перешёптывания страшно раздражали; ещё больше выводило из себя то, что именно эти двое говорили, и, кроме того, их уверенность, что Какаши ничего не слышит. – Это протокол, – шипела Цунаде, – мы не можем делать исключений. – Я отказываюсь пытать его, – напирал Ямато. – Они уже постарались на славу. Найдите кого-нибудь другого. – Нет больше никого, кого я могла бы допустить к нему! Ты и сам прекрасно знаешь, как мало у нас осталось опытных ниндзя после войны. Меньше, чем когда-либо прежде… Людям нужно заводить больше детей! – недовольно припечатала Цунаде. – Да, госпожа хокаге, – извиняющимся тоном проговорил Ямато, пытаясь чуть остудить её легко разгорающийся гнев, ставший уже притчей во языцех. – Приношу свои извинения, но при всём уважении пытать я его не буду. Я не могу. Это всё равно не вернёт потерянные воспоминания, так в чём тогда смысл? Послышалось шарканье ног, потом – бам! – грохот, будто кто-то с силой пнул стул. Какаши страшно клонило в сон, он невероятно вымотался. Запечатывающие цепи становились всё тяжелее и тяжелее с каждой минутой. Ему просто хотелось забыть… всё. – Я хочу спать, – громко сказал Какаши. Ещё больше ему хотелось остаться в одиночестве. – Прости, – рядом мгновенно оказался Ямато. – Тебе и правда необходимо отдохнуть. – Ну и кто здесь врач? – фыркнула Цунаде, но тоже подошла ближе. Мягкость, с которой она смотрела на Какаши, почти напугала его – неужели он настолько плох? Или хокаге просто решила избавиться от него и теперь испытывала сентиментальные чувства по этому поводу? – Можете пытать меня, – пробормотал Какаши. Его глаза неумолимо слипались. – Я не против. Он, в конце концов, был натренирован противостоять пыткам, так ведь? Никто и никогда не сломит его. Даже кто-то столь квалифицированный, как Ямато. – У меня идея, – медленно проговорила Цунаде так тихо, что Какаши едва разобрал её слова. Оба, она и Ямато, решили попросту игнорировать его. – Нам не придётся нарушать протокол. – Неужели? – откликнулся Ямато, явно заинтригованный. – Да. И мы сможем добиться сразу двух целей. Убедись, что он не перешёл на вражескую сторону и не имеет преступных умыслов, имей в виду, он должен помнить достаточно, но не слишком много. Голоса стали удаляться – должно быть, собеседники всё же решили оставить Какаши в покое. Однако, несмотря на усталость, проникавшую, казалось, в самые его кости, и горячее желание поскорее уснуть или хотя бы погрузиться в беспамятство, сон никак не шёл. Что-то металось в его голове, словно крыса, угодившая в клетку, мелькали слова и образы – слишком стремительно, чтобы он сумел их понять или узнать. Совсем недавно, сидя в цепях перед своим боевым товарищем Ямато в комнате для допросов, Какаши испугался, что в какой-то момент сорвался и потерял рассудок – как многие и многие члены их команд в прошлом. Цунаде заверила его, что это не так, что Какаши просто был серьёзно ранен на миссии. И всё же он не был уверен – и сомневался до сих пор. – Почему… я очень чётко помню какие-то вещи, а другие не помню вовсе? – спросил он тогда. Эти слова послужили спусковым крючком для долгой и изматывающей череды вопросов о воспоминаниях. Хатаке Какаши. Джонин деревни Скрытого Листа. Командир отряда Анбу. Мастер всех трёх основных искусств ниндзя, знаток пяти Природных Преобразований и преобразований Инь и Ян, который, вероятно, знал больше ниндзюцу, чем кто бы то ни было, из-за… из-за… Чувство, которое охватило Какаши в этот момент, в равных долях совмещало в себе шок и неверие. Похоже, он сошёл с ума. Или всё происходящее просто дурной сон? – Где?.. – Какаши не мог заставить себя произнести это вслух. Оба его глаза были открыты, оба видели нормально. И не было больше красной завесы, застилающей левый глаз, ярких потоков чакры и стремительного потока информации. Всё исчезло. Он потерял Шаринган. Его забрали – вот что сказал Ямато терпеливым и мягким тоном, каким сообщают о смерти близкого человека. Какаши не был уверен, что может сейчас справиться с такими новостями. Может быть, не сможет справиться никогда. Но что ещё сильнее потрясло его, так это то, что прошли годы с тех пор, как Наруто Узумаки восстановил его глаз при помощи Преобразования Инь и Ян. Годы! Крыса металась в голове Какаши, металась, металась, металась. Что с ним случилось? Страшась безумия, отчаянно хватаясь за все признаки того, что просто был ранен, Какаши застыл в полусне – слишком истощённый, чтобы бодрствовать, слишком взбудораженный, чтобы уснуть. Наконец, дрёму нарушили звуки – кто-то вошёл в комнату и сел на стул возле двери. Тихий шелест шагов и одежды заставил Какаши полностью проснуться, словно бы тело и радо было избавиться от муторного полусна. Он попытался приподнять голову, но не смог – всё из-за цепей, которыми его увешала Цунаде. – Кто здесь? – спросил Какаши. Только знание, что это место невероятно хорошо защищено, спасало от ощущения опасности в его совершенно беспомощном положении. – Какаши-сенсей? – проговорил женский голос чуть робко. – Какаши-сенсей! – прозвучало уже ближе и с нотками искренней радости. Перед ним появились розовые волосы, зелёные глаза, метка-кристалл на лбу, улыбка, способная затмить солнце, от которой Какаши словно бы весь согрелся. – Сакура? Он смотрел на неё во все глаза, и отступившие было шок и неверие захлестнули его вновь. Почему она выглядела так?.. Какаши моргнул. Сакура больше не была девочкой-подростком, она превратилась в женщину – и весьма привлекательную. Когда… это произошло? Сакура схватила его руку и сжала, не переставая широко улыбаться, но чем дольше Какаши смотрел на неё, тем более блёклой и слабой становилась эта улыбка, пока не превратилась в хмурую и задумчивую гримасу. Ему было жаль этой солнечной улыбки, но что он мог сделать, чтобы вернуть её? – Ты выглядишь… – пробормотал Какаши и замолчал, решив: раз уж он уже стал запинаться, пытаясь сформулировать, что хочет сказать, то лучше и вовсе ничего не говорить. – Какаши-сенсей, я так рада видеть вас, – проговорила Сакура. – Где вы были? После войны я не раз пыталась вас найти, но вы как в воду канули. Она прикусила губу, когда Какаши продолжил молча глядеть на неё. – И правда, хокаге Цунаде приказала не докучать вам расспросами. – Почему ты… – он сделал неопределённый жест, охватывающий всю комнату. – Я здесь, чтобы помочь вам выздороветь как можно быстрее, – ответила Сакура, указывая на символ, вышитый на её красном платье. «Врач», – вот что он значил. Знак ниндзя-медиков Конохи. Ну конечно же. Целитель. Ей это очень подходило. Но… Какаши это и так знал, не так ли. Он прикрыл глаза, переживая приступ головокружения и дурноты. Они сказали, что прошли годы, но ему, лишь недавно проснувшемуся с двумя здоровыми глазами, требовалось время, чтобы прийти в себя. – Хотите сесть, сенсей? Какаши кивнул. Он хотел сесть, а потом встать, уйти подальше и покончить уже со всем этим. После того, как вспомнит «всё это». Ладонь Сакуры отпустила его, затем Какаши мягко толкнула чужая чакра, а рука протиснулась ему под плечи. Стыдясь своей слабости, он приподнялся, собрав остатки сил. Сакура откуда-то достала подушки и, взбив их, пристроила Какаши под спину. – Вот так! – снова улыбнулась она. Выходит, она ослабила цепи, которыми его увешала Цунаде, подумал Какаши, сжимая и разжимая пальцы и поводя плечами. Возможность двигаться определённо сделала его положение куда более терпимым. – Цунаде по-прежнему тренирует тебя? – спросил Какаши и вновь принялся разглядывать взрослую женщину перед собой, будто увидел что-то удивительное. – Нет, – немного застенчиво ответила Сакура. – Она утверждает, что ей больше нечему учить меня. – Ты отлично справилась, Сакура, – проговорил Какаши. Он был счастлив, что она сумела найти своё место в жизни. И горд. Хотя и сомневался, что имеет к этому хоть какое-то отношение. В конце концов, Сакура всегда ненавидела то, чему он мог научить её, – она не хотела убивать. – Сенсей, но где вы были? – снова принялась расспрашивать она, порозовев от похвалы. – Я очень волновалась. И я… я очень хотела, чтобы вы присутствовали на нашей свадьбе. О чём она? Брови Какаши сами собой поползли вверх. – Ты замужем?.. Ну, конечно, замужем. Любой человек в здравом уме женится и заводит семью. Конохе были нужны дети – и чем больше, тем лучше. Сакура кивнула, не сводя с него взгляда, в котором читалось ожидание. – Мои поздравления? – сказал Какаши, потому что ведь именно это обычно говорили в подобных случаях. – Это Саске, сенсей, – добавила Сакура, очевидно, ожидая более яркой реакции. Какаши кивнул, ощущая необъяснимое раздражение, что столь яркая и талантливая женщина не сумела пережить своё детское увлечение, вновь и вновь привязывая себя к этому человеку после всего, что он натворил… Какаши заставил себя улыбнуться. Какое ему дело? Саске Учиха был одним из сильнейших из ныне живущих шиноби, последний потомок рода, принёсшего Конохе громкую славу – и неизбывное страдание. – Как он? – спросил он, на корню задавив желание сказать что-то другое. – О, замечательно! – просияла Сакура. Какое-то напряжение проскользнуло в её голосе, но Какаши, уважая её нежелание делиться личным, предпочёл этого не заметить. – Мне жаль, что я пропустил твою свадьбу, – добавил он. Ложь, но этого от него и ожидали, не так ли? Какаши ненавидел все эти социальные ухищрения. Сакура пожала плечами, а затем отступила назад и окинула его взглядом. – Вы выглядите всё так же. Почти, – она указала на его левый глаз, и он невольно прикрыл его рукой. Сакура рассмеялась. – Мне придётся привыкнуть, что у вас теперь видно оба глаза. Мне тоже, печально подумал Какаши, опуская руку. Без Шарингана мир вокруг выглядел по-другому, но, в конце концов, тот никогда и не был его собственным. Сакура продолжала его разглядывать. Какаши стало немного неуютно под её изучающим взглядом. Он вдруг осознал, как мало на нём одежды: только футболка без рукавов, какие носили в Анбу, какие-то штаны. Маска, к счастью, была на месте. – Сенсей… – начала Сакура и запнулась. Какаши вопросительно поднял брови. – Ваша… татуировка. Он опустил глаза. Вот она – на его плече. Красное пламя, выбитое специальными чернилами, словно бы испускающими потустороннее свечение, – знак для посвящённых и предупреждение для незнающих. Очевидно, теперь для Сакуры нет секретов, чем он занимался все эти годы, – в конце концов, они повстречались на засекреченном объекте Анбу. Какаши не сказал ни слова, просто ждал, расскажет ли она, отчего этот вопрос. Что ей открыла Цунаде? Сакура словно бы тоже ждала. Объяснений? Если она хотя бы догадывалась, что означала татуировка, она должна была понимать: для Какаши ответ будет означать нарушение правил – правил, которыми он жил и которые определяли его смерть. – У тела есть пределы, – наконец немного рассерженно проговорила Сакура. Какаши кивнул. Что правда, то правда, и он прекрасно знал пределы своего тела – и ещё, что их можно преодолеть. Как бы ни была юность сильна и подвижна, у неё не было его выносливости и опыта. – Я совершенно справедливо беспокоилась о вас, – нахмурилась Сакура. – Вам тоже стоило обосноваться в Конохе. Сенсей, нет никакой пользы от мертвеца. – Я и не мёртв, – ответил Какаши с улыбкой. На самом деле, избавленный от тяжести цепей и способный двигаться, он с каждой минутой чувствовал себя лучше. И уже проголодался. – Но могли бы быть, – зло одёрнула его Сакура. – Я читала ваше досье. Что ж, тогда она знала больше него. Сакура больше ничего не сказала, и Какаши, привычный к таким лекциям, пожал плечами. Вокруг него всегда находились люди, недовольные жизнью, которую он вёл, но Какаши ни о чём не жалел. Он был нужен своей деревне и отдал бы последнее, делая то, что умел лучше всего. Убивая людей. Убивая, чтобы его люди жили, заводили семьи и рожали детей. Живот громко заурчал, нарушая напряжённую тишину. – Ох, вы проголодались, сенсей! Простите. – В этом нет твоей вины, – проговорил Какаши, мимолётно задавшись вопросом, зачем вообще к нему приставили профессионального врача вместо обыкновенной медсестры. Возможно, боялись, несмотря на его почти полное истощение. Сакура метнулась к двери, где у стены были пристроены две сумки и рюкзак, будто она собиралась отправиться куда-то разбивать лагерь. Послышался стук, возня, и она появилась вновь – с двумя контейнерами в руках. – Я подумала, что вряд ли вам понравится больничная еда, так что я принесла вот это. В одном оказались суп мисо и белый рис – Сакура их тут же разогрела своей чакрой, а во втором – овощи, сырые и жареные. Еда пахла и выглядела так, что живот сводило от голода. – Это ты приготовила? – спросил Какаши, которого несколько ошеломил такой щедрый жест. – Да, – просто ответила Сакура, расставляя контейнеры и столовые приборы перед ним на подносе. – У меня не было рыбы, и я не успела… – Этого более, чем достаточно, – прервал её Какаши. – Спасибо. Сакура деликатно отвернулась, и он, стянув маску, принялся за еду – поначалу неторопливо, а потом всё быстрее и быстрее, по мере того, как голод брал своё. Еда оказалась вкусной и закончилась до обидного скоро. Наконец, Какаши, вздохнув удовлетворённо, вернул маску на место и откинулся на подушки. – Мне нужно было принести больше, – повернувшись к нему, Сакура с сожалением заглянула в опустевшую посуду. Какаши фыркнул от смеха. – Я более, чем уверен, что в списке твоих обязанностей не значится «Кормить своего бывшего сенсея». Не переживай. – Но я принесла кое-что другое, – отсмеявшись над его ответом, довольно воскликнула Сакура. – У нас появилась новая кофейня. Очереди поражают воображение, но я всё же сумела добыть нам два стакана кофе. Кофе? То, что нужно. Новая возня в сумках – и перед ним появился кофе в термокружке. Невероятная чуткость и забота. – Я очень рада видеть вас, сенсей, – проговорила Сакура. – Я тоже рад видеть тебя, – поддавшись внезапному порыву, ответил Какаши. Всего лишь вежливые слова, которые ожидают услышать, – и всё же в них была правда, вдруг пришло к нему понимание. Он был рад. Присутствие Сакуры словно бы осветило эту мрачную тюремную камеру. Какаши отвернулся и отхлебнул ароматного напитка, то и дело украдкой бросая на неё взгляды. Годы. Прошли годы. Годы, за которые раздражающая девчонка превратилась в умную и знающую женщину, за которые он потерял самую главную свою ценность – Шаринган. За которые… наверняка произошло что-то ещё. Почему же он ничего не помнил? Или, скорее, что же его разум так старательно закрывает от него? – Спасибо, – тихо проговорил Какаши, глядя, как очаровательно лицо Сакуры сияет в ответ на его благодарность. Почему-то её присутствие нисколько не стесняло его. В конце концов, оказывается, Цунаде и впрямь неплохо его знала.