Легенда о волчице

Этот момент был сравним с благословением. Волчица смотрела на него расфокусированно, почти не моргая, опасаясь снова упасть в пустоту и так же тяжело дышала, но она очнулась. Она переборола всё, что было сказано мудрецами, выдержала натиск агонии, охватившей хрупкое тело и даже смогла произнести его имя вслух, разом залечивая все душевные терзания. Следующие сутки её окружали лекари, когда Сокджин наконец-то вышел к стае, обрадовал всех вестью о том, что волчица очнулась и даже успел поохотиться, всё увеличивая запасы на дальнейшую зиму. Стая была рада возвращению вожака в их жизнь, пока волк непрерывно думал о ней. — Ты очнулась, это не сон. Он подошёл к кровати на негнущихся ногах, грозясь свалиться в любую минуту, если сердце почует неладное. Его волчица очнулась, смотрит сейчас на него заметно устало и сидит у изголовья кровати, перебинтованная повязками по самый живот. Невероятно сильная даже сейчас, многие омеги стаи хотят на неё равняться, стать чем-то большим, чем было всегда и стоять на равных со своим альфой, помогая. Это вызывает неописуемую гордость. — Ты сам как сон, — она лениво улыбается одними уголками губ, протягивает ему здоровую руку, упрашивая сесть рядом на постель. — Ты побледнел, Джинни. — Я не мог нормально спать, стерёг твой сон ото всех, кто мог бы его потревожить. Я был буквально на грани, и одни предки знают, что было бы со мной, не проснись ты. Он лбом аккуратно прижимается к ней, прикрывает глаза в блаженном забытье и вдыхает наконец полной грудью её аромат с примесью лечебных трав. Этот запах воистину стал живительным для могучего волка, и только сейчас можно было понять, что Сокджин эти дни словно и не дышал вовсе, не в силах насытиться и оторваться от волчицы. Она тонкими пальцами оплетает его ладонь, водит аккуратно ногтем по ней и тихо выдыхает, ощущая дрожь своей пары. — Я так боялся, что предки заберут тебя у меня. Что бы мне тогда оставалось? — Не говори так, — у неё самой голос дрожит, слабость всё ещё берет своё, но сейчас Сокджин нуждается в не меньшей поддержке, чем она. — Ты силён и молод, стая буквально боготворит тебя. — Что мне вся стая, потеряй я тебя? Он отстраняется, заглядывая в чёрные глаза, и волчица не выдерживает всех переживаний, что в них скопились, поддаваясь вперёд. Его губы в контрасте с температурой кажутся непозволительно горячими, почти обжигающими для ослабшего тела, но такими приятными и по-особенному вкусные, что не поцеловать их — равнялось с возможностью умереть в ту же секунду. Сокджин целовал осторожно, обхватывал большими ладонями румяные щёки и аккуратно приближался плотнее, поглаживая пальцами гладкую кожу. Этот момент казался чем-то невозможным, слишком несбыточным и интимным в свете пары свечей, что казалось бы даже Луна сейчас не в праве подглядывать за ними. — Я так вижу, тебе уже лучше. Волчица вздрагивает от хриплого, скрипучего, такого ненавистного ей голоса, что в испуге отрывается от вожака, обращая взгляд за его спину. Старейшина стоит прямо в дверном проёме, с вызовом вскидывает голову и выпускает на волю свои феромоны, угнетая лёгкую атмосферу. Омега внутри девушки скулит от такой силы, волчица ещё слишком слаба, чтобы самостоятельно дать отпор и поэтому начинает тяжелее дышать, стараясь набрать в лёгкие как можно больше воздуха. Получается с трудом. — Прекрати давить на неё. Сокджин встаёт с кровати, закрывает собой девушку и встречается взглядом со старейшиной, враждебно сверкая глазами. Мужчина на это лишь усмехается, но уже таким уверенным не кажется, расправляет подол тёплой накидки и пытается аккуратно подчинить себе бунтующего волка. — Сокджин, мальчик мой, как же ты не понимаешь? Эта девка пользуется тобой, пользуется твоим положением и откровенно играет роль невинной овечки. Она тебе не пара, к тому же такая слабая. Что же будет, если она нарвётся на проблемы серьёзнее? Ты так и будешь бегать за этой сучкой, как щенок? — Я не пускал тебя в свой дом вновь. — Что? — Пошёл вон отсюда. Если я ещё раз учую твой запах на ней, не посмотрю на то, что ты когда-то отца мне заменил. — Ты глуп и слеп. Пригрел на груди гиену и даже не замечаешь этого! — О, нет, я как раз недавно об этом узнал. Старейшина уходит, недовольно хлопнув дверью, а волчица наконец спокойно вдыхает полной грудью и морщится от боли, такие манипуляции с полученными ранами довольно опасны. Сокджин стоит пару минут спиной к кровати, успокаивает бушующие феромоны и подбрасывает пару полений в печь, сильнее обогревая дом. Он раздевается догола, надевает одни лишь хлопковые шаровары и залезает на кровать, аккуратно кутаясь в одеяла. Волчица тепло улыбается, тянет здоровую руку к нему и ерошит жёсткие волосы у самых корней, аккуратно массируя кожу. Сокджин довольно стонет, пристраивает голову ей на живот и кладёт большую ладонь на бедро, слегка сдавливая пальцами. Ему сейчас хорошо, спокойно от осознания того, что его пара в порядке, улыбается ободрительно и поддерживает даже сейчас, периодически истекая кровью. — Сильно болит? Он всё так же лежит на её бедрах, мычит от удовольствия, но запах крови вторгается в нос даже из завесы трав и родного запаха. Волчица молчит, продолжает массировать ему голову и старается внутри себя сделать более спокойный голос, потому что да, болит. Сильно болит, так, что тяжело повернуть голову и вдохнуть лишний раз полной грудью, но это нечто по сравнению с тем, что она жива. — Я переживу. Совсем скоро всё пройдёт, и я вновь буду бегать надоедливой белкой по дому. — Тебе нельзя перевоплотиться? — Лекарь сказал, что пока рана не начнёт затягиваться, это может быть опасно. Но я так хочу бегать по снежным полям, гонять кроликов и играть с тобой в догонялки, срываясь всеми четырьмя лапами. — Я всё равно догнал бы тебя. — Конечно. Но только со второго раунда. А ещё… — Что? Не томи. — Сокджин поднимается с твоего живота, сверкает в бликах свечей подкачанной грудью и смотрит заинтересованным щенком, только не отбивая дробь хвостом. — Я хочу от тебя детей. Счастью вожака не было предела.

***

— Почему ты на ногах? Лекарь сказал, что тебе нежелательно вставать ещё неделю! Сокджин вернулся с охоты, сразу же недовольно расхаживая по дому. От него пахнет морозом, немного кровью и ещё не до конца спавшим адреналином, который так хочется почувствовать самой, возможно, завалить на двоих косулю или десяток зайцев, только волчицу сейчас оберегает большой грозный вожак, таскаясь словно со щенком. Он за девушкой следит с самого дня пробуждения, носит на руках, сплетает длинные волосы в косу и заботливо дует на каждую ложечку во время еды. — Дорогой, «нежелательно» не значит, что вообще нельзя. Как прошла охота? Волчица аккуратно перемешивает почти готовое жаркое, морщится от тянущей боли в плече и тут же получает в него заживляющий поцелуй. Сокджин лижет рану, проходится по всем корочкам языком и каждый раз мечтает увидеть, как она сама затянется прямо на его глазах, и будь её тело в волчьей шкуре, было бы куда проще. Он вдыхает полные лёгкие ароматов, смешанных в его доме. Здесь есть и её запах, и ощущаемый треск палений в камине, и чудесный аромат тушёного кролика со специями. — Тебе нельзя перенапрягаться. — Мне не в тягость готовить для тебя. Ты только с охоты и явно голоден. — Мой зверь всегда не мог устоять перед твоим. — В такие моменты он издаёт прекрасные рыки от удовольствия и даёт гладить уши. Она разворачивается в сильных руках лицом к вожаку, проводит самыми кончиками пальцев по всем белёсым шрамам, украшающим мощное тело и слышит как тот глубоко вдыхает, учуяв омежьи феромоны. Сокджин помнит, что ему сказал лекарь, совсем на днях должна начаться предтечка, а хрупкий организм ещё не готов к таким перепадам гормонального и физического уровня, что переживать есть о чём. Сейчас волк должен быть собран. Эта течка будет отличаться от других, у неё ещё даже не начато гнездо, она словно не понимает от всех этих лекарств, что творится с её организмом и старается занять себя работой по дому. Слегка растрёпанная, уставшая и до безумия мягкая, что хочется бесконечно обнимать, но сейчас они оба лишены такой роскоши. — От тебя веет смятением и волнением, что тебя тревожит? Волчица заключает чужое лицо в ладони, смотрит в глаза и пытается понять все проблемы на этом свете, стараясь помочь своему альфе. — Старейшина вредил тебе. — Что? — Лекарь сказал, что отвар, который ты пила - был ядовитым. Совсем малая доза яда, но его хватило бы, чтобы подорвать твоё здоровье и здоровье детей. — Вот же драная гиена! Девушка вырывается из уютных объятий, начинает бродить по дому в одной спальной рубахе и грозно рычит от накопившейся ярости. Её зверь беснуется хлеще взъярённого до этого альфы, требует расправы и окропить собственные зубы в чужой крови за покушение на её детей. Омега внутри неё не слабая духом, она готова бросить вызов даже старейшине если потребуется, и волк внутри Сокджина от этого игриво машет большим хвостом. Замечательная девушка. — Его счастье, что я не хочу проблем для тебя! — она вновь подходит ближе к альфе, смотрит на него серьёзно снизу вверх и хмурит аккуратные бровки. — Пообещай мне, что не будешь глупцом и не пойдешь у них на поводу. Они считают тебя юным, неопытным и непонимающим, но ты умнее всех их взятых. — Потому что смог разглядеть в тебе что-то большее, чем тявкающую шавку? — Потому что ты смотришь в будущее, где будут жить дети этой стаи, а не стараешься казаться деспотом, чтобы тебя слушали. — Я стараюсь как могу, ведь в этом мире будут и наши дети. — Сокджин аккуратно берёт её трясущиеся ладони в свои и целует пальчики, не переставая смотреть в глаза. — Ты моя омега, я люблю тебя, и однажды наши дети станут такими же мудрыми правителями, если Луна благословит их. — Предки помогут. Давай есть и будем ложиться спать. Мой организм ещё быстро устаёт, мне не особо это нравится. Сокджин вновь вспоминает о том, что в скором времени на его плечи ляжет большая ответственность. Её здоровье, будущее и даже жизнь будут зависеть от того, насколько собранным он будет, а контролировать себя рядом с течной омегой что любишь — задача почти невыполнимая. Но он справится, иначе никогда не простит себя. — Почему каждый раз эта девка встаёт между тобой и мной, мой мальчик? Она окрутила тебя, обвела вокруг пальца, и теперь ты действуешь по её наитию, укрывая эту бесстыжую в своей постели! Что подумают остальные?! — Ты был мне как отец, научил меня всему, что я знаю и ты выбрал не лучшее место и время для разборок. Разговор, постепенно превращающийся в крик, прогоняет весь сон. В дом проникает холодный ветер с улицы, а непрекращающееся бормотание лишь разбивает всю атмосферу, смешиваясь в фоновый шум. Сокджин стоит прямо на крыльце дома в одних только штанах, закрывает большую часть прохода широкой грудью и не даёт разозлённому старейшине пройти внутрь. Он устал и хочет вернуться в постель к омеге, обнять хрупкое тело и почувствовать маленькие ладони, ласкающие шею, но неугомонный старик пришел, что есть свет, и устроил представление для всей стаи. — Да как ты смеешь не прислушиваться ко мне?! — он грозно рычит на Сокджина, приближается к нему слишком близко и отвешивает вожаку унизительную пощечину. Народ вокруг ахает. — Ты посмел идти против меня, наглый ты щенок! Я помогал твоему отцу во всех делах, следил за родами твоей матери, воспитал тебя, когда они погибли, а ты веришь какой-то девке?! — Угомонись. Сокджин опасно сверкает глазами, заставляя шум вокруг утихнуть. Никто не пойдет против сильного волка, вожака, в трезвом здравии, многим в стае давно надоел этот старейшина, а бедные омеги не имевшие альф и без того шарахались от старого волка, заставляющего ублажать его желания. Старейшину защищать не будут. Он один отличался от всех, что были в их стае; своенравный, неподчиняющийся вожакам, он казался большой угрозой порой, но всегда прикрывался тем, что стар и мудр по сравнению с незнающей молодежью. — Сокджин… — Я не глуп и уже давно не ребенок. Ты травил мою омегу, настраивал меня против неё и посмел прийти сейчас к моему дому и выставить меня на посмешище перед стаей. Если бы ты не был мне дорог когда-то, то не дышала бы твоя грудь уже сейчас, но духи милостивы и благосклонны над тобой. Уходи. Как человек ты еще молод. Я дам тебе сутки на сборы, а завтра на рассвете лично провожу до границы. — Как прикажете. Старейшина криво сгибается в поклоне и быстро уходит к своему дому сквозь расступившуюся толпу. Волки смотрят ему вслед и некоторые не могут нарадоваться решению вожака, что в их стае наконец-то станет спокойно, свободно от старинных обычаев и правил. Они поворачиваются к Сокджину, улыбаются чуть хмурому альфе и радостно разбегаются по домам. Пора начинать новый день. — Почему ты голый? Сокджин заходит в дом и тут же закрывает за собой дверь, ощущая на плечах горячие ладони. Её пальцы аккуратно сжимают мышцы, спускаются до локтя и притягивают ближе, накидывая на спину крупную шкуру. Омега преданно заглядывает в его глаза, чувствует, что опять грядет что-то неладное и хмурит брови в ответ на чужую лучезарную улыбку. Она обиженно хмыкает, складывает руки под грудью и уже собирается отойти, как гора мышц наваливается сверху, а холодный нос упирается в изгиб шеи, вдыхая любимый аромат. — Ты вообще-то тяжелый. — У тебя скоро течка. — Что? — Надо успеть подготовиться, остались всего две Луны. Он мычит слегка устало и неразборчиво, а волчица стоит испуганным сусликом, прогоняя в голове смысл фразы. Скоро её течка, но она даже не начинала приготовлений. Нет ни запасов, ни гнезда, ни настроя, а что если гормоны решат в один миг рухнуть на бедную девушку и она совсем потеряет рассудок? Перестанет контролировать своё тело и желания, упадет в то самое состояние небытия, да так, что никто докричаться никогда не сможет. Течка всегда была неким таинством между альфой и омегой, когда можно было довериться, показать своему возлюбленному, что именно его можно впустить в своё гнездо и отдаться в надежные руки, которые помогут, не дадут жару испепелить тело и предать его забвению. — Хей, перестань, твой запах становится тяжелым. Сокджин вновь разворачивает её к себе, осматривает взволнованное лицо и аккуратно целует в висок, поглаживая ладонями хрупкую спину. Волчица в его руках успокаивается, вспоминает, что о ней есть кому позаботиться и собирается уже попросить о самой постыдной вещи, которую, наверное, не совершала еще ни одна омега. — Я позабочусь о тебе, никому в обиду не дам. Ты будешь плавиться в моих руках от наслаждения, а я сделаю всё, чтобы тебе было комфортно. Эта течка будет нелегкой, но кто еще справится с этим, если не ты? — Ты... поможешь мне построить гнездо? Сейчас я не справлюсь одна. Сокджин готов поклясться, что сердце его замерло, а зверь внутри заскулил и довольно замахал мощным хвостом. И столько смущения было в её просьбе, столь интимной она казалось, что волку стоило больших усилий не взять её прямо на столе, как они делали в порыве страсти. Она возбуждала его всегда, её хотелось безукоризненно. Волк голодал по мягкой коже, мелодичным стонам и крышесносному запаху любимой, что, казалось бы, готов был сожрать хрупкую девушку при первой же возможности. Но зверь его уважал чужой выбор, умел терпеть и ждал, когда гордая волчица сама протягивала руки. Ждать приходилось недолго. — Конечно. Пошли, мы можем начать прямо сейчас. Сокджин отвел её обратно в спальню, достал из сундуков всю одежду, что у него была и спокойно отдал растерянной девушке. Волчица залезла на середину кровати с рубашкой в руках и удивленно осмотрела обстановку, словно никогда тут не была. Всё казалось чуждым, холодным, все хорошие воспоминания будто стирались с памяти, заставляя глаза слезиться. — Что с тобой, любовь моя? — Я не знаю с чего начать. Она дрожала от переизбытка чувств, словно осознание о грядущей течке запустили работу гормонов в организме и ломка началась слишком внезапно. Девушка казалась слишком маленькой будучи одной на кровати, но всё равно размышляла, как же ей построить самое красивое гнездо, что она делала. Успокаивал лишь его запах. Приготовления заняли слишком много времени. Сокджин отменил все дела на сегодня, помогая своей омеге. Волчица сначала злилась на него за то, что везде лез, рычала и пыталась куснуть за руку неугомонного альфу, который опять пытался положить что-то на сой манер, но всё же собралась с мыслями и позволила позаботиться о себе уже сейчас. Так общими усилиями гнездо было готово к ночи, где уставшая парочка и заснула.