Дорога в Ад

Мы не знали, как будем жить дальше и что делать. Я постоянно искал ответ на вопрос, почему отец так поступил. Думал, что если бы я тогда не пошёл с мамой к бабушке, то всё было бы по-другому. Он бы остался жив. Почему я в тот день поехал с мамой или всё было предопределено? Я ещё тогда задумался, почему одни люди умирают рано, а другие, которые даже не достойны жить, умирают в старости. Я очень скучал по папе, хоть, возможно, и придумал его образ в своей голове, но просто я остался совсем один. Мама с бабушкой не в счёт. Кстати, мама попросила бабушку какое-то время пожить с нами, потому что одной ей было невыносимо. Мы тогда с мамой ещё больше друг от друга отдалились. Я всё думал, что папе точно нужна была помощь, вдруг у него были какие-то неразрешимые проблемы. Просто никто не смог ему вовремя помочь. Это всё точно из-за мамы, ведь с ней невозможно нормально разговаривать. Я ни разу не плакал. Были просто какие-то невыносимые тоска и тяжесть на душе, однако, мне часто стали сниться кошмары, о которых я никому не рассказывал. Ну, вот тебе сейчас говорю, мой друг, кто бы ты там ни был. Папа постоянно снился мне в гробу. Я просыпался в холодном поту и потом ещё очень долго не мог уснуть. На похороны не пошёл, потому что очень боялся одного вида кладбища, да и хотел оставить в памяти его живым, а не мёртвым. Тем более, я и так ужасно боялся смерти, а тогда стал бояться ещё больше. Мама долгое время была очень подавлена, винила во всём себя, постоянно плакала, но, когда с нами начала жить бабушка, всё это прекратилось. Помню, мы сидели все вместе на кухне и вновь разговаривали о папе. — Я всё-таки продолжаю думать, что это я виновата во всём. Я его, можно сказать, убила, не помогла вовремя, а теперь его с нами нет, — говорила мама, смотря в одну точку и не двигаясь. Мы после смерти папы вдвоём никогда не разговаривали, даже не оставались никогда в одной комнате, потому что становилось неловко, нечего было обсуждать. Я всё равно винил во многом маму. — Ты не виновата, что у другого человека проблемы с головой. Не хорошо так говорить, конечно, но он сам в чём-то виноват, потому что тот, кто заканчивает жизнь самоубийством… Ну, это просто больные люди, я считаю. Это значит, у него всегда были проблемы с головой, а таким людям уже не поможешь. Они только о себе и думают, а на других им плевать. Я считаю, что всё хорошо было: деньги, семья; а все эти загоны — это уже от глупости и проблем с головой. Пока бабушка это говорила, меня буквально захлестнула волна злости, отчего под столом я сжал руки в кулаки так, что костяшки пальцев побелели. Мысленно я уже опрокинул чай на бабушку, а заодно и на маму. — Неправда, — сказал я тихо, а потом уже громче добавил: —Ты старая дура, ни хрена не понимаешь. У папы были проблемы, ему никто не помог, а теперь он умер, его нет с нами. Лучше бы ты умерла, лучше бы вы все сдохли. Я высказал это бабушке прямо в лицо. Вообще, я осознавал последствия своего поступка, но гнев, обида, злость настолько овладели мной, что я уже ни о чём не думал. Я швырнул чашку с чаем на пол, отчего она, естественно, разбилась (вряд ли на счастье), а чай разлился. — Ты сбрендил, что ли, совсем?! — заорала тут же мама. — Иди сюда, мразь! Ты вытирать будешь сейчас этот сраный чай, который разлил. За мной пошла в комнату бабушка, а мама продолжала кричать на кухне. Я же тогда сидел на своей кровати и трясся от злости. Слёз не было, просто продолжал бить самого себя кулаками по рукам, ногам, чтобы всю злость хоть куда-то направить. Себя-то я тоже ненавидел. Потом стал бить кулаками кровать. — Ты что творишь? — спросила бабушка, уже почти кричав. Она быстро распахнула дверь, и, конечно, заметила мою агрессию. — Ты понимаешь, что сейчас твоей матери очень тяжело? Осознаешь, вообще, что творишь? Сейчас надо всем вместе быть, держаться друг за друга. Ты как можешь собственной матери, бабушке желать смерти? Разве так мы тебя воспитывали? Мне, если честно, обидно слышать такие слова, я этого вообще не заслужила. — Пошла вон отсюда. — Это ты сейчас пойдёшь вон. Ты живёшь с нами, а значит, пока ты живёшь с нами, будешь зависеть от нас и делать то, что мы требуем. Ты пока никто. У тебя даже паспорта нет ещё. — Пошла вон отсюда, — уже громче произнёс я. — Значит так, — проигнорировала бабушка. — Ты сейчас успокаиваешься, идёшь к матери извиняться, убираешь с кухни весь беспорядок, что ты сделал, и ложишься спать. Вот тварь. Я еле сдержался, чтобы не ударить её, поэтому толкнул стул. — Хватит все ломать! Успокойся! Я взял рюкзак, прошёл мимо бабушки, полностью игнорируя её реплики, быстро оделся и пошёл к двери. — Ты никуда не пойдёшь, — зацепилась за мою куртку бабушка, пытаясь оттащить меня от двери. Мама вообще сказала, что если я уйду, то могу обратно не возвращаться. — Ты такой же, как твой отец, ничем от него не отличаешься. Так же уходишь от всех проблем. — Да я лучше на него буду похож. Он намного лучше и честнее, а вас я ненавижу. Я довольно сильно оттолкнул бабушку, что та ударилась о стену и больше не стала пытаться меня удержать. — После этого можешь больше не возвращаться, тварь, — заорала мама и захлопнула дверь. — Да и пожалуйста. Подавись, — сказал я уже в закрытую дверь. На крики вышли некоторые любопытные соседи, но я даже ничего говорить им не стал. Соседи по-разному относились к нашей истории. Одни нам сочувствовали, другие — шарахались, потому что суицид сразу означает, что человек больной. Мне было плевать, что думали тупые соседи. Мне вообще было плевать на всех людей, да и сейчас ничего не изменилось. Разумеется, я вернулся домой тогда, потому что мне некуда было идти, друзей у меня не было. Это, конечно, ужасное унижение после протеста прийти обратно домой, как побитый пёс, но об этом позже. Злость меня не отпускала ещё целый час. Я сжал кулаки так, чтобы ногти впились в кожу, потому хотел сделать больно ещё и себе. Я ненавидел весь мир и себя в том числе, потому что я часть этого мира. Я ненавидел свою семью. Я искренне ненавидел свою мать и не чувствовал к ней любви, ненавидел бабушку. Папа точно не был больным, как его описывала бабушка, просто она ничего не понимала, как и мама. Я тоже виноват. Надо было остаться дома, чтобы остановить его. Вновь и вновь я прокручиваю эти события, понимаю, что идеализировал образ папы, вроде, отпускаю ситуацию, а потом снова возвращаюсь, так как думаю, что точно что-то упустил, и чувство вины вновь возвращается. Как жаль, что я не успел поговорить с ним побольше. Может быть, мы бы смогли друг другу помочь. В тот день я отправился на кладбище к отцу. Мысль эта пришла в голову так же внезапно, как прошла моя злость, и голова снова стала ясной. Я подумал, что это самое верное, что я мог тогда сделать. На кладбище было ещё холоднее или мне так только казалось. Кругом кресты, чужие могилы, даты жизни и смерти, фотографии людей, некоторые были очень молодыми. Как я уже говорил, я очень боялся кладбищ, но в тот день решил перебороть себя. Правда, когда пришёл, мне в голову пришла безумная мысль, что могу потеряться и не найти папу. Я судорожно сглотнул, пытаясь осмыслить происходящее. Тишина и смерть. Всё, что окружало. Через некоторое время я кое-как вспомнил, где находилась могила отца. Было странное чувство. Я почему-то думал, что это сон, потому что ещё несколько месяцев назад папа был жив, мы с ним иногда могли разговаривать. — В общем… не знаю, что даже сказать. Вроде, шёл сюда, было много мыслей, а сейчас понимаю, что всё спуталось. Пап, мне жаль, что так вышло. Наверное, всё-таки я виноват, что… меня тогда не было дома. Зря я поехал с мамой. Странно, ты ведь совсем недавно был жив, здоров, был дома, а сейчас… Я просто хочу сказать, что люблю тебя очень сильно. Я понимаю, что ты меня, скорее всего, вряд ли сильно любил. Может, я вообще тебе не был нужен, но просто хочу сказать тебе свои чувства, потому что мне так легче, а ещё потому, что не люблю маму, бабушку и никогда не любил. Вот. Короче, если жизнь после смерти существует, то я надеюсь, ты слышишь меня. Ты знаешь, я поссорился сейчас с мамой, с бабушкой. Сказал, чтоб они умерли, чтоб их не было больше, что я их ненавижу. Нет, я, конечно, извинюсь, когда приду домой, но это будет не искренне. Я их всё равно ненавижу. Просто надо так сделать, чтобы домой пустили. Я поссорился с ними, потому что бабушка сказала, что мама не виновата в твоей смерти и что ты больной, сам себя угробил, хотя у тебя всё было нормально. Я наорал на них, ну и сказал много противных вещей. Мне обидно, что я теперь остался с ними, и я всё пытаюсь узнать, почему ты ушёл от нас так рано. Может быть, осталась какая-то записка или ещё какой-то знак? Не знаю, есть ли жизнь после смерти, но… я надеюсь, что есть и ты слышишь меня сейчас. Мне очень страшно без тебя. Я тебя очень люблю. А в ответ мне была гробовая тишина. Никто не отвечал, лишь смотрели мёртвые зрители. И тогда мне стало вдвойне больно, как будто именно в тот момент я стал самым одиноким человеком в мире. Никто и не собирался мне отвечать, потому что все мертвы. Я надеялся, что, может быть, папа сверху наблюдает за мной. А хотя какая разница? Всё равно никто не ответит. И тогда я заплакал. Заплакал так, как никогда не плакал. Окончательно понял, что остался один. — Пап, и ты прости меня за всё, пожалуйста, — сказал я, всхлипывая. — Прости, что не остановил тебя тогда. Я заплакал ещё сильнее, потому что всё ещё чувствовал вину. Я ещё долгое время провёл на кладбище, просто находясь рядом с папой. Было тяжело возвращаться обратно домой в пустоту. Домой меня приняли, но объявили бойкот, хоть мне и было всё равно на них. *** В школе некоторые одноклассники стали насмехаться надо мной. Впрочем, ничего необычного. Просто в этот раз это было особенно обидно и совсем уж аморально. Некоторые, конечно, хоть и не выражали мне соболезнования (от них мне они были и не нужны), но относились с сочувствием и старались меня лишний раз не трогать. Разумеется, это не относилось к крутой компании парней, а иногда даже и девчонок, которые могли мне крикнуть: — Слышь, а правда, что твой отец себе вены порезал? Это каким долбоёбом надо быть. Дальше следовало изображение перерезания вен или хватания себя за горло, типа удушье. Я старался в драки не вступать, потому что не было ни сил из-за подавленного состояния, ни желания быть побитым из-за слишком худого телосложения, да и их было много. Я чувствовал и злость, и какую-то безысходность, да и после посещения кладбища я стал часто плакать. Ночами я плакал в подушку и долго не мог уснуть, чувствовал себя самым одиноким человеком в мире. Я не знал, что будет со мной, с моей семьёй, хоть нормальной никогда и не было. А самое главное — постоянно задавал себе вопрос «почему?». Почему отец так поступил? Может быть, есть какая-то подсказка. Безусловно, я знал, был уверен, что виновата в этом мама, так как с ней невозможно нормально жить, но хотелось какого-то подтверждения, что ли. С мамой мы тогда и вовсе перестали общаться, бабушка меня вообще не хотела видеть. Если честно, я был рад бойкоту со стороны мамы, потому что общаться с ней для меня было мучением. Мне не было жаль её, что она плакала, чувствовала себя подавленной. Именно эти чувства мама и заслуживала. Даже мой тринадцатый день рождения мы отметили в полной тишине. Торт никто мне не купил, никто не поздравил, мама дала лишь чай и одну конфету. После этого она ушла к себе в комнату и закрыла дверь. Иногда мы с ней начинали общаться, но только на бытовые темы или когда надо было пойти на родительское собрание. Не поверишь, но в тот день рождения я пытался суициднуться. Да-да, я, который до жути боялся смерти. Мне стало так тоскливо и тошно на душе, подумал, что это единственный способ уйти от проблем. В конце концов, я не ожидал, что меня ждёт что-то хорошее в будущем. Кем я стану? Что из меня вырастет? Я смотрел тогда в будущее и видел бездну. Конечно, я тогда ничего не сделал и тебе не советую. Посмотрел вниз и понял, что сил и смелости у меня не хватит, да и что уж греха таить, я чертовски хотел жить. И сейчас хочу. Жизнь прекрасна, а в смерти нет ничего интересного, уж я-то знаю, поверь. Понимаю, что это было довольно странное лирическое отступление, но хотелось сказать что-то хорошее, раз уж мы с тобой почти породнились. Я ведь никому кроме Марлы не рассказывал свою историю, да и эта сука меня предала. Поэтому надеюсь, ты меня не предашь, хотя всё равно не знаешь моего настоящего имени. Кому угодно можешь говорить, что Никто то, Никто сё. Пфф, всем плевать, потому что пойди ещё найди и пойми, кто такой этот Никто. Чтобы хоть как-то отвлечься, я рисовал, продолжал учиться, по инерции уже. Так надо было. Просто чтобы не сойти с ума. Друзей у меня так и не появилось, да и я казался ужасно замкнутым. Учителя лишь сочувствующе смотрели, а потом снова отправляли на олимпиаду по рисованию или математике. На самом деле, никто не хочет разбираться в проблемах чужого человека, ведь это надо вникать, что-то советовать. Лучше уж просто посмотреть с сожалением, чтобы как-то облегчить совесть, типа ты не какой-то чёрствый сухарь, а очень даже сочувствующий и правильный человек. Я часто оставался один дома, и рисунки помогали мне не сойти с ума. И ты извини, что я тут много соплей развожу, понимаю, всем интересна моя дальнейшая история, но просто я бы хотел посвятить немного страниц отцу, всё-таки это очень важный для меня человек. Спустя несколько лет я, конечно, пытался жить дальше, боль понемногу начинала утихать, осталась лишь пустота. Это было очень тяжело. Если честно, думаю, по-настоящему боль не проходит, она просто затихает со временем, превращаясь в безмолвие. У мамы в то время появился любовник, что меня очень сильно разозлило. Я не понимал, как она могла так поступить, как могла забыть отца. На что отвечала, что я уже взрослый человек и должен понимать, что вечно скорбеть по папе нельзя. Когда-нибудь придётся жить дальше. После этого предательства мамы наши отношения ещё больше ухудшились. Я с ней вообще перестал общаться и стал сильнее ненавидеть. В то время я и застал маму с любовником. До этого она обычно проводила время у него дома или ещё где-то, а тут прямо в нашей квартире. Любовник быстро смылся, пока я не успел ему врезать. Я тогда впервые ударил свою мать. Я её ненавидел, злился, обижался, и всё это, наконец-то, вылилось. Я дал маме сильную пощёчину, что она отлетела и чуть не ударилась головой об стену. Осознание всей ситуации пришло ко мне потом, но чувства вины я не испытывал, потому что она это заслужила. — Ты тварь. Я тебя ненавижу. Ты вообще о папе не думаешь. — Пошёл вон отсюда! Пошёл вон! — Да пошла ты. Я к тебе больше вообще не вернусь. Мама меня долго не могла простить после этого случая, поэтому я какое-то время жил у бабушки. Пришлось перед ней извиняться, и бабушка, обзывая меня кем только можно, наконец-то, разрешила пожить у неё. Благо, бабушка со мной контакт не особо поддерживала, только на уровне «привет-пока». *** Это был девятый класс. Помню, тогда нам разрешили, наконец-то, ходить на школьные дискотеки. Для всех это было что-то новое, долгожданное и безумно интересное. Я дискотеки не очень любил, считал их скучными и для определённой категории людей без мозгов. Я предпочитал более спокойную, классическую музыку, но, разумеется, такую на подобных мероприятиях никто не включал. Я с большой неохотой рисовал плакаты о дискотеке. Я иногда даже жалел, что о моём увлечении рисованием узнали в школе, потому что потом твоим же увлечением и будут пользоваться. Это то время, когда у девочек и мальчиков появляется повышенный интерес к друг к другу. Честно говоря, я завидовал тем парням, которые общались с девчонками, ходили с ними на свидания, а те буквально вешались на них. У меня же всё было по-другому. На меня никто не обращал внимания, будто я пустое место. Так-то я к этому привык, но тогда стало ещё более обидно, потому что я хотел тоже кому-то нравиться, быть нужным. В итоге, максимум, где я был нужен, так это чтобы списать домашку. Хотя сначала я считал свою внешность довольно привлекательной, однако, если на тебя никто не смотрит из противоположного пола, если ты никого не привлекаешь, то рано или поздно у тебя появляются комплексы. Скорее всего, я не нравился девушкам, потому что им всегда подавай плохишей, которые за словом в карман не полезут и шутят свои быдло-шутки. Я же был довольно скромным и застенчивым, но зато интересным и умным. Потом я взглянул на своих одноклассниц с другой стороны. Больше половины из них были тупыми и ничтожными шалавами, похожими на мою мать, которые не могли в полной мере оценить красоту окружающего мира. Хотя, безусловно, всё ещё завидовал. Знаешь, я мечтал не о какой-нибудь шлюхе, которая готова удовлетворить в любой момент мои сексуальные потребности, а о большой, всепоглощающей, настоящей любви, которая вскружит мне голову. Мне нужен был кто-то особенный, кто-то, кто понял бы меня и забрал из этого мерзкого мира и жалкого существования. И такой человек нашёлся. Имя этой девушки — Марла. Марла, потому что она фанатела по «Бойцовскому клубу». Ей очень нравился этот женский персонаж, поэтому чаще всего представлялась именно этим именем. В девятом классе к нам приходили говорить о различных училищах, техникумах, колледжах. Я уже в начале учебного года решил, что буду поступать в колледж. Да, некоторые учителя меня отговаривали от этой затеи, мол, с моими мозгами точно нельзя идти в ПТУ. Нужно обязательно поступать в университет, особенно большие шансы в технических универах, связанных с математикой, информатикой, или можно пойти в архитектурный. Но дело в том, что учёба меня перестала интересовать. Ну, пошёл бы я на архитектора или математика, ну а что дальше? Не знаю, я как-то устал от этого всего. Думал, что если будет желание, то после училища пойду в вышку. Да и кроме того видеть рожи одноклассников мне ужасно надоело. Рисование я решил оставить как хобби, потому что на нём много не заработаешь. И вот к нам ещё пришли студентки этого самого колледжа, раздающие листовки вместе со своим преподом или директором. Да хрен знает. Говорю же, я тогда не об учёбе думал. Я просто взял листовку, потому что там был какой-то колледж, связанный с математикой. Было трое девочек одна из них — Марла, которая выделялась на фоне остальных. У неё были длинные, роскошные, иссиня-чёрные волосы, бледное фарфоровое лицо, ярко-голубые глаза и тонкие губы. Марла была похожа на куклу, но не на какую-то дешёвую Барби, а на дорогую, словно из какого-то музея. И одежда у неё была словно кукольная. Вся красивая, загадочная, закрытая в отличие от других девочек, у которых даже школьные юбки короткие. Марла говорила мало и тихо, лишь скромно улыбаясь. Вот он — идеал. Это я потом узнал, что первое впечатление оказалось ошибочным, и там ещё те черти в тихом омуте водились. После урока я всё-таки набрался смелости подойти к ней под предлогом, что мне надо кое-что уточнить насчёт колледжа. Хотя мне казалось, что я недостоин такой девушки, как она. — Меня Маша зовут (имя изменено), но лучше зови меня Марлой. Это типа творческий псевдоним, — сказала Марла после нашего короткого разговора о брошюре колледжа. — Ты любишь «Бойцовский клуб»? Ну, поэтому Марла? — Да, верно. Близка эта героиня, да и сам фильм классный. Расскажи о себе. Чем увлекаешься? Марла была довольно застенчивой, однако, мне это даже нравилось, словно мы с ней на одной волне. — Я люблю математику, неплохо разбираюсь в компьютерах, рисую, люблю читать, особенно что-то связанное с фантастикой, мистикой, а также исторические книги. Недавно начал стихи писать. А ещё очень нравится классическая музыка, потому что она очень красивая, эстетичная. Не то что современная. А ты? — Я тоже люблю читать, в основном что-то связанное с магией, эзотерикой. И да, рисование меня тоже привлекает. У меня дома много моих картин. Так что у нас с тобой много общего. Я рассмеялся. — Ну, получается, что да. — Зачем ты идёшь в колледж после девятого? Ты вон какой умный. Может, лучше проучиться одиннадцать классов, а потом сразу в универ? У тебя точно выйдет поступить. — Ну, так вышло. Я решил уклониться от ответа. Не хотелось при первой встречи всё говорить о себе. Хотя у Марлы я всё-таки спросил. — А ты почему в колледже? — Это долгая история. Потом как-нибудь расскажу, если будем дальше общаться. Кстати, запиши мой номер, а я запишу твой. Что ж, Марла тоже уклонилась от ответа, ну и ладно. Я тогда был на седьмом небе от счастья, что девчонка, да ещё и такая красивая и необычная, предложила мне обменяться номерами. — Я позвоню тебе, — сказал я, набравшись смелости. Правда, не знал, как буду это делать, ведь я никогда особо не общался с девчонками, не ходил с ними на свидания, а тут такое. К слову, Марла была ещё старше меня на два года, и я боялся показаться ребёнком в её глазах. Для меня это был, конечно, самый лучший день, потому что с него то все изменилось: появилась Марла, своя компания, друзья, которых у меня никогда не было. С тех пор и начался водоворот самых неожиданных событий.