Французский роман. Или фото на память

Слова только мешают понимать друг друга. Антуан де Сент-Экзюпери

Мой кошмар прервали лучи дневного солнца, нежно целующие кожу моего лица. Резкий контраст от догонялок с убийцей до лёгкого ветерка, развивающего шторы. Кошмары снились часто, поэтому через какое-то время они стали чем-то обыденным. Находясь в кошмаре, я уже осознавала, что это всего лишь хреновый сон с открытым финалом. Мягкая кровать, боль в руке после иглы тату-машинки, открытое окно, птичка на балконе, пылинки в воздухе. Жизнь на улице кипела. Всё казалось каким-то необычным. Так и хотелось крикнуть: «Здравствуй, новая Я!». Но вместо этого я повернулась на левый бок, желая вновь уснуть. Уснуть так и не получилось. Виктория. Её милое сонное лицо на соседней подушке. Сама невинность. И не скажешь, что вчера мы напились, пробрались в Мулен Руж, а потом сделали спонтанные татуировки. Непорочная, но с сотней пороков. Холодная, но такая уютная. Морская гладь снаружи, но шторм внутри. Хочется остановить это мгновение. Её веки подрагивали, грудь аккуратно поднималась и опускалась, руки обнимали край одеяла. Белая помятая рубашка оголяла её плечо. Я заправила её волосы за ухо. На лице они явно мешались. Девушка нахмурилась, но не проснулась. Что-то ёкнуло в груди. Вставать не хотелось. Хотелось узнать её. Всю. Её страхи, моменты счастья и печали, шрамы. «Остановить мгновение, точно!» и я хватаю полароид. Щелчок. Снимок. Фото. — Ты только что сфотографировала меня? — голос с хрипотцой заставило моё сердце трепетать. Я задержала дыхание, будто бы это как-то поможет притормозить моё скачущее сердцебиение. — Ты выглядела мило. Доброе утро… Хотя, скорее всего уже день. — единственное, что приходит мне в голову. — Я выгляжу, будто меня бомжи камнями закидали. И все в лицо попали. — пробурчала девушка. Я улыбнулась какой-то глупой улыбкой. — Какие у нас планы на день? — она открыла глаза. Утонуть в твоих глазах. Узнать тебя. Говорить, слушать, обнять, смеяться, фотографировать. Хочется остаться с тобой как можно дольше. Хочется проникнуть в каждую клетку твоей души. О чём ты мечтаешь? Чего боишься? Кто в твоём сердце? Хочется стать ближе. — Ну, для начала — вкусно поесть. А потом сымпровизируем. — и я засмеялась. Это вовсе не то, что я хотела сказать изначально. — У меня в холодильнике даже мышь не повесилась. Вешаться не на чем. Закажем доставку? Я лишь утвердительно кивнула и встала с кровати. Холодок пробежался по ногам. Бодрит. Потянулась. Пошла в ванну, прихватив с собой одежду и полотенце. Душ. Прохладные капли покатились по моему телу. Настенное зеркало запотело. Ванная комната наполнилась приятным ароматом цитрусов. — У тебя хорошее тело. Я вздрогнула и выронила шампунь. Вик стояла, как ни в чём не бывало, около раковины. — Прости, не хотела тебя пугать. — Неправильно. — Что неправильно? — девушка удивлённо посмотрела на меня. — Прости, что зашла в ванну без стука и теперь пялюсь на голую тебя. — Во-первых, это моя ванна. Во-вторых, вчера мы пялились на сотни голых баб и тебя это никак не парило. — Вик подняла указательный палец вверх и потрясла им. — Им платят за это! Это их ра-бо-та! — моему возмущению не было предела. — А это моя ха-та. И моя ван-на. Да и вообще, что ты развопилась? Скрываешь что-то? Девушка принялась к чистке зубов. — Право на личное пространство! Де Анджелис грозно посмотрела на меня. Я показала язык и отвернулась. — Ебёнок! — Сейчас пеной подавишься! А ебёнок здесь только ты. — и я облила её водой. Она бросила в меня кусок мыла. На этом и разошлись. Небольшая, необжитая квартирка неподалёку от центра Парижа. В ней не хватало души. Душу создают люди, но Вик старалась как можно реже сидеть дома. Одиночество съедало её, поэтому девушка предпочитала находится на улице, прогуливаясь по улицам города. Из кухни доносился приятный запах круассанов и свежесваренного кофе. Вик накрывала на стол, пританцовывая под «I wanna be your slave». Я наблюдала за этой забавной картиной, облокотившись о стену. Всё та же белая рубашка, чёрные велосипедки, небрежный пучок. Героиня из какого-то романа. — I wanna make you love me, then I wanna leave ya, — она заметила меня и, закружившись в танце, подошла ко мне максимально близко, поднимая мои руки вверх над головой. — 'Cause baby I'm your Victoria, and you're my… defeat.* Mmmm. — её смех оживил квартиру. Моя гетеросексуальность дала сбой. Уже не в первый раз. — Почему ты не поёшь в группе? — Меня устраивает роль басистки. Если я начну петь — Дамиано останется без работы. — девушка открыла холодильник. — Вино? — С утра? — Имеешь что-то против? — и опять она стреляет глазами. Чертовка. — Наливай. Мы просидели на кухне больше часа. Время перевалило за 17 часов. У кого-то закончился рабочий день, а наш день только начинается. Тихие разговоры с глазу на глаз, с бокалом вина или кружкой пива, вдалеке от чужаков были моими любимыми. Каждый разговор, как закат, особенный. Уникальный. Необычный. Тёплый. Незабываемый. — О чём ты думаешь? — поинтересовалась я, заметив, что девушка засмотрелась в окно. — О спокойствии. И о будущем. Со вчерашнего дня, когда я увидела тебя в пабе, та пустота, тяжесть, страх и непонимание куда-то исчезли. Надолго ли это? Почему это произошло? И что будет, когда ты уедешь? — в её взгляде проскользнуло беспокойство. — Я заполнила твою пустоту? — Возможно. — она посмотрела мне в глаза, подпёрла щёку ладонью и мягко улыбнулась. Казалось, будто голубоглазая пытается найти ответы на свои вопросы в моих глазах. Как говорится: «Глаза — зеркало души». Вот и она пыталась пробраться в мою душу. А я и не против. Рядом с ней было комфортно. Впервые в жизни рядом с незнакомцем у меня было чувство, будто мы знакомы уже лет сто. Мы были ужасно разные, но невероятно похожие. Как внешне, так и внутренне. Холодные взгляды, тёплые улыбки, светлые волосы, свободные души. Сильные рядом с другими, но хрупкие друг с другом. Независимые, но зависимые друг от друга. Мы не знали друг о друге ничего, но за несколько недель стали неотделимы. Её бунтарская натура ураганом разносила моё спокойствие, а моё спокойствие стало её оберегом. Горячая, пьянящая Италия и таинственная, загадочная Россия. Жара и холод. Лёд и пламень. — Мне кажется, одна из главных жизненных целей человека — найти СВОЕГО человека. Не важно кто он, девушка или мужчина, главное, что он твой. Человек твоей души. Твой дом. Просыпаться на его плече, знать привычки и странности друг друга, понимать без слов, завтракать вместе, набираться сил в объятиях, держаться за руки, бегать под дождём, петь песни и танцевать, даже если вы не умеете, смотреть дурацкие шоу, смеяться до слёз. Человек, к которому можно прийти в три часа ночи и разрыдаться у него на кухне. Человек, которому можно доверить ключ от своего сердца. Гармония. Быть ближе, чем кажется. — Сказка какая-то. И как найти такого человека? — она наклонилась ко мне и пристально разглядывала моё лицо. Забавное зрелище. Я сделала то же самое и прошептала: — Зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь. Твоя душа сама его найдёт. Некоторое время мы смотрели в глаза друг другу, не отрываясь. Бабочки в животе давно плясали вальс, на лбу выступил пот. Стало жарко. Я отвела взгляд первая, чтобы разлить остатки вина. Вик усмехнулась, осознавая, что победила меня в эти напряжённые гляделки. — У тебя были отношения? Я поперхнулась вином. Это явно не тот разговор, которого я ожидала. Повисло молчание. — Давай ты первая. Я итак много о себе рассказала. — Мои первые и последние отношения закончились хреново. Все ноги со злости изрезала. — Измена? — Нет… Мне было 15. Ей тоже… — Ей? — я удивилась. — Да. Это была девушка. Мы встречались около года. Прогулки, пьянки, объятия, поцелуи. Пару раз она меня от панических атак спасала. Она была моим спасением. В подростковом возрасте меня никто не понимал. Я ненавидела юбки, играла в футбол, каталась на скейте, хотела тусить с парнями. А они только смеялись надо мной. — Вижу, что тебе это даже на пользу пошло. — Да. Я не изменила самой себе в угоду каким-то стереотипам. Одиночество и непонимание сделали меня сильнее. — И в конечном итоге, ты нашла людей, которые тебя приняли. — я указала на заставку её телефона — совместное фото с группой. — Всему своё время. — Вик кивнула головой в знак согласия. — Мне было страшно. Тогда ещё и мама умерла. Я думала, что с ума сойду. У отца депрессия, работа и две дочки. Я знала, что ему тяжело. Всем было тяжело. — её глаза покраснели. — Рядом со мной был только Томас. Панические атаки достигли пика и я перестала ходить в школу. А дома сидеть не могла — всё напоминало о ней, стирая моё сердце в песок. Я сидела в комнате и не понимала как жить дальше. Мама. Человек, благодаря которому я появилась на свет. Человек, который меня воспитал. Человек, который любил меня всем сердцем. Я была плохой дочерью. Плохо училась, пила море таблеток, чтобы успокоить себя, с утра до ночи пропадала в музыкальном классе, даже когда мне говорили, что я ничего не добьюсь, что это всё бесполезно. — слезы покатились по щекам. Ей стало тяжело говорить, но останавливаться она не планировала. — Она так сильно любила меня. Какой бы херовой я не была, в её глазах я всегда была любимой девочкой. Ей было так больно тогда. А мне страшно. Я боялась думать о том, что теперь она будет страдать от рака, умирая прямо на моих глазах. Я выросла на её руках, делала первые шаги в её объятья, сказала первое слово «мама», целовала её перед сном. А что теперь? Она умирала каждую минуту. Она делала последние шаги, держа мою руку. Последнее, что она сказала — это имена Виктория и Вероника. И «я люблю вас, мои самые драгоценные.» — всхлипывание девушки резанули по моему сердцу. Её руки задрожали, озноб охватил всё тело. Я вскочила со стула и принесла одеяло из комнаты, набросив его ей на плечи. Сама села ближе, чтобы взять её руки. — Мне было так больно. Я все ноги изрезала, лишь бы заглушить эту боль. Мы смотрели на звёзды перед сном и мне хотелось подарить каждую звезду Вселенной ей. «Мам, видишь звёзды? Они все твои.» Она подарила нам жизнь, а я ничего не могла сделать в ответ. «Вы и есть моя жизнь.» — говорила она, поглаживая нас по волосам. А потом её не стало. Мир рухнул. Я долгое время из комнаты не выходила. Неделю, две, три? Не помню. Томас периодически вытаскивал меня на улицу, но я была будто бы овощем. А потом в моей жизни появилась эта девочка. Моя Марлена. Она вытащила меня из этого дерьма. «Она жива, пока жива ты и твои воспоминания. Она всегда будет рядом с тобой.» Мы встречались год. Я действительно любила её. По-настоящему. Она вдохнула в меня жизнь, закружила в танце любви, успокаивала пением под гитару. Марлена осветила каждый уголок моей души, вывела мою душу из кладбища. А потом ушла. — Вик смотрела в одну точку, тяжело дыша и покачиваясь из стороны в сторону. Воспоминания затянули её обратно на кладбище. Нельзя было позволить, чтобы она заблудилась там вновь. Я крепко обняла её и поцеловала в макушку. — Люди должны уходить, как бы ни было грустно, больно, невыносимо. Хотя бы затем, чтобы на их месте появился кто-то другой, кто однажды восполнит твои потери. Ты говоришь человеку «до встречи» и даже не знаешь, что именно в этот момент ставишь точку. Но есть ли смысл сокрушаться об этом, когда впереди тебя ждёт что-то большее. Ты можешь не знать об этом, но можешь верить. Помнить — не значит впадать в отчаяние при любом напоминании. Фотографии, сообщения, вещи — так и останутся отголосками прошлого. Да и сам человек будет значить не больше, чем просто имя. Отпускать — значит позволять себе жить дальше. Пусть пережитое не возвращается, чтобы не переживать его снова. Люди, повернувшиеся к тебе спиной, никогда не будут идти с тобой рука об руку. Раны заживут и обернуться опытом. И однажды, удивляясь всему вокруг, ты вновь почувствуешь себя счастливым и улыбнёшься в чьи-то глаза напротив. Потому что так и должно быть. — прошептала я. — И, знаешь, я верю твоей маме. Ты дороже всех бриллиантов этой планеты. У неё прекрасная и невероятно талантливая дочь. Я уверена, она гордится тобой. Девушка уткнулась мне в плечо и разревелась ещё сильнее. Кто бы мог подумать, что она может быть такой хрупкой. Кто бы мог подумать, что она утонет в море своих глаз. Слёзы — это доказательство того, что у человека есть душа и сердце. И значат они больше, чем улыбка. Потому что улыбаться можно кому угодно, а плакать только из-за тех, кого любим. Плакать нужно, чтобы всё внутри перегорело. Нужно выплёскивать чувства наружу, иначе они затвердеют и потянут тебя на дно.