=][=
«Так ты точно в порядке?» — спросила Тосака Рин. Она казалась равнодушной, даже безразличной. Но он знал ее достаточно хорошо, чтобы заметить беспокойство в ее глазах. «Да, Рин, я в порядке». ответил Широ. По правде говоря, он не знал что чувствует. Он знал, что она не может остаться, что она должна встретиться со своим прошлым. Иначе она отвергнет всё за что они боролись. Он чувствовал тоску в своей груди. Пустоту. Но это не имело значения, он не хотел обесценивать жертвы, которые она принесла. Мгновенно он принял решение. Он всегда будет сражаться во имя неё. Он будет стремиться стать таким человеком, которым Артурия Пендрагон могла бы гордиться. «Со мной все будет в порядке», — повторил он, вложив в голос столько уверенности, сколько смог.=][=
Агония на мгновение отступила. Она забрала с собой что-то, что-то ценное. Он почувствовал ненависть, ярость, потерю. Он чувствовал негодование, неправильность. Огненный кулак забрал что-то ценное, и он не мог сказать что именно. Он собрал всю свою волю, решив дать отпор, настолько сильный, насколько он вообще способен. Кулак появился снова. Он закричал, крепче сжимая свои руки.=][=
«Как пожелает моя госпожа», — с поклоном сказал Широ и отправился заваривать чай. Если быть честным, то он слегка жалел о своем решении согласиться на предложение Лувии стать ее дворецким. Да, он работал лишь неполный рабочий день, да, оплата была настолько хороша, что несколько месяцев работы в качестве личного дворецкого наследницы Эдельфельтов позволили бы финансировать его путешествия по всему миру для спасения людей, и да, он достаточно хорошо ладил с женщиной большую часть времени. Но именно в такие моменты, как этот, в частности, когда он чувствовал убийственный взгляд Рин, прожигающий дыру в его спине, он понимал, что, возможно, ему лучше было бы не соглашаться на предложение Лувии. Он услышал, как Лувия разразилась своим фирменным гоготом. И клянусь всеми благородными фантазмами в его душе, это был именно гогот! Придя на кухню и занявшись приготовлением чая, он надеялся, что Рин сможет сохранить самообладание и… Взрыв сообщил ему, насколько сильно он выдавал желаемое за действительное. Он вздохнул и пошел обратно с чайным подносом, надеясь, что они не снесут слишком много комнат. С другой стороны… при сверхурочной работе он быстрее достигнет своей цели. Но ремонтировать особняк три раза за несколько недель?=][=
Он оттолкнул его назад. Напрягая каждый мускул, не используя ничего, кроме своей воли и магических цепей, он толкнул его назад. Он почувствовал как что-то оторвалось. Он потерял ещё что-то ценное. Что-то незаменимое. Но нет, это был всего лишь отвлекающий маневр. Он был здесь, чтобы что-то сделать, что-то важное, если бы только видеть было бы менее болезненно. Огненная конечность появилась снова, и вновь он отбивался от нее. И снова, и снова, и снова. «И снова, ты спасаешь меня, Эмия, если бы не ты, мы бы никогда не смогли так растянуть бюджет». «Шииирооо, мой скутер опять сломался!» «Действительно, Широ, голод — враг». «Есть предел времени, чтобы быть Защитником Справедливости». Борьба продолжалась, несколько мгновений или часов, он не мог сказать. Каждый раз у него что-то отнималось, терялось что-то незаменимое. С каждым разом становилось все менее больно, а может быть, он просто привыкал к боли. Думать становилось легче. Он был здесь, чтобы что-то сделать, что-то уничтожить. Что-то опасное. Он… он прямо сейчас боролся с этим. В его руке было оружие. Пламя вспыхнуло снова.=][=
Апостол похищал бездомных в течение нескольких недель. Он связался с Часовой Башней, но они не смогли бы мобилизоваться достаточно быстро. Не смогли бы спасти людей, которых он похитил. Его логово было устрашающим, его магия — могущественной. Но для Широ это было едва ли препятствием. Прошло слишком много времени с тех пор, как он был бессилен. Битва с самим Апостолом была печальной. Маг, которым он когда-то был, специализировался на памяти, на ее удалении, восстановлении и передаче. Он почти не умел сражаться, ему никогда не приходилось иметь дело с кем-то, кто мог бы дать эффективный отпор. Это было жалкое существо, само его тело истощилось. От него осталось очень мало того, что можно было назвать «человеком». Пошатываясь, оно прижалось к большой металлической конструкции, покрытой рунами и кровью. «Подожди!» — умоляло оно. «Ты не можешь меня убить! Я так близок!» «Неважно, насколько близок», — холодно ответил Широ. «У тебя не было права причинять боль этим людям». «Но неужели ты не понимаешь?! Я справился! Двигатель души сможет проделать дыру в Акаши! Я уже провел пробный запуск!» — умоляюще произнесло оно. «Противодействующая сила не станет вмешиваться!» Широ использовал Структурный анализ на конструкции. Он прочитал в его истории сотни людей, чьи тела и души были скормлены ему по одному или по двое в месяц в течение столетий. Только в последний месяц были замечены исчезновения. В месяц исчезновений было не один-два, а дюжина. Он поднял руку, вспоминая оружие, которое должно было уничтожить стоящего перед ним мага. Харп, Коса Убивающая Бессмертных. Он ничего не мог сделать для тех, кого оно уже предало забвению для постройки магической конструкции. Но он мог, по крайней мере, отомстить за них. Жалкое подобие человека подняло руку. Широ спроецировал Бакую и отрубил ему руку по локоть, из обрубка потоком хлынул гнилостный ил. Но для заклинания рука была не нужна, требовалось лишь намерение. А существо стоящее перед ним было слишком далеко от человека, чтобы почувствовать что-то естественное, как боль от потери конечности. «Забудь!» — приказало оно.=][=
У него оставалось так мало воспоминаний. Он не мог вспомнить, что именно он отдал из них, но сохранил лишь ужасное чувство потери и тоски. Неправильности и гнева. Он снова мог видеть. Он не был уверен, почему он знал, что это «снова», а не «впервые», кроме того, что это было чувство восстановления, а не открытия чего-то нового. Перед ним была какая-то вещь. …человек? Нет, это было неправильно. «Умри!» — зарычало оно. «Умри уже!» Он почувствовал, как огненный кулак в его голове схватил что-то. Она стояла на вершине горы и смотрела на восход солнца. Небо окрасилось в красный цвет, и Илия прижалась к его груди. Она повернулась, и он не мог отделаться от мысли, что она так прекрасна. «Широ», — сказала она, ее голос был ровным и в то же время переполненным эмоциями. «Я люблю тебя». «Нет!» — закричал он. Он собрал свою волю еще раз, сопротивляясь хватке огненного кулака. Он чувствовал, как кулак сжигает его воспоминания, пот струйками стекал по его лицу. Он почувствовал, как дрожат его конечности, адреналин хлынул через него. Каким-то образом он отбил кулак. Не желая позволить ему сжечь это воспоминание. Все, что было раньше, было принесено в жертву, чтобы сохранить это — самое святое, что у него было. Он не знал, откуда он знает, что это важно, но он знал это подсознательно, знал так же глубоко, как знал, что солнце взойдет. «Умри!» — повторила тварь, и в нем вспыхнул гнев. Он не знал, что делать, для чего он пришел. Но его тело помнило. Он почувствовал, как что-то внутри него излучает тепло, как истощается его жизненная сила, как по нему пробегает боль. Но он знал, что все в порядке. Что его тело не поддастся. Он делал то, для чего был создан. Голубая молния пронеслась по его ладоням, когда он поднял руки над головой. Молния удлинилась, превратившись в длинную фигуру с крестообразной гардой. Прекрасный меч лег в его руки с ностальгическим чувством. Он знал, что давно не видел этого оружия. Оно было синим и золотым, слишком тонко сделанным, чтобы быть оружием для поля боя. Моргнув, он понял, что знает об этом оружии больше, чем о себе. Кулак в его сознании удвоил усилия. В его сознании солнце потеряло свой цвет. Небо потемнело. Сама земля была сожжена. Но девушка осталась. Ее платье было яркого голубого цвета, прекрасного даже несмотря на грязь и кровь. Ее волосы, развевающиеся на невидимом ветру, были цвета золота. А глаза… какого цвета были ее глаза? «Широ… я люблю тебя». Ему потребовалось все, что у него было, чтобы удержать это воспоминание. У него больше ничего не осталось. Тем не менее, его тело знало, что делать. «Калибурн», — прошептал он. Затем он согнул колени, качнул бедрами и со всей силы опустил меч. Вспыхнул ослепительный золотой свет, испепеляя негодяя и рассекая адскую конструкцию позади него. К несчастью, двигатель души, созданный на основе порочных знаний, был точным и хрупким инструментом. Созданный для проделывания дыры в измерениях, он был мистической конструкцией, способной превратиться в неполную Истинную Магию. В нем содержался разрыв реальности, плененный и покоренный, укрощенный. Другими словами, она была чрезвычайно хрупкой. Широ знал это, когда использовал Структурный анализ. Он планировал убить мага и аккуратно разобрать устройство. Эта информация, как и многое другое, давно сгорела. Разрыв, казалось, вырвался на свободу с криком, сокрушающим реальность. Она росла в геометрической прогрессии, пока не поглотила комнату, все еще расплавленные останки устройства и единственного оставшегося обитателя комнаты, после чего реальность вновь обрела свою силу и безжалостно раздавила разрыв в небытие. То, что осталось от старой мастерской, продолжало разрушаться по мере того, как земля вокруг нее устремлялась заполнить воронку образованную разрывом.=][=
Монета подброшенная в воздух. Простое действие, но даже такое простое действие имеет сотни факторов, которые влияют на это действие и могут дать тысячи результатов. Сколько раз подбросят монету? Сколько раз она подпрыгнет? В какую сторону она направлена? О какую поверхность она удариться? Деформируется ли ее кристаллическая матрица? Сколько потенциальной энергии она имеет? Сколько кинетической энергии преобразуется в тепловую? Сколько молекул воздуха она вытеснила? На какой именно частоте она резонирует при ударе о поверхность? Все это и многое другое влияет на результат. Но сколько бы ни было факторов, наблюдение всегда сводит их все к самому простому результату. Именно это часто является целью подбрасывания монеты. Чтобы определить результат. Взять мириады возможностей и насильно уничтожить тысячи из них, пока не останется только одна. Так и цель подбрасывания монеты — определить результат между двумя возможностями. Но часто упускаемый из виду факт имеет огромное значение. Монета всегда может упасть на ребро. Такова природа калейдоскопа. Это всё и ничто, все возможности, что могут произойти, происходят и не происходят одновременно. Одновременно в разные моменты времени. В нем есть все цвета мира, и нет ни темноты, ни света. Это головокружительное разнообразие и адская однородность. Хаос, существующий только в строго упорядоченной форме. В нем есть только одна константа: абсолютное непостоянство. Пространство между измерениями, воображаемое пространство, которое слишком реально. Оно несуществующее, пока не будет замечено, что оно существует, но оно снова перестает существовать после того, как его снова перестанут замечать. Наблюдение — это ключ. Без наблюдения все бесчисленные возможности не могут превратиться в простой результат. Результат, который меняется даже в процессе наблюдения. Результат, который мутирует в наблюдение. Человеческое тело зависит от тирании постоянства реальности. Оно построено так, чтобы выдерживать постоянную высокую гравитацию. Оно требует постоянного топлива потребляя газы. Оно требует постоянных питательных веществ. Его отходы происходят с постоянной скоростью. Оно зависит от постоянного перемещения во времени. Секунда за секунду. Что будет происходить с ним в месте, где единственной константой является непостоянство, в лучшем случае трудно описать. Тело горит и замерзает. Различные участки тела смещаются, поскольку каждая его часть испытывает разные постоянные. Участок эпидермиса может иметь постоянную одну секунду, которая отличается от относительных пяти секунд дермы под ним, которая сама отличается от отрицательной секунды эндодермы под ней. Это тело будет дрейфовать в течение вечности, которая длится всего лишь мгновение. Обреченное вечно находиться в месте, где ему не место. Скрепленное проклятием собственного постоянства, и, если повезет, порабощенное капризами случая. А если не повезет, то и козням судьбы. Ибо из всех бесчисленных опасностей и ужасов бесконечного моря нереальности нет ни одной, которая бы превзошла эту. Оно не необитаемо. Именно таким образом была выбрана судьба разбитого, непостоянного тела того, что когда-то было человеком. Одна из его рук была гротескно мала для его тела, но она была молодой, энергичной и полной жизни. Его грудь была местами старой и кожистой, местами больной и покрытой пятнами, но на руке? кожа была гладкой и безупречно розовой, как у новорожденного. Его органы? Лучше не углубляться в эти вопросы. Но его разум, его душа. Это оставалось неизменным. Вечным. Ибо его душа была выкована и закалена в костре войны. Она была закалена. Не имело значения, в каком состоянии было его тело. До тех пор, пока душа оставалась неизменной, оно сохранялась. Именно это пятно стабильности в царстве нестабильности привлекло внимание одного из великих существ. Оно не было ни самым слабым, ни самым сильным. Оно не плавало, не дрейфовало, не перемещалось к этому пятну постоянства. Оно просто было там. Он узнал тело. Ибо он уже видел подобное. Он работал со своим братом над созданием подобных тел. Но он также мог сказать, что это не одно из тех тел, над которым они работали. Существо изменило свою форму, приняв старую, которую он использовал на той планете. Он копировало форму тех существ, которые помогало создавать. Высокое и тощее, гуманоидное, безликое, если не считать пары изогнутых драконьих рогов, растущих из его черепа. Наконец, Он придал своему телу эстетически приятный темно-фиолетовый цвет. «Ты прошел через многое», — проворчал он, делая так чтобы вокруг них образовался воздухом, чтобы его слова могли долететь до него. Тело дернулось. «Да», — прошептал Он. «Действительно, очень далеко, через путешествие которое оставляет мало шансов на выживание, очень опасное путешествие». Он наклонился ближе к голове тела и заглянул в его глаза: один был бесцветно-серым, другой — ярким янтарным, почти золотым. Он посмотрело сквозь них на душу, находящуюся внутри, и задохнулся. В душе Он увидело огромное бесплодное поле. Насколько хватало глаз, простиралось поле, и оно действительно простиралось далеко. Поле было бесконечным, поистине бесконечным, расстояние, которое невозможно преодолеть. Огромное и пустое, заполненное лишь оружием и доспехами, вбитыми остриями в землю как могильные камни. Вечное ночное небо внутри души мерцало между синевой ночи и серостью апатичной пустоты. За небом находились монолитные шестеренки, их огромные размеры обманывали, заставляя поверить в то, что они находятся достаточно близко, чтобы дотронуться до них, но расстояние было невозможно огромным так как между ним и этими шестеренками виднелись звезды. Он слышал, как они скрежещут, пытаясь преодолеть какое-то невидимое препятствие, пытаясь ответить на призыв к действию. Он понял, что это не поле, как он думал вначале, а холм. Холм, который непрерывно поднимался вверх. И… там, за краем зрения, на другом конце бесконечной пустоты, на вершине бесконечного холма. Там Он видел пучки зеленой травы, солнечный свет пробивался сквозь них, словно из дверного проема. Никогда прежде Он не видел ничего столь прекрасного. Этот человек, это существо, которое скорее эволюционировало, чем было создано. Никогда прежде он не видел нечто столь совершенное, созданное для того, чтобы разрушать. Пустота вечно пыталась заполнить себя, зная, что это невозможно, но все же делая попытку. А оружие, хранящиеся в ней… внутри души были такие, что могли угрожать даже ему и его брату. Он познал такую ревность, какой никогда прежде не знало. Кто-то другой мог создать такое прекрасное существо, как это, а потом бросить его на произвол судьбы! Дерзость! Какая дерзость! Чистый, неумолимый гений! Что ж, отбросы одного Существа — сокровище другого. И вот Темный Брат, как он любил себя называть, завладел телом, лежащим перед ним, и осторожно, ох как осторожно, начал работать над ним. Чтобы восстановить тело, каким оно должно было быть до того, как его уничтожила нереальность. Однако он был не его Братом, Светлый был тем, кто знал, что делать. Но Темный Брат не хотел впутывать своего брата. Зная Светлого, он лишь разразился бы тирадой о «равновесии» и «надлежащем отдыхе бедняжки». У Темного Брата не было таких знаний, чтобы вернуть тело к его пиковому состоянию… но люди растут, и это факт. Он тщательно просканировал тело и увидел, что одна рука, совсем крошечная, была здорова. Поэтому Темны Брат заставил остальное тело соответствовать этой руке. Конечный результат был… менее чем идеальным. Темный Брат мог видеть, как зародыш перед ним вырастет в шедевр, который он видел мельком. Тело было маленьким, но не тощим, волосы — ярко-рыжими, глаза сияли золотом в свете звезд. Но пока Темный Брат чинил тело, он позаботился о том, чтобы душа, эта чудесная пустая, но не совсем пустая душа, осталась нетронутой. Он снова просканировал тело и увидел в нем Дар. Темному Брату понадобилось всего одно мгновение, чтобы увидеть, и еще одно, чтобы понять. Тело имело двадцать семь каналов, через которые оно направляло энергию своей души. Посредством этого канала оно могло вызывать аспекты того прекрасного, разрушительного мира, который оно называло своей душой, в плоскость, на которой обитало его тело. Двадцать семь каналов были относительно слабыми. Если оставить их в таком виде, то потребуются годы и годы тщательных экспериментов, прежде чем душа сможет реализовать свой разрушительный потенциал. Этого просто нельзя было допустить. Темный Брат работал над ними медленно и с любовью. От одного этого акта усовершенствования он научился большему, чем от всех созданных им существ Гримм… Темный Брат оборвал эту мысль, прежде чем ярость смогла отвлечь его от тонкой работы по улучшению каналов. Ремонтировать и улучшать каналы было для него чуждо, но Темный Брат отличался упорством. Кроме того, с такими каналами, настроенными на разрушение, как эти, было бы ужасно, чтобы над ними работал кто-то, кроме Темного Брата. Агония, которую он причиняло душе, была несущественна, душа отблагодарила бы его за эту боль, если бы могла. Темный Брат знал это. В конце концов, Темный Брат закончил свою работу, довольный расширенными и укрепленными каналами. Но потом Темный Брат понял, что не знает, как изменить тело, чтобы оно соответствовало прекрасной душе. И Темный Брат не мог смириться с мыслью о том, что великолепие, которое он мельком увидел, навсегда останется чахлым и слабым. Тот старый мир — тень того, чем он когда-то был. Темный Брат знал, что он полон слабых версий людей, которых создали Он и его брат. Это были лишь тени той славы, которой они когда-то были. В кои-то веки напоминание об их предательстве не наполнило его яростью и ненавистью, ведь теперь они будут служить целям Темного Брата. В конце концов, кто может лучше воспитать человека, чем другой человек? Темный Брат бросил последний взгляд на свою новую игрушку и заметил сильные повреждения на месте души. Он раздраженно фыркнул. В своем волнении Темный Брат почти все испортил, даже не начав работу. Он исправил все повреждения, которые мешали смертоносному потенциалу души, соединил все разорванные связи, которые не давали душе доступа к ее силам и техникам. И наконец, Темный Брат наделил его знанием языка, на котором говорили в этом полумертвом мире. Темный Брат положил ладонь на голову своей новой игрушки, любовно поглаживая этот новый шедевр, который принадлежал ему и только ему. Его Брат не мог на него претендовать. «Я больше не буду вмешиваться и что-то делать, маленькая душа», — сказал Темный Брат с весельем в голосе. «Иди, мой маленький Образец, и сделай так, чтобы я гордился тобой. Не бойся, что ты не угодишь мне, уничтожив мои старые творения - если они слишком слабы, чтобы противостоять тебе, то это их вина в том, что они не раскрыли свой потенциал». Он наклонился ближе, шепча что-то еще на ухо телу. Что-то, что ранило так же сильно, как и успокаивало. Затем, со вспышкой калейдоскопического света, маленькое тело исчезло. Темный Брат решил разыскать своего брата. Прошло много веков с тех пор, как они разговаривали в последний раз, и Темный Брат чувствовал себя в особенно веселом настроении. Посвятив небольшую часть своего сознания наблюдению за своей новой игрушкой, Темный Брат тут же запульсировал от удовольствия. Не прошло и нескольких секунд, а эта чудесная разрушительная душа уже гасила черное пламя его первых творений. С веселой усмешкой Темный Брат наслаждался зрелищем, пока искал Брата.