«Пошел прочь отсюда. И молись духам, чтобы я не учуяла твой запах поблизости. Я не буду столь же обходительна, как Сокджин.»
«Да что ты понимаешь?!»
Он рычит сильнее, бросается вперёд почти бешено, убитый безысходностью, но не успевает добежать до хрупкой волчицы, как с громким скулежом валится на снег, сбитый с лап сильным телом. Сокджин нависает над ним сверху, сжимает на шее мощные челюсти и пускает старейшине кровь, прибивая того к земле феромонами. Пылкость прошла, в чужих глазах читался лишь животный страх, когда волки, что должны были помочь, убегают прочь. Волчица видит, как из злых когда-то глаз медленно утекает долгая прожитая жизнь, а алая кровь заливает снег вокруг, превращая границу в место жертвоприношения. Ещё никогда эта земля не принимала кровь своих же, как доказательство того, что предателей надо карать. Через лес они идут в тишине. Кристальный, еще никем не тронутый снежный ковер отражает солнечные лучи, заставляя стаю морщиться от невообразимой яркости. Волки слышали запах крови, шерсть на загривках встала еще тогда, когда раздался первый мощный рык Сокджина, а сердца заколотились сильнее, стоило услышать волчицу. Исход бунта был известен всем, никто не смел сомневаться в силе и смелости своего вожака, но Сокджин для многих стал верным наставником, добрым другом, чтобы спокойно относиться к такому. Стая встречает вожаков в тишине, склоняя в почете головы. Обычно все проходит не так, но старейшина все равно много сделал для некогда молодого щенка и вклад его достоин. Волчица уходит в дом одна, оставляя Сокджина на крыльце. Она оборачивается человеком, одевается теплее и вновь выходит на улицу, опускаясь на лестницу подле своего волка. Стая скрылась по домам, закрыла за собой плотно двери и ни один из них не рискует выглянуть в окно, не желая быть свидетелями детской утраты. Отпраздновать свободу они смогут потом. Вожак укладывает морду на теплые ноги и устало прикрывает глаза, ощущая тонкие пальчики в густой шерсти. Утро выдалось не из легких, мощное сердце все еще быстро стучит в волчьей груди, а пасть полна вкуса чужой крови и запахом отчаяния. Они еще долго будут приследовать молодого вожака, но с каждым днем будет все легче, пока забота о стае не перекроет чужие переживания. — Ты сделал все правильно. Волчица говорит тихо, массирует пальцами встревоженные уши и смотрит куда-то вдаль, словно находится совсем не здесь. Туда, откуда все еще пахнет кровью, где прервалась одна долгая жизнь и начались сотни новых, когда молодые оборотни смогут вдохнуть наконец полной грудью и воссоздать свои традиции, где не надо будет отдавать жизнь или жертвовать самым важным, чтобы умаслить духов. Девушка мудра под стать правителю, успокаивает могучего волка феромонами и долгожданно молчит, позволяя Сокджину, укутанному в любимый запах, подумать. Она права. Как бы не был тяжел груз утраты, какой бы горький осадок не оставался на растерзанной душе, Сокджин сделал всё, чтобы обеспечить дальнейшую безопасность стаи, безопасность своей любви и детям, бегающим по заснеженным холмам. Зима морозит землю под лапами, ему есть чем забить голову и волк, направленный девичьей мудростью, отпускает от себя переживания. — Он был тебе как отец, знаю, но ты выбрал правильный путь. Не от того, что спас меня - ты защитил стаю от тирании, теперь многие омеги вздохнут с облегчением и счастьем за то, что никто больше не будет их осуждать. Альфы будут возвращаться живыми с охоты и мы сможем расширить наши территории, если все же договоримся с соседней стаей. Мы свободны, Джин. Ты свободен. Она улыбается слишком тепло, прижимается лбом к волчьей морде и заливисто смеется в следующую секунду, когда по её лицу проходится шершавый язык. Сокджин игриво рычит, встает на полные лапы и валит хрупкое тельце на деревянное крыльцо, клацая зубами у самой шеи. Волчица замирает. Она сильнее откидывает голову, позволяет мужчине уткнуться мокрым носом в самый изгиб и дышать успокаивающим запахом пары. — Ты тоже это чувствуешь, да? Сокджин поднимает серьезную морду, смотрит на девушку слишком пристально, а потом оттягивает за одежду в дом, закрывая за собой дверь. И стоит им закрыться от всего мира, как оборачивается он человеком и голодно, как и полагается дикому зверю, прижимает к себе встревоженную волчицу. Она в его горячих руках плавится подобно воску от огня свечи, держит ладошки на голой груди и дышит любимым запахом, заполняет все легкие и еще больше впадает в знакомый дурман. Волк распускает руки. Нюхает длинные волосы, мнет в больших ладонях мягкие бедра и утробно рычит, пытаясь сдержать внутреннего зверя. Воздух вокруг накаляется, феромоны смешиваются с запахом нарастающего возбуждения и волчица буквально чувствует, как полувставший член упирает ей в ляжку, и первая лезет целоваться. Мокро, вкусно, она долгожданно стонет в поцелуе, потому что сейчас плечо словно и не болит вовсе, вечерние переживания можно оставить на потом и отдаться в надежные руки, как того требует природа. Сокджин пока что позволяет ей вести, лишь придерживает за тонкую талию и довольно мычит, получив самое долгожданное лакомство в мире. Она пахнет домом и возбуждением, самым вкусным запахом, что волк когда-то чувствовал. Он оседает на самом кончике языка, заставляет пасть заполняться слюной и все несдержанней наминать мягкую кожу, опрокидывая девушку на постель. Волчица растрепана; вспотевшая от жара собственного тела, что скоро буквально охватит агонией без его прикосновений, задирает длинные юбки выше по ногам, игриво засматриваясь на вожака. Ким стоит прямо рядом с кроватью, смотрит на свое сокровище и хищно облизывается, медленно отдавая весь разум в руки зверю. Он выжидает, максимально заостряет все свое внимание на алых губах, готовый услышать заветное приглашение. Она сама должна позвать его в свое гнездо, подпустить, довериться настолько сильно, почти на равных, чтобы отдать всю себя на съедение и быть уверенной, что вреда не причинят. — Могу? Голос хриплый, напряжение запредельное. Вожак рад, что до его гона еще много времени, он может управлять трезвостью своего разума и доставить своей омеге наслаждение после всего, что ей пришлось пережить. За всю ту поддержку, за ласку и правду, когда он сам был не прав, а потом в помощи при поисках правильного решения. Она стала его путеводной звездой, той, кого сама Луна была не в праве осуждать, а духи предков обязаны лишь помогать. — Можешь. Мне плохо без тебя. Сокджин накрывает хрупкое тело сразу же, расправляет плечи и вдыхает полной грудью всю ту смесь ароматов, что сконцентрировалась вокруг. Платье рвется по швам от сильных рук, корсет летит на пол, а волчица сама будто и не дышала вовсе до этого момента, пока не оказалась под ним полностью обнаженная. Разгоряченная, возбужденная, она чувствовала, как бедра липли друг к другу, как живот начало сводить больными спазмами от нехватки собственного альфы так, что хотелось выть. — Джин… Собственное имя, срывающееся с её губ сносило крышу. Зверь внутри рычал, член стоял так, что становилось больно при каждом движении бедрами, но создание перед ним нуждалось в ласке, а не просто диком сексе. Сокджин целовал вкусно, кусал губы и ладонями блуждал по горячему телу, сжимал кожу под пальцами почти до синяков, считая ребра. Она зарывалась ему в волосы, стонала в поцелуе всё громче, а потом и вовсе вскрикнула, ощущая несильный укус на ключице. Джин исследовал её, словно в первый раз. Целовал шею и слегка впалый живот, кусал грудь и дрожащие от предвкушения бедра, а потом и вовсе забылся в собственном желании, языком собирая обворожительно пахнущие соки. Волчица в руках застонала, разбросала по подушке длинные волосы и чаще задышала полной грудью, сверкая в полумраке комнаты красными щеками. Нереально вкусная, запретно желанная. Его пальцы проникали внутрь, гладили самые чувствительные точки и доводили до высшего наслаждения, заставляя девушку прогнуться в спине. — Сумасшедший. — Дорогая, тебе придётся кончить сегодня много раз, чтобы мы смогли спокойно поспать ночь и отдохнуть. Волк улыбался довольно, облизывался с нескрываемым наслаждением и смотрел на неё, полностью открытую, слегка уставшую, но всё еще неудовлетворенную настолько, что живот опять скручивало болезненным спазмом. Волчица заскулила почти ранено, поджала под себя ноги, сильнее зажмуривая глаза. — Давай быстрее. Меня не надо подготавливать сейчас. Она почти хныкала от неприятных болей, смотрела на волка побитым зверем и похабно, совсем неподобающе ей, опустилась на локти, выставляя себя на показ. Колени почти разъезжались по простыням от нехватки сил, пока Джин рассматривал столь прекрасную картину, но долго ждать себя не заставил. Два голоса слились воедино в громком, продолжительном стоне, стоило Сокджину войти одним плавным движением до самого конца. Тело под руками слегка дрожало, девушка дышала сбивчиво, но все равно просила ускориться, готовая ко всему. Она ему верила чуть ли не больше, чем себе самой, была во власти могучего волка, как душой, так и телом. Член внутри дергался от каждого нового стона, Джин двигался равномерно, шлепал бедрами о мягкие ягодицы и рычал довольно, прикусывая её шею сзади. Сегодня Джин чувствовал себя зверем больше, чем когда-либо, он позволял себе аккуратно отпускать все печали последних дней в каждом толчке и не терялся лишь благодаря любимому голосу, что шептал что-то в полубреду. Волчица под ним была сумасшедшей, пахнущая потом и тлеющим деревом, она упиралась носом в его рубаху и скулила еще сильнее, подходя к разрядке. — Джин… Она вскрикнула громко и затряслась в оргазме в ту же секунду, стоило волку сомкнуть мощные челюсти на её плече. Уже ненавистный запах крови ударил прямо в нос вожаку, но зверь был доволен, он подарил своей паре метку, стопроцентную гарантию того, что готов построить с ней жизнь. Рубиновые капли падают в ворох одежды, волчица всё еще трясется под сильными руками, пока Сокджин выходит, но плеча из зубов не отпускает. Лишь впивается сильнее, вызывая более громкий вскрик и падает вместе с ней на постель, разворачивая аккуратно руками. — Ты… Сил говорить нет, в горле пересохло, но она слышит, как довольно рычит грозный зверь и чувствует себя самой счастливой на этой земле. Пусть сейчас в стае не все так гладко, пусть будут еще впереди те времена, когда их любовь будет проверена обстоятельствами - сейчас, находясь в объятиях друг друга, они были самыми счастливыми. И впереди у них была вся жизнь.