A Witch`s Exchange

Поначалу лес был одиноким. Слабый шёпот деревьев был единственным источником общения, пугливые животные – единственными живыми существами на протяжении многих миль. Его окружали только он сам, его магия и его скромный маленький дом, поэтому Чан был одинок. Каждый день проходил одинаково: он читал книги, делал зелья, возможно, практиковал небольшие заклинания за пределами его коттеджа. По большей части он был доволен. Всегда было что-то, что можно изучить, новые заклинания, требующие освоения. Однако было кое-что, чего он страстно желал; глубоко захороненная в груди боль, мешающая ему спать – кто-то может подумать, что ведьма будет желать денег или славы, но это не было самым большим желанием Чана. Всё, чего он желал, - простая человеческая компания. Компания, которой он мог бы читать свои книги, делать зелья, развлекать с помощью его магии: Чан просто хотел о ком-то заботиться. Конечно, логичным способом решения проблемы было посещение соседней деревни. Чану повезло, что его маленький лес располагался меньше чем в получасе ходьбы от шумной деревни, наполненной жизнью, чудесами и всем, о чём Чан мечтал. Его первые несколько визитов прошли как по маслу. Жители встретили его широкими – хоть и немного смущенными – улыбками и с таким же энтузиазмом махали в ответ. Чан поговорил с торговцами на рыночной площади, с просто прогуливающимися людьми, даже с дерзкими карманниками, пытающимися украсть у него деньги (к несчастью для них, Чан не чувствовал необходимости держать их при себе). Он подружился почти с каждым, кого видел, и вскоре обнаружил, что с нетерпением ждёт наступления нового дня. Когда Чан начал показывать свою истинную натуру, всё пошло по спирали вниз. Он просто иногда творил магию тут и там: щелчком пальцев он помогал тем, кто почти упал; взмахом рук он мог наколдовать горстку денег, чтобы купить пирожное. Однако и небольших заклинаний было достаточно, чтобы жадность поглотила человеческие сердца и обратила их против него. День его последнего визита был одним из самых худших. Вместо приветствия с тёплыми улыбками и словами «Хэй! Давно не виделись!», его встретили с факелами, веревками и лицами, охваченными желанием обладать его силами, смешанным со страхом перед неизвестным. Они, конечно, были не ровня ведьме, однако Чан знал, что в его сознании будет выгравирован их ужас: то, как они относились к нему, будет вечно его преследовать и бесконечно напоминать о том, что могло бы быть, о жизни, которую он мог бы иметь. После того рокового путешествия дни Чана стали сливаться в один, каждый день повторял предыдущий. Он не мог пойти и поговорить с деревенскими жителями, не было ни единого не изученного им уголка леса, даже некоторых животных отталкивала его мрачная натура! Больше, чем когда-либо, жизнь практически бессмертным казалась Чану проклятием. Чего он, однако, не учёл, так это слухов о нём, которые начали распространяться. Конечно, он ожидал, что его назовут Большой Страшной Ведьмой из Леса, ожидал, что станет объектом кошмаров деревенских детей, но он определённо не думал, что станет своего рода легендой. История о ведьме в лесу, проникшей в бедную, невинную деревню, превратилась в легенду о ведьме в лесу, которая дарует тебе удачу, или богатство, или всё, что только твоё сердце пожелает. Чан был доволен и этим. Он честно думал, что ему придётся прожить остаток своих дней в одиночестве, навсегда исключенным из человеческой жизни, живя за своей лесной крепостью, но чем больше людей слышали о легендах, тем больше стали приходить, стирая его страх быть забытым. Сказать, что Чан был рад, когда кто-то впервые пришёл посетить его, - ничего не сказать. Деревья редко говорили с ним: почти никогда не было сплетен, которые они считали достаточно важными, чтобы о них распространяться, - разве что случайная беличья драка, которую они нашли особенно забавной - , поэтому, когда он услышал «Кто-то вошёл в наш лес» и «Здесь человек среди нас», Чан был вне себя от счастья. Он следовал за нежным шёпотом через лес так быстро, как только мог, практически спотыкаясь и часто ударяясь о случайные ветки слишком много раз, чтобы попытаться сосчитать. Ему было всё равно, он не мог заставлять гостя ждать. По прибытии его встретил мальчик – он был тощим, скорее всего, не старше 16 лет, и Чан мог сказать, что он нервничает. У него заметно дрожали руки, а глаза метались по поляне, будто он думал, что его могут съесть в любой момент. Услышав приветствие Чана, мальчик подпрыгнул, издав писк, от которого Чан захихикал так сильно, что чуть не свалился с пня, на котором пристроился. Хоть это и было неловко, Чан был благодарен, что его неуклюжесть заставила подростка немного успокоиться и перестать выглядеть таким встревоженным. Чан спросил мальчика, что он делает здесь в такой хороший день, и мальчик объяснил, что пришёл спросить ведьму об одолжении: он и его семья голодали, он просто пришёл попросить немного денег, чтобы пережить суровую зиму. Чан, конечно же, исполнил это желание, не желая ничего более, чем помочь ребёнку. Всё, что он попросил взамен, - это чтобы мальчик остался и немного поговорил с ним. Ведьма надеялась, что слухи о его доброте распространятся и он сможет снова вернуться в общество. Несомненно, если он помог бедной семье, люди будут чувствовать необходимость разрешить ему приходить в их деревню снова, возможно, даже поблагодарят за его добрые дела! Что ж, слухи о его доброте действительно распространились, но совершенно не в том ключе, о котором он надеялся. Слухи, окружающие его, снова были искажены, и в этот раз в худшую сторону. То, что раньше было сказкой о ведьме, исполняющей ваши самые сокровенные желания за простую плату в виде разговоров, стало сказкой о ведьме, которая требовала ваши ценности в обмен на исполнение ваших нужд и желаний. Довольно скоро единственными людьми, пытающимися навестить его, были богачи, охваченные жадностью и эгоизмом и предлагающие семейные реликвии и щедрое денежное вознаграждение за свои развращённые желания. Поначалу Чан пытался отклонять их предложения, всё ещё прося простую компанию, но в конце концов сдался. Тем не менее, Чан всегда угождал людям, и он исполнял все их желания с надеждой, что в один день его старания окупятся, однажды он будет возвращен в общество с тёплыми улыбками, по которым он так скучал. Однако надежда Чана угасла после визита простого фермера и его жены. Первое, что привлекло внимание Чана, когда пара вошла в лес, - крошечный свёрток, зажатый в руках женщины. Это возбудило любопытство Чана – была ли это его плата? Обычно люди были очень откровенны, и не нужно было играть в угадайку насчёт того, что ему принесли. С другой стороны, могло ли это быть связано с их желанием? Они не были похожи на тех богатых людей, которые беспокоили его, может быть, то, что они хотели, было скромной просьбой. Несмотря на оптимистичные ожидания Чана, фермер и его жена были худшими людьми из всех, кого ему приходилось встречать до этого момента. Их желание? Ужасный урожай для конкурирующей фермы. Их плата? Собственная плоть и кровь – их первенец. Чан никогда не испытывал такой ярости. Как они могли? Они готовы отдать невинного младенца, живое существо, чтобы победить конкурентов? Они откажутся от своего собственного сына ради мелочного спора? Эти люди не заслуживают своего ребёнка. Когда малыш благополучно лежал у него на руках, его лицо потемнело. Обычно Чан не позволял эмоциям брать над собой верх, но это было слишком, он был в ярости от их пренебрежения, их эгоизма, и эта ненависть практически просачивалась в воздух вокруг него. Магический вихрь окружил их, хлестал по одежде и волосам, время от времени швыряя в парочку маленькие камешки, шипы и острые ветки. - Хорошо, - прорычал Чан – его голос стал по крайней мере на три октавы ниже -, и он наслаждался ужасом, написанным на их лицах. Они заслужили это. – Ваше желание исполнится. И, о, они получили исполнение их желания. У их конкурентов действительно был плохой урожай, но их собственный был намного ужаснее, и будет оставаться таким в течение всей их жизни. Чан не забыл и проклясть их семейное древо, убедившись, что оно навсегда останется бесплодным. Пара, не осознавшая, что он на самом деле их проклял, горячо поблагодарила его, прежде чем со всех ног выбежала из его леса. Чан горько усмехнулся, как будто они могли убежать от него, если бы он действительно хотел причинить им вред. Ребёнок в его руках кричал, разбуженный экстремальным шоу магии, поэтому Чан нежно начал укачивать его, успокаивая и пытаясь заставить его перестать плакать. Ему стоило действительно подумать, что книг про уход за ребёнком у него точно не будет, а он почти ничего об этом не знал. Тем не менее, он не мог позволить ребёнку расти с такими небрежными родителями. Если они видели его только как объект для продажи в детстве, позже ему точно было бы только хуже. Нет, поклялся Чан, он даст этому мальчику самое лучшее, самое прекрасное детство, о котором только можно мечтать. Он будет относиться к нему так, как он заслуживает, он будет тем родителем, которым биологические родители мальчика никогда не смогут быть. «Чанбин», - подумал Чан, улыбаясь кричащему ребёнку, к которому он уже начал привязываться. С этого дня Чан отказывался исполнять желания людей. Он отклонял просьбу за просьбой, надеясь, что из-за этого его оставят в покое. В какой-то степени это сработало – никто не просил исполнять их просьбы – или, скорее, никто больше не просил выполнять их желания в обмен на сокровища или золото. К сожалению, распространился слух, что последняя принятая им просьба была оплачена ребёнком. Не все люди были готовы отказываться от чего-то столь большого, но некоторые это делали; что ж, Чан заботился о том, чтобы они были настолько сильно прокляты, что жалели бы об этом даже в их следующих жизнях. Вскоре один стал пятью, и Чан обнаруживал у себя всё больше седых волос с каждым днём. Это иногда было сложно, но Чан знал, что никогда не будет жалеть об этом. Лес теперь был не таким одиноким. ° • * . ☆ .° . ° •* Прошло несколько лет с тех пор, как деревья в последний раз говорили с Чаном; хотя несколько лет прошли словно месяц для почти бессмертной ведьмы, особенно теперь, когда его дни были наполнены бытом с его надоедливыми детьми. Чан до смерти любил своих мальчиков, однако, он даже наполовину не вырастил озорную компанию. Он надеялся, что, может, Чанбин и Хёнджин будут менее плутоватыми, будучи двумя старшими, но не повезло; честно говоря, всё было ровно наоборот. Ум приходит с возрастом, и по мере взросления их шалости становились более и более хитрыми. В этом случае Чанбин и Хёнджин были главными зачинщиками всех их шуток и шалостей. Конечно, был ещё маленький Сынмин. Чан надеялся, что он вложит свои умные мысли в обучение нежели в выбор самого лучшего способа подсыпать соль в утренний чай своих братьев, но, увы, Чану приходилось иметь дело с драматическими плевками Хенджина больше раз, чем он мог сосчитать на пальцах обеих рук. Джисон и Феликс, хоть и были ровесниками Сынмина, не были сильны в планировании и интригах, но они полностью компенсировали это своим энтузиазмом помочь тем, кто в этом нуждался. Прошло достаточное количество времени, прежде чем Джисон вышел из своей скорлупы; он появился последним, ему уже было три года, когда родители бросили его. Увидев поразительно очевидное пренебрежение и жестокость, Чан убедился, что проклял их особенно сильно. Иногда он желал бы сделать гораздо больше. Джисон провёл первые несколько недель практически молча, избегая взглядов и общения, вздрагивая даже из-за незначительных вещей. Только когда Чан сделал заклинание, сказавшее им день рождения Джисона – 14 сентября, за день до дня рождения Феликса -, мальчик начал открываться. Услышав это, Феликс сразу же обнял Джисона так сильно, как только мог, объявив их близнецами и настаивая на том, что они должны стать лучшими друзьями навсегда. Джисон сидел с широко распахнутыми глазами несколько мучительных секунд, и Чан был готов отрывать Феликса от рыдающего трёхлетнего мальчика. Вместо этого Джисон расплылся в самой прекрасной, похожей на сердечко, улыбке, такой сияющей, что Чан обнаружил, что он был тем, кто разрыдался. С этого дня Джисон (который от всего сердца согласился на предложение стать «самым лучшим другом» Феликса) изо всех сил старался никогда не пропускать шалости, и Чан даже сказал бы, что он стал самым шумным из всех них. Чан чаще всего становился жертвой их шалостей, хотя, если честно, он назвал бы это благословением. Сначала он так не считал, конечно, но когда понял, что либо он, либо другие мальчики встанут лицом к лицу перед неудачей, он решил, что лучше иметь дело с шутками, чем с безутешным ребёнком. Поэтому, да, несмотря на их проделки, он нежно любил их и не мог представить их отсутствие в его жизни. Хотя сперва у него были трудности, да и сейчас есть, если быть честным, но он провернул бы это снова десять тысяч раз, если бы это означало, что он всё ещё должен целовать их в лоб и укладывать спать, или читать им у потрескивающего камина, пока они все жмутся в кресле с ним. Они были озорными маленькими негодяями, но они были его озорными маленькими негодяями, и он готов сражаться за них до последнего вздоха. Несмотря на это, он всё равно почувствовал страх, когда услышал предательский шорох, нежный, но зловещий шёпот, доносящийся из окружающего его леса. Это могло означать только одно – кто-то вошёл в лес, и он искал его. Чан быстро кинул книгу на кофейный столик, бросившись через весь дом, чтобы найти своих детей – это не заняло много времени, они были очень шумными большую часть времени. Чан нахмурил брови, когда пришёл к ним, надеясь, что кучка, которую он обнаружил, не придумывала новую шалость. К счастью, Чан быстро понял, что это было не для очередной шутки. К сожалению, это было гораздо менее приятное зрелище. Мальчики обступили Феликса, который сидел на корточках, прикрыв уши своими руками. Они отошли в сторону, пропуская Чана, который опустился на колени и погладил спину Феликса, как он надеялся, успокаивающим образом. - Ликс? Что случилось? Мальчик вскинул голову, нахмурил брови и сморщил нос, вероятно, показывая безысходность. Чан просто подумал, что он милый. - Они очень громкие, Чан, скажи им замолчать! Чан повернулся, чтобы бросить строгий взгляд на остальных детей, которые обвиняюще тыкали пальцами друг на друга и качали головами с широко распахнутыми глазами. - Нет! Не они! Другие штуки! Они в моей голове! Внезапно Чана осенило – Феликс мог слышать деревья. Возможно, Феликс был в контакте с природой чуть больше, чем человек должен быть, - Чан мысленно сделал заметку об этом, но эту проблему нужно было решить позже. - Ох, Ликси… Я пойду и решу это, хорошо? Мне нужно, чтобы вы все остались здесь и позаботились о Феликсе, всё скоро закончится, да? – Чан провёл рукой по волосам Феликса, надеясь, что ему удалось его успокоить. Мальчики кивнули, выдохнув с облегчением, что у них не будет неприятностей из-за шумного поведения. Чан никогда не злился на них, но они не любили видеть его разочарованным. «Боже, - думал Чан. – Я действительно отец.» Взъерошив их волосы и попрощавшись с ними со словами «Не спалите дом!», Чан накинул на плечи плащ и выбежал за дверь. Чем скорее он доберётся до своего посетителя, тем скорее деревья перестанут влиять на Феликса. Прошло несколько минут бега, но, к счастью, лес делал всё возможное, чтобы обступить его и не мешать его пути. Когда он приблизился к тому месту, которое его манило, он начал слышать голоса, и это был плач? Замедляя шаг, чтобы не создавать много шума и не выдать своего присутствия, Чан подобрался к большому древнему дубу, осматривая его и оценивая ситуацию. Зрелище, представшее перед ним, не было незнакомым. Он испытал дежавю, когда посмотрел на мужчину с, как он предполагал, ребёнком, хотя была одна вещь, которая не была похожа на все предыдущие разы. Мужчина посадил мальчика на пень дерева и присел на корточки перед ним, положив руки на щёки и гладя большими пальцами мягкую кожу, пока говорил. Чан слегка переместился, чтобы лучше видеть, и то, что он увидел, шокировало его – так много слёз текло по лицу мужчины, что ему приходилось вытирать их каждые пару секунд. У него было сбивчивое дыхание, когда он пытался говорить, плечи сильно тряслись. Как мантру он повторял «Всё нормально, всё будет хорошо, я очень сильно тебя люблю», и Чан не был уверен, успокаивает он ребёнка или себя. Что-то подсказывало Чану, что он должен чувствовать себя плохо, но он не мог заставить себя надеяться на лучшее: каждый раз, когда он это делал, его ждало только разочарование. Наконец, выйдя на поляну, Чан откашлялся, чтобы обозначить своё присутствие. - Успокойся, - произнёс он холодным, сочащимся ядом голосом. Мужчина, явно застигнутый врасплох, вскочил и встал прямо, как по линейке, будто он был солдатом, ожидающим приказ. Он пытался подавить рыдания, но не мог остановить слёзы, продолжающие скатываться. - Я.. эм, здравствуй, я Ли Минхо, - сказал мужчина, запинаясь. – У меня есть просьба. - Мне всё равно, как тебя зовут, что ты хочешь? Чану пришлось сдерживаться, стараясь не хмурить брови и не показывать сострадание, когда мужчина вздрогнул; возможно, его голос прозвучал слишком холодно. - М-мой сын, я хочу, чтобы ты нашёл место, где он сможет вырасти, где он будет в безопасности, я… пожалуйста, он – всё, что у меня есть, я знаю - слухи говорят, что ты принимаешь детей как способ оплаты, но я подумал, что… Чан поднял руку, чтобы прервать бормотания Минхо, заставив мужчину моментально замолчать. Его лицо начало выражать ещё больше любопытства, и он прищурился, глядя на Минхо, перед тем как ответить. - Если он - всё, что у тебя есть, то почему ты не позаботишься о нём сам? Минхо уставился на землю, теребя подол своей рубашки. Чан наблюдал за происходящим, заметив, насколько изношенной и дырявой была одежда мужчины. Он посмотрел на ребёнка, который всё ещё послушно сидел, разрывая маленький кусочек мха, который нашёл. Одежда мальчика была в гораздо лучшем состоянии, чище, и все дырки были залатаны. Чан также заметил, что, несмотря на чрезмерную худобу мальчика, его кожа выглядела мягкой и безупречной. Может быть, Чану следует дать Минхо шанс из-за сомнений. Чан был выбит из своих мыслей, когда Минхо начал объясняться. - Моя жена умерла ранней осенью. Ни у кого из нас не было блестящей работы, но мы справлялись, и работа по сменам означала, что один из нас всегда присматривал за Чонином. Я… я справлялся самостоятельно, но с приходом зимы я не смог позволить себе ни еду, ни тепло, - он сделал глубокий, дрожащий вздох. Чан чувствовал, что его стены рушились с каждым словом, наконец распустив его стоическое самообладание. Минхо напоминал его первого посетителя, и этого было достаточно, чтобы растопить сердце Чана. – Я знаю, что умру, не важно от холода или голода, это случится, но я не могу… я не могу позволить Инни встретить такую же судьбу. Пожалуйста, мне нечего тебе дать, но ты моя последняя надежда. Чан сглотнул, обнаружив ком в горле. Он понимал, что, если бы оказался в такой ситуации, если бы это касалось одного из его детей... Чёрт возьми, Чан не мог даже думать об этом. Но он не мог позволить Минхо умереть: он был готов приютить Чонина, но он не был монстром, он не позволил бы Минхо подвергнуться таким жестоким испытаниям. - Папочка… я голоден, - раздался тоненький голосок. - Всё хорошо, Инни, мы скоро достанем тебе что-нибудь, да? – прошептал Минхо, пытаясь улыбнуться. Было ясно, что он и сам не верил своим словам. Однако после того, как Чонин прервал их, Чана осенила идея – план, который принесёт пользу им обоим. Он снова откашлялся, снова привлекая внимание Минхо и Чонина в этот раз. - Что ж, приятно познакомиться, Ли Минхо. Меня зовут Бан Чан, и я хочу, чтобы ты проследовал за мной. ° • * . ☆ .° . ° •* Минхо правда не знал, что думать, пробираясь через лес следом за Чаном как потерянный щенок. Ему хотелось быть таким же беззаботным, как Чонин, который хихикал над каждой белкой и прыгал так, что листья хрустели под ногами. Увы, разум Минхо терзал страх и заполонили навязчивые мысли, говорящие ему, что самое худшее решение, которое он мог сделать – это следовать за ведьмой вглубь леса. Единственная вещь, заставляющая его идти вперёд, – другой вариант, который был бы хуже: если он развернётся сейчас, он признает поражение, и Чонин не сможет вырасти и жить жизнью, которую он заслуживает. Нет, Минхо был полон решимости не позволить ему поддаться этой судьбе. Минхо немного успокоился, поймав случайный взгляд Чана, упавший на его сына, нежная улыбка искрилась в его глазах и заставляла выглядеть особенно нежным. Ведьма, несомненно, считала Чонина милым, поэтому Минхо не мог заставить себя ожидать самого худшего. Они шли чуть больше десяти минут, когда Чан наконец остановился. Минхо остановился позади него, но Чонин не заметил это и врезался прямо в ногу Чана. Минхо вздрогнул, испугавшись за своего сына, но Чан просто засмеялся и потрепал волосы Чонина, прежде чем повернулся к нему лицом. Минхо солгал, если бы сказал, что его сердце ни капельки не растаяло в этот момент. Чан махнул рукой перед собой, заставляя воздух пульсировать так, что Минхо определённо не думал, что это было естественным образом. Он мысленно ударил себя, вспоминая, что Чан был сверхъестественным существом с магическими способностями, конечно он мог творить неестественные вещи с окружающим миром. Прошептав несколько слов на языке, который Минхо не понимал, Чан шагнул вперёд и быстро исчез. О нет. Минхо начал паниковать, отчаянно оглядываясь вокруг в поисках пропавшей ведьмы. Неужели он привёл их сюда, чтобы оставить на произвол судьбы? Настолько ли он жесток, чтобы кинуть их посреди тёмного леса? Как Минхо мог быть таким глупым, он позволил привести своего собственного ребёнка прямо – Чан выбрал именно этот момент, чтобы просунуть голову сквозь завесу. - Итак, ты идёшь или… Минхо почти расплакался от облегчения. Чонин взволнованно взвизгнул и рванул вперёд, испарившись на вид так же, как Чан до этого. Минхо даже не успел крикнуть его имя. - Не волнуйся, это безопасно, проходи! – улыбнулся Чан, и Минхо услышал очередной заглушенный смешок, говорящий ему, что Чонин в порядке. Он неуверенно двинулся вперёд, просунув сначала ладонь, затем медленно и остальную часть руки. Не встретив ничего, кроме воздуха, он наконец сделал целый шаг. От того, что его встретило, у него перехватило дыхание. Он ступил на самую красивую опушку, которую когда-либо видел; деревья и трава были очаровательного зелёного оттенка, яркие и полные жизни. Чонин уже занялся сбором цветков, стараясь изо всех сил сплести их вместе своими крошечными ручками, немного высунув язык в сторону, чтобы сосредоточиться. Минхо улыбнулся, вспомнив летние дни, когда мать Чонина делала цветочные венки, чтобы поместить их на пушистые локоны Чонина, с обожанием целуя его лоб. Он выглядел совершенно драгоценно. Снова переведя взгляд на другую часть поляны, он переключил внимание на маленький коттедж в центре. Это был скромный маленький домик, с белыми кирпичными стенами и наклонённой крышей с маленькой трубой, выпускающей дым. К наружным окнам были прикреплены горшки с различными травами и растениями, и Минхо заметил, что дверь была расписана подсолнухами и божьими коровками. Человек, стоящий за этим художеством, не был самым искусным художником, но это прибавляло причудливого очарования. Минхо щурился, рассматривая имя, подписанное снизу - возможно, надпись гласила «Феликс»? - когда дверь с грохотом распахнулась и, визжа и смеясь между собой, выбежали два маленьких мальчика, покрытые… всяким. Минхо вспомнил о присутствии Чана, когда тот испустил громкий вздох, заставив Минхо вздрогнуть. Он положил руку на сердце, и Чонин хихикнул от его удивления. - Вы готовили? Я думал, что сказал вам не сжечь дом, значит, вы не должны были включать печку, - воскликнул Чан, явно рассерженный на двух детей. Оба одарили его одинаковыми дьявольскими улыбками, даже не пытаясь особо спрятать пригоршни муки за их спинами. - Не волнуйся, Чан! Мы не включали духовку, только сделали смесь для печенья! – затем, прежде чем Чан успел сказать хоть слово, он перевёл тему. – У нас новый братик? Говоривший мальчик указал на Чонина, который с широко распахнутыми глазами смотрел на своего отца. Минхо, в свою очередь, глядел на Чана с таким же выражением, как и у сына. - А? – очень разумно сказал он. - Не волнуйся, я всё объясню в нужное время, - прошептал Чан Минхо, затем повернулся к мальчикам, которые собирались снова драться с мукой. – Феликс, Джисон, это Чонин: я надеюсь, вы составите ему компанию, пока я буду разговаривать с Минхо? Оба мальчика послушно кивнули, бросив горстки муки и бросились к своему новому другу, внезапно захотев привлечь его в шалости, которые они замышляли. Чан махнул рукой в направлении парочки, и немедленно мука и другие ингредиенты, покрывающие их одежду, поднялись, закружились в небе и исчезли. Минхо ахнул, явно не привыкший к магии Чана. Рука на его подбородке нежно сомкнула челюсть, и Минхо повернулся, чтобы увидеть радостную улыбку Чана. - Если ты пойдёшь со мной, какой чай будешь? У нас есть эрл грей, зелёный жасмин… ты же идёшь? Минхо тупо кивнул и засеменил сзади, заходя в маленький коттедж и – о, возможно, он был не таким уж и маленьким. Вероятно, Минхо понадобится что-то, что будет держать его челюсть на месте. - Да, я знаю, внутри он больше, - усмехнулся Чан, очевидно ожидая подобного рода реакцию. – Тут хватало места, когда я был один, но пришлось наколдовать расширение, чтобы суметь вместить других. Минхо кивнул, на самом деле не обдумывая информацию, потому что уже перестал даже пытаться. Это не укладывалось у него в голове. - Итак, что выберешь? Английский завтрак, зелёный чай, эрл грей… - Эм, эрл грей подойдёт, спасибо, - вежливо ответил Минхо. Чан улыбнулся, и Минхо заметил его ямочки, появляющиеся при улыбке. Он обнаружил у себя желание тыкнуть в них. - Прекрасно! Он и мой любимый тоже! Минхо не осмелился сказать ему, что никогда не пробовал чай до этого, он был слишком дорогим для того, чтобы его маленькая семья могла себе позволить это, поэтому у него не было любимого. - Присаживайся, где захочешь; хотя, если ты сядешь здесь, сможешь видеть окно и следить за Чонином. Минхо мягко поблагодарил его и осторожно занял место, на которое указал Чан. Когда он выглянул наружу, он был взволнован, увидев, что Чонин сидит на траве с Джисоном и Феликсом и учит их правильно плести короны из цветов. Он выглядел довольным, и Минхо почувствовал слёзы, появившиеся в уголках глаз. Прошло много времени с тех пор, когда Чонин улыбался так ярко. Чан поставил дымящуюся кружку перед ним, прежде чем хлопнуть себя ладонью по лбу. - Ой! Забыл спросить, будешь ли ты сахар, божечки, я глупый, - сказал он, шаркая обратно на кухню. Минхо хихикнул; Чан превосходил все ожидания, которые Минхо сформировал в своей голове, причём самым впечатляющим образом. - Что смешного? – сказал он, игриво прищурившись, когда вернулся со своей кружкой и миской с кубиками сахара. Минхо размешал один в своём чае, сделал маленький глоточек, и – боже, это было потрясающе! Он взволнованно посмотрел на Чана, прежде чем выпить ещё, урча от удовольствия. Он не мог дождаться, когда Чонин попробует его. - Притормози, ты можешь обжечься, - поворчал Чан, хотя смеялся с реакции Минхо. Несколько минут они пили в комфортной тишине, пока не заговорили снова. - Итак, предполагаю, у тебя есть много вопросов, да? Минхо кивнул, обдумывая, что хочет спросить в первую очередь. Конечно, ему было интересно, в каком мире живёт Чан, но кое-что должно быть выяснено здесь и сейчас. - Ты… ты поможешь нам? – спросил он, заикаясь в попытке выговорить слова. Он нервничал – Минхо не знал, что будет делать, если Чан ответит «нет». - Конечно! – радостно воскликнул он, и Минхо практически начал плакать от облегчения. - Ох, боже, я не хотел заставлять тебя плакать, тебе нужны салфетки? Минхо пропустил смешок сквозь сопение, посмеиваясь с того, насколько взволнованным стал Чан. Было слишком легко заставить его паниковать. - Нет, нет, прости, я очень-очень благодарен, я не знаю, как смогу отплатить тебе! - Что ж, моё предложение: я готов предложить тебе работу здесь, будешь помогать мне заботиться о детях и тому подобное, а взамен я могу платить тебе деньги, чтобы покрыть все расходы и траты на мелочёвку, - объяснил Чан, выжидающе глядя на Минхо. - Ты правда сделаешь это? Это… по правде говоря, это звучит великолепно, я согласен, - ответил Минхо, удивляясь своей внезапной удаче. Он ожидал, что будет чуть более осторожен с незнакомой ведьмой, но что-то подсказывало Минхо, что легенды о Чане были чудовищно неверны. – Только почему ты предлагаешь мне это, когда мог бы, я не знаю, предложить мне мешок денег и отправить восвояси? – улыбка Чана дрогнула. - Это… то, что ты хочешь? Минхо поспешил оправдаться, видя его удручённое лицо. - Нет! Нет, нет, я хочу приступить к этой работе, мне просто интересно, почему ты выбрал такой способ помочь. - Ох, что ж… Здесь только я и мои дети, и я люблю их, но было бы неплохо иметь кого-то моего возраста, чтобы просто поговорить. Ну, я намного старше тебя, но ты меня понял. Ещё я просто ужасен в готовке – дети слишком малы сейчас и не замечают, но скоро им надоедят лапша и сэндвичи, - внезапно Чану в голову пришла одна мысль. – Погоди, а ты умеешь готовить? Минхо выглядел шокированным. - Конечно, я могу готовить! Хочешь сказать, что ты кормил своих детей лапшой и сэндвичами каждый день на протяжении всей их жизни? Где питательные вещества? – ахнул он, и Чан выглядел слегка обиженным. - Хэй! Я клал овощи и другие штуки в лапшу, я не настолько плох! Я пытался приготовить другое, но обычно это не было аппетитным. - Конечно, верю, - фыркнул Минхо, но он засмеялся, когда Чан начал дуться. – Знаешь, ты совсем не похож на то, что я представлял, - задумчиво сказал он. - Ох, правда? И что же ты ожидал? - Не знаю, исходя из легенд, я думал, что ты, возможно, ел детей или что-то такое, - теперь была очередь Чана быть шокированным. – Не то чтобы я сейчас думаю, что ты ешь детей! Ты, безусловно, прекрасный отец, я просто имею в виду, что ожидал, что ты будешь страшным и опасным, но ты просто… обычный мужчина. Легенды о тебе врали. Чан смущенно потёр затылок, и Минхо заметил, что кончики его ушей начали краснеть. - Что ж, легенды не были полностью неверны… Каждый раз, когда кто-то предлагал своего ребёнка в обмен на что-то типа золота или мести, я очень злился. Ребёнок должен быть безоговорочно любим, но этих людей это даже не заботило, - Чан слегка поперхнулся, и Минхо почувствовал, как у него забилось сердце. – Возможно, я зашёл слишком далеко, исполняя роль злой ведьмы, и напугал некоторых людей. Хотя я не жалею, - закончил он, уныло водя пальцем по краю своей кружки. Минхо накрыл свободную руку Чана своей, надеясь, что это успокоит его. - Они это заслужили, - прошептал он. Минхо мог понять – особенно сейчас, когда у него есть Чонин, он был бы в ярости, увидя, что кто-то относится к своему ребёнку не иначе как с великой заботой и уважением. - Определённо, - Чан одарил Минхо слабой, но благодарной улыбкой. – Кроме того, если бы не их некомпетентность, не было бы моих мальчиков, а я счастлив иметь их в моей жизни. Чан выбрал именно этот момент, чтобы сделать ещё один глоток чая, сразу же после этого начиная морщиться и плеваться. Он встал, оглядываясь. Минхо уставился на него широко раскрытыми глазами, гадая, что могло вызвать такую резкую реакцию. Чан на мгновение прищурился, затем приподнял край скатерти на столе и заглянул под него. Минхо услышал визг, после чего увидел тех, кому он принадлежал: два мальчика выскочили из-под стола, несдержанно смеясь, пока Чан смотрел на них вниз, уперев руки в бока. - Сынмин! Когда ты прекратишь подсыпать соль в мой чай, а? – спросил он. Минхо мог сказать, почему дети Чана были такими пронырливыми: Чан даже не пытался скрыть нежность, которая сквозила в его тоне, и Минхо просто знал, как трудно Чану сказать «нет» своим детям. - Никогда! – торжествующе завопил мальчик пониже, вскидывая руку, словно супергерой. Минхо предположил, что это Сынмин. Его подозрения подтвердились, когда другой мальчик хихикнул и добавил: - Ага! Минни никогда не остановится! – мальчики отбили «пять», и Чан поднял бровь. - Хёнджин, разве ты не хочешь, чтобы он перестал делать это с тобой тоже? Смех Хёнджина прекратился, и он переводил взгляд с Чана на Сынмина, как будто смотрел игру в теннис, затем серьёзно кивнул Чану. Минхо посмеялся над этой картиной, поднимая чашку к своим губам… Чтобы обнаружить, что его чай тоже был посолен. Он кашлянул и сплюнул в манере, очень похожей на Чана, и предательское хихиканье со стороны Сынмина подсказало ему виновника. - Минни! Ты не должен делать это с людьми, которых не знаешь! – отругал его Чан, затем повернувшись обратно к Минхо. – Я очень извиняюсь, до этого у нас никогда не было гостей… - Всё в порядке, уверен, что Чонин был бы ничуть не лучше! – весело ответил Минхо, отправляя в рот кусочек сахара, чтобы избавиться от всепоглощающего вкуса соли. Возможно, ему тоже будет сложно сказать «нет» детям Чана. Словно ожидая, когда назовут его имя, Чонин ворвался на кухню, следуя за Джисоном и Феликсом. У всех у них были одинаково ослепительные улыбки и плохо сделанные цветочные короны в пухлых ручках. Чонин немедленно пошёл к Минхо, забираясь к нему на колени и поднимая своё творение. - Я сделал это для тебя, папочка! – нежно сказал он, и Минхо сильно вздохнул. - Для меня? Вау, Инни, мне очень нравится! Спасибо, - сказал он, аккуратно надевая это на голову. Он оставил поцелуй на непослушных волосах Чонина, тот же в свою очередь ближе прильнул к груди своего отца. Феликс и Джисон обменялись взглядами после увиденной трогательной сцены и ринулись к своему родителю. - Чан! Чан, надень мою цветочную корону! - Нет, нет, надень мою! Мою! Чан выглядел слегка удивленным таким вниманием, затем взял обе короны из рук ожидающих мальчиков и надел обе. Они улыбнулись ему, а он ущипнул их обоих за щёки. - Хорошо, кто-нибудь видел Бинни? – спросил Чан, переводя взгляд с одного ребёнка на другого. - Бинни? Боже, Чан, сколько же у тебя детей? – возмущенно спросил Минхо. Изначально он думал, что были только Феликс и Джисон, но они просто продолжали добавляться! Чан усмехнулся, и на его щеках снова появились ямочки. - Бинни – последний, кого тебе придётся встретить. Чанбин. Когда мы найдём его, можем начать нормальное приветствие! Мальчики, как насчёт устроиться поудобнее? Дети издали звук согласия, рассаживаясь по пустым креслам. До того, как сесть, Хёнджин осторожно потянул Чана за рукав. - Думаю, Бинни снова практикуется в стрельбе из лука, в последний раз я видел его там. - Спасибо, Хёнджин, - ответил Чан, и Хёнджин занял своё место. Минхо не понял слов, сказанных Чаном после, но предположил, что это как-то связано с маленьким шаром света, появившимся перед ним, после чего он вылетел за дверь. - Пока ждём Бинни, я сделаю побольше чая… О! и печенья должны быть уже готовы! Я поставил их в печь! Все дети обрадовались, взволнованные возможностью попробовать своё творение. В подтверждение своих слов Чан вернулся с большим чайником и тарелкой свежих печеньев. Запах был прекрасен – определённо, они были домашними, разных размеров и форм, и Минхо знал, что такие печенья – лучшие. В этих была шоколадная крошка – Минхо слышал о печеньях с тающим, липким шоколадом только в книгах и детских сказках. Он улыбнулся, поняв, что отныне Чонин будет с нетерпением ждать этого момента. Конечно, они не обсудили детали, касающиеся новой работы Минхо; на самом деле, они едва коснулись этой темы, но Минхо был уверен, что Чонина ожидает много веселья за то время, которое они проведут с ведьмой и его семьёй. Неприятный скрип ножек стула вернул Минхо в настоящее, предупредив его о появлении кого-то нового. Должно быть, это Чанбин – сначала мальчик изо всех сил пытался забраться на своё место, а как только ему это удалось, начал радостно раскачивать ногами взад-вперёд. Минхо внутренне умилялся над происходящим. - Чан, что это у тебя на голове? – спросил он, не сводя глаз с головного убора. - Это называется цветочной короной! – взволнованно воскликнул Джисон. - Корона? – ахнул Чанбин, широко раскрыв блестящие от изумления глаза. - Хочешь одну, Бинни? – спросил Чан, наливая кружку чая и добавляя кусочек сахара, затем отодвигая сахарницу подальше, чтобы Чанбин не смог стащить ещё больше. У Минхо было ощущение, что это не остановило бы ни одного из них. - Да, пожалуйста, - он попросил вежливо. Феликс хлопнул руками по столу и начал нетерпеливо подпрыгивать на стуле. - Ух! Бинни, можешь надеть мою! - Феликс! Помнишь, внутренние голоса? И что я говорил про то, что стулья созданы, чтобы на них сидеть? - Извини, Чан! – улыбнулся Феликс, плюхнувшись с глухим звуком, в его голосе не было ни капельки раскаяния. Чанбин гордо выпятил грудь, когда ему на голову надели золотистую корону. Он сдул волосы, падающие ему на лицо, но они вернулись на то же место, затем он радостно улыбнулся Феликсу. - Спасибо, Ликси! - Теперь, когда мы все сидим, думаю, пора представиться, м? Мальчики, это Ли Минхо, он будет проводить много времени рядом с этого момента, поэтому ведите себя хорошо. В голосе Чана был какой-то скрытый тон, как будто Чан бросал вызов своим детям, чтобы они не переступали черту рядом с Минхо. Может быть, Чан был не так мягок с ними, как сначала показалось Минхо. - А я Чонин! – беспокойно заявил мальчик, не дожидаясь, пока Чан представит его. – Мне четыре! Минхо глянул вниз на Чонина, который показал в общей сложности три пальца. Минхо не нашёл в себе сил сказать, что он ошибся, поэтому он решил напомнить это Чонину позже. - Я Феликс! Мне шесть лет, а это Джисон – мой близнец! - Мне тоже шесть, а вместе нам…- Джисону понадобилось несколько мгновений, он нахмурил брови, кивая каждому своему пальцу. – Десять! Нам десять! Минхо усмехнулся. Определенно, это не должно было так работать, но Чан, видимо, думал так же, как и Минхо – он был слишком занят, нежно улыбаясь детям, чтобы исправлять их ошибки. В будущем им обязательно нужно будет подучить математику. - Я Сынмин, мне тоже шесть! - Меня зовут Хёнджин и мне семь! - А я Чанбин, мне восемь лет. Чанбин, сидящий ближе всех к Минхо, протянул крошечную ладошку, которую Минхо осторожно пожал. Чанбин одарил его широкой улыбкой, и Минхо был удивлён, обнаружив, что тому не хватало одного или двух молочных зубов. Желудок Чонина в этот момент издал громкое рычание, и он мило надулся из-за напоминания об его пустом желудке. - Папочка, я всё ещё голоден, - он фыркнул, упрямо скрестив руки на груди. Чан усмехнулся из-за этого действия, после чего снова посмотрел на Минхо. - Тогда, может быть, начнём сегодня? Мы можем начать с ужина. Минхо просиял. - Звучит прекрасно для меня!