Позволь мне быть рядом

      Утро следующего дня забралось яркими лучами между тёмных занавесок, оставляя полосы на щеке девушки. Морщинки выдали её недовольство этим, пробуждение ничуть не мягкое. Ноги лениво спустились в тапочки, шарканье слышно по квартире. Излишняя тишина смутила. Цезарь понял, что владельца нет дома. Дверь в его комнату на распашку, ванная пуста, а на холодильнике записка. «Я уехал на задание, там не будет связи, скорее всего. Поэтому отдыхай сегодня, завтрак на плите, к ужину меня не жди. Если не вернусь ночью, значит до утра там проторчу. И подумай о том, что произошло вчера и объясни мне. Я так и не понял, что это в итоге было, твоё тело этого захотело или ты сам? Мы говорили, что забудем, но честно, не хочется оставлять это вот так. Нам придётся поговорить об этом в нормальной обстановке»       Старший брат удивлён, как и весьма разочарован в самом себе. Докатился до такого низкого поступка, соблазнил младшего брата. Ни одного повода для приятной похвалы, не за что. В отличие от него, Рекс хоть каплю думает. Удивительно то, что парень написал об «этом» и задал действительно интересный вопрос. Цезарь не уверен в ответе, его ли тело виновато или же он просто захотел это сделать, потому что влюблен? Грустное настроение пришло вслед за размышлениями. И вкусный завтрак совершенно не спасал, сопровождался ковырянием вилки по тарелке.       Любимая работа не приносит удовольствия, как было раньше. Рутина, которая тянется клубком и ни разу не дарит улыбки. Смог закончить несколько файлов с отчётами, которые он задолжал за время отпуска. И описывая тот самый случай в документе, Цез описал практически всё, но его реакция тела на брата осталась без упоминания.       Цезарь всё ещё не понимает, отчего оно так себя ведёт, почему его крыша натурально едет от младшего брата. Пришедшие на почту результаты анализов от Холидей, не внесли полной ясности. Гормоны постепенно возвращаются в хоть какой-то баланс, мнимая овуляция от которой Цезарь думал только о всякого рода извращениях, подходит к концу. УЗИ, что он прошёл пару дней назад, показало нормальные результаты. Яйцеклетки, разве что, две зреет. Ребекка объяснила это тем, что внезапная перестройка организма дала такую редкую способность. Ибо, даже у нормальных женщин, это уникальный случай. Зато, теперь Цезарь может прикинуть, когда начнутся месячные, и яйцеклетки наконец-то решат покинуть его. При удачном стечении обстоятельств, уже через две недели. Неутешительно, надо подготовиться.       Поход в магазин был для учёного возможностью проветриться, ему полезно после нескольких часов работы. Джинсы и кроссовки было не сложно найти из новых покупок, но вот верх Цезарь решил взять из вещей Рекса. Хотел почувствовать его присутствие в этой чёрной толстовке с въевшимся запахом духов и кондиционера. Прячет от прохожих растрепанные волосы, что наспех завязаны резинкой. Специально зарывается носом, утопая в размеренно-ритмичной музыке в наушниках. Что-то про любовь, но слова даже не оседают в памяти. Такое странное чувство сдавливает в груди, словно дышать становится труднее. От тоски? Цезарь впервые тоскует по кому-то так сильно? Очень странно… Расставание с Марси не приносило ему такой горечи, как отсутствие младшего брата сейчас. Старший действительно может чувствовать это, после того, как за целых два года почти не общался с ним в его путешествии? Совесть решила проснуться вовремя, нагружая слишком озадаченную голову учёного. Трясёт макушкой, откидывая всё дальше, в самый дальний угол.        Поход в ближайший супермаркет помог скрасить излишне печальные эмоции. Консультация Беверли о женской гигиене очень помогла ему в выборе всего необходимого. Из еды выбор пал на различные вредные снеки и сладости, как и большое ведро мороженого. Цезарь решил, что заесть всё разом будет прекрасной возможностью заполнить это меланхоличное ощущение пустоты внутри него.       И потому это первое, что сделала девушка, даже не утруждая себя сменой одежды. Испанская мыльная опера, фунчоза, приехавшая из доставки, ведро холодного десерта насытили желудок и голодные чувства вполне себе приемлемо. Девушка расслабленно разлеглась на диване, пустым взглядом смотрит в потолок. О чем будет говорить с ним Рекс, он примерно имеет представления. Задача в другом, как ответить и при этом не навлечь его гнев или полное отвращение. Казалось, что стоит заикнуться о любви, как тот оттолкнет его, выставит за дверь и навсегда проклянет. Лишиться единственной семьи ему хотелось меньше всего, Рекс, последний близкий человек, который у него остался. Воспоминания из детства накрывают. Мальчишка всегда был прилипчивым к нему, во всем старался скопировать поведение старшего, всегда с радостью бежал навстречу, стоило им встретиться после небольшой разлуки. Пятнадцати минут хватило, чтобы потерять это наивное дитя и увидеть уже взрослого юношу. Ещё тогда Цезарь понял, какую злую шутку сыграло с ним это время. Рекс слишком изменился, потеря памяти только ухудшила ситуацию. Цезарь встретил совершенно другого человека. И это притягивало узнать о нём нынешнем больше. Правда, что-то вечно шло не так. Пропажа на полгода во времени, преступления консорциума, новые миссии по всему миру. Их редкие встречи, посиделки за кофе и тот яркий звонкий смех, вызывающий у Цеза ностальгию. Тогда ли он почувствовал эту любовь? Или же это случилось сейчас, когда он узнал его так близко? Ответа нет, он проклинает свои чувства к тому, кого обещал защищать и оберегать. Не справился, родители бы явно осудили за всё то, о чем грезил старший о младшем. Слезы сами по себе стекают со смуглых щёк, тонкие руки обнимают подушку, пряча искривленные печалью губы. Стоило представить выражение лица Рекса, полное презрения, как в горле словно раскаленное пламя заматывает в стальной ком. Сожаление, ненависть к себе, осуждение — накрывает как патока, в которой вязнешь, без шанса выбраться. — Прости меня, Рекс… — голос севший, уставший, пронизанный искренней болью.       Таких чувств, которые хочется вычеркнуть из собственного сердца. Цезарь, который уже позабыл всю эту заботу, внимание, ласку к себе, сейчас беззащитно подгибает колени, обнимая их и тихо проклинает сам себя. Словно всё, что подарил ему Рекс — это тёплое и уютное, а старший брат давится кашлем в ответ, желчью, исходящей изнутри. Он хотел бы отравить себя этим, зачахнуть как чёртов неизвестный цветок в его лаборатории, чем сейчас тлеть от любви, которая захватила его разум, и душу тоже. Потяжелевшие веки не останавливают этот поток. Нужно просто освободить себя от этих волн, от этой изничтожающей его грусти, тоски по младшему брату. Вместо темноты, перед глазами мелькает яркий образ парня. Как он беспокоиился о нем, как впервые обнял после той комы, как закрыл собой от Майкла и позволял держать себя за руку, такую шершавую, грубую от шрамов и безумно горячую. Как танцевал с ним, лучезарно сверкая улыбкой, клыки которой манил и и очаровывали. Цезарь никогда не забудет те искры, что источал Рекс, смотря на него в тот момент. Казалось, что в этом мире есть только они. Как и в тот вчерашний вечер. Младший брат ответил ему на поцелуй, позволил касаться себя, позволил так много, что всё кажется большим сном. Цезарь считает это кошмаром, сладким, пленяющим в ловушку, кошмаром. Хлопок слышится внутри него, он попался так легко и наивно. Цез осознает это, понимая, что даже когда он вернётся в свою истинную сущность — он не перестанет любить его. Любить не так, как полагается семье. Любить совершенно иначе, именно своим одиноким сердцем, что так много лет пыталось спрятаться в науке и механизмах.

***

      Перед глазами всё плавает, рябит от картинки. Моргать приходится чаще, чтобы ухватиться за ручку двери. Нажав на неё, он едва не упал назад, если бы не быстрая реакция. Жар проступает потом на лбу и тяжёлым хрипом. Высокий ворот формы давит по вздувшимся венам. Как и проклятая ширинка между ног. Рекс знает, что ему нельзя видеться сейчас с братцем, но он просто не может иначе. К сожалению, Холидей не смогла помочь, избавить его от этого опьяненного состояния. Никакое лекарство, или капельницы, просто не помогали. Два часа попыток и всё впустую. Потому единственным решением было запереть его в медблоке, чтобы не натворил глупостей. На одну из которых он намеренно пошёл, а если быть точным, сбежал. Плавящийся мозг плохо соображает, что происходит, но в голове кричит только одно слово. «Цезарь». Именно его обеспокоенный взгляд успевает словить туманный взор, прежде чем ноги не выдержат такой сильной судороги. — Рекс! Господи, что с тобой?! — в ушах словно вата, но слова о беспокойстве различаютсяй прекрасно. Крупные капли пота бьются об паркет, пока Рекс опирается на него. Он видит лишь в тени на полу, что к нему тянутся руки. Остатки здравого смысла срывают его с места, заставляя сесть рывком назад и закрыть обеими ладонями ширинку. Стыд взыграл сильнее. — Стой! — по лицу разлился жар, забираясь пожаром внутрь. Осознание настигает вовремя вместе с накрывающей злостью. В голове будто что-то трещит, вынуждая схватится за лоб. Будто череп лопнет надвое, если не удержать. — Не подходи ко мне! Я не должен… Здесь находится… — Рекс, тебя накачали наркотиками? — серьёзнее звучит тон девушки, что села перед ним на корточки, но её силуэт расплывчат в медных радужках. Приходится щуриться, чтобы сфокусировать картинку и тут же ощутить всплеск внизу. Прелестное лицо, обрамленное черными волосамий и нежные руки, в которых так хочется утонуть. — Да… — неизвестно какой силой воли Рекс сдерживает себя, но лихорадка упорно пытается завладеть им. По плечам идёт дрожь, которая не даёт ему подняться. Рексу кажется, что он сдерживает в себе все те порывы, что заражают его разум одними непотребствами. — Я сбежал… Из медблока… — Боже, зачем… — изнывающе и уставше звучит женский голос. Рекс не смотрит на брата, стараясь опереться на закрытую входную дверь позади и спрятать глаза. Зачем он вообще пришёл сюда? Свинцовая голова не соображает. — Судя по реакции, тебя накачали чем-то серьёзным. Я звоню Шестому, пусть тебя забирает, тебе нужно отлежаться там. — Нет!        Одним движением он остановил девушку за руку, резче притягивая её к себе вниз. Силы в теле предостаточно, несмотря на проявления слабости. Хотя, Рекс не особо осознает, как двигает сейчас им. Оно живёт само по себе сейчас, абсолютно неподконтрольное ему. Желание похоти, желание его опьянения заставляет сжать девичью талию в объятиях. Замирает на несколько мгновений, слыша аромат её кожи, полный яблок и корицы, весь содрогаясь от слишком подавленного возбуждения. — Не уходи, Цез, — жалобно-хриплым голосом умоляет Рекс. Тормоза спущены, эмоции в хаосе, мысли, как разорванная паутина. Мокрым лбом трется об свою же толстовку на её плече, не замечая откровенного ступора в ней. Казалось, что младший сейчас заплачет. — Я думал только о тебе… Хотел приехать домой, потому что только твоё имя звучало у меня в голове. Я понимаю, что это наркотики, в меня вкололи огромную дозу, но… Я не хочу оставаться один там, я будто схожу с ума… Цезарь… — Рекс… — её голос звучит совсем не мужским, брат привык к тому как он мягко, как близок. Даже когда этот полушепот обжигает по щеке, к которой прикоснулись кончики пальцев. Так трепетно, так приятно, что всё его нутро сводит в узел. — Ложись в кровать, я принесу тебе воды. Пожалуйста…       Рекс бы с радостью, но казалось любое движение сковано одним вожделением, которое он старается всеми силами подавить. Едва ли нормально получается отпустить девушку сразу, и не без её же поддержки под локоть добраться до спальни. Думать становится роскошью, в его закипающей голове испепеляется здравый смысл. Опирается рукой на комод, что стоит у кровати, это давление его сводит с ума. Бурная фантазия пестрит развращенными образами женщины, что стала жить с ним. Кажется, что наниты решетят его по рукам и ногам, отключая в голове хоть какую-то порядочную мысль, оставляя всё вожделению. Жалкие попытки охладить себя совершенно не помогают, оставляя беспорядок из разбросанных вещей. Язык обжигает от тяги целоваться. Прямо сейчас и совсем не важно кого.        Звон упавшего стакана ничуть не останавливает его. Руки не ослабляют мёртвой хватки на хрупких плечах девушки. Секунды хватает, чтобы получить удары в грудь, на которые становится плевать, как и на это возмущенное мычание. Жажда пробудилась в нем зверем, испивающем свою жертву. Не упускает и капли в этих, излишне прерывистых, поцелуях. Рекс больше не стесняется, нечем испытывать это чувство. Лёгкие раскрываются шире, он утопает в ней, слушая запах страха и волнения в прозрачных крупицах пота. — Рекс, очнись! Ты слышишь меня? — эти вопросы не звучат в его голове, перед замутненными зрачками только прекрасное женское тело, которым он желает овладеть.       Жалкие попытки оттолкнуть живое оружие исходят от неё. Ни пинки, ни удары наотмашь не помогают. Наоборот, делают хуже, когда юнец создаёт свои металлические руки, в раз сгребая особу, как куклу. Приземлив её на кровать, он не даёт ей сбежать, втянув металл в себя и сдерживая худые запястья. Поцелуи рассыпаются по смуглым ключицам под недовольные возгласы, просьбы остановиться. Несмотря на извивания, попытки скинуть его, свободная рука только крепче обняла талию. Белоснежные клыки, что стали чётче от мутаций тела, сейчас грубо впиваются в нежную шею, оставляя слишком красный след. Сбивчивый вздох падает с губ. С её ресниц стекают «бриллианты», а в стеклянных радужках отражается это отчаяние, которое он даже не осознает, не понимает. Яд отравил его, давая рукам распуститься по карамельной прессу на животе девушки и мягкой груди, податливо сминающейся под пальцами. Ткань ему мешалась, потому кофта трещит от нечеловеческой силы, превращается в тряпки. Испуганный вскрик не тормозит его, как и мельтешащие кисти перед носом. Невозможно даже приподнять ногами тяжёлую тушу, он всем весом насел на дёргающиеся бедра. Подобие верха летит вниз, а следом разрывают и джинсы. Хватает за ноги, оставляя синяки на лодыжках от попыток сопротивления, и стягивая изорванный деним. Никакие удары не доходят до его лица, как назло тянет выше. С лёгкостью уворачивается от всех нападок старшего. — Рекс, пожалуйста… — всхлипы слышно от стен. Резко дёрнул вниз её за икры, наседая опять. До его горячей щеки не дотягиваются дрожащие руки. — Остановись, молю… Мы оба пожалеем об этом… Услышь меня!       В ответ молчание, по обе стороны закрыта его руками, по которым разлились вены, как листья лозы опутали всё от самых плеч и до кистей. Оголеннные, как провода, нервы искрят по женской спине. Вздох застревает в горле от этого жуткого лазурного свечения в глазах младшего брата, которое пронзало насквозь. Перегрузка системы, наниты не справляются с исцелением, реакцию больше не остановить. Учёный понял это, когда ощутил слишком жадные поцелуи по своей груди, болезненные от грубости укусов. Его тело поглощает сейчас тот, кого он бесконечно любит, кого также желает… Но только не в таких обстоятельствах, только не с такой реакцией собственного организма. Её нежные ладони так и остались на его плечах, обнажённость прячется под нависающей фигурой. Кожа Рекса горячая, настолько, что Цезарь плавится, как свеча от жара пламени. Эти соприкосновения, нагота прекрасного мужского органа волнуют Цеза, он хотел почувствовать его вчера так сильно. А сейчас в ужасе от того, насколько больно это может быть от такого размера. Противоречия путают его, отключают здравомыслие, позволяя младшему Салазару всё. Чем тот так охотно пользуется.       Цез обнимал крепче, ногтями рисуя свои ощущения в беспорядочные полосы на напряжённых лопатках. Ненависть, похоть, отторжение, притяжение, и наконец, смирение. Цезарь прошёл по всем ступеням вниз, не в состоянии подняться обратно. Он тонет от своей сумасшедшей влюблённости, задыхается до хриплых стонов, слыша звеняще пошлые хлюпания снизу. Любуется прекрасно натренированной грудью и чётким рельефом пресса, которого теперь можно коснуться. Цез больше не сопротивляется, погружается в этот поток разврата, оставляя беспорядочные метки на его шее, его выделяющихся ключицах, блуждает прикосновениями по телу Рекса. Ярким алым узором растекается раскаленная кровь в их телах. Младший не пытался церемониться, за что шикал от того, как сильно сжимает зубами старший по коже. Хотя, парню и не нужно было сдерживаться. Этой вязкой жидкости всегда становилось больше, стоило ощутить именно эти мужские духи с табаком, смешанные с потом и дозой феромонов. Член так просто входил внутрь, что Рекс заводился всё больше, вовсе не сдерживая свой голос. Напористые поцелуи безумца сводят Цеза с ума. Раскрывается перед ним, всё больше расцветая алыми цветами до кончиков ушей и пальцев, что опирались на младшего. Движения Рекса же грубые, жадные. Развел колени в стороны и налегал до конца, не жалея старшего. Цезарь ничуть не пытается остановить, только сильнее прижимает. Прикасаясь липкой грудью об его, слыша как бешеный пульс бьётся вместе. Не пугается приглушенного рыка, сам громче кричит от кайфа. Да, Рекс не рассчитывает силу, он делает больно, он надрывает всё снаружи и не собирается заканчивать секс, даже когда кончил, но Цез принимает всё. Так и должно быть, да? С уголков глаз стекают ручьи, все конечности дрожат от долгожданной близости. Позволяет младшему играть с сосками, играть с женским телом, как заблагорассудится. Учёный подозревал, что одним разом делом не закончится, выносливости этого юнца стоило позавидовать.       Вертел позами как того сам хотел, поднимая девушку без усилий. Заставлял прыгать на нём, подталкивая за ягодицы выше, почти полностью выходя из неё и резко роняя обратно. Не давал даже самостоятельно менять позицию после того, как кончал. Жёстко хватал и переворачивал её, игнорируя то, что пятна остаются на одеяле. Жёстко брал со спины, сводя изящные «крылья» девушки, хватая под локтями и сильнее вытягивая. Продолжал толкаться, оставляя красные следы своих рук. Сила неподвластна ему. Игнорирует густые потоки, медленно тянущиеся между её бёдер. Ему плевать, что цвет становится розоватым от смешения с кровью. Его аппетит никак не утолялся, не мог насытиться ею. Ему плевать, что она уже измотано падает вперёд, из последних сил пытается оттолкнуть психопата, зная, что не поможет. Рекс не тормозит ни на секунду, погружается в её взмокшее и такое желанное им тело, сам вытягивает за бедро, вынуждая напрягать поясницу. На заплаканной подушке снова прячется кричащий стон, срывающий голос до сиплости. Её ногти давно не выпускают сжатую простынь. Он ведёт таз волной с бешеным темпом, рыча как настоящий зверь. Чудовище без разума. Низ её живота растягивается вновь, изнутри давит, обжигает выплеснувшимся семенем. Цезарь сбился со счета, сколько раз они кончили за эту долгую ночь.        Заря нового дня усыпляет. Цезарь рад, что это всё закончилось. Он бы не выдержал это безумное радео. Рекс отключился, пока пытался отдышаться после накрывающего оргазма. Сил почти нет, но Цез всё равно обнимает младшего брата, укладывая рядом. Стирает крупные капли пота под мокрой растрепанной чёлкой. Печаль в его глазах видит изможденное лицо любимого человека. Цез накрывает его уши влажными ладонями, встречаясь лбами. В голове дикая усталость и отголоски острой боли от ран, которые оставил Рекс. Но ничто не болело сильнее, чем сердце. Безмерно любящее, даже после всего случившегося, даже после всех причинённых пыток. Цезарь винит только себя в этом: он мог остановить брата, мог позвонить Шестому, мог выбраться в те моменты, когда тот больше не держал его так крепко. Старший просто воспользовался состоянием младшего, утолил собственный грех, который не смыть теперь ни одной молитвой, ни одной каплей воды. Отвращение к самому себе, к своим размышлениям, и к чувствам тоже. Последний поцелуй остаётся солёным на губах от слез девушки. Сильная грудь парня прячет её судороги, её неутешимый плач навзрыд, который она старается сдержать, спрятав лицо в руках. Утешающее обьятие не накроет её остывшие плечи, он мирно спит, ещё не видев всех увечий, что он оставил на ней. Вымотанность сыграет свою роль, усыпляя и её постепенно. Испачканная кровать не будет поводом проснуться, как и согревающие лучи солнца жаркого дня, скользящие по его спине. Сон — последнее убежище от реальности, которая настолько отвратительна.

***

      Закат ползёт по закрытой двери, встречая пробуждение парня. Боль мышц сковала его на миг, отчего он смог только привстать на локти, щурясь на стакан, стоящий рядом на тумбе. Фокус поймать удаётся не сразу, гул в голове порядком мешает сконцентрироваться. Пот прошибает сильнее от тёплого одеяла, которым он был укрыт. Залпом проглатывает живительную влагу, забирая и лимон в зубы. Пережевывая дольку, он падает на подушку. И также резко выгинается от горящих царапин. Подскакивает тут же, хватаясь за волосы. Воспоминания накрывают как цунами, топят, ломая изнутри. Он вспомнил всё. Всепоглощающая вина прошибает ледяным потом ужаса. Цезарь… Что же он сотворил с ним?! Рекс готов рвать на себе волосы, сжимая их как можно сильнее. Как он мог… Как он посмел использовать такую чудовищную силу, чтобы так сильно покалечить кого-то? — Цез… — почти беззвучно произносит Рекс, закрывая рот рукой. Шок и ужас травят горло комом, накатывая настоящую истерику в карих глазах. Охрипший голос оседает глухим криком отчаяния в этой кровати. Страх, как осколками, бьётся по венам, содрогая его всего. Страх, что старший брат ушёл, покинул его, оставил наедине с этим кошмаром. Страх, что Цезарь теперь возненавидет его.       Не обращает внимания на то, что на нем чистая футболка и бельё, что в комнате чистота и порядок, что самого сковывает колючая боль в каждом мускуле, что трещит по швам голова. Он хочет узнать, здесь ли Цезарь? Встретит ли его то хмурое женское личико за дверью, ручку которой так тяжело опустить сейчас?