Что нам скажут звёзды?

      Сегодня явно был не лучший день для Роджера - всё валилось из рук и, кажется, сама вселенная была против него. Барабанщик проснулся в крайне поганом расположении духа: голова адски болела, будто сдавливаемая невидимыми тисками, его вело из стороны в сторону и "заносило" на всех поворотах. И что самое интересное, Роджер не знал причин такого своего состояния. Его словно накрывало похмелье, но последние несколько дней парень даже не прикасался к алкоголю (что было уже странно для любителя покутить). И от этого Тейлор злился ещё больше - состояние премерзкое, а ведь он даже не пил!       Гадким казалось всё: погода в Лондоне (хотя она была вполне обыденной и привычной), остывающий в его кружке чай. Даже лучший друг Фредди, с которым они вместе снимали квартиру и играли в одной группе, запропастившийся куда-то с утра пораньше, казался ему сейчас гадким и вредным. Вот где его носит? Как он мог оставить Роджера, когда тому так плохо? Ушёл, пока барабанщик спал, и даже записки не оставил. Впрочем, остатки здравого смысла, где-то в глубине воспалённого мозга всё же твердили Роджеру, что Булсара (ах, простите, Меркьюри) ему ничем не обязан, не обязан сидеть рядом с ним, подобно курице-наседке. А потому обвинять в чём-то Фредди (который, к слову, даже ещё не в курсе состояния друга) глупо и эгоистично. В большей степени глупо, конечно.       Роджер, недовольно сморщив нос и отвернувшись от окна, дрожащей рукой потянулся к сахарнице на столе, надеясь, что пара-тройка ложек сахара всё-таки смогут скрасить этот в высшей степени мерзкий и уже практически холодный чай. В голове барабанщика вновь помутилось, а рука предсказуемо промахнулась мимо цели, смахивая со стола что-то другое. Раздалось звонкое "дзынь". Даже слишком звонкое в повисшей вязкой тишине. Роджер дёрнулся и болезненно нахмурил брови. Ещё один мерзкий звук. Он перевёл тяжёлый взгляд вниз - и сердце ухнуло в пятки. На полу, расколовшись на шесть осколков, лежала кружка с котами. Любимая кружка Фредди. Ну вот, теперь уж точно впору заказывать венок и панихиду, ибо Фред точно убьёт его. Как только вернётся, конечно…       Не успела эта мысль промелькнуть в голове парня, как входная дверь тихо хлопнула - Фредди вернулся домой. Бежать или заметать следы было поздно, да и сил, по правде сказать, на это не было никаких. Роджер тяжело опустился на стул. Оставалось только надеяться, что его многострадальная голова не лопнет, когда главная истеричная королева, обрушит на несчастного барабанщика свой праведный гнев.       Появления Фреда на кухне Роджер ждал, как божьей кары, и невольно вжал голову в плечи, когда друг, что-то мурлыкая себе под нос (вероятно, новую песню, которую сейчас писал), "вплыл" на кухню. В руках у него был пакет с продуктами, который парень тут же бросил на пол, стоило ему только увидеть Роджера. Тейлор выглядел в высшей степени несчастным: пунцовый, явно нездоровый, румянец заливал щёки, глаза лихорадочно блестели, губы высохли и местами потрескались, а на лбу выступила испарина, из-за чего длинные блондинистые волосы намокли и липли к лицу. – Роджер, что случилось? Что с тобой? – Фредди в одну секунду оказался рядом с другом, присаживаясь на корточки и заглядывая в большие голубые глаза. – Твоя чашка... – голос Роджера был тихим и надтреснутым. – Я её разбил... Случайно... У меня сегодня всё валится из рук, прости... – он закрыл лицо дрожащими руками. – К чёрту чашку. - Фредди аккуратно отвёл руки Роджера от лица и коснулся прохладной рукой его лба. - Дорогуша, да у тебя жар!       Руки Фредди нежно скользнули на щёки барабанщика, мягко их поглаживая. Тейлор блаженно прикрыл глаза – прикосновения вокалиста приносили такое долгожданное облегчение, что тот едва мог бороться с желанием прижать его руки к своей горящей коже. – Пойдём, дорогой, тебе нужно в постель... – Фредди поднялся и сильной рукой подхватил блондина под локоть, вынуждая подняться следом. Родж не сопротивлялся. А даже если бы хотел воспротивиться – не смог бы. Он грузно завалился на друга и тяжело дышал. Слабость, охватившая всё тело, не давала даже шагу ступить. Тогда Фредди перехватил друга за талию, закидывая его ослабевшую руку себе на шею, и поднял барабанщика на руки. Роджер хотел было возмутиться, что с ним обращаются, как с какой-то средневековой барышней, но язык прилип к нёбу и совсем не хотел ворочаться в пересохшем рту. Он смог издать лишь какое-то недовольное мычание и уткнуться в шею Меркьюри, смиряясь со своим, довольно унизительным, к слову, положением. От Фредди пахло дождём, свежестью и чем-то ещё, неуловимым, сладким и приятным. Чуть влажные длинные волосы щекотали Роджеру лицо, заставляя уголки губ немного дрогнуть в улыбке.       Фредди аккуратно кладёт друга на кровать, укрывает одеялом и всучает градусник. – Нужно померить температуру, дорогуша. Тобой же можно дома отапливать вместо печи, – парс нахмурил брови. Роджер молча подчинился, хоть и недовольно сморщил маленький носик. Он не любил болеть. Не любил градусники, лекарства, постельный режим и суетящихся вокруг него родственников. Всё это казалось ему до боли тоскливым и раздражающим. Хотелось вскочить и заорать: «Да не умираю же я, в конце концов!» Но Фредди… С Фредди всё почему-то было иначе. Парню даже нравилось внимание друга: то, как Фредди заботливо поправил ему подушку, подоткнул одеяло. И то, как он ласково убрал налипшие волосы с бледного лица барабанщика, как стёр пот с кожи влажным полотенцем, как аккуратно коснулся его лба, вновь проверяя температуру… Всё это вызывало у Роджера такой прилив тепла и благодарности, что даже стало стыдно за то, что в своих мыслях он ещё совсем недавно назвал вокалиста гадким. – Фред, не стоит переживать, я в порядке… – прохрипел Роджер, отдавая брюнету градусник. Но тут же по вытянувшемуся лицу Меркьюри понял – далеко не всё в порядке. – Ты шутишь? Лиззи, детка, да у тебя температура 39. Лежи и не вздумай вставать, – «бросил» Фред, выходя из комнаты и отправляясь на кухню в поисках аптечки. Где-то же были жаропонижающие.       Отыскав всё необходимое и налив в стакан воды, Фредди вернулся в спальню, присаживаясь на край кровати рядом с Роджером. – А теперь открой ротик, будь хорошим мальчиком, Роджи… – промурлыкал парс, буквально вкладывая таблетку в приоткрытые губы блондина. Будь Роджер в состоянии шутить, он бы обязательно отпустил какую-нибудь колкость о том, как же всё-таки пошло звучит эта фраза. Но сейчас он только покорно принял капсулу, касаясь губами пальцев вокалиста (и даже почему-то задерживаясь на них на секунду), и глотнул воды из услужливо поднесённого Фредом стакана. – Вот и умница, – похвалил Фредди, мягко касаясь рукой его спутанных волос, а потом продолжил: – Я всё же вызову тебе врача. Роджер едва было открыл рот для протестной речи, как тонкие, длинные пальцы легли ему на губы, пресекая все попытки воспротивиться: – Даже не спорь со мной, – безапелляционно заявил Меркьюри. И Роджер не спорил. Он только хлопал длинными ресницами, пытаясь разобраться, почему же прикосновения лучшего друга к его губам, волосам, к его коже ему так приятны? Почему эти простые, ничего не значащие действия вызывают такие приятные мурашки по всему телу? Он прикрыл глаза и бездумно провёл губами до кончиков красивых музыкальных пальцев, обдавая их горячим дыханием и словно стараясь поцеловать. Но Фредди резко убрал руку, отрезвляя этим забывшегося барабанщика. Парень резко распахнул глаза и уставился на друга. На лице Меркьюри на секунду промелькнуло недоумение, но оно быстро сменилось на ласковую улыбку. Видимо, Фред списал необычное поведение лучшего друга на болезнь. Роджер и сам с радостью переложил «вину» за свои странности на жар и лихорадку. Фредди просто окружил его заботой, за что барабанщик ему очень благодарен. Это просто секундное помутнение из-за температуры – убеждал себя музыкант.       Но стоило Роджеру заглянуть в бездонные карие глаза напротив, как какой-то тихий голосок внутри несмело дал понять – вовсе не секундное. Парень быстро облизнул пересохшие губы, не в силах оторвать взгляд от глаз Меркьюри. Таких гипнотически красивых и лучившихся таким внутренним светом и добротой… Фредди, видимо, ощутив неловкость от такого пристального взгляда, первым отвёл глаза, пряча их за пушистыми чёрными ресницами. Роджер выдохнул (как ему показалось, даже слишком громко) и впервые порадовался своей температуре, под предлогом которой можно было скрыть вспыхнувшее от смущения лицо. – Поспи… – первым нарушил тягостную тишину Меркьюри. – Я пока найду тебе врача. Роджер хотел было вновь предпринять попытку отказаться от медицинских услуг (по правде говоря, он просто не хотел, чтобы Фредди оставлял его одного в комнате), но всё же прикусил язык. Если Меркьюри что-то решил, то переубедить его было невозможно. Лишь тратить энергию, которой у Роджера и так было немного. Он вдохнул и обречённо откинулся на подушку, закрывая глаза. Фредди лишь зашторил окна спальни и по-кошачьи бесшумно выскользнул из комнаты.