Восстань из пепла

— Эй, Доминик, — Рубцов попытался догнать того. — А куда мы идём? Доминик почему-то не хотел говорить и с мрачным видом шёл по вечерним улочкам. Родион уже был в паре метрах позади него. Почему-то Яновский даже не стал ждать парня и не реагировал так остро, как в прошлые разы, когда тот не хотел никуда идти. Доминик даже не кричал, а просто достал швейцарский нож из кармана чёрных джинс и, оказавшись за спиной Рубцова, приставил к его шее и тихо прошептал, что сделает с ним, если Родион не пойдёт. У парня от таких угроз по спине побежали мелкие мурашки, а Яновский, дабы удостоверить своё превосходство, несильно провёл тонким раскладным ножом по шее Родиона, однако этого было достаточно, чтобы у того потекла кровь. Когда Рубцов вспомнил это, он остановился, оказавшись под светом тусклого фонаря, и осторожно потрогал место под шеей. Парень одёрнул руку: рана хоть и не была глубокой, но все ещё кровоточила. — Эй, где ты там? — Яновский уже потерял Рубцова из виду. — Тут я, — Родион быстро догнал Доминика и сравнялся с ним, — куда мы идём? Яновский не ответил. Рубцов продолжил идти в полном недоумении и вдруг спросил: — Доминик?.. — Что? — А где Надежда? — Разбилась вдребезги. Шучу. У себя в квартире, туда мы и идём. — А зачем? — Ты знаешь. Родион знал. Он всё знал. Знал, почему оказался в доме Яновского и знал, зачем его избила Надежда, но он не хотел этого признавать. По щеке Рубцова скатилась слеза, однако благодаря вечернему времени Доминик это не заметил. Пока. На улице было тихо, и шаги двух абсолютно разных, но похожих, как две капли воды, парней разрывали гробовую тишину кривых и мрачных тёмных улочек. — Почему плачешь? — Доминик резко остановился и посмотрел Рубцову прямо в глаза. — Н… Не знаю. Странно просто все это. Такое ощущение, что я никогда и не был бездомным. — Все правильно, ты не был бездомным. Сам знаешь, — Яновский не удосужился объяснить, а лишь проговорил, — Надежда… У нас с ней связано так много воспоминаний… Знаешь, почему мне обидно, когда человек умирает? Потому что его мозг разлагается, а значит информация, хранящаяся в его черепной коробке, никогда больше не будет доступна. Его жизненный опыт и знания — все умирает. Однако Надежду мне не жаль. У неё была скучная жизнь. Рубцова будто током ударило: о чем только думает Яновский? О чем думает сам Родион? Это же чистой воды абсурд… — То есть, ты… ты хочешь сказать, что мы идём убивать Надежду?.. — в своём голосе парень уловил истерические нотки. — Да, и ты знал это. Ты же помнишь, кто был автором этой идеи. И правда: пред глазами Рубцова предстал смутный образ: Родион лежит на полу, все тело ужасно ноет от избиений Надежды, а Яновский промывает красные глаза от перцовки. Парень пытается отвлечься, но не может. Сквозь шум в ушах он слышит собственные стоны. Он молит Доминика убить Надежду, молит бессвязно и отчаянно. Молит так же сильно, как сильна жажда жить у смертельно больного. Обнаруживает, что его тоже мучает дикая жажда, но уже в прямом смысле. После очередного провала в памяти он обнаруживает, что Яновский волочит его по полу, а Рубцов говорит какие-то бессвязные вещи и просит убить Надежду. Просит убить его. Тут Доминик резко останавливается, затем поднимает парня и облокачивает на стенку шкафа. Ты сказал, что хочешь смерти Надежды?.. — тихо и вкрадчиво произнёс он. Да, — сказал Родион после недолгого молчания. Хорошо, — выдохнул Яновский, — мы сделаем это, когда будет смеркаться. Через пару дней. Родион вновь погружается в темноту. — Вспомнил? — насмешливо спросил Яновский. — И правда… Доминик двинулся дальше. Вскоре они дошли до маленькой, неприметной квартирки Надежды. — Надевай перчатки, — Яновский протянул Рубцову пару чёрных кожаных перчаток. Сам он, как оказалось, уже был в них, только в отличие от тех, которые он передал Рубцову, его перчатки были почти незаметными, они сливались с цветом кожи Доминика. Яновский достал револьвер и крутанул барабан, а затем передал Родиону со словами: — Заряжен только один патрон. У тебя есть только один шанс. И помни: умру я — умрешь и ты. Родион приставил револьвер к виску и крутанул барабан. В кончиках пальцев закололо, голова закружилась. Рубцов нажал на курок. Щелчок. Рука Яновского держит револьвер прямо у виска Родиона. Пустота, выстрела не последовало. Раздался щелчок, не более. В этот раз Рубцову удалось избежать смерти. Он набрал полную грудь кислорода и, облегченно вздохнув, сказал: — Я могу спокойно дышать, только когда нахожусь на грани смерти. Я хочу твоего конца так же, как и моего. — Только умерев, можно возродиться, — Доминик перевел взгляд на Рубцова, — ты делал это тысячу раз, а поэтому знаешь, какого это. Я хочу твоего спасения так же, как и своего. — Спасения от чего? — От этого. Вдруг Доминик приставил пистолет уже к своему виску, и, крутанув барабан, выстрелил. Щелчок. Снова тишина. Выстрела не последовало. Яновский постучал в дверь. Тишина. «Может, спит», — пронеслось в его мыслях. — Чай или кофе? — вдруг поинтересовался Яновский. — Латте, — без промедлений ответил Рубцов. Тишина стала действовать на нервы. Доминик ещё раз постучал в дверь. — А у тебя рука поднимется ее убить? — осторожно поинтересовался Рубцов. — У тебя же поднимается. Ты не подумай, я не буду спасать всех. Я спасаю только тех, кого считаю нужным и тех, кто сможет вытерпеть все круги ада. Доминик позвонил в дверь, но уже намного громче. Послышались тяжелые шаги, которые явно не могли принадлежать старушке, пусть и такой незаурядной. Дверь распахнулась. — Мы пришли убить Надежду, — спокойно сообщил Рубцов. Из приоткрытой двери на них смотрел взгляд затравленного зверя, полный ненависти и страха. После слов Родиона некто за дверью чуть успокоился. — Проходите. Яновский и Рубцов зашли в квартиру. Было очень темно, а значит, Надежда спала. Почему-то этот некто не включил свет. С порога можно было отметить, насколько же тут много мусора и разбитых вещей наподобие бутылок от пива. — Родион, — прошептал тот «некто». Его голос походил на шелест травы — такой же тихий и множественный, если так можно выразиться. Будто говорил не один человек, а тысяча. — Ты всё-таки добрался сюда, д… — он вдруг начал смеяться, не успев договорить. Странный, жутковатый смех. А главное — беззвучный. Со стороны можно было подумать, что он задыхается: скрученный буквой «зю» довольно невысокий человек, издающий какие-то нечленораздельные звуки. Вдруг смех резко прекратился и тот человек, выпрямившись, заглянул Рубцову прямо в глаза, в которых стояли слезы. Родион почему-то потрогал своё лицо: оно тоже было мокрое от слез. «Странно, — подумал тот, — я даже не заметил, что плачу». — Как тебя зовут? — с опаской спросил Рубцов. — Матвей. У Матвея были большие глаза. Какие-то неестественно большие, будто выкатятся из орбит. Высокий лоб и длинные, белые волосы. Он был худой, это можно было разглядеть даже в темноте. На парне было чёрное худи и джинсы, слишком огромные и длинные для него. Довольно пугающий вид, однако в нем было что-то особенное. Какая-то изюминка, заставляющая не отводить взгляд. — Ты странный. Как ты тут оказался? — Я ждал тебя. — Ничего не понимаю… Родион взглянул на Яновского в поиске ответов. Тот был на удивление тихим, однако сейчас подал голос. — Я видел его. В основном со спины, но это был он. Я часто зависаю в барах, а этот постоянно стоит в углу в одиночестве, словно статуя, и никогда не пьет. Странный тип. За все время так и не решился подойти к нему. Матвей тихо спросил: — Кто будет ее убивать? — Это была затея Рубцова, так что ответ очевиден, — сказал Доминик и протянул пистолет Родиону. Тот без колебаний взял револьвер и медленно двинулся к комнате Надежды, в то время как Доминик с Матвеем остались стоять на входе, обсуждая что-то не интересное. Рубцов дошёл до комнаты Надежды. По пути он не задел ни одной вещи, валяющейся на полу. Дыхание участилось, а руки немного подрагивали. Где-то неподалёку жужжала муха. Или комар — это не имеет значения. Тик часов. Сердце стучит быстрее. Мысли путаются. Каждый, даже самый незначительный звук заставляет дрожать от страха. Он подкрался к изголовью кровати Надежды. Та была двухместная, и возле каждой стороны стояла тумбочка. На тумбочке, стоявшей со стороны, на которой спала Надежда, стояла недопитая бутылка пива и упаковка от использованного презерватива. «Кому же понравится трахать такую бабку?..» — подумал Рубцов, однако быстро забыл об этом. Родион достал револьвер. У него есть один заряд, которым надо убить Надежду. Во всех смыслах. Рубцов крутанул барабан, а затем дрожащими руками приставил к правому виску Надежды (с большей вероятностью та была правшой, так что подстроить самоубийство будет легче, выстрелив с правой стороны). Нажал на курок. Тишина. Снова нажал. Тишина. Нажал ещё раз. Тишина. И только на четвёртый раз последовал выстрел. Пуля вошла в мозг Надежды, раздался неприятный звук. Хлынула кровь. Её мозги разлетелись по кровати. Это все выглядело как-то неестественно, будто не по-настоящему. Родион смотрел на труп Надежды, думая, что его надежда на спасение пропала окончательно. Хоть Рубцова и воротило от этого зрелища, он продолжал смотреть. Некий интерес, смешанный с отвращением. Её выбитые мозги были похожи на разбитый арбуз или на человека, который уже вторые сутки блюет кровью. Все чувства Рубцова притупились, он не мог до конца осознать, что натворил. Тут парню захотелось включить свет, чтобы нагляднее рассмотреть своё творение. Он тихо подкрался к включателю, но когда зажег свет, по его телу побежали мурашки. Родион тяжело дышал. Паника захлестывала, но вместе с ней пробудились и смутные образы, которые с каждым вздохом становились все ярче. Лицо. Ее лицо. Платье болотного цвета. Сигареты. Родиону шесть лет. Он прячется в старом шкафу от матери. Ее лицо какое-то размытое, нечеткое. Ясно помнится только подранное зелёное платье болотного цвета и то, что мать постоянно его избивала. Особенно она любила пинать. Прямо как Надежда. Рубцов склонился прям пред лицом Надежды. Тут он и осознал — пазл сложился целиком: — Так ты брызнула мне перцовку в глаза, чтобы я не видел твоего лица? Браво, браво. В любом случае, теперь тебе не отвертеться. Ты не скроешь свою личность. Мать Родиона умерла, когда тому было девять. Никто не знал причину ее кончины, но скорее всего это была передозировка наркотиками. Мать Рубцова частенько употребляла или пила, из-за чего и сломала себе жизнь. Родион никогда не видел труп своей матери — на похороны его не пустили. После смерти матери парень часто видел ее в своих самых жутких кошмарах. Ещё мать часто была рядом с ним. Он ощущал ее присутствие, а иногда даже видел, но она испарялась. При жизни Надежда часто тушила о него окурки сигарет, спаивала и выгоняла из дома. Все эти воспоминания настолько ужасны, что о них можно было бы говорить вечно, но в то же время о них нельзя было говорить вообще, ибо никакими словами невозможно описать ту немую, давящую боль в груди, страх и шок. Это то, о чем не знает никто, кроме тебя, да и ты сам не знаешь до определенного момента, но потом этот кошмар возвращается к тебе в виде омерзительных воспоминаний, которые ты должен нести в одиночку. Все это вспомнилось как по щелчку, когда он увидел ее лицо, а смутные догадки начали зарождаться тогда, когда мать его испинывала. — Ну что, Надежда Рубцова мертва, — с тупой улыбкой прошептал Родион, пожирая мать взглядом, — ты давно мертва, знаю. Но теперь ты окончательно мертва — ты мертва для меня. Рубцов вернулся к Янковскому и Матвею, которые сидели у порога и уже во что-то играли. — Ты убил свою мать, — заметил Доминик. — К счастью, да. Но пистолет же был игрушечный… — хотел было возразить Матвей, однако Рубцов его перебил. — А мать была ненастоящая — настоящая давно в гробу лежит. — Пойдём домой, Родион, — сказал Яновский. Родион и Доминик вышли из квартиры, и Рубцов сказал: — Знаешь, ты напоминаешь мне отца. — Это почему же? — Когда мать избивала меня, отец всегда пытался меня спасти. Я его почти не помню, но уверен, что ты на него похож. Ты тоже хочешь меня спасти, но уже не от матери, а от себя. — Интересно, — только и сумел промолвить Яновский. — Можно тебя обнять?.. — Рубцов заглянул тому прямо в глаза. Яновский был не против. Родион обнял Доминика. Слёзы потекли сами собой. Он не знал, сколько времени простоял, уткнувшись в плечо Яновского. Чуть погодя Рубцов взял того за руку и они двинулись в сторону дома.