Французский роман. Или фото на память

«Ты найдёшь свой путь, сколько бы километров тебе не пришлось пройти, сколько бы раз ты ни спотыкалась и ни падала, сколько бы неправильных поворотов ни сделала. Ты найдёшь свой путь.»

Я напилась в тот майский вечер. Мне казалось, что депрессия давно захватила меня в плен. И душила. Душила настолько сильно, что хотелось повеситься, лишь бы не чувствовать этого. Хотелось бежать, но сил не было. На часах около 20, солнце пряталось за горизонт, разукрашивая небеса в розово-фиолетовые оттенки. Мне всегда говорили: самоубийство — это не выход. То же самое я говорила другим, стараясь хоть как-то помочь этим душевным калекам, несмотря на то, что сама была не то чтобы покалечена… Убита. Давно. Казалось бы, что сложного? Возьми и сделай это. Ты же просыпаешься и засыпаешь с этой мыслю. «Господи, ну почему я не умерла?». Тошно от самой себя. А потом смотришь на других. Они же живут как-то. Улыбаются, смеются, радуются. Так в чём проблема? Что с тобой не так? Пару дней назад обнимала подругу, убеждая её, что ещё не всё потеряно. Что жизнь на этом не заканчивается. Да, сложно. Да, кажется, что легче закинуть верёвку на шею, пройтись остриём по венам, захлебнуться водой или отправиться в краткосрочный полёт. Один бокал. Последний. Последний бокал в этой жизни. Ещё несколько глотков… Оповещение. — «Знаешь, а ты ведь права тогда была.» Удивление. — «И тебе добрейшего вечерочка!» — улыбка невольно засияла на лице. Ничего странного в этом явлении нет. За улыбкой легче скрыть боль. — «Я уехала на дачу с прошлой недели. Как ты посоветовала. ''Смени локацию своих пиздостраданий, может они хотя бы на время пропадут.'' Но это не то. Я думала о другом. ''В дни, когда самым трудным кажется двигаться вперёд, просыпаться по утрам и просто жить, помни, всегда есть шанс, что завтра станет лучше. Продолжай идти, продолжай бороться за надежду на будущее. За возможность, что однажды не будет так трудно просыпаться, не будет так больно жить. Эта возможность останется, только если ты тоже останешься.'' Я запомнила эту фразу, кажется, на всю жизнь. Я не пропустила ни одного рассвета. Ни одного заката. И сейчас, сидя здесь, на веранде, я вспоминаю наш диалог и смотрю на этот закат. Красиво, да?» Закат действительно был волшебным. Первая трещина на этой поганой идее пошла именно тут. Сколько потрясающих закатов я пропущу, если умру сейчас? Каждый из них уникален, неповторим, чудесен. — «Да… Красиво.» — я была достаточно пьяна, чтобы отвечать сложными сообщениями. Или мне мешали слёзы. Выбирайте сами. — «А помнишь, ты сказала, что самый красивый рассвет наступает после самой долгой ночи?» Наступило неловкое молчание. Сколько всего я наговорила в тот вечер… И не только ей. — «В общем, мне правда стало легче. Спасибо тебе за это. Огромное. Если бы не ты… Я благодарна судьбе, за то, что подарила мне такого Ангела-хранителя.» Стыдно. Невероятно стыдно. Я говорила, что всё будет хорошо. Я говорила, что это пройдёт. Я говорила, что однажды, проснувшись с первыми лучами солнца, мы будем счастливы. Так что же я сейчас делаю? Зачем? Бокал я так и не допила. Не вскрылась, не повесилась, в общем-то, не убилась. Если ей стало легче, значит, мне тоже когда-нибудь станет легче, да? Может ни сейчас, ни завтра, ни через неделю. Но когда-то всё встанет на свои места. Последние лучи солнца пробежались по стене и пригрели фотографии, которые весели на ней. Семья, друзья, те самые закаты, которые никогда не повторятся, любимая собака, и множество фотографий с прогулок. Горы, реки, поля. Фотограф всегда найдёт, что сфотографировать. «Ночью светят звёзды, а луна освещает путь. Пусть они составят тебе компанию, когда рядом никого. Даже в ночи есть свет.» — гласит подпись под фотографией звёздного неба. Ох уж эти способы самоисцеления. «Любить жизнь гораздо проще, когда путешествуешь. Там, где никто тебя не знает, всё в твоих руках, ты действительно становишься хозяином своей судьбы.» — Ханна Арендт. Вторая трещина. А что мне терять? Какая разница, где помру? А так, хотя бы, перед смертью на Париж посмотрю. Романтика. И я сорвалась. Благо, виза была. Взяла все свои деньги, которых едва хватало на одну европейскую неделю, рюкзак и фотоаппарат. «Жизнь — это плаванье. Мир — это океан, а мы не всегда можем найти нужное течение. Все иногда сбиваются с пути. Отправилась на его поиски. Не ищите, не ждите. Люблю, целую, обнимаю.» Аэропорт. Москва. Пересадка. Париж. На часах была ночь, а на плечах — умная головушка, которая сразу поняла, что нужно отправляться к Эйфелевой башне, пока там людей чуть меньше, чем утром. Парочка кадров самой достопримечательности, ещё несколько десятков — счастливых людей и даже животных. В зубах багет, купленный по дороге, в руках — фотоаппарат, под ногами — недельное путешествие по самой романтичной стране, а в глазах — восхищённые лица людей, от которых самой на душе становится чуточку легче. Целуются, обнимаются, смеются. И я, впервые за долгое время, улыбаюсь. Искренне. По-настоящему. Лёгкий ветерок развивает волосы, обнимая за плечи. Мимолётно. Будто бы флиртуя. Было светло, даже на малоосвещённых улочках. То ли луна так ярко светила, то ли влюблённые улыбки мимо проходящих парочек освещали дорогу. Казалось, что жизнь тоже, наконец-то, улыбнулась мне. Спать, на удивление, не хотелось совсем. Или во мне проснулась социально-активная личность, или атмосфера Парижа давала пинок под зад. Не то чтобы у меня до этого не было сил совсем. Скорее, не было смысла и желания вставать с кровати. На Лувр посмотрела лишь со стороны. Такова участь нищего путешественника. Но лучше так, чем совсем никак. Солнце одарило Париж ранними лучами, а природа укутала город лёгким туманом. Кадры получались сказочными. Сама не заметила, как мысли, душившие меня до Парижа, ослабили свою хватку. А через некоторое время они и вовсе исчезли, оставив лишь лёгкий след, в виде «А ещё несколько часов назад ты была готова покончить со всем. Забавно получается.» Латинский квартал, цветущие магнолии, запах свежесваренного кофе и горячие круассаны. Бесконечный поток фотографий. А потом — небольшая комнатка, которую сдаёт в аренду 70-летняя Эйми, где-то между центром и окраиной города. Вполне удачно. Эйми… В переводе с французского «любимая». Как говорится: «Как лодку назовёшь, так она и поплывёт.» И это высказывание прекрасно описывает эту женщину, как и все слова с корнем «люб». Любимая, любовь, влюблённая. В Париж, в людей, в своих двух котов, в мужа своего, жаль, что уже усопшего, в жизнь в конце-концов. Удивительный человек. Её портретная фотография до сих пор греет мне душу. Нет, всё было далеко не так радужно, как я сейчас описываю. Но эта женщина не тратила своё время на дерьмо жизни, а я… Я просто этого не замечала. Для меня это было чем-то обыденным. Но на окраине города я старалась не появляться. Эйми предупредила, что там у меня могут возникнуть проблемы. Долго в Париже я не задержалась и уже на второй день отправилась дальше. Туристические маршруты — это, конечно, хорошо, но они являются всего лишь обложкой красивой жизни. Хочешь узнать настоящую Францию? Лезь в самую жопу. И я полезла. Аквитания. Юго-Запад Франции. Поезда, автобусы, попутчики. 5 дней. Бордо: порт луны, площадь парламента, Большой театр и дворец Роган. И, конечно же, музей вина. Знатно я тогда надегустировалась… Ла-Бастид-Клеранс. Пожалуй, тут я и оставила свою душу. Живописная старинная деревушка. Население около 1000 человек. Настоящая. Живая. Гармония людей и природы. Горы, пение птиц, озеро Ла-Жуаэз. Прогуливаясь вдоль него я вновь почувствовала что-то неладное. Возвращаться не хотелось. Тут жизнь кипит, а там… Дома… Виселица? Одиночество? Страх? Боль? Всё вместе. А может прыгнуть прямо сейчас? Захлебнуться? Нет-нет-нет. Нужно вернуться в Париж. А потом вернуться сюда вновь. Это и будет моим смыслом в жизни. Вернувшись в Париж до обратного рейса оставалось ещё 5 часов. Поэтому, я решила заглянуть в паб, который был будто бы прикрыт от чужих глаз. Подвальное помещение. Ноги, почему-то, сами тянули туда. Да и, честно говоря, за ту неделю я хорошо нагулялась, нужно бы уже остановиться. Паб был небольшой и недорогой, но людей — море. Не думала, что во Франции есть похожие места. Казалось, будто из Франции я попала… В Норвегию? Куда угодно, только не во Францию. Посетители веселились на всю катушку. За себя и за того паренька, так сказать. Пили, танцевали, хохотали, били посуду. Французы не были похожи на французов. Хотя, большая часть посетителей — туристы, поэтому ничего удивительного. Я села за барную стойку. — Бонжур, мсье. — обратилась я к бармену. — Бонжур, мадемуазель. Чего пожелаете? — мужчина лет 40 указал на стеллаж с напитками. Акцент не хуже моего. Иностранец. — Сидр. Какой? На ваше усмотрение. Мужчина улыбнулся, показал знак «окей» и принялся за работу. В этот момент я схватила фотоаппарат и понеслась моя душа в рай. Хотелось запечатлеть каждый момент. Ну, чтобы потом, утопая в слезах, вспоминать о счастливых денёчках. Карта памяти заполнялась со скоростью света. Танцующая парочка, барные украшения, армрестлинг знатно напившихся друзей, чей-то день рождения и… На другом конце барной стойки сидела девушка. Светлые волосы по плечи, чёлка, мило спадающая ей на глаза. Септум в носу. Стройная. Красный берет, белая футболка, джинсы, украшения. По сравнению со мной, её смело можно назвать Афродитой. Вот только взгляд… Печальный. Она сильно выбивалась из толпы. Какие-то мужчины подходили к ней, стараясь развлечь, но она мило отмахивалась, давая понять, что хочет побыть одна. И вот тут-то я и попала. Полароидный фотоаппарат лежал на дне рюкзака. На него я делала лишь особенные снимки, так как количество картриджей было ограниченно. Чёрно-белый картридж, ракурс, щелчок, фото готово. Если цветные фотографии передают цвет, то чёрно-белые показывают душу. Поэтому, чаще всего, для портретных фотографий я использую именно чёрно-белый фильтр. Одалживаю у бармена маркер и рисую улыбочку. Осматриваюсь. — Мсье, извините за беспокойство, — обращаюсь к рядом сидящему мужчине и его друзьям. — не могли бы вы незаметно подложить это фото во-о-он той девушке. Подвыпившие мужчины не обошли фото стороной, рассмотрели со всех сторон, но всё-таки им удалось подложить фото рядом с бокалом пива, которое она изредка попивала. Снимок она заметила не сразу, но, когда наконец-то обратила на него внимание — внимательно осмотрела, улыбнулась и оглянулась по сторонам. Я не хотела палиться, но, как дура, засмотрелась на её улыбку, от которой на душе стало теплее, особенно после мыслей о возвращении на Родину. Она долго искала автора маленького сюрприза. Пьяные посетители мелькали перед глазами, создавая преграды для её взгляда. В один момент мне даже стало интересно, сможет ли она меня найти? Через некоторое время ей всё-таки удалось это сделать. Я пялилась на неё всё это время, но поняла неловкость всей ситуации только после того, как моя модель вопросительно подняла брови и снова улыбнулась. На этот раз смущённо. А мне же захотелось сквозь землю провалиться. «Какого чёрта ты пялишься на неё?! Тебя где воспитывали?! В лесу? Аборигены? Отвернись, дура!» Наша Красная шапочка попросила маркер у бармена и принялась что-то писать на фотографии. «Господи, у меня просто поражение лицевого нерва. Надеюсь, она так подумает. Как неловко-то.» Девушка отправила фотографию обратно, тем же путём, которым она попала к ней. — Мадмуазель, пардоньте, Вам просили передать. — мужчина икнул, засмеялся и отдал фото. На обратной стороне фотографии была… Её роспись? Но зачем она мне? Я непонимающе глянула на свою собеседницу. Та застыла. Я тупила, а вот её шурупы в голове крутились с невероятной скоростью. Она резко вскочила со своего места, попутно хватая бокал и берет. Приближается ко мне. А вот моё сердце отдаляется от меня с такой же скоростью. «Я сделала что-то не то? Мне нужно бежать? Извиниться? Вскрыться открывашкой для вина?» — паника овладела мной. — Бонжур, мадмуазель. Я…- девушка замялась. — Я бы хотела извиниться. Видимо, я неправильно Вас поняла и допустила ошибку… — она выглядела растерянной. Я лишь улыбнулась и снова затупила. Я опять пялилась на неё! Это она покраснела или это краснота от беретки? — Мадмуазель, это вы меня извините. Видимо, мы обе друг друга не поняли… — я наконец-то оттаяла. — Не нужно было фотографировать Вас… — Нет-нет-нет, — девушка схватила меня за плечо, но резко одёрнула руку. — эта фотография очень красивая, благодарю! Просто я подумала, что Вы моя фанатка и хотите взять автограф… — она смущённо засмеялась. Её глаза… Синие, как море. Как ночное небо, освещённое звёздами. Только сейчас я это заметила. Неприлично долго пялюсь на неё! СТОП. — Фанатка? — знак вопроса, кажется, сложился на моём лбу сам, из всех морщин которые есть и которых нет. У незнакомки дыхание спёрло. Происходит что-то неладное. — Прошу прощения, я не представилась… — она протягивает мне свою небольшую ладонь в изящными пальцами и элегантным чёрным маникюром. — Меня зовут Виктория. Я музыкант. — на её лице вновь мелькнула улыбка. Только сейчас я поняла, что французский не её родной язык. — Софи. — я пожала её руку. — Я… А кто я? Человек, который приехал сюда, чтобы покончить жизнь самоубийством? Человек, у которого нет смысла в жизни? А человек ли я вообще? Я ещё и выглядела, как бомжиха. Слёзы вот-вот подступят к глазам. — Я фотограф. Вот, прилетела пополнить коллекцию снимков. — мои ладони вспотели. Позор. — У Вас очень хорошо получается… — прошептала Виктория, будто бы сказала что-то интимное. — Может перейдём на «ты»? Перейдём на «ты»? Пару секунд назад я думала, что она набьёт мне рожу, а тут… — Я хотела поднять тебе настроение. Выглядела хреново. Вик засмеялась. А я залпом бахнула половину бокала тёмного ирландского сидра (но об этом я узнала позже). Моя новая знакомая восприняла это, как вызов, и, сев на соседний стул, осушила весь бокал. Ничего не подозревающая я попросила бармена повторить. Виктория не отставала. Возможно, мы просто пытались забить чем-то рот, чтобы сгладить это неловкое молчание. Девушка вновь уставилась в одну точку. Я уставилась на неё. — У тебя что-то случилось? Я могу помочь? — мой синдром гиперопеки дал о себе знать. Виктория посмотрела на меня. А потом подозвала бармена, попросила две полуторалитровые бутылки разливного тёмного пива, кинула купюры на стол и схватив меня за руку, потащила куда-то за территорию паба. Спустя несколько минут после того, как мы вышли, Вик отцепилась от меня и протянула мне бутылку пива. На тот момент сидр начал давить на голову, мы раскрепостились и нам стало чуточку спокойнее в компании друг друга. — Пойдём на ту крышу? — Виктория указала на музей на набережной Бранли. И мы пошли. Молча. Лишь изредка был слышен затвор фотоаппарата. Но это тишина вовсе не давила, а наоборот, создавалось ощущение, будто мы дышим одним кислородом, который нас сближал. Когда мы поднялись на крышу, Вик села у самого края. Пьяная я застыла. Или зассала. — Ты чего не садишься? — девушка оглянулась назад. — Не бойся. — Я и не боюсь. — соврала. — Просто хочу сфотографировать тебя здесь. Можно? Она улыбнулась и одобрительно покачала головой. — Можешь поднять руки вверх и расслабиться? — я пыталась выстроить кадр. А заодно унять дрожь в руках. — Пришло время включить функцию модели? — Вик засмеялась. Мы фотографировались около часа. Сотни фотографий, улыбок, смеха. Десятки соприкосновений. От её печальных глаз и следа не осталось. От моей печальной жизни, казалось бы, тоже. — Смотри, там самолёт летит! Сможешь запечатлеть его со мной в кадре? Безусловное «да». Красивая, воздушная поза Виктории. Закат. Фантастическое сочетание невероятной красоты. Самолёт, разрезающий оранжевое небо. Её улыбка, делящая мою жизнь на «до» и «после». За этот час я протрезвела и, всё-таки, села на край. Дыхание перехватило. То ли от пустоты под ногами, то ли от её прикосновения. Включила режим просмотра фотографии. Она села рядом со мной, положила голову мне на плечо и присоединилась к просмотру. — Ни один фотограф из популярных журналов не делал таких прекрасных снимков для меня. Я давно не видела себя с искренней улыбкой. — прошептала девушка. Табун мурашек по моей коже сделал фальстарт. Почему вообще это происходит? — Ты так и не рассказала мне, кто же ты такая и почему мне нужен был твой автограф. — я засмеялась. Она стала причиной моего смеха? Как давно? Почему? — Басистка группы Måneskin. Мы Евровидение выиграли два года назад. Точно! Как я могла забыть? Их же крутили по всюду! — Как я… — я только хотела ответить, но она перебила. — Но позволь мне быть для тебя просто Викторией из паба? — она посмотрела мне в глаза. Снова эта грусть? — Тебя это беспокоит? — мой голос стал тише. Разговор стал интимнее. Она задумалась и перевела взгляд на горизонт. — Это странно. Мы всю жизнь мечтали об этом. Популярность, туры, съёмки… — Но ты устала? — предположила я. — В один момент я перестала различать басистку группы Måneskin и Викторию Де Анджелес. Я перестала чувствовать себя собой. Я перестала чувствовать дом, уют, тепло. Да, объятия с фанатами, путешествия и вечный поток музыки — это что-то невероятное, но через некоторое время… Я просто перестала что-либо чувствовать. Всё стало таким обыденным, ненастоящим. Все видят во мне в первую очередь артиста, а на Викторию уже никто не обращает внимание. — она затихла. Не знаю, что подтолкнуло меня, но я взяла её за руку. Такая тёплая, в отличие от моей. — Я звонила папе недавно. Сказала, что вернусь из тура скоро. Он прокомментировал эту новость счастливыми возгласами. Прилетела в Италию. Зашла домой. И почувствовала себя гостьей, а не дочерью, которая прожила в этой уютной квартирке 20 лет. Даже сестра смотрела на меня, как на чужестранку. С любовью в глазах, но… Это всё равно было чем-то не тем. Или раньше я и вовсе не замечала этой любви в их глазах. Видимо, чтобы заметить и понять это, мне понадобился целый тур по Европе. Интересно, что бы мне сейчас сказала мама… Слеза скатилась по её щеке, но она быстро стёрла её. — Ощущение, будто бы мне пришлось отказаться от всего, ради своей цели. Я была не готова к таким жертвам. — Вик посмотрела на меня. — Из Италии рванула во Францию. Одна. Без группы. — На поиски себя? — я поняла в чём дело. — Да! — она отобрала у меня фотоаппарат. — Вот я! Добавить сюда немного безумия и тупой отваги… И это буду 100% я! — она засмеялась. — Кто бы мог подумать, что какая-то симпатичная туристка поможет мне в этом? — Симпатичная туристка? Почему ты была одна? — я опять тупанула. — Я про тебя говорю, глупышка. — она засмеялась ещё громче. У меня было настолько тупое выражение лица? — Я думала, что ты очередная фанатка, поэтому подписала фотографию. А оказалось, что ты меня даже не знаешь. А что это значит? — Что я тебя не знаю? — абсурдный ответ от меня, но она засмеялась ещё громче, что мне очень нравилось. Если моя тупость смешит её, я готова идти с завязанными шнурками по раскалённым углям, лишь бы она смеялась. — Это значит, что тебя заинтересовала Виктория, а не басистка группы Måneskin! — Получается, я нашла Викторию раньше, чем это сделала сама Виктория? — мало того, что я до этого говорила какую-то тупость, так теперь эта тупость мутировала на моё лицо в виде странной улыбки. Надеюсь, она не думает, что я конченная. Пока я размышляла о своём умственном развитии, она обняла меня. Мимолётно. Хотя, этого хватило, чтобы моё сердце сделало кульбит. Она вновь принялась смотреть фотографии. — Самолёт круто попал в кадр. — девушка показала мне фото. — Боже, что у меня здесь с лицом? Мне от смеха лицевой нерв защемило… Вау! Мне нужно поставить это фото себе на заставку телефона. И тут до меня дошло. — Блять! Сука! Самолёт, ёбаный в рот! Мой самолёт! — я вскочила с места. Виктория дёрнулась от неожиданности. — Время! Который час? — вместо часов я, почему-то, взглянула на заходящее солнце. Я что, абориген, чтобы по позиции солнца время определять? — 19:40. Когда у тебя рейс? — Вик обеспокоенно посмотрела на меня. — В 19:20. — Завтра? — Сегодня. Наступило молчание. Виктория смотрела то на меня, то на часы. Я смотрела на закат. Тьфу, блять. Из прострации меня вывел смех девушки, который с каждой секундой становился только громче. Она осознала абсурдность всей ситуации. Я вернулась на своё место рядом с ней. — Ай, похуй. Всё равно помирать сюда прилетела. — и заржала до слёз. Кажется, от нашего истерического припадка содрогнулась земля под Эйфелевой башней. — Не переживай. Уверена, что следующий рейс будет скоро. — задыхаясь от смеха девушка пыталась успокоить меня. — Следующий рейс через два дня, а вот денег у меня ни-ху-я. — Поживёшь у меня. Я застыла. Поживу? У тебя? — Во-первых, нам так и не удалось нормально пообщаться. Во-вторых, причиной твоего опоздания стала я. И в конце-концов… Не могу же я тебя так быстро отпустить. Мы ещё не до конца собрали меня! — Вик игриво толкнула меня в плечо. — А ещё я хочу больше фотографий! Неловко. Я буду несколько дней жить за её счёт? Очень неловко. С другой стороны, хотелось ли мне возвращаться? Ответ очевиден — нет. Может, монетка, которую я бросила в фонтан Сен-Мишель на скорейшее возвращение решила упростить задачу и подсунуть мне прекрасную незнакомку, чтобы я и вовсе не уехала отсюда. — А ещё… Что там по-поводу «помирать сюда прилетела»? — собеседница уставилась на меня. — Это долгая история… — У нас много времени. И я рассказала.