Тяга к недосягаемому

Январь. Россыпи маленьких снежинок кружатся в невесомости, некоторые из скоплений напоминают вихрь, завораживают своим видом, но каждый из них чрез мгновения безудержно падает, как перышко, на холодный асфальт. Земные владения покрывает белоснежное покрывало, продавливаемое подошвой и загрязнённое людьми. Небо преспокойное, цвета льда и без облаков, светло. Сора стоит около торгового центра где-то в Москве, любуясь её красотами, пока мимо неё, стоящей у входа, проходят люди, изредка оборачивающиеся на странную девушку, смотрящую в душу неба. Нынче так удивительно тихо на оживлённой улице, будто не взаправду это всё. О реальности происходящего напоминает только сбивший с мысли незнакомец, что-то бурчащий себе под нос от недовольства, вызванного ею, перекрывающей дорогу. Приземлённая, она наконец заходит внутрь, где глаза с входа слепят новогодние гирлянды, фонарики, бумажные снежинки, простирающиеся от начала до самого центра помещения, где стоял пестрящий цветами фонтан. Писатель завидела его издалека, обходя полупрозрачные витрины, и засияла в ней какая-то детская раззадоренность. Подошедшая к краю она поставила руки на малость охладевшую перегородку, проходящую по периметру окружностью и просто смотрела на воду, плескающуюся от струйной насадки. Когда она опустила в чашу руку, поверхность воды зарябила, заволновалась. Она была студёной, от прикосновения к ней едва кожа покрывалась россыпью мурашек, но Сора, казалось, этого даже не почувствовала. Она завораживающе наблюдала за действиями окружения, за подобиями волн, которые для пылинок, витающих над чашей казались цунами. — Ведь может, мы тоже для кого-то такие же пылинки? — произнесла та почти неслышно, представляя, как погружаются под воду люди, заместо частичек, как рядом с ними проплывают рыбки, не в силах помочь, но вскоре эта идея её отпускает. В детстве Макото часто говорила девушке, что она может смотреть в одну точку вечно, придумывая окружению всё новые и новые интерпретации: мрачные, радостные, нейтральные, с абсолютно чёрным подтекстом или напротив. Вспоминая слова матери после, её это забавило и вызывало невольную улыбку, теплоте которой удивится, пожалуй, любой. Смотреть на это в действительности можно вечно, но писателю ещё нужно заглянуть в кантату, ради которой она сюда и пришла, именно поэтому Сора отрекается от своих раздумий спустя 15 минут и идёт по направлению кафе. У стойки её встретила знакомая бариста-приветливая девушка лет 25-ти, с которой при приходе писателя они часто обменивались любезностями, могли достаточно разговориться и проболтать достаточно долго, пока она обслуживала других покупателей. Её голубые волосы только подчёркивали ледовый лисий взгляд, а два хвостика, украшенные чёрными бантами только приукрашали образ. Её звали Лина, она подрабатывает в кантате параллельно получая высшее медицинское образование ради работы судмедэкспертом. Она всегда изумлялась, как у той хватает времени и как-то раз даже спросила её об этом, но подруга сказала, что времени никогда не бывает в избытке, ведь на всю жизнь нам его даётся ничтожно мало, с чем та согласилась. Она была очень добродушной и мягкой, с виду казалась игривой, и как бы то ни было прискорбно, являлась одним из единственных людей, с которыми Сора напрямую взаимодействовала регулярно. Вместе они не раз собирались вместе, она давала Лине почитать свои стихи, а та была только рада подметить детали как со стороны читателя, которые считала наиболее красочными и уместными. Всегда выражала своё мнение чётко и предельно конструктивно, часто не опираясь на личное отношение к произведению. Около стойки смуглый юноша, с лёгкой курткой и перемотанным вокруг шеи клетчатым шарфом, с сапфировыми кудрявыми прядями и томным взглядом. Выглядел он привлекательно, бесспорно, но она часто акцентировала внимание на людей, в чьей внешности могла прочитать душу, интересуясь исключительно личностью. Когда девушка подошла и безмолвно обратила на себя внимание баристы, та поздоровалась, уже рассчитавшись с покупателем, который с небольшим пакетиком каркаде на 200 грамм и кофе с карамелью кому-то писал в телефоне. — Ох, как я рада видеть тебя, Сора! Что на этот раз? — её уста растянулись в умиротворённую улыбку. Доставая из наружного кармана курточки маленький листок писатель стала читать. — Японская липа и нежность жасмина 100 грамм, малиновый чёрный 50 грамм и банку растворимого кофе с карамелью за 987. — Лина печально вздохнула. — Боюсь, что последнюю банку забрали. — незнакомец заинтересовано поднял взгляд. — Жаль, но можно и без него. — Прошу прощения... — хрипловато произнёс он, обращая на себя внимание и протягивая только что купленный кофе. — Если он вам так нужен, я могу дать. — она смотрела на парня слегка удивлённо, подмечая, что у него приятный голос, да такой звонкий и певчий, что будь он птицей, наверняка бы радовал своими песнопениями городской парк. — А? Нет-нет, всё хорошо, мне правда не нужно... — но он уже вручил заветное кофе ей в руки. Девушка же, наблюдавшая за этим со стороны, ехидно ухмыльнулась. — Но мне правда...! — Просто примите это, я могу зайти потом, а вы, возможно, бываете здесь не так часто. — Писатель вздохнула и неловко приняла "подарок", в то время как Лина сообщила счёт за чай. — В таком случае...с тебя 1623. — она, всё ещё обескураженная, неловко достала из кармана две сложенные в четверть тысячи, протягивая их подруге, которая отошла к полочкам. Молчание стало настораживающим, пока незнакомец не заговорил с девушкой. — Могу я узнать ваше имя? — она посмотрела на него в смятении, держащая в руках отданный парнем кофе и гадала, как же лучше ответить так, чтобы диалог не зашёл в тупик, ведь, на самом деле, в социуме Сора уживалась не очень, потому и подобный жест от него воспринимался невероятно странно. — Сора, можно на ты... — Он улыбнулся и дружелюбно протянул руку, охладевшую, от чего костяшки пальцев покрылись ярко видимым алым. — Без проблем, я Хоши. — Писатель неуверенно протянула ладонь, покрытую белоснежной, как её волосы, перчаткой в ответ. Она почти чувствовала малейшую дрожь, проходившуюся по телу юноши. И как он не мёрзнет? — У тебя приятный голос. Спасибо за...кофе. —говорила девушка зажато. Хоши тихо посмеялся с её не раскрепощённости. — Ты чего? Всё хорошо, воспринимай это как должное. — Не каждый день мне незнакомцы живую тысячу дают... — он миловидно улыбнулся. Не смотря на всю обстановку, парень казался ей поразительно комфортным. — Я могу тебя как-то отблагодарить за это?... — он призадумался. — Дай подумать... — Сора послушно ждала, пока прикрытые глаза через некоторое время наконец не распахнулись. — Ты личность какая? Творческая? — Ну...Я на фрилансе работаю, стихи пишу, получаю проценты с роялти. Иногда сцены из книг зарисовываю... — Так ты писатель? — она смущённо кивает. — Значит, я имею дело со звездой?) — Мои произведения неплохо продаются, но не сказала бы, что имею какой-то большой успех в писательской деятельности. — внезапно взгляд парня загорелся, как это происходит с девушкой, когда её что-то интересует. — А мне покажешь? — Та что-то пробубнила в ответ, но вскоре сдалась. — Если тебе это и вправду так интересно. — Готово! Вот сдача. — вскликивает Лин отдавая вместе с деньгами пакет, в который уже положила три куля с рассыпным чаем. Писатель тут же приняла его, попутно складывая мелочь и три сотки в карман. — А у тебя они с собой? — она отрицательно покивала. — Но я помню почти каждое своё стихотворение, даже некоторые прозы, так что если хочешь, могу зачитать наизусть. — Новый приятель несказанно обрадовался и удивился такому ответу. — У тебя настолько хорошая память? Вот у меня со стихами в школе всегда проблемы были... — Сора саркастически заулыбалась. — и как тебе только удаётся? — Точно не знаю, с детства у меня подобное, только случай помню, как какие-то дворовые мальчики старшие меня тогда на года три забрали листок, на котором я писала и разорвали так, что не склеить. С той поры и запоминаю, что пишу, а тот стих особенно сильно в моей памяти отпечатался. — он понимающе похлопал её по плечу. — Так подло...Может прогуляемся, если ты никуда не спешишь? Там и продолжишь рассказывать. — А тебе разве интересно? — в недоверии спросила девушка. — Да, ты интересная личность, я только рад тебя послушать. — она неосознанно удивилась сказанной фразе и смутилась, но таки согласилась на прогулку. Хоши вывел её из здания и они оказались снаружи, где всё также шёл снег и только заметно похолодало. На окнах соседних заведений виднелся тонкий слой изморози, морозные узоры, а тропы покрыло падью ещё больше. Теперь они стояли оба, вглядевшиеся во великолепие суровой зимы и обескураженные её красотою. Писатель подметила, что на его волосах глубокого синего чрезвычайно красиво смотрятся падающие на тёмные пряди снежинки, подчёркивающие миловидность юноши. Когда он поймал её взгляд на себе, наконец заговорил. — Пойдём? — девушка замешкалась, но бросила тихое "да", после которого последовала за парнем. — Знаешь, я люблю зиму, такое атмосферное время года. — И я...Когда у меня случается творческий кризис, я всегда могу прийти в парк неподалёку и подолгу любоваться природой, окружением, людьми. Бывает, с некоторых даже списываю внешность персонажей для историй. Меня хорошо это заряжает. — он заинтересованно глядел куда-то вдаль, в бескрайнее небо, где его брег омывал градиент и где над морем медленно пролетала стая соек. Не оборачиваясь Хоши заговорил. — Наблюдатель со стороны, значит? Это круто, видеть во всём что-то вдохновляющее. — она как-то по доброму усмехнулась. — Ты, разве, не знаешь какого это? — Если бы. — Сора вопросительно на него посмотрела. — Не каждый обладает таким тонким поэтическим чутьём, как ты. — Ты мне льстишь. У меня тоже бывают тёмные дни, да и я не настолько приземлённая к людям...эмоциональность-точно не моё. — Разве это плохо, не так ярко испытывать эмоции? — она вздохнула, смотря себе под ноги. — Или у тебя на это есть свои причины? — Частично. Я многое чувствую, но никак не могу это передать. Всё то, что копится внутри меня давит на плечи, как бы я не старалась это выплеснуть. — Юноша слушал. — Говорят, творцы вкладывают душу в каждую свою работу... — Возможно, но я пишу о том, что мне нравится, о жизни других, со стороны автора. — он ничего не ответил, только продолжал смотреть на писателя. — А ты чем занимаешься? — Учусь на экономиста. Хотя, по правде, мне это не совсем интересно. В свободное от университета время на гитаре играю, даже песни пишу. Это просто моё хобби, но я рад иногда отвлечься от рутины. — она презрительно жмурит глаза. — У меня просто нет выбора. Я родился в маленьком городе и переехал сюда один, выбирая факультет в спешке. — Разве не лучше сначала подумать, а после поступить туда, куда ты хочешь? — парень пожал плечами. — У меня не занимает много времени учёба, в последнее время я сосредоточен больше на музыке. Мне хватает денег, а больше у меня ничего и нет. — он расслабленно выдавил улыбку. — Но я счастлив и мне не нужно для этого тянуться к небесам. — Звучит воодушевляюще, но почему ты тогда отдал мне последнее кофе? У меня неплохой заработок и я часто заглядываю в кантату, когда хочу себя побаловать, тебе ведь оно наверняка нужнее. — Я люблю помогать другим, даже если это идёт мне в убыток. Деньги приходят и уходят, а реакция людей на мои действия бесценна. — Сора не успела ответить, как они уже зашли за поворот, а Хоши показывал на маленькую кофейню в несколько домов от них. — Можем зайти туда, ты, наверное, уже замёрзла. — она посмеялась. — Даже если я проведу сутки на морозе, мне не станет холодно, поверь. — он смахнул снежинки с шарфа девушки, что заставило её немного сжаться. — И всё же, стоит погреться, пошли. — Писатель послушалась, дойдя до стеклянной двери парень потянул за ручку, пропуская в помещение свежий воздух. Оказаться в таком уютном месте после времяпровождения на морозе неожиданно приятно, но тем не менее безумно непривычно. Невзрачная неоновая вывеска над стойкой, развешанные над потолками гирлянды в виде звёзд по периметру и приглушённый желтоватый свет-страшно представить, как это кафе выглядит вечером, во время снегопада. Она бы определённо посетила его ещё раз позже в одиночестве, наедине с собой, привычно быстро стуча по клавишам недавно приобретённого ноутбука. На прилавке стоял небольшой маятник, сверху которого сидела фигурка чёрного котёнка, подле коробочек с красиво разложенным шоколадом и мелочи, вроде пакетиков сахара с зубочистками. Снизу-витрина, которую Сора тщательно осматривала, пока он делал заказ, но внезапно прервал её от столь увлекательных занятий. — Ты что будешь? — А...Жасминовый чай, если можно... — девушка за стойкой улыбнулась, позабавившись такому поведению, но понимающе кивнула и отправила их к столикам восточнее. Юноша же ненароком взял 2 пакетика сахара. Когда они прошлись по помещению, присев за самое дальнее место, она всё не отставала от декора, разглядывая меню, деревянные фигурки на подоконнике и мерцание огней, не успев и раздеться. — Ты хоть пальто сними. — посмеялся он, наблюдая как девушка приходит в себя и в спешке стягивает шарф с белоснежными, словно шерсть пушистого песца, наушниками, расстëгивает куртку и бережно кладёт еë на недлинный диван, рядом с собой. — Раз уж ты свои работы помнишь наизусть, может, расскажешь? — осторожно спрашивает парень. Та же беспокойно вздыхает, задумавшись о том, что бы она могла ему поведать, прикрывает глаза, приставив руку к подбородку. Проходит секунд пятнадцать, прежде чем она резко поднимает взгляд на него. В омуте её глаз мерещилось нечто кукольное, неживое и пугающее, но Хоши предпочёл не проявлять волнение и просто не считаться с этой маленькой странностью. — "Весна"-время года, известное всем. Это время, когда она уходит в печаль, а каждая капля слёз её на бренной земле покоится, растекаясь по канавам. Глупым людям не важны страдания других, когда они думают лишь о себе. Каждые три месяца в год она вливает в каждую капельку оттаявшего льда свою душу, в каждый крик, застрявший поперёк горла, который поддаётся лишь слуху самолюбивых небес, что не в силах ей помочь. Нем голос весенний, и глухо-наглухо той дверь заперта навечно, хоть и вечность-слишком растяжимое понятие. Оно кроется в секундах, минутах, иногда, годах, но не более. Вечность не длится всю жизнь, миллиарды лет, потому что мир её не любит, потому что миру важны перемены. И если бы был континент, полностью и целиком подвластный весне, она бы разделила его правление с вечностью, такой же, как она, непринятую обществом и отвергнутую небесами. Распустился бы по льющимся сквозь хрупкую хрусталь ручей весноцветом, да воспылали бы поющие подснежники пастельно-белым, и на распутье душ встретились бы двое: синоним бесконечности, плевавший на стандарты и робкая оболочка, страдающая от их воздействия. — он восхищённо пялился на неё, когда пустота, ощущаемая прежде теперь не казалась такой пугающей. Этот текст был прочитан настолько грамотно, с нужным выражением и без единой запинки, юноша не мог поверить, что в своей голове писатель хранит столько подобного. Она засмеялась в привычной манере, очень непродолжительно, а жаль, ведь смех у неё и в правду красивый. — Ты чего застыл так? — Мне не верится, что ты рассказала это наизусть. — Сора слабо и чуть хитро улыбается. — Я и стихи писать начала с пяти, так что не вижу в этом ничего необычного. — он пребывает ещё в большем замешательстве. — Поделись секретом, как ты так красиво пишешь, ещё и всё запоминаешь? — она слегка мычит и стучит пальцами по столу. — Сколько себя помню, я всегда любила всё, связанное с литературой и поэзией, ведь из книг, например, можно подчерпнуть для себя много нового. Это просто моя ниша, в которой я больше всего преуспеваю, что на счёт памяти... — девушка пропускает паузу. — На самом деле, в деталях я помню не каждое своё творение. — Да? — он подставил ладонь под щёку, склонившись. — И чего же ты, побоюсь спросить, не помнишь? — она снова призадумалась. — Наверное...свои книги? — это поставило парня в ступор. — У меня их пока что только две, но вот из них текста я наизусть почти не помню, разве что, пол странички, возможно... — Вот бы всем иметь такую хорошую память, как у тебя, Сора... — Я думаю, для этого надо просто её развивать. По началу мне было тоже трудно что-то запоминать, но потом я просто к этому приспособилась. — Я не думаю, что её нельзя развить, но вот, например, в моей ситуации, это было бы весьма...сложно. — она хихикнула — Не уж-то совсем ничего не запоминаешь?) — В точку! — В этот же момент подошёл официант и отдал кружку жасминового чая вместе со средним латте. — Благодарю. — после его ухода, он вновь заговорил. — А можешь рассказать про свои произведения? — Что ты хочешь узнать? — Всё, что вспомнишь. — они оба иронично посмеялись над шуткой. Писатель отпила немного кипятка, но отказалась от сахара. — Я не люблю чай с сахаром, он кажется мне слишком приторным. — Хоши только кивнул и убрал пакетики к себе. — А о книге...моя первая была фэнтези, где главный герой потерялся на распутье в мире сновидений, а вторая-лёгкая романтическая история, не более, чем отдых перед моей следующей серьёзной работой, но я её тоже люблю. — Вау...А где их можно купить? Есть печатные издания? — заинтересовавшись предысторией, спросил он, отпивая пару глотков кофе. — Я издавала их под крылом издательства АСТ, так что есть, их можно найти в читай-городе. Первое называется "распутье сновидений", а второе "В мире излишества лиц...". Буду рада, если заинтересует, но почему-то думаю, что тебе такое не понравится. — Сора опустила взгляд на чай, на то, как он красиво переливается зеркалом в свете зияющих огней. — Что ты! Я уверен, что они войдут в список моих любимых. — Хоть она и не показала, но её это порадовало. — И вновь льстишь, каков нахал. — шутливо произнесла девушка, что заставило юношу выдать такой искренний, приятный смех, который казался отличимым от других ранее. Такой...особенный? — У тебя приятный смех. Так походит одному моему персонажу... — А? Правда? — неверующе переспросил он, на что получил одобрительный кивок. Они ещё долго сидели в кафе, болтая о всяком. Быстро проходили дни, долго длились вечера, и вот, уже прощаясь с друг другом, она шла по освещённой фонарями, как маленькими солнцами, улице, созерцая, как переливается под её холодной рукой небо и воркуют звёзды. Как блеклый лунный свет нарочно падает на лицо, как отражает её еле заметную пыль, и впадает в долгие раздумья. Да такие, что средь темноты с ней заводит разговор спутник. — Ты стоишь здесь уже 40 минут в частичной темноте, не боишься? — Будто нисколько не удивившись такому развитию событий, писатель монотонно отвечает. — В небе таится моё вдохновение, я каждый раз прихожу сюда за ним. Ах, если бы я была птицей, какие бы невероятные песнопения я могла выдавать. — Правда? Тогда тебе стоит научиться летать, подобно твоей матери. — и она нисколько не обижается, даже наоборот. — Пока что не планирую, но когда-нибудь я достигну чарующих меня небес и смогу узреть твоё настоящее обличие. — У меня нет обличия. — Сора усмехается, луна замолкла. Внезапно она чувствует, как начинает холодать и дрожь мельком проходится по телу. Это не повод возвращаться, но девушка уже давно получила, что хотела, а значит и дальше видеть в безлюдных улицах своё пристанище бессмысленно, потому она слабо выдыхает белый пар, напоминающий утренние облака, и, поглядев ввысь в последний раз, медленно пошагала по направлению многоквартирного дома. Та только неслышно смеялась ей в след завыванием ветра, и так тихо-тихо шептала: "Откуда ты уверена, что небеса такие чарующие?"