На горьком опыте

С момента их знакомства с Лютиком прошло уже несколько лет, когда Геральт вдруг с удивлением понял, что ни разу ещё не видел его рыдающим. Разумеется, бывало, что Лютик плакал, в своей мелодраматичной, несколько напыщенной манере: когда замужняя дама отвергала его неуклюжие ухаживания (можешь себе представить, Геральт!). Или когда публика была восхищена его новой песней, но как-то не так. Но этим вечером в увядающем саду своего родового имения Лютик рыдал. Заметив Геральта, он быстро сел и вытер глаза. — Уже успел по мне соскучиться? — спросил он, пытаясь придать своему голосу радости и давясь ею. — Я знаю, что ты без меня ничего не можешь, Геральт, но это же не значит, что мы должны ходить как привязанные. Геральт сглотнул. Он понимал, что ему великодушно дали возможность избежать разговора, да и, говоря по правде, уж он-то точно не смог бы найти слова утешения, которые Лютику нужно было сейчас услышать. Вот только в этом холодном, помпезном доме не было ни одной живой души, такой способностью обладавшей. Он сел рядом с Лютиком на холодную скамью и запрокинул лицо к усыпанному яркими звёздами небу. — В первый раз, когда я сражался с грифоном, он распорол мне всё брюхо, — начал Геральт. — Несколько часов я ковылял вдоль побережья Скеллиге, чтобы добраться до ближайшей знахарки, и под конец я полз. Лютик шумно сглотнул. — Друг мой, ты знаешь, как я ценю добрую историю, но я не уверен, что нынче вечером в настроении живописать твои великие приключения. — Знахарка не открывала дверь, пока я не начал колотить в неё кошелём с монетами, — продолжал Геральт, и чем больше он говорил, тем суше становился его голос. — Я бросил его ей под ноги — всё до единой монеты. Мне всего-то и нужно было удержать внутренности там, где им полагается быть. Знаешь, что она мне сказала? — Ты какую-то дурную шутку затеял, — пробормотал Лютик. — Сдаюсь. И что же она сказала? — Она бросила один взгляд на рассыпавшиеся у её ног монеты и сказала, что я могу подавиться своей фальшивкой, — пролаял Геральт сквозь смех. — Это были серебряные гроши. Заметив на лице Лютика растерянное выражение, Геральт уточнил: — Деньги, на которые она плюнула, которые отшвырнула в грязь, были платой за два десятка накеров. Их хватило бы, чтобы прокормить её семью в течение месяца. Но толку ей от них, если то были серебряные гроши. Она бы Велен даже на карте не нашла. — Уверен, эта история пользуется бешеным успехом в Каэр Морхене, — заметил Лютик. — Вообще-то да, — кивнул Геральт, — но я не к тому клоню. Что я хочу сказать: то, что может казаться бесполезным одному человеку, — он повернулся к Лютику, — для другого может быть бесценно. Лютик смотрел на него, и не успевшие высохнуть слёзы на его щеках в лунном свете слабо отливали серебристым блеском. Стоило вспомнить, с каким напряжением он сидел со своей семьёй за ужином, как терпеливо сносил сыпавшиеся на него колкости, изощрённые, острые и нескончаемые, и у Геральта начинало щемить в груди. — Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь, — сказал Лютик. И улыбнулся.