Dark Matter [knife]

Сухая кукуруза колется и режет, как бритва – острые желтые листья обманчиво и мирно шелестят под порывами ветра. Но Дэнни Джонсон знает, что нихрена это не так. Дергает плечом, когда желтым краем прорезает через одежду на коже, оставляет алый росчерк на запястье и шоркает по маске, прикрывающей лицо, беспомощно и зло. Осенняя кукуруза – это бритвенные лезвия, которые не замечаешь, пока идет погоня. Острые и глубокие порезы, которые саднят несколько дней. Вспенивают адреналиновую ярость охотника за живой дичью до предела. Дэнни Джонсон утирает пот со лба рукавом и возвращает свою маску на ее законное место, привычно пригибаясь к земле. Убийца испытывает острую неприязнь к Коллдвинду, как и к его недоумку-хозяину, который в состоянии только мычать неразборчиво отдельные, едва угадываемые в мешанине звуков, слова. Плато чужой территории безветренно и щедро наполнено мертвой тишиной. Полуденный ужас как он есть - Дэнни Джонсон знает, что здесь, сейчас, это – он. …как возвышенно, как патетично – словно руки привычно и нетерпеливо вздрагивают над клавиатурой, чеканя букву за буквой, слово за словом, выбивая искрящиеся мурашки у каждого, кто прочтет версию происходящего прямиком из горнила таланта Джеда Олсена. Черные ленты безвольно и устало обмякают, падая к самой земле. Особая магия этого места, описание которой могло бы занять центральную часть повествования. Плывущие в воздухе совершенно невесомо, как горячее дневное марево, как темные облака, искрящиеся вспышками молний, как хищные змеи, обрамляющие точеное лицо Горгоны из греческих легенд. И прочие, прочие возможные эпитеты, которые журналист Джед Олсен подбирает по старой привычке. Мысленно ворчит, потому что Сущность наградила его подобным фантастическим, но абсолютно бесполезным свойством, когда поместила в этот день сурка. Дэнни замирает на мгновение и движется медленнее, аккуратнее, когда слышит звук заводящегося генератора. Не хочет спугнуть. Солнце жарит совершенно нещадно, слепит глаза даже под темной фактурой маски с черными провалами глазниц, греет спину и гнет ленты к самой земле. Дэнни вглядывается через чертову кукурузу, цепляя взглядом двоих. Узнает их сразу – даже по именам может назвать, в отличие от большинства его коллег по цеху. Дэнни всегда был и остается внимательным, ведет свои записи, даже различает, какая из возможных версий этих людей в очередной раз пытается выжить. Собирает трофеи, подолгу наблюдает прежде, чем нанести удар. Один из этих двоих уже мертвец. Осталось только выбрать. Спортсменка рванет с места так, что преследовать ее придется еще долго. Тэпп подобными талантами не обладает, но Аманда всегда просит, чтобы ублюдок мучался дольше остальных, морально, в первую очередь, потому что кто же из этих выживальщиков не привык к боли физической после бесчетного множества смертей на крюке. интересно, а они там веселятся? Отмечают кругленькую датку в своей маленькой семье? Познал всю беспомощность и безысходность своего положения, невозможность помочь никому – так обычно говорит Аманда. Больная, все-таки, сука, и эта их любовь с Тэппом того же психопатического толка. Джонсон ухмыляется под маской эти двое - почти всё, еще самую малость! подбирается совсем близко, пара секунд и нож окажется под ребрами у Тэппа, и слышит, как недовольно шелестит Сущность на краю слуха.

~ interlude ~

Это что-то вроде вызова на ковер к боссу. По крайней мере сам Дэнни называет это именно так, невольно наделяя всю ситуацию более знакомым для себя контекстом. Зря, наверное. Вряд ли у этой инфернальной силы есть какие-то устремления, мотивы и желания, укладывающиеся в рамки человеческой логики. Но, если самому Джонсону осточертела череда бессмысленных убийств, могло же всё это, хотя бы в теории, надоесть и Cущности? - И что? – недоумевает Дэнни, когда получает самый первый в своей новой жизни приказ, добавляет с искренним любопытством, – Что будет, если я не сделаю? Не нужно опускать взгляд вниз, чтобы знать, что костяшки ладони, сжавшей рукоять тесака до скрипа, побелели. У Эвана так себе с умением объяснять очевидные для него правила. Дэнни склоняет голову набок. И этот здоровяк чересчур серьезно относится к некоторым вещам. Как чертовски исполнительный солдат-патриот, готовый пойти на смерть ради обрывка флага своей страны. Всё это веселит невообразимо. Невозможно удержаться, чтобы не продолжить: - Значит, мне нужно цепануть одержимость? Окей. А потом… Трахнуть? Эван жжет его взглядом из-под узких прорезей в маске, за которыми едва угадывается движение взгляда. - Мы убиваем. Не трахаем, - наконец выплевывает капканщик, явно собирается уходить. Вот уж нет, детка. Вот уж нет. Ухмылка Крика становится шире и наглее – и это прекрасно, что маска скрывает ее до поры до времени. - Ммм, а, например… этот сердечный брейк-данс и мысли только о ней . О моей одержимой малышке. Чтобы взять ее, пальцами в киску, чтобы… а, точно. Нельзя. Нельзя. Очень жаль. Взгляд Эвана смягчается и Джонсон не был бы собой, если бы насладился этим контрастом сполна прежде, чем закончить. - Романтично, не находишь? – глубоко вдыхает запах капканщика у шеи, оказавшись слишком близко, - М, запах любви, пачули и страстнейшего секса. Ну, неужели… совсем не хочется? За что и получает заслуженный, но все-таки неожиданный удар ровно в переносицу. Эван иногда двигается слишком быстро для своих габаритов. …а может у всех по-разному, – подозревает Джонсон, но его коллеги не слишком торопятся делиться подробностями, как будто это постыдная подростковая влюбленность, накатившая в момент, когда гораздо более актуальны вопросы преодоления кризиса среднего возраста.

~ ~ ~

Итак, чертова одержимость, которой не является ни один из этих двоих, метнувшихся за спасительную стенку. Дэнни лезет следом через окно скорее на автомате, чем по необходимости. Матерится глухо под своей маской. Бросает обоих, потому что ему нужно найти предмет своего вожделения, иначе… Что иначе – Джонсон не знает. Но Сущность явно недовольна тем, как старательно ее новый охотник игнорирует все приказы и пожелания высокого начальства. Крик подозревает, что только черно-фиолетовыми синяками под обоими глазами, держащимися несколько дней после нокаутирующего удара в переносье от Эвана, тут явно не обойдется. - Эй, погоди! В спину несутся раздражающие щелчки. Не нужно оборачиваться, чтобы слышать по шумному дыханию и шелесту кукурузы, что эти двое решили пойти за ним. Дэнни ускоряет шаг, надеясь, что от него отвяжутся. - Да стой! Нож, не проливший кровь, жжет ладонь. - Да погоди ты, выродок! – женский голос звенит от раздражения. - Кто? Спортсменка, отличница и немного бунтарка, целеустремленная Мэг Томас практически влетает в развернувшегося Джонсона. - Да, выродок! Ты видишь ещё какого-то странного урода? От тебя даже хромой Билли обосрется. Дэнни медленно моргает. Желание вскрыть глотку этой девке прямо сейчас сводит судорогой пальцы. Нет, дело превыше всего – сначала найти одержимость. Не повезло тому, кто ей является на этот раз, потому что на ней-то Дэнни и оторвется по полной после такого вынужденного унижения. - Она хочет сказать… - вмешивается Тэпп, словно чувствует, как накаляется Джонсон, - Ты же вроде, ну, другой? Ты как посланник добродетели. Ты отпустил нас. - Я блять кто? И я вас не отпускал. - Но ты болтливый. Те ребята с нами не общаются. Джонсон приглядывается к парочке внимательнее – видит в глазах отвратительную надежду и подмечает детали, которые не посчитал важными ранее. Едва не стонет от понимания того, что имеет дело не с теми матерыми выживальщиками, которые покрыты кровью с ног до головы. Какие-то другие версии Мэг Томас и столь любимого Амандой детектива Тэппа. И смотрят они как потерявшиеся дети. Не то, чтобы Дэнни славился добросердечностью, но явное непонимание происходящего этой парочкой делает их возможные доверчивые смерти пресными. Безвкусными. - Ну что, поможешь? – спрашивает спортсменка. На удивление в ее голосе нет прежней самоуверенной наглости. - Нет, - почему-то решает не добавлять очевидного «я вас убью». Тэпп кладет на плечо Мэг темную ладонь. Дэнни идет дальше. Чувствуют, как от него держатся на расстоянии, но все равно идут следом. Переговариваются о чем-то. - Давайте-ка отвалите! Я вам, ублюдки, не помогу. Идите поиграйте в свою починку, покидайте доски, как придурки, но, ради Бога… ОТВАЛИТЕ! Мэг поджимает губы, явно хочет что-то сказать, но детектив останавливает её и тянет в сторону. Опять о чем-то совещаются – Дэнни слышит только невнятные обрывки слов и сосредотачивается на более актуальных вещах. Одержимость обнаруживается у вспыхнувшего генератора. Джонсон вглядывается в знакомый силуэт жадно, до рези в глазах, выискивает детали, которые подскажут, кто из всех возможных перед ним, и – находит, стремительно сокращая дистанцию. Когда Адам падает, Дэнни слышит и второй крик, женский. Предсказуемо возмущенный – Мэг Томас. А следом – сбивчивые объяснения Тэппа, пока Джонсон несет брыкающегося Адама на крюк. - …он не может, иначе паучья сука накажет его. Он обязан вешать нас на крюки… наконец-то, походу понял! - …хотя бы по разу. Идем, нужно снять бедолагу. Щелчок. Алая пелена застилает глаза в тот самый момент, когда Джонсон осознает, что ему не оставили выбора, кроме пресной и безвкусной победы. Заставили. Принудили. Или он прикончит этих тупоголовых выживальщиков, столпившихся у крюка и не получит никакого приятного послевкусия адреналиновой встряски, или будет вынужден отпустить их всех, получив в довесок ощущение, что его использовали. Отточенное лезвие вгрызается в бока и спины, в ушах звучат отголоски криков, стоны и бешенный стук сердца – не из-за того, что одержимость рядом, гнев на собственную беспомощность перекрывает всё остальное. А потом они начинают умирать – черные паучьи лапы уносят ввысь истончающиеся до призрачных очертаний тела, и слепая ярость Дэнни начинает спадать. - Хреновая из тебя добродетель, - пузырится кровь на губах умирающей Томас. Джонсон медленно опускается вниз на одно колено, слушает стоны рыжей девки пополам с довольными шепотами Сущности в своей голове. Можно оставить их обоих умирать на земле. Можно поглумиться над их наивностью напоследок. Можно сделать так, как любит делать Аманда – как любит делать сам Дэнни иногда - уничтожить морально, сломать, лишить всего светлого, что светилось в этих мутных от боли глазах ранее. Очень трогательно верить кому-то так безнадёжно и безоглядно. Это могло бы быть так сладко… Слаще, чем трахнуть свою одержимость. Дэнни Джонсон не ощущает никакого вкуса. И чувствует себя так, словно его поимели, не оставили никаких вариантов, кроме угодного паучьей суке. Невыносимая мысль для того, кто привык идти наперекор всему и всегда, делать всё и всегда по-своему, и... добиваться своего. Но именно сейчас – у него ведь есть выбор, верно? - Сможешь подняться? Томас упрямо замолкает, наверняка не желает радовать того, кто поступил с ними подло, своим ответом. Дэнни шумно выдыхает и смотрит куда-то в сторону. - У Адама был ключ. Берите и уматывайте, если сможете. Дэнни уходит и не следит за тем, что происходит дальше – просто чувствует в какой-то момент, как начинает распадаться мир, в котором он остался один. Ухмыляется под своей маской наглее, чем обычно, словно Сущность может понять его странный бунт против правил и самого себя, и увидеть, насколько ее охотник доволен собой сейчас. - Я свои условия выполнил. - Это не так. - А что не так? Одержимость мерт… Последние слова приторной покорности и лицемерного, издевательского непонимания, тонут в черноте, поглотившей нестерпимо-солнечные поля Колдвинда и самого Дэнни Джонсона.