Я не могу его найти

Их прогулка была слишком долгой из-за гнетущего молчания, но все же слишком-слишком короткой для него. Одо понял это в тот момент, когда Кира слабо ему улыбнулась, заключила в объятия на несколько мгновений и скрылась за дверью своей каюты. Метаморф направился дальше по коридору. Восторг от возвращения способностей прошел невероятно быстро, сменившись непониманием собственных ощущений и чувств. Мысли, ранее занятые разговорами с Баширом, Моро, теплым прикосновением руки Нерис, неизбежно вернулись к событию, которое произошло всего лишь сутки назад. Осознание медленно и неумолимо захватывало его разум. Одо вдруг резко поднял взгляд, ища хоть что-то, что могло бы его отвлечь. Конечно, где-то на задворках его сознания равнодушный, вечно правый и беспристрастный голос шептал, что избегать проблемы глупо и бессмысленно, но констебль попросту не был готов остаться один. Возможно Кварк? Их последний разговор, кажется, был весьма приятным… Оборотень поморщился, вновь заставляя себя не задумываться о причине их прошлой встречи. И все же может быть они смогли бы сейчас обсудить что-то другое? Поспорить, как обычно? Констебль покачал головой, хмурясь самому себе. Конечно нет, ференги уже давно закрыл бар и ушел к себе. Метаморф по привычке вздохнул, но быстро вспомнил, что теперь в этом не было смысла, как и не было смысла в его прогулке, и в разговорах, и в объятиях… Кажется, никто и ничто уже его не отвлечёт, не спасёт. Одо развернулся и направился к себе, бессмысленно считая одинаково-серые панели, сменявшиеся под ногами. Хозяин бара воздохнул, разглядывая стакан в своей руке, протёртый уже, кажется, сотню раз. По какой-то причине ференги ждал, что Констебль зайдёт сегодня, может как обычно, накинется с очередными обвинениями, утащит в свой офис или даже камеру — хоть как-то покажет, что в порядке. Однако, похоже, что ждал Кварк напрасно, да и как его «враг» мог быть в порядке… Слухи на станции разносятся быстро и, разумеется, бармен знал, что произошло — ребёнок умер. Кто-то говорил о том, что видел, как оборотень вернул свои способности к превращению, что в тот момент казалось такой мелочью. Ференги даже не придал значения этим словам, особенно после того, как услышал первую новость… Прямо после того, как оборотень сидел в его баре, разделил с ним напиток и был так нелепо и искренне счастлив, прямо после этого Одо потерял своего ребёнка. Кварк поморщился, силясь скрыть беспокойство, словно кто-то мог за ним наблюдать. Решив, наконец, что сидеть тут больше смысла не было, он поставил стакан за стойку и покинул свое собственное заведение. Придя домой, ференги принялся было переодеваться, но снял лишь пиджак, а после, разозлившись на себя, швырнул дорогой предмет одежды на кровать и сам плюхнулся рядом. Почему он так волнуется?! Хозяин бара потянулся за планшетом — возможно пересчет доходов поможет ему расслабиться. Еще через какое-то время он вдруг услышал над собой звук раскрывающихся и закрывающихся дверей. Одо вернулся домой. Практически тут же отложив отчеты, Кварк вскочил на ноги и, замерев всего на пару мгновений, решительно направился к каюте шефа службы безопасности. Он чувствовал, что должен проверить его, хотя, если бы кто-то в данный момент спросил «почему», едва ли бармен смог дать вразумительный ответ. Добравшись до места назначения Кварк с излишней силой ударил по нужной кнопке. Железные створки остались неподвижны. Он позвонил вновь, чувствуя, как сердце сжимается от болезненного беспокойства. Он слышал, что Одо был внутри, что он сначала направился ко входу, но, через несколько мгновений остановился, а после его шаги утихли где-то в глубине. Больше из-за двери не донеслось ни звука. — Одо, я знаю, что ты там! — ференги недовольно скривился, услышав, как дрогнул его собственный голос. Решив больше не церемониться, он принялся вскрывать замок, благо отмычку он всегда носил с собой, и уже через несколько минут оказался внутри. Мебель была цела, все на своих местах, никакого разгрома — вообще никаких признаков того, что случилось что-то плохое. — Одо? Ответа не последовало, лишь гробовая тишина. Не было слышно не только шагов, вообще никакого движения, даже не было звука дыхания. Кварк запаниковал. — Одо! Вбежав в небольшую спальню, бармен судорожно огляделся, уже собираясь вызывать Башира, но, заметив хозяина комнаты, облегченно вздохнул. Однако радость едва ли продлилась несколько секунд. Констебль сидел прямо на полу, согнув колени и уперевшись в них локтями, он обхватил руками голову, безучастно смотря на пол перед собой. Он действительно не дышал. Ференги быстро подошел к нему и, плюхнувшись рядом, обхватил лицо метаморфа ладонями, заставляя поднять на себя взгляд. — Одо, посмотри на меня. Дыши. Тебе нужно дышать! — Не нужно, — едва слышно ответил оборотень. — Больше нет. Кварк на мгновение замер, непонимающе глядя на собеседника, а после удивленно распахнул глаза. Кожа под пальцами бармена была на удивление мягкой, холодной и липкой. — Ты… ты снова метаморф? — Да. — Как? — Ребенок… — голос констебля стал совсем тихим и еще более хриплым, словно он едва мог говорить, — ребенок умер от болезни, но перед смертью он… слился со мной, восстановив мои способности. Ференги медленно опустил руки и отвел взгляд. — Мне очень жаль. Он должен был уйти, дать Одо пространство, время и уединение для горя, но от чего-то эта идея не показалась Кварку хорошей. Он подполз чуть ближе и сел рядом с оборотнем, точно так же облокотившись о стену и едва касаясь его плечом. Хозяин бара не знает, что сказать, ему трудно даже представить, что сейчас чувствует его «заклятый враг». Метаморф так любил этого ребенка, таскался с ним везде, разговаривал, держал эту дурацкую кружку, словно самый драгоценный груз, даже не задумываясь о том, насколько странно выглядит со стороны. Он улыбался, тихо почти нежно болтая с этой маленькой янтарной лужицей. Великое Казначейство, он даже пришел в бар и, наверное, впервые в своей жизни чувствовал себя настолько счастливым, что был готов праздновать, не задумываясь о последствиях, и делиться своей радостью со всеми. Даже с ним, «жадным и надоедливым мошенником». Затем прозвучал вызов от компьютера, и Одо с выражением чистейшего ужаса на лице выбежал из бара, нарушая их маленькую нелепую идиллию, а теперь Кварк просто смотрит в эти пустые глаза и так остро осознает свою бесполезность, что становится больно. — Я любил его… — вдруг шепчет оборотень. — Да, — просто отвечает ференги. — Я никого так не любил, — метаморф словно сам удивляется этой мысли, а после закрывает глаза, вновь замолкая на несколько минут. Когда он поднимает на Кварка взгляд, его лицо искажено отчаянием. — Я не могу его найти, — констебль хрипит, слова становится все труднее разобрать. — Найти? — переспрашивает бармен, зная, что разговор, даже такой болезненный и бессмысленный, всегда лучше молчания. — Я пытаюсь дотянуться до него, найти, хотя бы отголосок, маленький знак, что он жив, но не могу. Хоть что-то… — Одо почти умоляет, после чего поднимает таящую на глазах руку и прижимает к груди. — Я ничего не чувствую. Ференги не должно волновать чужое горе, только чужая латина, но Кварк всегда был неправильным ференги. Наверное, именно поэтому он протягивает руки вперед и обнимает своего «врага», крепко зажмурившись. Тело метаморфа тает, ускользая из его пальцев. Хозяин бара так и застывает с дрожащими на весу ладонями, беспомощно глядя на непривычно тусклую янтарную жидкость на полу. На мгновение в его голове возникает мысль: «Что, если Одо болен? Что если его способности восстановлены неправильно или неполностью? Что если ему так больно, что он не может?..» — Кварк несколько раз судорожно вздыхает, с трудом заставляя себя успокоиться. Он встает на ноги и зачем-то слишком тихо обещает: — Я скоро вернусь. Буквально пара минут. Он убегает в другую часть комнаты и вскоре заходит с ведром в руках. — Вот, — он ставит его на пол, — так… может быть так тебе будет привычнее? Кварк действительно не знает, что еще он может предложить, он сам не понимает, зачем говорит и делает это, ведь не получит никакой выгоды, но почему-то он чувствует, что должен… что хочет хоть как-то помочь. Через минуту темно-оранжевое существо забирается внутрь своего старого убежища, а ференги вновь садится на пол, ставит его на колени и обхватывает руками, прижимая к себе. — Мне очень жаль.