Иногда просто необходимо сойти с ума, чтобы привести в порядок чувства…
Я никогда бы не подумала, что закаты могут быть ещё особеннее, чем обычно. Но в этот раз всё было по-другому. Мы сидели на том же месте, на крыше музея, и смотрели куда-то в даль. Люди неспешно прогуливались по парижским улочкам, лёгкий ветерок обнимал нас за плечи, а небо рисовало свою романтическую историю. Чем ближе человек к закату, тем длиннее тень воспоминания. — Это началось ещё восемь лет назад. Тогда я и подумать не могла, куда меня жизнь занесёт. Я вообще мало чего понимала. Мне было 12 лет. Я жила в деревне, занималась плаваньем и верховой ездой, периодически ругалась с бабушкой из-за блядской математики, которую, к слову, до сих пор не понимаю. Поливала грядки, гуляла с ребятами, которые были меня старше минимум на 5 лет. Природа, животные, прекрасные люди кругом. Это место было раем на земле для меня. Родителей редко видела, они постоянно работали и приезжали только по выходным. Моим воспитанием занималась бабушка и вся деревня. Коварное тепло будто бы окутывало всю меня. Тогда жизнь в деревне казалась мне чем-то обычным, но сейчас, потеряв всё, что я так сильно любила, это ностальгическое тепло не греет, а обжигает. — Свобода. Полнейшая сво-бо-да. Как птица в небе. Именно так я ощущала себя. — я улыбнулась и глубоко вздохнула. Воздуха не хватало. — А потом… Как говорил мой сосед: «И покатилась пизда по кочкам!» — я засмеялась. — Хороший был мужик. Спился, тьфу. Виктория смотрела на меня, боясь упустить какую-либо эмоцию. — Потом моя бабушка попала в реанимацию. Синдром Гиена-Баре. Клиническая смерть. Её парализовало. — я запнулась. — Тогда я вообще ничего не понимала. Меня просто забрали из деревни в город, а в следующий раз в деревню я попала только спустя 5 лет. Воспоминания накрыли с головой. — Это так странно. Головой я вообще не понимала, что происходит, при этом чувства, которые я испытывала много лет назад — прекрасно помню. До сих пор отдают куда-то в сердце. Моя мама и тётя по очереди дежурили то у реанимации, то в церкви. На меня повесили 4-летнего ребёнка — сына тёти. А теперь представь… Человек, который меня воспитал, умирает в больнице, мама на моих глазах появляется крайне редко — у неё то работа, то больница, отец от таких сюрпризов в жизни начал пить, а я в свои 12 сижу круглые сутки с 4-летним ребёнком. Депрессивная картина, не правда ли? — Папа не помогал? — шёпотом спросила девушка. — Папа? Конечно помогал. Без него было бы совсем тяжко. — Ты сказала, что он начал пить… — Это ничего не значит. Он пахал на работе за двоих, помогал маме в больнице и был единственным человеком, который хотя бы иногда был рядом со мной. Вообще, до этого, он был закодирован. Так исторически сложилось, что с алкоголем у него всегда были проблемы, поэтому, когда я родилась, мама сразу сделала всё, чтобы папа больше ни капли не выпил. — Но он сорвался… — Да. И я его в этом не виню. Я до сих пор помню тот день, когда он приехал после больницы, чтобы забрать меня от тёти, мы поехали в магазин… Этот взгляд я на всю жизнь запомнила. «И можно во-о-он ту бутылку пива…» — и на меня посмотрел. А у меня шок на лице. Папа и пиво? Дело очень херовое. Но я ничего не сказала. «Мне жаль, но я устал.» — вот что было в его глазах. Поэтому я пообещала, что не расскажу об этом маме. Я понимала его. Возможно, будь я на тот момент старше, я бы тоже спилась нахер. — Тебе никто не помогал? — Нет. Совсем. С папой мы могли лишь сидеть по вечерам и переглядываться, не находя каких-либо слов. Да и сил даже пожрать не было. — я сделала несколько глотков пива. В глотке пересыхало, а мысли неприятно давили на голову. — А потом бабушку выписали из больницы. Но, если ты думаешь, что жизнь наладилась — ты сильно ошибаешься. С няньки для ребёнка моя специализация сменилась на сиделку для бабушки. Она не могла ходить. Утка, пелёнки, таблетки, уколы. Многие, кстати, думали, что я стану медиком после всего этого. И, по секрету сказать, я всю свою жизнь после этих событий думала, что из меня получился бы прекрасный доктор. Но меня так пугали все эти воспоминания, что я сделала всё, чтобы избежать этой участи. Через некоторое время пелёнки сменились тетрадками, школой, факультативами и прочим дерьмом. Плаванье и верховую езду пришлось бросить, а я ведь хотела быть профессиональной спортсменкой… Ни времени, ни денег, ни сил не было. Да и потом бабушку ещё раз клиническая смерть трахнула. Я по сей день не отвечаю на телефонные звонки. Тогда не понимала, почему я игнорирую их, а сейчас поняла — боялась и до сих пор боюсь услышать, что бабушки не стало. Тогда я даже не понимала, как сильно люблю её. Это удивительно, но у меня ощущение, будто моя душа повзрослела куда раньше, чем мой разум. Страх телефонных звонков, большая ответственность, грусть в глазах, безусловное понимание чужих эмоций появились ещё тогда, а понимать почему это произошло начала только через несколько лет. После этого у меня сдал иммунитет. Я начала очень много болеть, редко появляться в школе. Естественно — в школе начали мозг ебать. А там ещё и экзамены… — Убийственная смесь… — подметила Виктория. — О да! Девятый класс был особенно незабываем. Бессонница, двухнедельные кошмары, дичайший недосып и стресс. И, бонжур, паническая атака! Прямо на уроке литературы. Прямо сцена из какого-то фильма. — У меня тоже панические атаки с детства. Периодически меня откачивают всей группой прямо перед концертом. Я даже год в школе пропустила, слишком тяжело было. — Виктория похлопала меня по плечу. Моя вселенская грусть передалась и ей. — Значит, ты меня понимаешь. К слову, мне тоже поступали предложения лечь в больничку, перейти на домашнее обучение и прочее говно. — Меня только психолог спасает… — Меня психолог спас во всех смыслах этого слова. Вик не понимающе посмотрела на меня. — В 10 классе, помимо этой телеги говна, ко мне приехал ещё вагон такого же говна, в лице моей первой любви, ссор с лучшей подругой и заёбов родителей. — О-о-о, моё любимое. — Не буду углубляться в это, но история закончилась психологом, психотерапевтом и даже психиатром. Мне прописали какие-то таблетки, у меня начались галлюцинации. Я на протяжении недели пыталась найти школьного психолога, но она постоянно шарахалась где-то. Поэтому я пошла резать вены в туалет. — Как я вижу, всё-таки не получилось… — Почему? Получилось. Но меня откачали. И догадайся кто! — Директор? Уборщица? Ну, явно не врачи, это было бы не интересно. — Психолог! Она заметила меня, когда я заходила в туалет. На самом деле, по мне было видно, что со мной всё очень плохо. Учителя не стеснялись подзаебать меня вопросами: «С тобой всё хорошо? Ты спишь? Плохо выглядишь.» Были гении, которые пытались меня ещё и упрекнуть, а-ля «Хватит спать на моих уроках! Ты меня совсем не слушаешь!» — А ты слушала? — Нет. То есть… Я пыталась. Это-то меня и напугало. Мне казалось, что я схожу с ума. Я пыталась сконцентрироваться на их словах, но у меня не получалось. Только потом я нашла хорошее сравнение. Представь, что ты сидишь в стеклянном кубе. Ты видишь всё, что происходит вокруг, но при этом ничего не слышишь. Только эхо. И ты пытаешься вылезти из этого куба, разбить стекло, но ничего не получается. — Как в фильме ужасов… — Фильм ужасов начался потом. Я подумала, что смогу сконцентрироваться на своём внутреннем Я, раз не могу понять, что происходит вокруг. Это была ошибка. — я замолчала, чтобы перевести дух. — Почему? Это всё было из-за таблеток? — моей собеседнице действительно было интересно. — Смесь таблеток и моих страхов. Я всю жизнь пыталась убежать от себя. Долгое время я боялась признать, что у меня депрессия. На тот момент, конфликты с подругой и моим бывшим возлюбленном тоже хранились внутри меня. А детская травма, появившаяся в период с 12 до 15 лет, так и осталась не проработанной. Я запрещала себе плакать, я запрещала себе лишний раз беспокоить родителей. Я чувствовала себя виноватой перед ними. — Из-за чего? — Помимо всех прошлых проблем, я сама превратилась в одну сплошную, огромную, зомбиподобную проблему. Море врачей, бесконечный поток денег на лекарства, постоянные вызовы родителей в школу, моя недееспособность. С кровати подниматься было сложнее с каждым днём, кошмары и панические атаки высасывали все силы как из меня, так и из родителей. Я боялась обратиться к психологу, боялась реакции родителей. Однажды мы уже ходили к психологу и психиатру. Мне уже тогда поставили клиническую депрессию, но мама отказалась от лечения, спихнув всё на лень и выдумки. Это было больно. Поэтому, даже когда я была на грани — я не могла обратиться к родителям. Знала, что не помогут. — Чувства вины и страха, вперемешку с таблетками… — Затянули меня в болото. — я не дала Виктории договорить. — Я впервые в жизни взглянула правде в глаза, осознала, в какой глубокой жопе нахожусь, но выбраться из своей сгнившей души я не смогла. Ноги сами повели меня в туалет. Я вообще не понимала, что делаю. Наступило молчание. Мне стало слишком сложно говорить. Вик поняла это и взяла меня за руку. Только сейчас, посмотрев вниз, на её ноги, я заметила еле заметные, но до боли знакомые порезы. — Я буду ждать от тебя историю о селфхарме. — предупредила я. — Раз у нас сегодня вечер охуительных историй. Виктория усмехнулась. — Ты же не хотела тогда умирать, да? — она отвела взгляд в сторону. — Я прошла все круги ада. 5 стадий принятия. Отрицание, а-ля «нет у меня никакой депрессии, это просто пубертатный период» и «нужно обойти всех врачей, чтобы узнать реальную причину этого дерьма». Гнев. Но я его скрывала изо всех сил. Помню, каждый раз, когда родители звали меня прогуляться, или просто поужинать вместе с ними, я закрывалась в комнате, лишь бы никого не видеть и ни с кем не разговаривать. Тогда я перестала снимать наушники. Только музыка могла меня успокоить. Я закрылась от всех, даже от самой себя. — Торг? — Торга, по сути, никакого и не было. Гнев и постоянная эмоциональная ебля вымотали меня. Я начала придумывать болезни, лишь бы не вставать с кровати. И вот тут пришла она, уже родная, депрессия. Пришла-то она давно, долбилась в мою комнату жизни несколько лет, только в этот период я открыла дверь, не желая больше терпеть всё это. Тогда я уже была уверена, что у меня проблемы. А там, как раз-таки, и таблетки, и конфликты, и та самая история в школьном туалете. — Ты её так и не закончила. — А закончилось всё довольно интересно. Меня откачали, я пришла в себя, проревелась, попросила всех богов, чтобы об этом не рассказывали родителям. К школьному психологу ходила месяц. Ревела каждый день. Что самое забавное — страх рассказать о некоторых переживаниях был настолько велик, что я даже в состоянии овоща умудрялась обойти их стороной. А ведь меня эти темы до сих пор беспокоят… — Неужели родителей даже в школу не вызвали? — Вызвали. Я до сих пор не знаю, что им там сказали. Но после этого — всё перевернулось. Отвечая на твой вопрос о желании умереть… Нет, я никогда не хотела умирать. Но, я не хотела жить так, как жила тогда. И только оказавшись на самом дне — во мне проснулась осознанность. — Это как? — Я испугалась. Подумала о своей бабушке. О том, как много я могла потерять. О том, что я так и не побывала в родной деревне, что я забыла слова людей, которые меня любили и любят до сих пор. Я помню лицо мамы, когда она пришла после школы. Её страх, её боль, её сожаление. Я тогда впервые за долго время посмеялась, чтобы успокоить её. Она согласна была оплатить любых психологов, лишь бы мне стало легче. А я… Я вспомнила себя. Сначала счастливую, деревенскую хулиганку лет десяти, любимицу всего села. Потом себя 12-летнюю. Ничего не понимающую, окутанную страхом, непосильной ответственностью, переживаниями. Она справилась. Девчонка 12-ти лет справилась. Ради чего? Чтобы умереть через пару лет? Я страдала на тот момент на протяжении 5 лет. Пока мои знакомые гуляли, веселились, отдыхали, маленькая Я страдала в одиночестве. Если бы я в свои семнадцать оказалась там, рядом с ней, чтобы мы сказали друг другу? «Прости, малышка, но я так и не смогла осчастливить тебя…» Я уверена, что она бы возненавидела меня. Она меняла пелёнки своей бабушке, но, каждый раз, когда её бабушке всё-таки удавалось сказать хоть пару слов, слышала: «Ты моя самая любимая девочка в жизни» или «Вот, я встану на ноги, и мы поедем и в деревню, и в конюшню, и на море! Нагуляем всё потерянное!». И эта маленькая девочка радовалась этому, несмотря на всю боль, которую она испытывала. «Прости, солнце, но какая-то депрессия убила во мне надежду на то самое счастье…». Это предательство. Это плевок в лицо самой себе. Мой тренер по верховой езде всегда говорил мне: «Упала? Вставай. И залезь обратно в седло ещё до того, как слёзы подступят к твоим глазам.» Я упала на самое дно. Превратилась в овощ. И тот случай в туалете стал моим пинком под зад. — слёзы покатились по щеке. — Ты вылечилась? — От депрессии? Нет. И никогда не вылечусь. Эта херня теперь со мной на всю жизнь. Но я научилась с ней жить. Люди без ног жить умудряются, я-то чем хуже? Это звучит странно, но после 5 лет мучений я проснулась другим человеком. Принятие. 5 стадия. Отказалась от всех таблеток. Уехала в детский санаторий на месяц. Познакомилась с новыми людьми. В санатории встретила прекрасного человека. Наш воспитатель. Именно он дал мне в руки камеру и попросил побыть фотографом в течение заезда. А тут оказалось, что у меня есть талант в фото и видео сфере. Как видишь, по сей день с камерой, а лет-то уже сколько прошло… А потом… Я решила для себя, что даже если я не смогу избавиться от этого, если не смогу помочь себе, то сделаю всё, чтобы помочь другим. — Благотворительность? — Нет. Поддержка. В моей жизни появился человек, который тоже страдал от этого. До сих пор общаемся. Она, как раз-таки, и стала отправной точкой с этой незапланированной поезде. Говорит, что я ей помогаю. Как и она мне. — Как? — Сработал эффект убеждения. Я, находясь в вечной серости, решила вытащить её из её серости. Жизнь прекрасна, птички поют, солнце светит и так далее. Если бы мне, в самый пик депрессии, сказали что-то подобное, я бы нахер всех послала. Я не верила ни единому слову, которое сама же говорила. Да, по-началу обманывала. А потом… — я залезла в рюкзак и достала небольшой блокнот с изображением Маленького Принца. — Что это? — Мой моральный кодекс. «Тайное всегда становится явным.» 25 пункт. В последние годы я старалась быть идеальным человеком. Идеальным, конечно же, в своём понимании. Я вспоминаю себя в средней школе. Отвратительная мадам. Постоянные ссоры с одноклассниками, скандалы, интриги и прочая херня. Мне стало противно от этого всего. И я решила меняться. Считаю, что у меня это хорошо получилось. — Тут больше 50 пунктов… Ты живёшь по каждому из них? Ты же сказала, что свободный человек… Это не ограничивает тебя? — Вик листала мой блокнот. — Нет. Все ограничения в твоей голове. Это мой моральный кодекс, я сама его написала, по своему желанию. И только мне решать — соответствовать ему или нет. Да и он довольно гибкий. Меня это никак не ограничивает. Так я себя чувствую лучше. — Но ты врала той девушке… — Это тот самый случай, когда можно нарушить кодекс. Моё восприятие мира было очень печальным. Я не могла переносить это на других людей. Да и помочь кому-либо не получалось. «Мир так прекрасен» — говоришь ей, а сама думаешь «Когда же я откинусь уже…» Это неправильно. Пришлось меняться. Пришлось соответствовать тому, что я говорю. И знаешь что? — я посмотрела на собеседницу. — Я ничуть не пожалела. Вик улыбнулась и расслабилась. История напрягала её, но была близка. — Я начала обращать внимание на то, что происходит вокруг. Тогда наступила весна, поэтому природа проснулась вместе со мной. Солнце осветило мои серые будни, стало теплее. Санаторий невероятно сильно помог. Фотографии вдохнули в меня жизнь. Хочешь получить хорошее фото — научись видеть прекрасное. Во всём. А потом смотришь на фотографии и понимаешь, что есть в жизни краски, есть красота, есть любовь, есть счастье. Видимо, чтобы заметить это, мне пришлось сгореть и восстать из пепла. Когда ты юн — не замечаешь всего этого. Кто бы мог подумать, что я буду тосковать по моей жизни в деревне? Тогда это казалось чем-то обыденным. А сейчас я бы всё отдала, чтобы сесть на веранде с бабушкой, после бани, пить чай, разговаривать о жизни и смотреть на звёзды. Депрессия меня многому научила. — Звучит так, будто ты даже благодарна ей… — А так и есть. Представить себя без неё я уже не могу, да и не знаю, хотелось бы мне этого. — Разве это не мучительно? — Мучительно. Но она помогла мне найти себя. Сгорать всегда больно. Но только от тебя зависит — развеяться по ветру или собрать себя заново на том пепелище. Для меня это был способ перерождения. Я не выбирала этот путь, но раз моя жизнь покатилась именно по этой хреновой дороге… Меняй машину! А можно вообще пересесть на самолёт или воздушный шар! Ох уж эти метафоры… — я посмеялась. — Если ты справишься, если ты переживёшь это, если ты примешь и, образно говоря, подружишься с ней… Жизнь станет лучше. Я не сидела сейчас тут с тобой, если бы закончила начатое в школьном туалете. Я бы не стала фотографом, не научилась видеть прекрасное в мелочах, не занялась внутренними изменениями. Моя соседка всегда говорила мне: «Будь благодарна. Всегда.» И только после тех лет я поняла, что она имела ввиду. Я благодарна за те годы страданий. Они сделали меня сильнее, они научили менять смотреть на мир по-другому, они показали, что важно, а что нет. Я благодарна за своё счастливое детство, благодарна за отвратительный подростковый период, за всех людей, которые были в моей жизни. За каждый рассвет и закат. Сегодняшняя Я — лучшая версия прошлой Я. И за это я тоже благодарна. — Подожди… Но ты сказала, что прилетела сюда, чтобы умереть… — вспомнила Виктория. — Да. Дело в том, что в определённый период своей жизни… Я всё-таки уступаю в этой борьбе. Раньше я бы сказала «проигрываю», но сейчас понимаю, что… Иногда необходимо уступить место депрессии. Скажу даже больше — каждый раз, когда прохожу психологические обследования… Моя депрессия никуда не уходит. Но разница в том, что можно приложить чуть больше усилий и посадить её на поводок, периодически выпуская погулять и позволяя погрызть себя, чем сидеть всю жизнь на её поводке, убиваясь и мечтая умереть. Ты находишься в постоянной борьбе. Но живой. И довольно позитивный. В период с ноября по апрель мне очень тяжело. В это время я отпускаю эту депрессивную псину на волю, а сама… Позволяю себе отдохнуть. Да, реже выхожу из дома. Да, всякое говно в голову лезет. Главное — не позволить ей загрызть тебя. Это, как бочка с водой, которая бесконечно пополняется. Лучше иногда снять клапан и позволить этой воде выйти наружу, чем взорваться. Раз уж не получается полностью избавиться от шланга с этой водой. Когда я сидела дома… Ну, приуныла мальца. Навалилось всякого разного. Самое смешное, что сказать я могу всё, что угодно, а сделаю всё равно по-другому. Да, я летела сюда с мыслью, что вернусь обратно трупом. Но это всего лишь мысль. Было бы куда легче умереть там. Сюда я прилетела, чтобы вновь посадить на поводок свою псину, и снова найти смысл жить. Путешествия невероятно помогают, я это уже давно поняла. Особенно после апреля, когда нужно собрать все силы, накопленные с октября и начать жить, а не существовать. — Значит, я могу не беспокоиться, что в одно прекрасное утро, я найду тебя мёртвой? — Нет. Я не позволю самой себе это сделать. Конец истории.Депрессия не признак слабости. Это признак того, что вы пытались быть сильным слишком долго.