Ради улыбки

— Дядюшка Хуэй! Дядюшка Хуэй! Откройте, пожалуйста! — Кого там бесы пригнали среди ночи… А, это ты, Мэн Яо! — скрипучий голос престарелого аптекаря наполнился, вдобавок к недовольству, нескрываемым презрением. — Что за спешка? Рожает, что ль, кто? — Да кому рожать-то у меня? — удивился Мэн Яо и тотчас подумал, что, быть может, безопаснее было бы сказать, что да, захворала одна из былых сестриц матери. Но это легко проверить — а дядюшка Хуэй при всей стариковской неповоротливости сплетником был тем еще. — Нет, дядюшка, простите за беспокойство, а только спина у меня болит все злее, а от стола не разогнуться до послезавтра, заказ сложный. Мне б чего от боли посильнее и от поясницы, пока ходить еще могу. Пожалуйста, дядюшка Хуэй. У меня деньги-то есть, вы ж знаете. А если слягу, вот тогда все, не будет денег… Аптекарь скривился, но дверь распахнул: так уж и быть, заходи, мол. Мэн Яо придержал облегченный вздох и скользнул в темную комнатушку, наполненную запахом трав так, что сходу засвербило в носу. — От боли, говоришь, — бормотал дядюшка Хуэй, громыхая ящичками исполинского, во всю стену, шкафа при свете тусклого фонаря. — Так тебе ж еще надо, небось, чтобы разум не туманило… вот сразу приходить надо, а не когда припрет! — Думал, молодой еще, обойдется, — повинился Мэн Яо, не отрывая взгляда от четко выписанных иероглифов на ярлыках ящичков. До сих пор эта сторона шкафа его не интересовала: он приходил в аптеку редко и за совсем другими снадобьями. — Молодой, молодой… все вы так, а потом глядь, молодость-то тю-тю, а болячки вот они! Дядюшка развернулся и горделиво выпрямился: — Ежели смолоду здоровье беречь, вот тогда как я будешь! На седьмом-то десятке! А? По правде сказать, на все свои шестьдесят с небольшим аптекарь и выглядел, а заботливо отпущенная, как подобает ученому мужу, бородка и вовсе добавляла ему возраста, но Мэн Яо завистливо прищелкнул языком: — Вам, дядюшка, и полувека не дашь! — Да прям уж, — одобрительно укорил его дядюшка Хуэй и, явно поддавшись на лесть, махнул рукой: — Обожди, принесу кое-чего из свежих запасов. Стоило аптекарю скрыться в задней комнате и завозиться там, как Мэн Яо кинулся к шкафу. Прежде и он, и другие при нем покупали средства из левой верхней части. Всего раза три, более чем достаточно, чтобы запомнить расположение… — Что это тебя скрючило? — нахмурился аптекарь, выбравшись из задней комнаты и видя, как покупатель согнулся, опираясь о край стола. — Да больно прямо стоять-то! Дядюшка Хуэй недовольно фыркнул. — Вот перетрудился-то! Хорошо заплатить посулили? — Вот, задаток дали… При виде серебряной монеты у аптекаря вытянулось лицо, а Мэн Яо мысленно поблагодарил его за удачный вопрос. — Ну, ясно тогда, чего ты себя не жалеешь. Тут бы и поприличней тебя люди жилы рвали… На вот пилюль, иди домой и выпей сразу две с горячей водой, а потом каждые две стражи по одной. А этот порошок с утра, до еды. И теплый камень к пояснице прикладывай. Стой, куда! Сдача с меня. Вот она, молодость… другим деньги считаешь, а свои без счету сыплешь… Выбравшись из аптеки, Мэн Яо проковылял до поворота, прижав одну руку к животу, другую — к пояснице; а затем пустился бегом по ночной улице, стараясь держаться той стороны, где у питейных заведений горели фонари. Так было безопаснее, чем в темноте. Второпях засунутые за пазуху пакетики будто жгли кожу. Мэн Яо воровал впервые в жизни. И дело было даже не в деньгах, он нашел бы чем расплатиться, но — купи он сейчас снадобья от кровотечения и лихорадки, и уже наутро об этом знал бы весь квартал. И не было бы тогда никакого смысла прятать и лечить заклинателя в бело-голубом, который еще даже имени своего не мог назвать — но, пока был в сознании, улыбался Мэн Яо так, что сердце едва не выпрыгивало из груди от восторга. Ради этой улыбки Мэн Яо готов был не только красть лекарства. Ради нее он, наверно, и убил бы. Хорошо, что пока не понадобилось.